Домби и сын.
Глава XXVI.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Домби и сын. Глава XXVI. (старая орфография)

Глава XXVI. 

Что-то будет!

- Тут нечего и толковать, сэр, - сказал майор, - приятель друга моего Домби должен быть и моим приятелем. Рад вас видеть, м-р Каркер.

- Майор Багсток оказал мне, Каркер, весьма важную услугу, - заметил м-р Домби, - я чрезвычайно обязан майору за его общество и любезность.

М-р Каркер, главный приказчик, только что приехал в Лемингтон. Представленный майору, он сгоял со шляпою в руках, раскланиваясь очень вежливо и выставляя напоказ оба ряда белых как снег зубов.

- Надеюсь, сэр, - сказал м-р Каркер, обращаясь к майору, - вы позволите поблагодарить вас от всего сердца за благодетельную перемену, произведенную вами в достоночтенной особе моего начальника.

- Э, помилуйте! - возразил майор, - что за счеты, м-р Каркер? Тут дело взаимное: рука руку моет. A насчет вашего начальника, сэр, - продолжал майор, значительно понизив голос, так однако же, чтобы м-р Домби не проронил ни одного звука, - это, скажу я вам, великий человек! Его нравственная натура так устроена, что он не может не возвышать своих друзей. Совершенствовать и укреплять своих ближних на пути морального развития - таково, государь мой, назначение гениальной натуры м-ра Домби!

- Вы предупредили мою мысль, майор. Я сам всегда точно так же думал о м-ре Домби. Вы совершенно постигли эту возвышенную натуру.

- Тенерь, м-р, позволые рекомендовать вам себя. Для всякого другого я - майор Багсток; но для друга моего Домби, а, следовательно, и для вас, я - просто старикашка Джой, крутой, прямой, тугой и всегда до нельзя откровенный с близкими людьми. Так и думайте обо мне, м-р Каркер. К вашим услугам, сзр.

М-р Каркер продолжал раскланиваться, и в каждом зубе его просияло глубокое удивление к прямоте, туготе, простоте огкровенного и проницательного Джоя.

- Ну, a теперь, друзья мои, - продолжал майор, - y вас, конечно, пропасть дела. Переговаривайте. Старикашка не помешает.

- Ничего, майор, останьиесь, - заметил м-р Домби.

- Домби, - выразительно сказал майор, бросая недоверчивый взгляд, - я знаю свет, и свет знает Джоя. Человек вашего полета - колос родосский в коммерческом мире... Домби, глупец тот, кто не будет деликатен в отношении к вам. Минуты ваши драгоценны. Оставайтесь. Старый Джо исчезнет. За обедом свидимся. Мы обедаем, м-р Каркер, в семь часов.

С этими словами майор надул щеки и с важностью вышел из комнаты. Но через минуту огромная голова его снова показалась в дверях.

- Извините, господа, - проговорил он. - Я иду теперь к ним, не будет ли какого поручения?

- Кланяйтесь им от меня, - сказал м-р Домби не без некоторого замешательства, бросив робкий взгляд на своего приказчика, который между тем с должною учтивостью начал раскладывать бумаги

- Только-то, Домби? - воскликнул майор. - И больше ничего? Да ведь старикашке Джозу житья не будет, если он станет носить одни холодные поклоны! Нет, Домби, что-нибудь потеплее...

- Свидетельствуйте им мое глубокое почтение, майор, - возразил м-р Домби.

- Фи, чорт побери! Да разве это не все равно? - возгласил майор, вздергивая плечами и настраивая щеки на шутливый лад, - нет, Домби, как хотите, a что-нибудь потеплее.

- Ну, так скажите им все, что найдете нужным. Даю вам полную волю, майор, - заметил м-р Домби.

- Хитер наш друг, ой, ой, ой, как хитер! - забасил майор, выпяливая глаза на м-ра Каркера. - Хитер, как Джозеф Багсток!

- Домби, я завидую вашим чувствам!

И с этим он исчез.

- Вы, конечно, нашли в этом джентльмене большую отраду, - сказал м-р Каркер, оскаливая зубы.

- Да, вы правы.

- У него без всякого сомнения здесь, как и везде, обширный круг знакомства, - продолжал м-р Каркер. - Из того, что он сказал, я догадываюсь, вы посещаете общество. A знаете ли, м-р Домби? Я чрезвычайно рад, что вы, наконец, заводите знакомства.

Ужасная улыбка, сопровождаемая обнаружением зубов и десен, свидетельствовала о чрезвычайной радости главного приказчика. М-р Домби, в ознаменование душевного наслаждения, брякнул часовой цепочкой и слегка кивнул головой.

- Вы сотворены для общества, - продолжал Каркер. - По своему характеру и блистательному положению, вы более, чем всякий другой, способны к использованию всех условий общественной жизни, и я всегда удивлялся, отчего с таким упорством и так долго вы отталкивали от себя представителей большого света.

- На это, Каркер, были свои причины. Как человек одинокий, я мало-по-малу отвык от всяких связей. Но и y вас, Каркер, если не ошибаюсь, отличные способности жить в свете. Вы понимаете и цените людей с первого взгляда: отчего же вы не посещаете общества?

- Я? О, это совсем другое дело! Может быть, точно я знаю толк в людях; но в сравнении с вами, м-р Домби, я не более, как жалкий пигмей.

М-р Домби откашлялся, поправил галстук и несколько минуть в молчании смотрел на своего преданного друга и верного раба.

- Каркер, - сказал наконец м-р Домби с некоторым трудом, как будто в его горле завязла неболыиая кость, - я буду иметь удовольствие представить вас моим... то есть, майоровым друзьям. Чрезвычайно приятное общество.

- Очень вам благодарен, м-р Домби. Надеюсь, в этом обществе есть дамы?

- Обе дамы. Я ограничил свои визиты их домом. Других знакомых y меня здесь неть.

- Оне сестры? - спросил Каркер.

- Мать и дочь, - отвечал м-р Домби.

М-р Домби опустил глаза и снова начал поправлять галстук. Улыбающееся лицо м-ра Каркара в одно мгновение и без всякого естественного перехода съежилось и скорчилось таким образом, как будто он всю жизнь не питал ничего, кроме глубочайшого презрения к своему властелину. Но когда м-р Домби опять поднял глаза, главный приказчик начал улыбаться с необыкновениой нежностью, как будто счастье всей его жизни заключилось в беседе с великим человеком.

- Вы очень любезны, - сказал Каркер. - Мне весьма приятно будет познакомиться с вашими дамами. A кстати - вы заговорили о дочерях: я видел недавно мисс Домби. Я нарочно заезжал на дачу, где она гостит, и справлялся не будет ли к вам каких поручений. Но вместо всего мисс Домби посылает вам... свою нежную любовь.

К довершению сходство с волком, м-р Каркер, сказав эти слова, высунул из пустой пасти длинный, красный, горячий язык.

- Как дела в конторе? - спросил м-р Домби после кратковременного молчания.

- Ничего особенного, - отвечал Каркер. - Торговля в последнее время шла не так хорошо, как обыкновенно, ну, да это вздор: вы, разумеется, не обратите на это внимания. О "Сыне и Наследнике" никаких вестей. В Лойде {Так называется главная в Лондоне страховая контора для кораблей и вообще для имущества купцов. Иначе называют ее "кофейным домом Лойда'' (Lloid's Coffee House). } считают его погибшим. Потеря для вас пустая: корабль застрахован от киля до мачтовых верхушек.

- Каркер, - сказал м-р Домби, усаживаясь подле приказчика, - вы знаете, я никогда не любил Вальтера Гэя...

- И я также, - перебил приказчик.

- При всем то.м я бы желал, - продолжал м-р Домби, - чтобы молодой человек не был назначен в Барбадос. Его не следовало отправлять на корабль.

- Вольно-ж вам было не сказать об этом в свое время! Как теперь помочь делу? Впрочем, знаете ли что, м-р Домби? Все к лучшему, решительно все. Это мое постоянное мнение, и я еще ни разу в нем не раскаивался. A говорил ли я вам, что между мной и мисс Домби существует некоторый род доверия?

- Нет, - сказал м-р Домби суровым тоном.

- Так послушайте же, сэр, что я вам скажу. Где бы ни был Валыер Гэй, куда бы ни умчала его судьба, ему быть лучше за тридевять земель в тридесятом царстве, чем дома, в лондонской конторе. Советую и вам так думать. Мисс Домби молода, доверчива и совсем не так горда, как вы бы этого хотели. Если есть в ней недостаток... ну, да все это вздор. Угодно вам проверить эти бумаги? счеты сведены все.

Но вместо пересмотра бумаг и поверки итогов, м-р Домби облокотился на ручки кресел и обратил внимательный взгляд на своего приказчика. Каркер сь притворным вниманием принялся разсматривать цифры, не смея прервать нити размышлений своего начальника. Он не скрывал своего притворства, которое, само собою разумеется, было следствием тонкой деликатности, щадившей нежные чувства огорченного отца. М-р Домби вполне понимал такую деликатность и очень хорошо знал, что доверчивый Каркер готов, пожалуй, высказать многия очень любопытные и, вероятно, важные подробности, если его спросят; но спрашивать значило бы унизить свое достоинство, и м-р Домби не спрашивал. Впрочем такия сцены повторялись весьма часто между деликатным приказчиком и гордым негоциантом. Мало-по-малу м-р Домби вышел из задумчивости и обратил внимание на деловые бумаги, но взгляд его по временам снова устремлялся на приказчика, и прежнее раздумье брало верх над конторскими делами. В эти промежутки Каркер опять становился в прежнюю позу, озадачивая на этот раз, более чем когда-либо, своею разборчивою деликатностью. Разсчитанный маневр достиг вожделенной цели, по крайней мере в том отношении, что в грудь м-ра Домби заронилась искра ненависти к бедной Флоренсе, которая до этой поры была только нелюбима гордым отцом. Между тем майор Багсток, идол престарелых красавиц Лемингтона, сопровождаемый туземцем, навьюченным своей обыкновенной поклажей, величаво выступал по тенистой стороне улицы в направлении к резиденции м-с Скьютон. Ровно в полдень он удостоился лицезрения Клеопатры, возлежавшей обычным порядком на своей роскошной софе. Перед ией с подносом в руках стоял долговязый Витерс. Египетская царица кушала кофе. Комната была тщательно закрыта со всех сторон.

- Кто там? - вскричала м-с Скьютон, услышав шум приближающихся шагов. - Ступайте вон. Я не принимаю.

- За что, м-с, Джозеф Багстог подвергается вашей опале?

- Это вы, майор? Можете войти. Я передумала.

Майор подошел к софе и прижал к губам очаровательную руку Клеопатры.

- Садитесь, майор, только подальше. Не подходите ко мне: я ужасно слаба сегодня, и нервы мои до крайности разстроены, a от вас пахнет знойными лучами тропического солнца.

- Да, м-с, было время, когда солнце пекло и палило Багстока, но жгучие лучи под тропиками не портили его растительной силы. Он процветал, м-с, и процветал как лучший цветок в вест-индской оранжерее. Его и звали не иначе как цветком. Никто в те дни не говорил о Багстоке; но всякий, от офицера до последняго солдата, указал бы вам на "цветок нашего полка". Время, труды, заботы остановили рост цветка, но все же он остался в разряде растений вечно зеленых и не утратил своей свежести.

Здесь майор, несмотря на запрещение, придвинул стул к египетской царице и под покровом окружающого мрака замотал головой с таким неистовством, как будто чувствовал первые припадки паралича.

- A где м-с Грэйнджер? - спросила Клеопатра пажа.

Витерс полагал, что она в своей комнате.

- Очень хорошо, - сказала м-с Скьютон. - Убирайтесь отсюда и заприте дверь. Я никого не принимаю.

Когда Витерс исчез, м-с Скьютон слегка повернула голову, устремила томный взор на майора и осведомилась о здоровьи его друга.

- К чему разспрашивать о нем, м-с? - возразил майор с лукавым видом. - Домби здоров, как только может быть здоров человек в его отчаянном положении. Вы должны понимать, м-с, мой друг прострелен, насквозь прострелен, как бедная птичка, и уж не нам с вами поставить его на ноги.

Клеопатра бросила на майора быстрый и проницательный взгляд, противоречивший как нельзя более жеманному распеванию, сопровождавтему её разговор.

ты музыку сердца, поэзию души? Где найти в тебе эти искренния излияния, сопровождаемые небесными восторгами! О я не раскаиваюсь, что не знаю света, но это не мешает мне понимать вас, майор Багсток. Вы затронули теперь самую чувствительную струну моего бедного сердца. Ваши намеки относятся к милой моей дочери. Так ли, майор Багсток? Говорите прямее.

- Прямота была отличительною чертою в породе Багстоков. Это - их всегдашний недостаток. Хорошо, миледи. Я буду говорить без обиняков.

- Увы! глубоко падение человеческой натуры! - воскликнула Клеопатра, делая грациозное движение своим веером, - но есть еще священные чувствования, доступные для смертных, и теперь, майор, вы коснулись этих чувствований.

Майор, в знак согласия, приставил руку к губам и послал Клеопатре воздушный поцелуй.

- Я слаба, майор, и чувствую, что недостает во мне той энергии, какою на моем месте должна вооружиться чадолюбивая мать, - продолжала м-с Скьютон, приставляя к губам кружевной конец своего носового платка, - но великодушные сердца войдут в мое положение и легко поймут источник этой слабости. Вы, майор, злой человек и без пощады терзаете бедную мать; но будьте уверены, я не отступлю от своих обязанностей.

Под покровом окружающого мрака майор пыхтел, отдувался, моргал своими раковыми глазами и, наконец, почувствовав истерический припадок кашля, начал прохаживаться по комнате. Египетская царица, не обращая внимания на проделки своего обожателя, продолжала таким образом:

- Вот уже прошло несколько недель, как м-р Домби вместе с вами, любезный майор, начал удостоивать нас своими визитами. Я признаюсь... позвольте мне быть откровенной, майор, я дитя природы, и всегда увлекаюсь первыми впечатлениями. Мое сердце открыто для всех, и каждый может проследить в нем малейшие изгибы нежного чувства. Это мой недостаток, и я знаю его вполне. Заклятый враг не мог бы узнать его лучше, но я не раскаиваюсь. Пусть тяготеет на мне это обвинение людей без сердца и без всякой симпатии к бедным созданиям, увлеченным побуждениями натуры.

М-с Скьютон поправила косынку, придавила пружины на своем проволочном горле и продолжала с большою любезностыо:

- Признаюсь, любезный майор, я и милая Эдифь с самого начала были очень обрадованы визитами м-ра Домби. Уже по одному имени вашего друга он имел право на нашу благосклонность. Вскоре я заметила, или по крайней мере так мне показалось, что y вашего благородного друга чувствительиое сердце...

- У Домби теперь вовсе нет сердца, - сказал майор.

- Злой человек! - вокликнула м-с Скьютон, бросив томный взгляд на своего обожателя, - замолчи, сделай милость!

- Я буду нем, если вам угодно.

- Кто что ни говори, a натура, простая, безыскусственная имеет непобедимые прелести, - продолжала м-с Скьютон, разглаживая толстые слои румян на своих костлявых щеках. - Поэтому я не удивляюсь, что м-р Домби, увлеченный, конечно, простотою нашего общества и искренним радушием, начал повторять свои визиты и сделался по вечерам постоянным нашим гостем. Чувствительность его - этого уже нельзя было не заметить - увеличивалась с каждым днем, и когда я подумаю теперь о той страшной ответственности, какой я подвергалась, ободряя м-ра Домби брать....

- Брать приступом вашу крепость, - подсказал майор.

- О, грубиян! неисправимый грубиян! Впрочем, вы докончили мою мысль, хотя гадкими словами.

Здесь м-с Скыотон облокотилась на маленький столик перед софой и начала кокетливо махать веером, любуясь в то же время на кисть своей руки.

- Мало-по-малу истина открылась передо мной во всем своем свете, и как описать невообразимые страдания, которыми с той поры терзалось мое бедное сердце! Вся моя жизнь посвящена Эдифи, моему ненаглядному сокровищу, и видеть, как этот ангел, мужественно противостоявший всем возможным искушениям после своего друга, после покойного Грэйнджера, вдруг начал изменяться с каждым днем - о, что может быть ужаснее этих пыток, каким без всякой пощады подвергает нас коварный свет!

Коварный свет, конечно, всего менее виноват в ужасных пытках, ощущаемых чувствительным сердцем м-с Скыотон. Но это мимоходом.

- Да, майор, Эдифь драгоценный перл моей жизни. Говорят, она похожа на меня. Я верю этому: фамильное сходство должно быть.

- Есть на свете человек, готовый зажать рот всякому, кто бы вздумал утверждать, что вы на кого-нибудь похожи. Имя этого человека - старичина Джой Багсток.

Клеопатра сделала движение, как будто хочет ударить веером нескромного льстеца, но тут одумалась и с улыбкой на устах продолжала таким образом:

- Если моя прелестная дочь получила от меня в наследство какие-нибудь выгоды, то вместе с ними досталась на её долю и моя глупая натура. Говорили, хотя я не совсем этому верю, будто я всегда отличалась необыкновенною твердостью характера. Это же свойство обнаруживается и в ней; но если раз успели тронуть её сердце, она делается чувствительною до невероятной степени. Её настоящее положение приводит меня в отчаяние. Вы не можете представить, какая между нами существовала дружба. Мысли, желания, чувства - все это было y нас общее. Всякий, глядя на нас, подумал бы, что это скорее две сестры, чем мат и дочь.

- Да не прерываите меня, злой человек. И вот, после такой безграничной доверчивости, я вдруг увидела пропасть, готовую разделить нас. Эдифь, моя милая, безценная Эдифь, изменилась в своих отношениях ко мне. Глубокая тайна закралась в её ангельскую душу, и, откровенная во всем, она всячески начала избегать со мною разговоров о роковом предмете. Судите, если можете, об отчаянии несчастной матери.

Майор придвинул свой стул к маленькому столику.

- Я вижу это каждый день, и с каждым днем, любезный майор, убеждаюсь в этом больше и больше. С часу на час я упрекаю себя за избыток снисходительности и доверия, которое довело до таких жалких последствий, и с минуты на минуту я ожидаю, что м-р Домби наконец объяснится и облегчит невыносимые муки; но... увы! тщетные ожидания, напрасная надежда! Под гнетом угрызения - остерегитесь, майор, вы уроните чашку с моим кофе - моя безценная Эдифь совсем изменилась, и уж я не знаю, что мне делать. У кого пойдет просить совета несчастная мать?

Майор, ободренный доверчивым тоном, храбро протянул руку через столик и сказал улыбаясь:

- Посоветуйтесь со мной, м-с. Старикашка Джой всегда был мастер давать советы.

- Ну, так почему же вы ничего не говорите, лукавый и жестокий человек? - воскликнула Клеопатра, подавая руку майоруи слегка ударив его веером. - Вы знаете теперь тайну бедной матери, что можете вы сказать для её облегчения?

Майор засмеялся и поцеловал поданную руку.

- Точно ли я не ошиблась в предположении, что м-р Домби - человек с благородным и чувствительным сердцемь? Точно ли имеет он виды на мою дочь? Посоветуете ли вы, любезный майор, об этом поговорить с ним, серьезно поговорить или оставить его в покое? Что мне делать? О, говорите, майор, сделайте милость, говорите.

- Должны ли мы женить его на м-с Грэйнджер? - кажется, вот в чем вопрось, миледи.

- О жестокий человек! - воскликнула Клеопатра, придвигая свой веер к майорову носу, - как же мы его женим?

- Должны ли мы, спрашиваю я, женить негоцианта Домби на полковнице Грэйнджер?

М-с Скьютон не отвечала ничего, но улыбнулась майору с такой благосклонностью, что храбрый воин решился запечатлеть поцелуй на красных губках египетской красавицы, и запечатлел бы, если бы Клеопатра с девичьей ловкостью не отстранила его своим веером. Неизвестно, было ли такое сопротивление невольным порывом девственного сердца, или следствием некоторых опасений за розозые уста.

- М-р Домби славная добыча, не правда ли?

- О продажный человек! - взвизгнула Клеопатра с выражением оскорбленной добродетели. - Ты в грязь затаптываешь самые священные чувства невииного сердца!

- Домби, говорю я, славная добыча, и нет больше надобности его ловить: он спутан по рукам и по ногам. Это говорит вам Джозеф Багсток, a он знает, что говорит. Старичина Джой стоит y западни и держит ухо востро. Пусть Домби вертится как угодно: сеть крепка, и не ему вырваться из засады. A вы, миледи, можете быть спокойны и положитесь во всем на старого Джоя. Делайте то, что и прежде делали. Больше ничего не нужно с вашей стороны.

- Вы точно так думаете, любезный майор? - возразила Клеопатра, которая, несмотря на притворную разсеянность, во все это время не спускала проницательных глаз с болтливого собеседника.

- Так думал, миледи, так и буду думать. Несравненная Клеопатра и всенижайший слуга её Антоний Багсток вдоволь наговорятся о своем торжестве в богатом и великолепном дворце будущей м-с Домби. Это дело решенное. A знаете ли что? - продолжал майор серьезным тоном, перестав улыбаться, - приехал в Лемингтон главный приказчик, правая рука м-ра Домби.

- Сегодня поутру? - спросила Клеопатра.

- Да, сегодня поутру. Домби ожидал его с нетерпением и, если не ошибаюсь, он хочет знать его мнение насчет своих будущих планов. Я давно это смекнул. Старикашка Джой хитер, и его, с вашего позволения, сам чорт не проведет. Разумеется, Домби не скажет Каркеру ни слова, a все таки выведает всю подноготную. Такова уж его натура. Он горд, сударыня, горд, как Люцифер.

- Охотно этому верю, - лепетала м-с Скьютон, вспомнив о своей дочери. - Гордость - свойство великой души.

- Ну так видите ли в чем дело. Я уже мимоходом забросил два, три намека, и приказчик поймал их налету. К вечеру забросим еще. На ловца и зверь бежит. A между тем Домби затеял на завтрашнее утро после всеобщого завтрака прогулку в Уаррикский замок и Кенильворт. Мне поручено передать это приглашение. Угодно вам принять его?

всесовершеинейшее почтение обеим дамам и всеусерднейше просил их осчастливить его принятием предложения, которого подробности поручалось изложить обязательному майору Багстоку. В постскрипте Павел Домби рекомендовал себя особенному вниманию прелестной и очаровательной м-с Грэйнджер.

- Тс! - вдруг прошептала Клеопатра, останавливая майора. - Эдифь?

Никакое перо не опишет вида притворнее и глупее принятого любящею матерью при этом восклицании. Притворство, впрочем, было постоянною задачею м-с Скьютон, и решение этой задачи должно было последовать не иначе и не раньше как в могиле. В одно мгновение уничтожено всякое подозрение, что здесь, в этой завешанной комнате, между четырех глаз происходил какой-нибудь серьезный разговор, и м-с Скьютон, небрежно развалившись на софе, приняла самое спокойное положение при входе своей дочери.

Эдифь, прекрасная, суровая и холодная, как всегда, небрежно кивнула головой майору, бросила проницательный взгляд на мать, подошла к окну, отодвинула занавес и принялась смотреть на улицу.

- Милая Эдифь! - сказала м-с Скьютон, - где ты так долго пропадала? мне нужно поговорить с тобою.

- Вы сказали, что очень заняты, и я оставалась в своей комнате, - отвечала м-с Грэйнджер, не отворачивая головы от окна.

- Это очень жестоко для старого Джоя, миледи, - сказал майор с обыкновенною любезностыо.

- Это очень жестоко, я знаю, - сказала м-с Грэйнджер, продолжая смотреть в окно, и сказала с таким спокойным презрением, что майор совершенно сбился с толку и ничего не приискал в ответ.

- Майор Багсток, милая Эдифь, - a ты знаешь нет на свете существа несноснее, скучнее, безполезнее майора...

- К чему зти нежности, мама? кажется, мы теперь одне и можем говорить без всяких уловок. Мы понимаем друг друга.

Спокойное презрение, выразившееся на её прекрасном лице, было на этот раз так глубоко и так выразительно, что нежная маменька, в свою очередь, совсем растерялась, и сладенькая улыбка мгновенно сбежала с её багровых ланит.

- Милое дитя мое, - начала м-с Скьютон.

- Кажется, давно не дитя, если вам угодно, - прервала дочь с насмешливой улыбкой.

- Как ты сегодня капризна, мой ангел! дай же мне договорить. М-р Домби приглашает нас через майора на завтрак с тем, чтобы после отправиться в Уаррик и Кенильворт на гуляние. Вот его пригласительная записка. Хочешь ли ты ехать, Эдифь?

- Хочу ли я? - повторила дочь, вся вспыхнув и осматривая мать с головы до ног.

- Да, да, мой ангел, я знаю, ты поедешь, - заметила м-с Скьютон безпечным тоном. - Об этом нечего и спрашивать. Не хочешь ли взглянуть на письмо м-ра Домби?

- Благодарю. Я не чувствую ни малейшого желания читать письма м-ра Домби.

- В таком случае я сама напишу ответ, хотя сначала думала просить тебя быть моим секретарем.

Эдифь не пошевельнулась, не отвечала. М-с Скьютон попросила майора придвинуть письменный столик, выбрать перо и лист бумаги. Услужливый майор выполнил все это молча и с глубоким благоговением.

- Что сказать ему от тебя, Эдифь? - спросила м-с Скьютон, останавливаясь с пером в руках над постскриптом.

- Все, что хотите, мама, - отвечала дочь с величайшим хладнокровием.

М-с Скьютон, не спрашивая более объяснений, докончила письмо и подала его майору, который, принимая этот драгоценный дар, сделал вид, что кладет его подле сердца, но положил однако-ж в карман своих панталон, так как жилет оказался неудобным для такого груза. Потом майор вежливо начал раскланиваться с обеими дамами. Мать отвечала с обыкновенной учтивостью, a м-с Грэйнджер, продолжая сидеть y окна, кивнула с таким гордым презрением, которое в прах уничтожило ловкого джентльмена. Было бы гораздо сноснее для майора, если бы гордая красавица вовсе не заметила его поклонов.

в широкой голове храброго воина, и он выражал их даже вслух:

- Кой чорт! - говорил майор Багсток. - И странна, и дика, и люта, как будто с цепи сорвалась! Ну, да знаем мы вас, сударь мой! Кого другого, a нас не проведут. Экия штуки!... Однако-ж матушка, кажется, не шутя поссорилась с дочкой. Какой бес перемутил их? Странно! A пара, сударь мой, хоть куда, славная пара! Эдифь Грэйнджер и Домби вычеканены друг для друга. Безпардонные головушки! Пусть их! Мы за победителя!

При этих заключительных словах, произнесенных уже слишком громко и даже с некоторым остервенением, несчастный туземец приостановился и оглянулся назад, думая, что требуют его услуги. Взбешенный до последней степени таким нарушением субординации, майор немедленно направил свою палку в ребра беззащитного раба и, начав таким образом, продолжал во всю дорогу давать ему энергические толчки вплоть до самой гостиницы.

Еще большая ярость обуяла майора перед обедом, когда он начал одеваться. В это время на черного раба градом полетели сапоги, головные щетки и другие более или менее упругие предметы, попадавшиеся под руку его грозного властелина. Майор хвалился тем, что туземец его приучен слушаться военной команды и подвергался за нарушение её исправительным наказаниям всякого рода. Сверх того горемычный туземец был чем-то вроде лекарственного отвода против подагры, хирагры и других лютых недугов, удручавших тучное тело и грешную душу его господина, который, казалось, за это только и платил ему ничтожное жалованье.

Припадок ярости теперь, как и всегда, сопровождался безчисленными энергическими эпитетами, которые мелкой дробью летели на курчавую голову безответного раба. Наконец, майор кое-как оделся, причесался, подтянул галстук, и, находя себя в удовлетворительном виде, спустился в столовую для оживления Домби и его "правой руки".

Домби еще не явился, но м-р Каркер сидел в столовой и при виде майора поспешил выставить напоказ все свои зубные сокровища.

- Ну сэр, - сказал майор, - как провели вы время с той поры, как я имел счастье с вами познакомиться? Много вы гуляли?

- С полчаса, не более, - отвечал Каркер. - Мы все время были ужасно заняты.

- Коммерческими делами?

- Да, и коммерческими, и всякой всячиной. Ну, да это скучная история, a вот что, майор: я вижу вас почти первый раз, никогда не знал вас и не слыхал о вас, a между тем чувствую к вам непобедимое влечение. Случай странный и решительно небывалый со мною. Вообще я воспитан в такой школе, где всего менее приучишься быть откровенным; вам, напротив, я готов высказать всю душу.

- Вы делаете мне честь, сэр. Можете вполне положиться на старика Джоя.

- Так знаете ли что? я не нашел моего друга, или, правильнее, нaшего друга....

- То есть, м-ра Домби? Что-ж за беда? Теперь вы имеете дело со мною, a это все равно. Перед вами старик Джозеф Багсток. Вы меня видите.

- Я понимаю, - отвечал Каркер, - что имею удовольствие видеть почтенного майора и говорить с ним.

- Ну так, сэр, поймите же хорошенько майора Багстока. Это такого рода человек, который готов за Домби пойти в огонь и в воду.

- Я в этом нисколько не сомневаюсь, - отвечал Каркер с любезной улыбкой. - Я хотел сказать, майор, что наш общий друг сегодня далеко не так внимателен к делам, как обыкновенно.

- Неужто?

- Да, он немножко разсеян, задумчив, и мысли его бродят Бог знает где.

- Так вот оно какие вещи! - воскликнул восторженный майор. - Мысли его, м-р Каркер, должно быть, вертятся около одной леди, с вашего позволения.

- Право? a я думал, давеча вы шутили, когда намекнули об этом. Я знаю, военные люди....

- Веселый народ, сорванцы, так, что ли? - перебил майор, задыхаясь от лошадиного кашля. Потом он взял м-ра Каркера за пуговицу и, нагнувшись над его ухом, без перерыва пробормотал следующия лаконическия сентенции:

- Женщина, сэр, красоты необыкновенной. Вдовушка, сэр, породы первейшого сорта. Птичка залетная, сэр, с золотыми крылышками. Домби влюблен по уши, она тоже. У ней красота, кровь, талант; y Домби куча золота. Лучшей пары не прибрать. Но все это пока между нами, - продолжал майор, заслышав шаги м-ра Домби. - Ни слова больше. Завтра вы ее увидите и будете в состоянии судить сами.

себя с выгодной стороны во время корма. На этот раз он сиял блистательнейшим светом за одним концем стола, тогда как за другим м-р Домби бросал яркий свет на м-ра Каркера.

За первыми блюдами майор обыкновенно хранил молчание. Туземец стоял позади и, следуя безмолвным указаниям, вынимал из судка хранилища разных жидкостей и орошал ими яства своего владыки. Сверх того черный раб запасался к этому времени особенными пряностями, которыми майор ежедневно прижигал свою внутренность независимо от спиртуозных напитков, окончательно возбуждавших его вдохновение. Но теперь майор и без этих средств, даже с первого блюда, почувствовал в себе необыкновенную наклонность к остроумию, и его юмористический талант нашел для себя неисчерпаемый источник в интересном положении м-ра Домби. Подмигнув два, три раза м-ру Каркеру, майор открыл беседу таким образом:

- Домби, вы ничего не кушаете. Что с вами?

- Ничего, майор, покорно благодарю. Сегодня y меня нет аппетита.

- Куда-ж девался ваш аппетит, Домби? а? Не оставили ли вы его где-нибудь этак... y наших знакомок, например? И y них тоже нет аппетита, бедняжки! За одну, по крайней мере, я готов ручаться, что она - не скажу которая - сегодня вовсе и не завтракала.

Тут майор, подмигнув м-ру Каркеру, расшутился до такой степени, что усердный раб, не дожидаясь команды, счел за нужное поколотить своего владыку по спине, иначе тот, вероятно, исчез бы под столом.

- Полней, мерзавец, полней, с краями наравне! - заголосил майор, подставляя бокал. - М-ру Каркеру с краями наравне! М-ру Домби с краями наравне! Господа, сей кубок в честь и славу богини, сияющей в неприступном свете могущества и красоты! Имя этой богини - Эдифь! Да здравствует Эдифь!

- Да здравствует богиня Эдифь! - повторил Каркер, улыбаясь наиочаровательнейшим образом.

- Пьем за здоровье Эдифи, - сказал м-р Домби.

Вошли оффицианты с новыми блюдами. Майор принял серьезный тон и, нагибаясь к Каркеру, приложил палец, к губам:

Это было очень почтительно и деликатно со стороны майора. Так и понял его м-р Домби. Хотя намеки храброго воина приводили его в некоторое затруднение, но он не сделал ни малейшого возражения и, казалось, благосклонно принимал его шутки. Быть может, майор был сегодня поутру довольно близок к истине, когда объявил м-с Скьютон, что великий человек, конечно, не захочет из гордости говорить о заветных планах своему первому министру, но желает однако-ж, чтобы тот окольными путями был посвящен в его тайны.

Остроумие майора не ограничилось только лукавыми намеками на интересное положение м-ра Домби. Перед ним был теперь благосклонный слушатель, беззаботный весельчак и такого рода человек, которого он после не раз называл чертовски смышленым и приятным малым. На этом законном основании, как скоро убрали со стола, майор дал полный разгул своему геройскому духу и пустился в бесконечные рассказы о полковых шашнях и гусарских проделках, от которых надрывался со смеху м-р Каркер, встретивший как он говорил - истинно или притворно - первый раз в жизни такого неистощимого юмориста. М-р Домби между тем величаво смотрел через накрахмаленный галстук как владелец майора или как степенный содержатель зверинца, перед которым его добрый медведь выплясывает уморительные танцы на потеху глазеющей толпы.

Наконец, когда майор совсем уж стал задыхаться и охрип от чрезмерного напряжения желудка, горла и умственных способностей, собеседники вышли из-за стола и взяли по чашке кофе, после чего майор, почти без всякой надежды на утвердительный ответ, спросил м-ра Каркера, играет ли он в пикет.

- Немножко маракую, - отвечал Каркер.

- И в триктрак.

- Каркер, я полагаю, играет во все игры, и хорошо играет, - заметил м-р Домби, разваливаясь на софе, как деревянный истукан без кожи и костей.

Действительно, м-р Каркер сыграл и в пикет, и в триктрак с таким совершенством, что майор в крайнем изумлении вытаращил свои раковые глаза и объявил, что даже y них в полку немного таких игроков.

- Да уж не играете ли вы и в шахматы, м-р Каркер? - спросил майор.

- О, м-р Домби совсем другая статья! - возразил главный приказчик. - Еще бы стал он терять драгоцвнное время на такие пустяки! Такому человеку, как я, играть еще можно, мне, пожалуй, и пригодится какая-нибудь игра. Но м-ру Домби...

Может быть, это было просто следствием неправильного устройства широкого рта, только в эту минуту м-р Каркер чрезвычайно походил на огрызающуюся собаку, готовую вцепиться своими клыками в руку, которая ее ласкала. Но майор не делал такихь соображений, a м-р Домби с полузакрытыми глазами лежал на софе во все время игры, продолжавшейся далеко за полночь.

Состязание между игроками окончилось совершенной победой правой руки м-ра Домби. При всем том м-р Каркер и майор остались в этот вечер наилучшими друзьями, и, когда главный приказчик отправился спать, майор, в знак особенного внимания, приказал туземцу светить ему по коридору вплоть до самой спальни. Кончив экстраординарную обязанность, черный раб раздел своего господина и немедленно развалился сам на полу y его ног на соломенном матрасе, так как другой постели не смел иметь человек, низведенный цивилизованным европейцем на степень обезьяны....

туземец - y ног майора. И гордо шагал м-р Каркер через головы этих людей, пробивая себе путь вперед и вперед!