Дневник паломника.
Конец субботы 24 и начало воскресенья 25 (продолжение)

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Джером К. Д., год: 1891
Категория:Повесть

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Дневник паломника. Конец субботы 24 и начало воскресенья 25 (продолжение) (старая орфография)



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

Конец Субботы 24 и начало Воскресенья 25 (продолжение). 

Рейн. - Как пишут историю. - Тесные деревни. - Как была взбудоражена мирная община. - Немецкий кондуктор. - Его страсть к билетам. - Мы распространяем утешение и радость, утоляем скорбь и вызываем улыбку у плачущих. - Поиски. - Естественная ошибка. - Акробатическия упражнения кондуктора. - Шуточка железнодорожного начальства. - Почему мы должны думать о чужих страданиях.

Мы вернулись на станцию как раз во время, чтобы занять места, и в 10 минут 6-го тронулись в путь. От Бонна до Майнца поезд почти все время идет вдоль реки, так что мы могли любоваться великолепными картинами Рейна, старинными городками и деревнями, лепящимися по его берегам, мягкими очертаниями гор и переливами красок на их вершинах, в лучах заходящого солнца; гордыми утесами и мрачными ущельями, развалинами замков и башен, и островками, сверкающими подобно драгоценным камням на лоне вод.

Немного найдется вещей на этом свете, которые бы не обманули ваших ожиданий, в особенности, если вы много наслышались об их достоинствах. Проникнувшись этой философией, я приготовился разочароваться в красотах Рейна.

Я приятно обманулся. Панорама, развертывавшаяся перед нашими глазами в мягком свете сумерек, мало по малу сменявшихся ночью, была прекрасна, обворожительна, выразительна.

Я не намерен описывать ее. Для того нужен более блестящий и даровитый писатель. Мне же и пробовать не стоит: это значило бы даром тратить время ваше, любезный читатель, и, - что всего важнее, - мое.

Признаюсь, вы бы не отделались так легко, еслиб я исполнил свой первоначальный план. Я имел в виду набросать беглый, но красноречивый и блестящий очерк Рейнской долины от Кёльна до Майнца. Историческия события и легенды, связанные с этой местностью, послужили бы мне фоном, на котором я начертал бы живую картину современного состояния страны, с примечаниями и разсуждениями.

Вот мои черновые заметки, набросанные с этой целью:

Зам. для главы о Рейне. - Константин Великий часто бывал здесь, - и Агриппа. (Поискать что нибудь насчет Агриппы). Цезарь очень любил Рейн, - и мать Нерона.

(К читателю. Краткость этих заметок может иногда повести в недоразумениям. Например, эта фраза означает, что Цезарь и мать Нерона очень любили Рейн, а не то, чтобы Цезарь любил мать Нерона. Я объясню это, дабы читатель не подумал, чего нибудь предосудительного насчет этой леди или Цезаря, что было бы для меня крайне прискорбно. Я ненавижу скандал).

Продолжение заметок. Убии обитали в древности на правом берегу Рейна, впоследствии же оказались на левом. (Убии - вероятно народ; проверить; может быть ископаемые). Кёльн - колыбель германского искусства. Распространиться об искусстве и старинных мастерах. Отозваться о них почтительно и любовно. Ведь это все покойники. Святая Урсула замучена в Кёльне, и с ней одиннадцать тысяч дев. Нарисовать яркими и патетическими красками картину избиения. (Справиться, кто их замучил). Разсказать что нибудь об императоре Максимилиане. Назвать его "могущественным Максимилианом". Не забыть Карла Великого (богатая тема) и Франков. (Справиться насчет Франков, где они жили и что с ними сталось). Очерк столкновений римлян с готами. (Прочесть об этом у Гиббона, если в учебнике Мангналля мало подробностей). Изобразить с комментариями битвы кёльнских горожан с их высокомерными архиепископами; (Пусть они бьются на мосту, если нигде не сказано, что они там не бились). Упомянуть о миннезингерах, - Вальтер фон-дер-Фогельвейде поет под окном замка; потом девушка умирает. Потолковать об Альбрехте Дюрере. Побранить его манеру. Назвать ее плоской. (Если возможно убедиться, что она плоская). Башня епископа Гаттона, у Бингена. Описать ее и рассказать легенду. Покороче: она всем известна. "Братья Боригофен" - история, связанная с замками Штерренштейн и Либенштейн. Конрад и Генрих, братья, оба влюблены в Хильдегарду. Удивительная красавица. Генрих великодушно отказывается от прекрасной Хильдегарды в пользу брата, и уезжает в Палестину. Конрад обдумывает это дело год или два; а затем он решается уступить невесту брату, и он уезжает в Палестину, откуда возвращается несколько лет спустя с невестой-гречанкой. Прекрасная X., жертва чрезмерного великодушия, томится (не браните ее), и запирается в отдельной части замка, откуда не выходит в течение нескольких лет. Рыцарственный Генрих возвращается и приходит в бешенство, узнав, что его брат не женился на прекрасной X. Но и теперь ему не приходит в голову обвенчаться с ней самому. Бурная и трогательная сцена между братьями: каждый во что бы то ни стало хочет уступить возлюбленную Хильдегарду другому. Генрих выхватывает меч и бросается на К. Прекрасная Хильдегарда кидается между ними и примиряет их, а затем, видя, что толку от них не добьешься и наскучив всей этой историей, удаляется в монастырь. Конрадова гречанка выходит замуж за другого, после чего К. бросается на грудь Генриху и оба клянутся в вечной дружбе. (Описать как можно трогательнее. Развалины, лунный свет и духи). "Роландов утес" у Бонна. Разсказать историю Роланда и Хильдегунды (см. Бедекер, стр. 66). Не размазывать: она очень похожа на предъидущую. Описать похороны? "Сторожевая Башня на Рейне" ниже Андернаха. Справиться, нет ли какой нибудь песни на её счет. Если есть, привести. Кобленц и Эренбрейтштерн. Важные крепости. Назвать их "Угрюмыми Стражами Империи". Размышления о германской армии и о войне вообще. Поболтать о Фридрихе Великом. (Прочесть о нем у Карлейля и выписать самые интересные места). Драконова скала. Цитата из Байрона. Размышления о развалинах замков вообще и очерк средних веков с собственными взглядами и умозаключениями.

Дальше идет в том же роде, - но и этого достаточно, чтобы дать вам понятие о моем плане. Я его не исполнил, так как, поразмыслив хорошенько, пришел к заключению, что из этого получится нечто более похожее на историю Европы, чем на главу из записок туриста. В виду этого я решил отложить исполнение моего плана, до тех пор, пока в публике не обнаружится запрос на новую историю Европы.

- Кроме того, - разсуждал я, - такая работа очень хороша при продолжительном одиночном заключении. Может быть когда нибудь, в период невольного бездействия, я рад буду забыться над этим капитальным трудом.

- Так лучше я отложу его на случай, если попаду в острог.

Всем бы хороша была эта вечерняя поездка вдоль Рейна, еслиб только меня не мучила мысль, что завтра я должен описать ее в моем дневнике. При таких условиях она была для меня тоже, что обед для человека, который должен произнести спич по окончании его, или пьеса для критика.

Иногда нам попадались странные поселки. Пространство между рекою и рельсами было так застроено, что не оставалось места для улиц. Домики лепились один на другой, и я решительно не понимаю, каким образом человек, живущий в центре такого местечка, может добраться до дома, не перелезая через другие дома. В подобном местечке, теща, явившаяся к вам в гости, могла бы бродить целый день, слышать ваш голос, даже видеть вас по временам, и все-таки не попасть к вам.

Находясь в подпитии, житель такого местечка должен оставить надежду добраться до дома. Ему придется прилечь где нибудь и проспаться.

Мы видели очень забавную маленькую комедию на открытой сцене в одном из городков, мимо которого проезжал наш поезд. Действующими лицами были коза, мальчуган, человек и женщина постарше, родители мальчугана и собственники возы, - и собака.

Сначала мы услышали визг, потом из коттеджа напротив станции выскочила невинная и веселая козочка и принялась прыгать и резвиться. Длинная веревка, обвязанная вокруг её шеи, тащилась за ней. Вслед за козой выскочил мальчуган. Он погнался за ней, стараясь поймать веревку, но вместо этого сам был пойман на веревку и, растянувшись на земле, поднял рев и визг. На крик выскочила из коттеджа здоровенная баба, повидимому мать этого мальчика и тоже двинулась за козой. Коза удирать, женщина за ней. На первом повороте она наступила на веревку и шлепнулась на земь, и тут уж она подняла рев и визг. Коза же пустилась в другую сторону и когда пробегала мимо коттеджа, выскочил отец семейства, бросился за ней в догонку. Он был уже очень пожилой человек, но здоровый и крепкий с виду. Очевидно он заметил, как упали его жена и сын, так как остерегался наступить на веревку. Но движения козы были слишком неожиданны для него. Пришел и его черед, он наступил на веревку, шлепнулся посреди улицы, против дверей собственного дома, с воплем, от которого мы все, смотревшие в окно вагона, покатились со смеху, - и уселся на земле, ругая козу на чем свет стоит. Затем явилась собака, кинулась за козой с оглушительным лаем, поймала конец веревки и вцепилась в него зубами. Коза продолжала метаться на своем конце, собака на своем. Между ними двигалась веревка, дюймов на шесть над землею, и неукоснительно сбивала с ног всякого, кто проходил по этой, недавно столь мирной деревне. В какие нибудь полминуты мы насчитали четырнадцать человек, сидевших посреди улицы. Восьмеро из них ругали козу, четверо собаку, а двое старика за то, что вздумал завести козу, и в числе этих двоих была его жена, ругавшаяся всех сильнее. Поезд тронулся. Мы просили кондукторов остановиться и подождать конца этой сцены. Она становилась положительно интересной. Она была полна движения. Но нам отвечали, что поезд и без того уже опоздал на полчаса и дальше ждать нельзя.

Мы высунулись из окон и следили за представлением пока было возможно; и долго еще, после того как деревня уже скрылась из вида, до нас долетали вскрикивания прохожих, шлепавшихся на землю, споткнувшись о веревку.

Часов в одиннадцать мы пропустили по кружке пива - на германских железных дорогах всегда можно достать пиво, кофе и булки у кондуктора - а затем сняли сапоги и пожелав друг другу доброй ночи, стали устраиваться на ночлег. Нам однако не удалось соснуть. Кондуктор не давал нам покою с билетами.

Каждые пять минут, - так по крайней мере казалось мне, хотя на самом деле промежутки вероятно были длиннее, - зловещая фигура появлялась в окне вагона, требуя билеты.

Чувствуя себя одиноким и не зная что сделать с своей особой, немецкий кондуктор отправляется по вагонам смотреть билеты, после сего возвращается на свое место, бодрый и освеженный. Многие мечтают о закате солнца, о горах, о картинах старинных мастеров, но для немецкого кондуктора нет более усладительного, более возбуждающого зрелища в свете, чем вид железнодорожного билета.

Почти все германские кондукторы обуреваемы этой страстью в билетам. Покажите любому из них билет, - и он мигом разцветает; у них это в роде болезни, так что мы с Б. решили по возможности ублажать их.

Если у нас нет билета, мы отправляемся в кассу и покупаем. В большинстве случаев билет третьяго класса до ближайшей станции производит надлежащее действие, но если бедняга кажется слишком унылым, мы покупаем обратный второго класса.

Имея в виду поездку в Обер-Аммергау и обратно, мы запаслись книжками, по 10--12 билетов первого класса в каждой. Однажды, в Мюнхене, я увидел кондуктора, который, как мне сказали, недавно потерял тетку - и повидимому был страшно огорчен этим. Я предложил Б. отвести его в уголок и показать ему все наши билеты - штук двадцать или двадцать четыре - разом, и позволить ему подержать их в руках и любоваться ими сколько хочет. Мне хотелось утешить его.

Но Б. возстал против моего предложения. Он сказал, что если даже кондуктор не сойдет с ума от радости (что было более чем вероятно), то возбудит среди других железнодорожных служащих в Германии страшную зависть, которая отравит ему жизнь.

Итак мы купили и показали ему только один обратный билет первого класса до ближайшей станции; и трогательно было видеть, как просияло лицо бедняги и слабая улыбка заиграла на устах, которых она так долго не посещала.

Но бывают минуты, когда вы от души желаете, чтобы немецкие кондукторы обуздали свою страсть в билетам или по крайней мере ввели ее в должные границы.

Самому терпеливому человеку надоест день и ночь показывать билет; а являться в окне вагона в середине утомительного путешествия с возгласом, "ваши билеты, господа!" - положительно не гуманно.

Вы устали, вы дремлете. Вы не знаете, где ваш билет. Вы даже не помните, брали ли его, а если брали - не утащил ли его кто нибудь. Вы спрятали его подальше, разсчитывая, что предъявлять не придется по крайней мере в течение нескольких часов.

В вашей одежде одиннадцать карманов, да еще пять в пальто, висящем на вешалке. Может быть билет в одном из них, а может быть в чемодане, или в записной книжке, которую вы куда-то засунули, или в бумажнике.

Вы начинаете искать. Вы встаете и сталкиваетесь. Тут вами овладевает какое то странное чувство. Розыскивая билет, вы осматриваетесь кругом; и ряд любопытных лиц, следящих за вами, строгий взор человека в форме, устремленный на вас, внушают вам, при вашем смутном, полусонном состоянии, представление о полицейском обыске, о тюремном заключении сроком на пять лет, которое грозит вам, если билет окажется на вас.

Вы с негодованием протестуете против такого подозрения.

Общее удивление ваших спутников приводит вас в себя, и вы снова принимаетесь за поиски. Вы шарите в саквояже, выбрасывая все вещи на пол и проклиная железнодорожные порядки Германии. Потом вытряхиваете сапоги. Просите встать ваших соседей - не сидят-ли они на нем; ползаете по полу и шарите под скамейками...

- Не выбросили-ли вы его за окно с остатками бутерброда? - спрашивает ваш друг.

- Нет! Что я полоумный что-ли? - отвечаете вы с сердцем. - С какой стати я стану выбрасывать билет за окно?

Обшаривая себя в двадцатый раз, вы находите его в жилетном кармане, и затем в течение получаса размышляете, как это вы ухитрились не найти его при девятнадцати предыдущих обысках.

для того, чтобы сломить шею.

Поезд идет со скоростью 30 миль в час (максимум быстроты курьерских поездов в Германии).

Вот впереди показывается мост. Увидев его, кондуктор хватается рукой за окно и откидывается как можно дальше от вагона. Вы смотрите на него. потом на быстро приближающийся мост; соображаете, что арка должна оторвать его голову, не повредив остальной части тела, и спрашиваете себя, отскочит-ли голова в вагон или упадет на землю. На разстоянии трех дюймов от моста он разом прижимается в вагону и арка убивает комара, усевшагося на верхушке его правого уха.

Промчавшись через мост, поезд несется по краю пропасти, так что камень, выброшенный из окна, упадет прямо на дно, на глубине в 300 футов. Тут кондуктор отнимает руки от окна и начинает выплясывать на ступеньке какой-то тевтонский военный танец, похлопывая руками по телу, точно кучера в морозный день.

Первое и самое главное условие для того, чтобы спокойно путешествовать по германским железным дорогам, - относиться с безусловным равнодушием к участи кондуктора. Вам должно быть решительно все равно, - погибнет ли он во время путешествия или останется цел. Малейшее участие в кондуктору превратит поездку по фатерланду в сплошную пытку.

природой) я отказался от попыток уснуть и отправился помыться в уборную, на конце вагона.

Довольно затруднительно умываться в такой крошечной комнатке, тем более, что вагон встряхивает, и когда вы засунете руки и полголовы в умывальную чашку, - стены уборной, полочка для мыла, кран и другие лукавые предметы пользуются вашим безпомощным положением и толкают вас изо всех сил, - когда же вы пытаетесь уклониться от них, дверь отворяется и хлопает вас сзади.

Как бы то ни было, мне удалось наконец, если не вымыться, то вымочить себя с ног до головы. Затем я стал искать полотенца. Разумеется его не оказалось. В этом-то и штука. Идея железнодорожного начальства заставить пассажира умыться, соблазнив его мылом, тазом и водой, а затем объявить ему, что утираться нечем.

Таковы здешния понятия об остроумии.

Я подумал было о носовых платках в моем чемодане, но чтобы добраться до него, приходилось идти через дамское отделение, а я был в весьма утреннем костюме.

Вернувшись на место, я разбудил Б., уговорил его сходить помыться, и прислушиваясь в отдаленным звукам его междометий, долетевшим до меня, когда он, подобно мне, убедился, что утираться нечем - забыл о собственной неудаче.

Ах! как справедливо говорят добрые люди, что думая о чужих страданиях, мы забываем о своих!

За пятьдесят миль до Мюнхена местность становится плоской, гладкой и повидимому крайне безплодной, так что и смотреть не на что. Путешественник сидит, устремив глаза вдаль, и ждет не дождется, когда же наконец покажется город. Но он расположен в низине и всячески старается укрыться от взоров путешественника, так что тот замечает его только очутившись уже почти на улице.



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница