Домби и сын.
Глава II.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Домби и сын. Глава II. (старая орфография)

Глава II. 

Из которой видно, как в благоустроенных фамилиях заранее принимают меры против всего, что может случиться.

- Ах, как я рада, что за все простила бедную Фанни! Ведь вот оно что, - кто бы мог предвидеть такой случай? Уж подлинно, сам Бог меня надоумил. Ну, теперь что бы ни случилось, a это всегда будет для меня утешением.

Так говорила м-с Чикк, воротившись в гостиную от модисток, занятых наверху шитьем фамильного траура. Это замечание она сделала в назидание своего супруга, м-ра Чикка, толстого, плешивого джентльмена с широким лицом, с руками постоянно опущенными в карманы. М-р Чикк имел маленькую слабость насвистывать и напевать разные арии везде, где бы ни привелось ему быть, и теперь, в доме сетования и печали, ему трудно было удержаться от любимой привычки.

- Не суетись так, Луиза, - заметил в свою очередь м-р Чикк, - с тобой, пожалуй, опять сделаются спазмы. Тра-ла-ла! Фи, чорт побери, все забываюсь. - Как, подумаешь, коротка жизнь-то человеческая!

М-с Чикк бросила сердитый взгляд и продолжала свою назидательную речь:

- Надеюсь, - говорила она, - этот трогательный случай для всех послужит уроком, как необходимо вставать и делать усилия, когда этого от нас требуют. Во всем есть нравоучения: умей только ими пользоваться. Сами же будем виноваты, если выпустим из виду такой страшный урок.

В ответ на эту сентенцию м-р Чикк очень некстати затянул совершенно неприличную арию "Уж как жил поживал сапожник" и вдруг, остановив себя, с некоторым смущением заметил, что, конечно, наша вина, если мы не пользуемся такими несчастными случаями.

- Ты мог бы, я думаю, говорить об этом, не насвистывая своих гадких песен, - возразила м-с Чикк, сделав своему супругу очень неприятную мину.

- Что делать, душа моя, - отвечал м-р Чикк, - привычка!

- Глупость, a не привычка, мой милый. Умный человек постыдился бы так оправдываться! Привычка! Если бы я, например, привыкла ходить вверх ногами по потолку, как мухи, тогда, я знаю, не перестали бы толковать об этом.

М-р Чикк не счел нужным оспаривать, что такая привычка действительно получила бы некоторую гласность.

- Ну, что, Луиза, каков ребенок? - спросил он, чтобы переменить разговор.

- О каком ребенке говоришь ты? - возразила м-с Чикк. - Сегодня в столовой было целое стадо детей.

- Стадо детей! - бормотал м-р Чикк, с безпокойством озираясь вокруг.

- Тут нечего и толковать, - продолжала м-с Чикк, - нет бедной матери, так надо приискать кормилицу.

- Ох! Ах! - говорил м-р Чикк. - Тра-ла-ла! Жизнь-то наша, подумаешь. Ты уж, вероятно, нашла кормилицу, моя милая?

- Покамест нет еще, - отвечала м-с Чикк, - a между тем ребенок...

- Отправится к чорту, - заметил глубокомысленно м-р Чикк, - я уверен в этом.

Сердитый взгляд почтенной супруги напомнил ему всю неуместность этой выходки. Чтобы поправить такой промах, он прибавил:

- Нельзя ли, по крайней мере, чем -нибудь помочь до времени бедному сиротинке?

через стору на подъезжавший экипаж. М-р Чикк, тоже не сказав ни слова, начал ходить по комнате, покоряясь судьбе, которая, на этот раз, была против него. Не всегда, однако-ж, терпел он такую невзгоду. Случалось, на его улице тоже бывал прадзник, и тогда он жестоко наказывал Луизу. Говоря вообще, это была самая согласная, чудесно подобранная, друг для друга сотворенная чета. Когда разгоралась между ними ссора, заранее никак нельзя было угадать, на чьей стороне будет верх. Иной раз м-р Чикк уже совсем, по-видимому, готов был сдаться, как вдруг ни с того, ни с сего вскакивал он с места, хватал стулья, стучал без милосердия над самым ухом озадаченной суируги и бросал все, что ни подвертывалось под руку. Но если окончательная победа была на стороне м-с Чикк, супружеская размолвка принимала какой то нерешительный характер, полный жизни и одушевления.

Когда экипаж остановился y подъезда, в комнату вдругь со всех ног вбежала мисс Токс, едва переводя дух.

- Луиза, милая Луиза, - говорила она, - место еще ведь не занято?

- Как вы добры, мой безценный другь, - отвечала м-с Чикк, - нет еще, мой ангел.

- В таком случае, милая Луиза, - продолжала мисс Токс, - я надеюсь и уверена... но погодите, я тотчас приведу.

Через минуту мисс Токс снова вбежала в комнату, сопровождаемая целым конвоем гостей, которых она высадила из наемной кареты. Это были: полная, круглолицая, краснощекая, здоровая молодая женщина, с толстым ребенком на руках, за ней - молодая женщина, не такая полная, но тоже краснощекая и круглолицая, как наливное яблоко; она вела двух мальчиков, очень полных и совершенно круглолицых; позади, сам собою, шел еще мальчик, круглолицый и очень полный. Наконец, после всех выступал из-за двери толстый и круглолицый, как яблоко, мужчина с полным и совершенно круглолицым ребенком на руках; он поставил его на пол и сказал сиплым голосом; "держись крепче за братца Джонни".

- Милая Луиза, - сказала мисс Токс, - зная ваше безпокойство и желая помочь горю, я отправилась в родильный дом королевы Шарлотты и спросила, нет ли тут кормилицы в хороший дом? Мне сказали, что нет. После этого ответа, вы не поверите, моя милая, я пришла в совершенное отчаяние на ваш счет. Но к счастью, надо же так случиться: одна дама, услышав, в чем дело, сказала, что знает женщину очень хорошую во всех отношениях. Едва я это услыхала, я взяла адрес, моя дорогая, и тотчас отправилась.

- Как вы добры, как услужливы, моя милая, - сказала Луиза.

- Погодите, погодите, еще не все, - возразила мисс Токс. - Когда я вошла в дом - какая чистая комната, моя милая, вы могли бы кушать на полу! - Все семейство сидело за столом и, как мне показалось, что никакая рекомендация не сравнится с тем, что я увидела, то я решилась всех их привести с собою, чтобы лично представить вам и м-ру Домби. Вот этот джентльмен, - продолжала мисс Токс, указывая на толстого круглолицого мужчину, - отец семейства. Не угодно ли вам, сэр, подойти поближе?

Круглолицый мужчина, повинуясь приказанию, неповоротливо выступил вперед и оскалил зубы.

- А вот это его жена, - продолжала мисс Токс, обращаясь к молодой женщине с ребенком. - Как ваше здоровье, Полли?

- Слава Богу, сударыня, благодарю вас, - отвечала женщина.

Мисс Токс говорила как со старыми знакомыми, которых не видала около двух недель.

- Очень рада, очень рада, - продолжала она. - A эта другая молодая женщина - её незамужняя сестра, она живет с ними и ходит за их детьми. Ее зовут Джемимой. Как вы поживаете, Джемима?

- Очень хорошо, сударыня, благодарю вас, - отвечала Джемима.

- Ну, слава Богу, очень рада, - сказала мисс Токс. - Надеюсь, и всегда будет хорошо. Пятеро детей. Младшему шесть недель. Вот этот прелестный мальчик с прыщиком на носу старший сын. Отчего y него прыщик? - продолжала мисс Токс, обращаясь с вопросительным взглндомь к почтенному семейству.

- От утюга, - пробормотал сквозь зубы яблочный мужчина.

- Извините, сэр, что вы сказали?

- От утюга, - повторил глава семейства.

- Ах, да, я и забыла, - продолжала мисс Токс. - Именно так, от утюга. Ребенок, в отсутствии матери, дотронулся до горячого утюга. Вы совершенно правы, сэр. Когда я была y вас, вы мне сказали также, что ваше ремесло...

- Кочегар, сударыня.

- Да, кочегар, - повторила мисс Токс.

- Ну, да, кочегар на парах, - сказала мисс Токс, по-видимому не совсем хорошо понимая значение этого ремесла. - A как оно вам нравится?

- Что, сударыня?

- Ваше ремесло.

- Славнае ремесло, сударыия. Только иной раз пепел входит сюда, - он указал на грудь, - и от этого голос становится сиплым. Я, вот видите, хриплю, сударыня, но это от пепла, не от чего другого.

Мисс Токс, по-видимому, так мало понимала это объяснение, что не знала, как продолжать разговор. Между тем м-с Чикк подробно разспрашивала жену кочегара о детях, о домашнем житье-бытье, о брачном свидетельстве, и так далее. Когда молодая женщина с честью выдержала этот экзамен, м-с Чикк отправилась с донесениями в комнату брата, взяв с собой двухь особенно полных краснощеких мальчиков, как блистательное дополнение к своей рекомендации.

М-р Домби по смерти жены безвыходно оставался в своей комнате, погруженный в глубокия размышления относительно младенчества, юности, воспитания и будущей судьбы своего сына. Тяжелое и холодное бремя лежало на его душе; но он горевал больше о лишениях сына, чем о собственной своей потере. Какая опасность, какие огорчения ожидают его при самом вступлении в свет! Жизнь только что начинается, - и вот нужно приискивать чужую, постороннюю женщину, от которой будут зависеть первые впечатления, первое развитие ребенка: какое горестное унижение для Домби и сына! Мысль, что наемная женщина должна будет на время выполнять все обязанности матери, была так противна, так огорчительна для гордой и ревнивой души его, что он чувствовал явное удовольствие всякий раз, когда отказывал кандидаткам, которых ему представляли. Но пришло наконец время, когда нужно прекратить борьбу между этими двумя чувствованиями. Перед ним стояли прекрасные дети будущей кормилицы, безукоризненной во всех отношениях, блистательно отрекомендованной родною сестрой и услужливою мисс Токс.

- Дети очень здоровы, - сказал Домби, - но когда я подумаю, что со временем они, некоторым образом, сделаются роднею моего Павла... Отведи их, Луиза! Пусть войдет женщина с своим мужем.

Через минуту неуклюжая чета остановилась перед очами м-ра Домби.

- Я понимаю, - сказал он, поворачиваясь в креслах, как заведенная безжизненная машина, a не как существо из плоти и крови; - вы бедны и вы желаете заработать деньжонок чрез воспитание дитяти, моего сына, который так рано понес ничем незаменимую потерю. Я с своей стороны не прочь пособить вам. Судя по всему, вы годитесь для моего сына. Но прежде чем вы войдете в мой дом, я должен предложить два-три условия, и от вас будет зависеть принять или не принять их. Как ваша фамилия?

- Тудль, - отвечала молодая женщина.

- Во все время, как вы пробудете y меня, - продолжал м-р Домби, - вы должны прозываться "Ричардс": это обыкновенная и очень приличная фамилия. Принимаете ли вы это условие? Посоветуйтесь с мужем.

Но почтенный супруг только скалил зубы и безпрестанно подносил ко рту правую руку, отчего ладонь была y него очень мокра. М-с Тудль толкнула его два или три раза; но так как это его нисколько не образумило, она учтиво сделала книксен и сказала, что, вероятно, дадут ей особую плату, если она переменит свою фамилию.

- Само собою разумеется, - отвечал м-р Домби. - Но об этом речь впереди. Теперь вот еще условие: во все время, как станете вы, за известное вознаграждение, воспитывать моего сиротку, я желаю, чтобы вы как можно реже виделись со своим семейством. Потом, как скоро услуги ваши сделаются безполезными и денежные счеты будут между нами кончены, я хочу, чтобы с того времени прекратились все сношения между нами. Понимаете ли вы меня?

М-с Тудль, по-видимому, не совсем вникла в смысл этого условия, a супруг её попрежнему скалил зубы, вовсе не обращая внимания на разговор.

- У вас есть свои дети, - продолжал м-р Домби. - В нашу торговую сделку отнюдь не входит, что вы обязаны полюбить моего сына или чтобы мой сын со временем полюбил вас. Я не ожидаю и вовсе не желаю чего-нибудь в этом роде. Совсем напротив. Как скоро вы отойдете, торг наш окончен, условия выполнены, и вы не должны больше знать моего дома. Ребенок перестанеть вас помнить и вы, если угодно, можете совершенно забыть моего сына.

Яркий румянец покрыл и без того красные щеки м-с Тудль. Она потупила глаза и отвечала:

- Надеюсь, сэр, я знаю свое место.

- Конечно, конечно, - продолжал мръДомби, - я уверен, что вы отлично понимаете свое место. Иначе и быть не может: это так просто и обыкновенно! Любезная Луиза, уговорись с этой женщиной насчет жалованья, и скажи, что она может получить деньги когда ей угодно. Теперь с вами, м-р - как ваше имя? - пару слов.

Задержанный таким образом на пороге при выходе из комнаты вместе с женой, Тудль воротился и очутился один на один с мром Домби. Это был дюжий, широкоплечий, косматый, неуклюжий мужчина в растрепанном платье, с мозолями на руках, с четыреугольным лбом, с густыми волосами, с черными усами и бакенбардами, еще более вычерненными дымом и копотью. Он представлял во всех;ь отношениях поразительный контраст с м-ром Домби, принадлежавшим к породе тех гладко обритых и выстриженных купцов-капиталистов, y которых голова лоснится, как новая банковая ассигнация, и которые, по-видимому, вспрыснуты золотым дождем.

- Есть y вас сын? - спросил м-р Домби.

- Вам, я думаю, довольно трудно содержать их? - продолжал м-р Домби.

- Трудновато, сэр; но еще было бы труднее...

- Что такое?

- Потерять их, сэр.

- Умеете вы читать? - спросил м-р Домби.

- Не бойко, сэр.

- A писать?

- Мелом, сэр?

- Чем-нибудь.

- Мелом немножко маракаю, когда мне показывают, - сказал Тудль после некоторого размышления.

- A ведь вам, я думаю, будет около тридцати двух или трех лет.

- Да, около этого, сэр, - отвечал Тудль, подумав немного побольше.

- Отчего же вы не учитесь? - спросил м-р Домби.

- Я уж подумываю об этом, сэр. Вот видите ли, один из моих мальчуганов скоро будет ходить в школу, и тогда мы станем учиться вместе... то есть, он будет мне показывать,

- Хорошо! - сказал м-р Домби, внимательно и не совсем благосклонно посмотрев на своего собеседника, который между тем, разиня рот, осматривал комнату, особенно потолок. - Вы слышали, что я сказал вашей жене?

- Полли все слышала, сэр, - сказал Тудль, указывая через плечо шляпой к дверям, с видом совершеннейшого доверия к дражайшей половине. - Все будет ладно.

- Так как вы во всем полагаетесь на свою жену, - продолжал м-р Домби, обманутый в намерении яснейшим образом изложить свои условия мужу, как главному лицу в этой сделке, - то я думаю, мне не о чем больше толковать с вами.

- Совершенно не о чем, сэр, - отвечал Тудль. - Полли все слышала, a уж она не даст промаху.

- Так я не хочу дольше вас удерживать, - сказал м-р Домби, озадаченный неожиданным ответом. - A где вы работали?

- Сперва, сэр, под землею, пока не был женат. A теперь работаю наверху. Я хожу на железные дороги, когда их совсем отделывают.

Как последняя соломенка подавляет своей тяжестью спину навыоченного верблюда, так это последнее известие о подземельной работе окончательно разстроило гордую дуииу м-ра Домби. Он молча указал на дверь будущему кормильцу своего сына, и тот вышел, по-видимому, очень охотно. Потом, заперев комнату, м-р Домби начал ходить взад и вперед, погруженный в горькое раздумье. Несмотря на непоколебимое достоинство и уменье владеть собою, слезы невольно текли из его глаз, и часто в сильном волнении он повторял: "бедное, бедное дитя"! Этой горести, этого разстроенного вида м-р Домби ни за что в свете не обнаружил бы перед другими людьми.

"И так", говорил он, "я принужден вверить своего сына жене грубого рабочого, всю жизнь работавшого под землею!... A между тем смерть ни разу не постучалась в двери этого рабочого, a за столом его ежедиевно обедают четверо сыновей. Что будет с тобою, бедное дитя мое"?

Эти слова шевелились на его губах, как вдруг пришло ему в голову, - и здесь опять новое доказательство притягательной силы, по которой все его надежды, опасения, мысли постоянно стремились к одному общему центру, - что эта женщина подвергалась в его доме великому искушению. Собственный её ребенок был еще в пеленках: что, если она задумает подменить его на место маленького Домби?

Хотя эту мысль он тотчас же отвергнул как романическую и невероитную, - впрочем безспорно возможную, - однако, воображение его невольно продолжало рисовать картину такого подмена. Что мне делать, думал он, если обман откроется, когда ребенок уже вырастет? В состоянии ли буду я, после многих лет, лишить обманщика своей заботливости, доверия и привычной нежности, и перенесть все это на родного сына, который между тем сделается для меня совершенно чужим?

Впрочем, это необыкновенное волнение скоро прошло, и опасения совершенно исчезли. Тем не менее м-р Домби решился на всякий случай строго присматривать за кормилицей, не давая ей этого заметить. На душе y него стало легко, и теперь был он очень рад, что заранее выговорил условие, отстранявшее тесную связь между этой женщиной и его сыном.

Между тем условия между м-с Чикк и Ричардс, при содействии мисс Токс, были заключены, и Ричардс с большими церемониями, как будто давали ей орден, получила маленького Домби, передав в то же время, после многих слез и поцелуев, своего ребенка Джемиме. Потом принесли вина, чтобы развеселить печальных гостей.

- Не хотите ли рюмку вина, сэр? - сказала мисс Токс, когда вошел Тудль.

- Благодарствую, сударыня, - отвечал кочегар, - почему же нет? Выпить можно, когда подносят.

- Вовсе нет, сударыня, - отвечал Тудль, - мне приятнее было бы увезти ее назад.

При этом Полли заплакала навзрыд. М-с Чикк, по женскому инстинкту, поняла, что такая неумеренная печаль может сделаться вредною для маленького Домби, и немедленно поспешила на выручку.

- О чем тужить, моя милая? - сказала она. - Ваш ребенок вырастет без горя и без нужды под надзороме тетушки Джемимы, и вы здесь будете совершенно счастливы. Что делать? Без горя на этом свете ничего не бывает; надо владеть собою. Не сняли ли с вас мерку, Ричардс, для траурного платья?

- A платье будет чудесное, - продолжала м-с Чикк, - эта мадам шьет и для меня. Безподобная материя!

- Вы будете так хороши, - прибавила мисс Токс, - что и муж вас не узнает: не правда ли, сэр?

- Неправда, - угрюмо возразил Тудль, - я угадаю ее везде и во всем.

Ясно, кочегар от рук отбивался.

- О, разумеется! - сказала мисс Токс, усердно поддерживая подругу. - И пива она может также пить сколько душе угодно. Не правда ли, Луиза?

- Конечно, конечно, - отвечала м-с Чикк таким же тоном. - Только вам нужно будет, моя милая, немножко воздержаться от зелени.

- И еще, может быть, от соленого, - подхватила мисс Токс.

- A кроме зелени и соленого, - продолжала Луиза, - вы будете получать все, что хотите, без всякого ограничения.

- О, без сомнения! - благосклонно отвечала м-с Чикк.

- Но ей, конечно, - продолжала мисс Токс, - нужно обратить все внимание, всю заботливость на своего маленького воспитанника. Она должна считать величайшим счастьем, что этрт херувимчик, так тесно связанный с высшим обществом, будет на её глазах расцветать с каждымь днем. Не правда ли, Луиза?

- Без всякого сомнения! - сказала м-с Чикк. - Вы видите, душа моя, она уж совершенно успокоилась и думает только, как бы с веселым сердцем и улыбкой проститься со своей сестрицей Джемимой, с детками и с честным мужем. Не так ли, моя милая?

- Ну, да, - вскричала мисс Токс, - видно по глазам, что ей хочется проститься.

матери, ухватился за её платье и побежал вместе с ней, между тем как старший, прозванный в семействе котлом, в воспоминание паровой машины, забил ногами яростную тревогу, и его примеру последовали прочие члены семейства.

Несколько апельсинов и мелких денег усмирили маленьких Тудлей, и семейство немедленно отправилось домой в наемной карете, дожидавшейся y подъезда. Дети, под надзором Джемимы, стали y окна и бросали оттуда апельсины и деньги. Сам м-р Тудль расположился на запятках, считая этот род езды удобнее всех других.