Дневник паломника.
Вторник 27 (продолжение)

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Дневник паломника. Вторник 27 (продолжение) (старая орфография)

Вторник 27 (продолжение). 

Мы беседуем. - Аргумент. - История, которая преобразовала мир.

- Сначала общий отзыв о представлении. Имеете ли вы что нибудь против него с религиозной точки зрения?

- Нет, не имею, - возражаю я; - и даже не понимаю, как может верующий христианин что либо иметь против него. Придавать христианству таинственный, мистический характер - значит отвергать его основную идею. Сам Христос разорвал завесу храма и вынес религию на улицы и рынки мира. Он был человек. Он жил с простыми людьми. Он умер как простой человек. Современный критик назвал бы стиль его проповедей вульгарным. Корни христианства глубоко вросли в житейскую почву, переплетаясь со всем обыденным, мелким, простым, повседневным. Его сила в простоте, в его человечности. Оно распространилось в мире, обращаясь скорее к сердцам, чем к головам. Если оно еще способно к жизни и развитию, то будет подвигаться вперед только с помощью таких средств, как эти крестьянския представления в Обер-Аммергау, а не барскими затеями и учеными разсуждениями.

- Толпа, сидевшая вчера с нами в театре, видела Христа Назарянина ближе, чем могла бы Его показать им самая вдохновенная книга, яснее, чем могла бы Его изобразить самая пылкая речь. Они видели скорбь на Его терпеливом лице. Они слышали Его голос, взывавший к ним. Они видели Его в час так называемого триумфа, когда Он ехал по узким улицам Иерусалима, среди восторженной толпы, махавшей пальмовыми ветвями и восклицавшей Осанна!

Они видели Его, гневного и негодующого, когда Он выгонял осквернителей храма. Видели, как чернь, минуту тому назад бежавшая за ним, восклицая "Осанна!", оставила Его и примкнула к Его врагам.

- Видели важных священников в белых одеждах, раввинов и докторов, - великих и ученых страны, собравшихся позднею ночью в зале Синедриона сговориться насчет Его смерти.

- Видели Его вечерню с учениками в доме Симона. Видели бедную любящую Марию Магдалину, омывшую Его ноги драгоценным мѵром, которое можно бы было продать за триста динариев и отдать деньги бедным, - "и нам". Иуда, так заботился о бедных, ему так хотелось, чтобы все продавали свое имущество, отдавая деньги бедным, - "и нам". Да ведь и в нашем девятнадцатом столетии часто и с разных кафедр и трибун приходится слышать голос Иуды, громящий расточительность и возстающий за бедных, - "и за нас".

- Они присутствовали при разставаньи Марии и Иисуса в Вифании, и долго-долго еще их сердца будут замирать при воспоминании об этой сцене. В этой сцене человеческой великой драмы захватывает всех нас за живое. Иисус идет в Иерусалим на страдания и смерть. Инстинкт Марии подсказывает ей это и она просит Его остаться.

- Бедная Мария! Для других Он - Христос, Спаситель человечества, посланный для искупления мира. Для любящей Матери Марии он Её Сын: младенец, сосавший её грудь, крошечный мальчуган, которого она укачивала на коленях, чья щечка прижималась к Её сердцу, чьи ножонки, топотавшия по половицам бедного домика в Вифании, наполняли Её слух сладчайшей музыкой; Он Её мальчик, Её Сын; Она хотела бы схватить Его в свои материнския объятия и защитить от всех, даже от Неба.

- Никогда, ни в одной человеческой драме, мне не приходилось быть свидетелем такой трогательной сцены. Никогда голос актрисы (а я видел величайших актрис, если только есть в наше время великия), не потрясал меня так, как голос Розы Ланг, дочери бургомистра. То не был голос женщины, то был голос Матери, воплотившей в себе материнское чувство всего мира.

- Оливер Венделль Гольмс, в "The Autocrat of the Breatfost Table", если не ошибаюсь, - говорит, что ему дважды случалось поддаться обаянию женского голоса, - и оба раза это были германския женщины. Я не удивляюсь этому заявлению добряка-доктора. Я думаю, что человек, который влюбится по голосу, убедится при ближайшем исследовании, что он принадлежит какой нибудь германской красавице. Я в жизнь свою не слыхал такой прекрасной усладительной музыки, как голосов миловидной германской фрейлен. Чистый, ясный, глубокий, полный неги и ласки, проникающий в душу, он походил вероятно на одну из тех мелодий, о которых грезят музыканты и которых они никак не могут воспроизвести в этой жизни.

- Когда я сидел в театре, прислушиваясь в удивительным звукам голоса этой крестьянки, поднимавшимся и опускавшимся как ропот моря, наполнявшим огромное открытое здание рыдающими звуками, заставлявшим трепетать тысячи сердец, как ветер заставляет дрожать струны эоловой арфы, - мне казалось, что я слышу голос "Матери мира", второй природы.

- Они видели Его, как и раньше им случалось видеть на картинах, в последний раз в кругу учеников. Но вчера Он явился им не в виде немой, неподвижной фигуры, в условной, безсмысленной позе, а живым, любящим человеком в кругу дорогих друзей, последовавших за Ним несмотря ни на что, и в последний раз слушавших от Него слова наставления и утешения.

- Они видели Его агонию в Гефсиманском саду, когда человеческая природа возстала против страданий. Видели, как лицемерный друг Иуда предал его поцелуем. Увы! Бедный Иуда! Ведь он любил Христа, по своему, как и все остальные. только страх бедности заставил его предать своего Учителя. Он был так беден, - так нуждался в деньгах! Мы ужасаемся поступку Иуды. Дай Бог, чтобы нам не соблазниться на позорный поступок за несколько серебряных монет. Боязнь нищеты всегда превращала и будет превращать людей в негодяев. Мы рады бы были сохранить благородство, да "по нынешним временам" это немыслимо! Будь Иуда состоятельным человеком, он может быть назывался бы ныне Святым Иудой, а не проклятым Иудой. Он не был дурным человеком. У него был только один недостаток, - недостаток, который всегда отличал негодяя от святого, - он был трус, боялся бедности.

- Они видели Его, бледного и безмолвного, на суде первосвященников, а потом у римского проконсула, между тем как толпа - та самая, которая приветствовала Его криками "Осанна!" - вопила: "Распни Его! Распни Его!" - Они видели кровь, струившуюся по Его лицу из-под тернового венца. Они видели Его по прежнему в сопровождении толпы, изнемогающим под тяжестью креста. Видели женщину, отершую кровавый пот с Его лица. Видели последний долгий немой взгляд, которым Он обменялся с Матерью, когда идя на смерть, проходил мимо Нея по узкой улице, где когда-то шествовал в кратковременном триумфе. Слышали глухия рыдания, когда Она уходила, опираясь на Марию Магдалину. Видели его распятым на кресте между двух разбойников. Видели кровь, струившуюся из Его бока. Слышали последний крик Его к Богу. Видели Его возставшим из гроба, восторжествовавшим над Смертью.

- Вряд ли найдется искренний христианин, который не почувствовал бы себя укрепленным и обновленным в своей вере и любви, выходя из этого странного театра. Его Бог сделался человеком ради него, жил, страдал и умер, как человек; и сегодня он видел Его человеком, живущим, страдающим и умирающим, как другие люди.

на Голгофе.

- Но люди просвещенные или с пылким воображением редки, и крестьяне Обер-Аммергау могут сказать вместе с своим Учителем, что они обращаются не к ученым, а к нищим духом.

- Человека неверующого это представление тоже заставит задуматься. Оно откроет ему скорее, чем чтобы то ни было, тайну могущества христианства; причину, по которой эта вера, зародившаяся на берегах Галилейского озера, дальше распространилась и глубже укоренилась в человеческой жизни, чем какая-либо из вер, в которых люди ищут помощи в нужде и утоления душевного голода. Не доктрины, не обещания Христа привлекли к нему сердца людския, а история Его жизни.