Домби и сын.
Глава XXXI.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Домби и сын. Глава XXXI. (старая орфография)

Глава XXXI. 

Свадьба.

Разсвет, со своим безстрастным, бледным лицом, робко прокрадывается в церковь, под которой покоится прах маленького Павла и его матери, и уныло заглядывает в окна. Холодно и мрачно. Ночь держится еще на мраморном полу и гнездится в углах и закоулках. Уже виден циферблат на часах высокой колокольни, еще серый и туманный, но готовый служить маяком на бурном море человеческих сует, еще не всплывиших на поверхность после вечерняго отлива. Спит утомленный город крепким сном богатыря, и утренняя заря еще не смеет заглянуть в его окна.

Тревожно проносясь и летая вокруг церкви, разсвет оплакивает свое кратковременное царство, и слезы его капают на стекла окон, и деревья вокруг церковных стен ровно склоняют свои головы, изъявляя сочувствие дружеским шелестом льстьев. Ночь постепенно бледнеет и с трепетом оставляет церковь, но еще упорно держится в сводах и прячется среди гробов. Мало-по-малу наступает день: колокольный циферблат очистился от серого тумана, разсвет осушает свои слезы, подавляет жалобы и, выгнав ночь из последняго её убежища, в испуге запирается сам в церковных сводах и между мертвецами, до тех пор, пока свежая ночь в свою очередь не выгонит его оттуда.

Полчища мышей, занимавшихся всю ночь молитвенниками усердных христиан, спешат укрыться в своих норах и в испуге собираются вместе, заслышав шум y церковных дверей. Сторож и надзиратель могил рано являются в это утро; но еще раньше их пришла и дожидалась в церковной ограде м-с Мифф, смотрительница церковных лож {В англиканской церкви каждое семейство имеет свое определенное место, или ложу, pew. Смотритель этих лож, обязанный содержать в чистоте, запирать и отпирать их, называется pew-opener. Место этого служителя, после его смерти, иногда переходмт к его вдове, которая тоже, как здесь м-с Мифф, называется pew-opener. Примеч. перев.}, сухопарая, пискливая старуха в нищенском салопе.

Еще более нищенская шляпка украшает голову м-с Мифф, проникнутую неутолимой жаждой шиллингов и полушиллингов. Привычка заманивать в ложи сообщила м-с Мифф какой-то вид таинственности, и она получила удивительную способность распознавать, с какой стороны больше можно надеяться звонкой благостыни. Посетители знали м-с Мифф, и м-с Мифф знала их как нельзя лучше. Был когда-то, - a может и не был, - лет двадцать назад м-р Мифф, но его все забыли, и м-с Мифф никогда на него не намекала. Оно и лучше. М-р Мифф - не тем будь помянут - был большой вольнодумец и даже, говорят, держался мнения относительно свободных мест {Назначение определенных мест для каждого богомольца сопряжено с неудобствами, и англиканское духовенство хотело отменить этот обычай. Хлопоты не привели ни к чему, и странный обычай остался в прежнемь виде. Понятно теперь, в чем заключалось вольнодумство м-ра Миффа, защищавшого, наперекор личным выгодам, необходимость оставить церковные ложи свободными. Примеч. перев.}. Конечно, м-с Мифф надеется, что м-р Мифф удостоился небесного блаженства, a может быть, и не удостоился, как знать? - дело темное.

Много хлопот для м-с Мифф сегодня. Она чистит пелены, вытрясает ковры, выбивает подушки, и при этом язык её не умолкает ни на минуту. Свадьба будет, богатая свадьба. М-с Мифф наверно знает, что перестройка дома и меблировка комнат стоили жениху пять тысяч фунтов стерлингов: легко сказать! a y невесты - это тоже знает м-с Мифф - за душой ни полушки. Равным образом м-с Мифф очень хорошо помнит - как будто это случилось вчера - похороны первой жены, за похоронами крестины, за крестинами другия похороны и, рассказывая об этом, она кстати вымывает мылом мраморную доску на памятнике маленького Павла. Во все это время м-р Саундс, церковный сторож, сидит на паперти, греется на солнце (других занятий м-р Саундс почти не имеет; в холодную погоду он греется y печки) и, кивая головой, одобряет все сказания м-с Мифф, "А не слыхали ли вы, м-с Мифф, - спрашивает он, - невеста, говорят, необыкновенная красавица?" М-с Мифф дает утвердительный ответ, и м-р Саундс, обожатель женской красоты, наперекор строгому благочестию, делает энергическое замечание: "Да, чорт побери, лихая, говорят, баба, сорвиголова". От этих слов м-с Мифф приходит в справедливое негодование.

В доме м-ра Домби усиленное деижение и суматоха, особенно, между женщинами. Все оне на ногах с четырех часов утра и к шести одеты в полном параде. Горничная, очевидно, оказывает величайшее, даже необыкновенное внимание к особе м-ра Таулисона, и кухарка, за поданным завтраком, остроумно замечает, что одна свадьба всегда ведет другую: этому горничная не верит, и такое мнение в глазах её не имеет смысла. М-р Таулисон не делает никаких замечаний, и вообще он немножко сердит, что наняли какого-то иностранца с бакенбардами - y Таулисона нет бакенбанрд - провожать счастливую чету в Париж. М-р Таулисон того мнения, что нечего ждать добра от иностранцев, что все они никуда не годятся. Дамы находят, что это в некотором роде предразсудок, a м-р Таулисон говорит: "хорош предразсудок! взгляните-ка на Бонапарта: он был первый между ними, зато и нагадил больше всех!" - "Справедливо, м-р Таулисон", заключает горничная.

Кондитер с самого утра готовит великолепный завтрак в резиденции м-с Скьютон, и высочайшие лакеи смотрят на него с некоторым изумлением. От одного из них сильно несет хересом, и в глазах его предметы начинают принимать странные формы. Сознавая в себе эту слабость, молодой человек говорит, что y него мишень, то есть, мигрень, хотел он сказать - и не сказал.

Колокольные звонари давно пронюхали богатую свадьбу и делают за городом симфоническия репетиции. Бубенщики с косарями {Есть в Лондоне особая шайка промышленников, - marццц-bonеs and clavers, ремесло которых состоить в нарушении спокойствия новобрачных. Лишь только новобрачные, по выходе из церкви, сядут за стол, они схватывают кости, дубины, черепки и подымают адский гвалт на целую улицу. Только значительная сумма денег заставляет их удалиться или не приходить. совсем. Примеч. перев.} и трубачи предчувствуют отменную добычу. Первые заранее угрожают своим нашествием и соглашаются только в случае щедрой платы пощадить аристократические уши оть демонской тревоги; последние отправляют депутата в особе искусного тромбона, который стоит за углом и выжидает мясника, чтобы осведомиться о месте и часе парадного завтрака. Тревожное ожидание проникает в отдаленные захолустья Лондона. С Чистых Прудов приводит м-р Перч свою супругу к служанкам м-ра Домби, с которыми она отправится в церковь смотреть свадьбу. М-р Тутс в своих апартаментах облекается в произведения Борджесс и Компании: он будет смотреть на торжественный обряд из секретного угла на галлерее, куда поведет и Лапчатого Гуся. Там, наконец, м-р Тутс располагает открыть своему наставнику всю правду истинную и сказать ему: "Конечно, друг любезный, не хочу больше тебя обманывать: приятель, на которого столько раз я намекал, не кто другой, как сам я. Мисс Домби - предмет моей страсти. Что теперь y тебя на уме, и какой совет подашь ты своему нежному другу?" A между тем Лапчатый Гусь, в ожидании сюрприза, сидит на кухне м-ра Тутса, клюет бифштекс и засовывает свой клюв в кружку шотландского пива. На Княгинином Лугу м-с Токс суетится возле своего гардероба: и она, огорченная дева, решается подарить шиллинг м-с Мифф и посмотреть из потаенного уголка на пышную церемонию, сокрушившую роковым ударом её чувствительное сердце. Квартира деревянного мичмана оживлена необыкновенной деятельностью. Капитан Куттль в странных полусапожках и высочайших воротничках сидит в полном параде за своим завтраком и внимательно слушает Тудля, который, по его приказанию, читает для него венчальную службу, дабы капитан во всей ясности мот разуметь в самой церкви торжественную назидательность этого таинства. Для этой цели капитан с важностью дает по временам приказания своему чтецу вроде следующих: "Станьте на якорь, любезный. Переверните листок и читайте снова. Вы за пастора, a я буду говорить: аминь". Проба кончилась удовлетворительным образом, и капитан заранее проникся благоговейным духом.

Много в этот день было хлопот для особ всякого чина и звания. Двадцать нянек в улице м-ра Домби обещали показать своим питомцам - брачный инстинкт развивается, как известно, от самой колыбели - великолепную свадьбу и заранее побрели с ними в церковь.

Кузен Феникс воротился из-за границы с нарочитым намерением присутствовать на свадьбе. Лет за сорок кузень Феникс был первейшим франтом в целом городе; да и теперь еще, одетый щегольски, он смотрит молодцом, хотя посторонние с некоторым изумлением открывают морщины на его лордовском лице и вороньи гнезда под глазами. Замечают еще, что его в-пр-во, гуляя по улицам, постоянно описывает кривые линии. Но кузен Феникс, вставший с постели в половине восьмого или около этого, совсем другой, чем в десять часов, когда парикмахер и камердинер приводят к желанному концу свои волшебные манипуляции.

М-р Домби оставляет свой кабинет среди всеобщого волнения женщин, которые, завидев его, разбегаются в разные стороны с громким шорохом юбок и колебанием шляпок. Но м-с Перч, при своем интересном положении - она всегда в этом положении - не так проворна на ноги и, оставаясь на лестнице, принуждена встретиться лицом к лицу с блистательным женихом. Быть худу, думает м-с Перч, и, делая книксен, восклицает с набожным умилением: "Да спасет Господь Бог дом Перча от всякой беды и напасти!" В ожидании определенного часа м-р Домби шествует в гостиную. Великолепен на м-ре Домби новый синий фрак, великолепны его панталоны оленьяго цвета и сиреневый жилет. Слух пронесся по всему дому, что м-р Домби в модной французской прическе.

-- Домби, - сказал майор, протягивая обе руки, - как вы себя чувствуете?

- Майор, как ваше здоровье?

- Клянусь Юпитером, сэр, Джо Багсток нынешнее утро просто в эмпиреях... уф! - здесь майор ударяет себя в грудь. - Да, чорт побери, Домби, нынешним утром майор Багсток чуть не решился устроить двойной брак, сударь мой, и обвенчаться с матерью вашей невесты. Вот как!

М-р Домби улыбается, но едва заметно и вовсе не благосклонно; ибо м-р Домби чувствует, что не должен допускать никаких шуток насчет своей почтенной тещи, особенно в такое торжественное утро. Майор замечает свой промах.

- Домби, приветствую вас от всей души! Домби, поздравляю вас со всем усердием! Клянусь Богом, сэр, в этот день вы счастливейший из смертных во всей Англии. Завидую вам.

Опять физиономия м-ра Домби принимает далеко не совсем благосклонное выражение: есть особа, достойная большей зависти, и это, без сомнения, избранная его сердца, которая, конечно, быв удостоена такой чести, должна считать себя счастливейшим существом.

- A что касается до Эдифь Грейнджер, сэр... - продолжает майор, - да что тут толковать? нет женщины в целой Европе, которая бы не согласилась быть сегодня на месте Эдифь Грейнджер. Всякая женщина с охотой отдаст свои уши и даже серьги, чтобы заменить собою Эдифь Грейнджер.

- Вы слишком любезны, майор.

- Домби, вы это знаете сами. Оставим в стороне безполезную деликатность. Да, вы это знаете сами.

- Конечно, майор, если допустить...

- Миллионы чертей и чертенят, м-р Домби, знаете ли вы этот факт, или не знаете? Домби! Признаете ли вы старого Джоя своим другом? Стоим ли мы с вами на короткой ноге, Домби, на такой ноге, что старикашка Джой может послать к чорту всякия церемонии, или я должен повернуться налево кругом и держать руки по швам на почтительной дистанции? Говорите откровенно, Домби, без обиняков и без ужимок.

- Вы слишкомь горячитесь, любезный майор, - сказал м-р Домби веселым тоном.

- Да, я горяч, чорт побери. Джо Багсток и не отпирается, - он горяч, сэр, И это, скажу я вам, такой случай, который выводит на свежую воду все благороднейшия симпатии, какие только остаются в старом, затасканном, истертом, дьявольском трупе старичины Джоя. В это время y честного человека все чувства брызнут фонтаном из души, не то ему следуеть напялить себе намордник; a Джозеф Багсток говорит вам в глаза, точно так же, как недавно говорил в клубе, что он не намерен напяливать намордника, как скоро речь идет о Павле Домби. Теперь, чорт побери, что вы на это скажете, сэр.

- Уверяю вас, майор, я вам много обязан. Ваша дружба, конечно, слишком пристрастная...

- Домби, ни слова больше. Пристрастья не было, нет, не будет и не может быть в старикашке Джое. Да!

- Ваша дружба, хочу я сказать, - продолжал, м-р Домби, - слишком очевидна и, конечно, не требует доказательств. В настоящем случае, майор, я всего менее могу забыть, чем и сколько обязан вам.

- Домби, вот вам рука Джозефа Багстока, или откровенного старикашки Джоя, если вам это лучше нравится. Об этой руке его королевское высочество герцог Иоркский изволил заметить его королевскому высочеству герцогу Кентскому, что это рука майора Джозефа, тертого старого забияки, который прошел на своем веку сквозь огонь и воду. Домби, да будет настоящая минута счастливейшею в жизни нас обоих. Благослови вас Бог!

Затем приходит м-р Каркер, великолепный и улыбающийся наиторжественнейшим образом. Он едва может выпустить руку м-ра Домби: так радушен его привет! и в то же время он с таким чистосердечием пожимает руку майора Багстока, что голос его дрожит от полноты благоговения и восторга.

- Самый день сияет счастьем, и солнце пламенеет лучами любви, - говорит м-р Каркер. - Погода великолепная! Надеюсь, я не опоздал?

- Очень рад, - сказал Каркер. - Я боялся промедлить несколькими секундами дольше назначенного времени, так как дорога была загромождена длиныыми обозами. Я принял смелость, м-р Домби, ехать через Брук-Стрит с тем, чтобы приготовить скромный букет цветов дли м-с Домби. Такой человек, как я, удостоенный высокого приглашеиия, гордится, если может обнаружить слабый знак своей признательности. Так как я не сомневаюсь, что м-с Домби окружена теперь всем, что есть в мире драгоценного и великолепного, то я осмеливаюсь надеяться, что и мое скромное приношение будет принято с некоторою благосклонностью.

- Я уверен, Каркер, м-с Домби, то есть будущая м-с Домби, оценит достойнейшим образом знак вашего усердия, - сказал м-р Домби снисходительным тоном.

- И если ей нынешним утром должно превратиться в м-с Домби, - заметил майор, допивая чашку кофе и взглянув на часы, - то нам нельзя больше медлить ни минуты. Марш, марш!

Едут, в одной карете едут м-р Домби, майор Багсток и м-р Каркер по направлению к церкви, где должен совершиться священный обряд. М-р Саундс на церковной паперти уже давно стоит на ногах и ждет торжественного поезда со шляпою в руке. М-с Мифф делает книксен и предлагает джентльменам посидеть в ризнице. Домби предпочитает остаться в церкви. Когда он смотрит на орган, м-с Токс прячется на галлерее за толстою ногою какой-то фигуры на одном памятнике. Напротив, капитан Куттль стоит прямо и машет своим крюком в знак приветствия и одобрения. М-р Тутс из-под руки дает знать Лапчатому Гусю, что джентльмен в панталонах оленьяго цвета - это и есть отец его возлюбленной. Гусь отвечает хриплым шепотом, что таких "стоячих" молодцов не много на свете, и только наука боксированья может перегнуть их на двое, поддав исправного тумака в средину жилета.

М-р Саундс и м-с Мифф созерцают м-ра Домби на почтительном разстоянии; но когда послышался шум колес подъезжавшого экипажа, м-р Саундс выбегает на паперть. М-с Мифф, уловив взор м-ра Домби, делает книксен и почтительно докладывает, что, кажется, изволила приехать его "добрая леди". Толпа прихлынула к дверям, и через минуту, среди общого шепота, величественно выступила по мраморным плитам "добрая леди", сопровождаемая своей свитой.

Нет на её лице ни малейшого следа страданий прошлой ночи, и никто бы не узнал в обворожительной невесте вчерашнюю женщину на коленях перед постелью спящей девочки. Прямая, гордая, стройная непреклонная, гордо смотрит она на толпу, изумленную её прелестями, и взор её редко падает на эту же девочку, нежную и любящую, которая в разительном контрасте стоит подле нея.

Все заняли места. Пастор и кистер еще не явились. В это время м-с Скьютон обращается к м-ру Домби и с большою выразительностью говорит:

- Любезный Домби, сверх чаяния, кажется, я принуждена буду лишиться милой нашей Флоренсы и отпустить ее домой, как сама она предложила. После сегодняшняго лишения, любезный Домби, y меня, я чувствую, не хватит сил даже для её общества.

- Не лучше ли ей остаться при вас? - возразил жених.

- Не думаю, любезный Домби, никак не думаю. Мне гораздо лучше одной. При том Эдифь, после вашего возвращения, сделается её естественным и постоянным опекуном, и мне, может быть, благоразумнее не вмешиваться в её распоряжения. Пожалуй, еще она будет ревновать. Не так ли, милая Эдифь?

При этих словах осторожная маменька пожимает руку своей дочери, может быть, серьезно вымаливая её посредничества.

- Серьезно, любезный Домби, я решилась проводить нашу малютку и не навязывать своей скуки. Мы об этом только что сейчас разсуждали. Она хорошо понимает эти вещи. Не правда ли, милая Эдифь, - она понимает?

И опять добрая маменька пожимает руку своей дочери. М-р Домби не представляет дальнейших восражений, потому что в эту минуту вошли пастор и кистер. М-р Саундс и м-с Мифф разставляют посетителей в приличных местах за перилами подле алтаря.

- Кто эту женщину вручает в жены этому мужу? - говорит пастор, начиная венчальный обряд.

Вручает кузен Феникс. Онь нарочно прискакал из Баден-Бадена для этой цели.

- Чорт побери, - думает кузен Феникс, - если принимать этого туза в нашу фамилию, так надобно для него что-нибудь сделать, Покажем ему наше внимание.

- Я эту женщину вручаю в жены этому мужу, - отвечал кузен Феникс.

Но при вручательстве вышло неопределенное qui pro quo. Кузен Феникс, думая идти по прямой линии, немного промахнулся и, ухватив за руку невестину подругу, годами десятью помоложе м-с Скьютон, поспешил вручить оную в жены м-ру Домби. Но м-с Мифф, поправляя ошибку, проворно повернула спину почтенного кузена и наткнула его на "добрую леди", которую кузен Фениксь и вручил надлежащим порядком.

- Хочешь ли ты эту женщину взять себе, как венчанную жену твою?

Подобный же вопрос предложен Эдифи; она отвечает утвердительно.

Итак - они обвенчаны!

Твердою, свободною рукою невеста берет перо и подписывает свое имя в свадебном реестре, когда, после обряда, общество удалилось в ризницу.

- Не много найдется невест, которые бы так подписывали свои имена! - восклицает м-с Мифф, делая книксен при каждом обращении на нее чьего-нибудь взгляда.

Флоренса также подписывается, но её рука дрожит, и робкой девушке никто не аплодирует. Все подписываются и последним, кузен Феникс; но его благородная рука невзначай попала в другую графу, и оказалось по этой подписи, что его в-пр-во родился сегодня поутру.

Майор целует новобрачную с величайшею любезностью и акуратно выполняет эту ветвь военной тактики в отношении ко всем дамам, за исключением м-с Скьютон, которая с девической стыдливостью поспешила укрыться в церкви. Примеру майора последовал кузен Феникс и даже м-р Домби. Наконец, подходит к Эдифи м-р Каркер со своими белыми блестящими зубами, как будто имеет намерение скорее укусить новобрачную, чем вкусить сладость её губ.

Пылают гордые щеки новобрачной, и сверкают её глаза, как-будто хотят остановить дерзновенного, однако, не останавливают. М-р Каркер целует ее так же, как другие и желает всякого блага.

- Если только, - прибавляет он тихим голосом, - желания не совершенно излишни после такого союза.

Но неужели Эдифь чувствует опять, что Каркер видит ее насквозь, читает её сокровенные мысли, и что это сознание унижает ее больше, чем всякое другое? Отчего же иначе гордость её корчится и тает под его улыбкой, как снег под рукою, которая его сжимает? Отчего же повелительный взор её падает на землю при встрече с его проницательными глазами?

- Я в восторге, - говорит м-р Каркер, наклоняя свою шею с униженностью раба, проникнутого ложью и обманом с головы до нот, - я в восторге при настоящем радостном событии видеть свое скромное приношение в прелестной руке м-с Домби и буду всю жизнь гордиться таким лестным вниманием.

В ответ м-ру Каркеру Эдифь склоняет свою голову, но в руке её заметно судорожное движение, как-будто она хочет измять букет и с презрением разбросать по полу ненавистные цветы. Но не больше одного мгновенья продолжалась эта тревога. Подав руку своему супругу, который стоял подле, разговаривая с майором, Эдифь опять горда, опять величава и спокойна.

Кареты опять стоят y церковных дверей. М-р Домби, под руку с новобрачной, проходит через два ряда маленьких женщин, и каждая из них с этой мимуты раз навсегда удерживает в памяти фасон и цвет каждой статьи невестина костюма, и все это, по возвращении домой, возобновляется на кукле, которой вечно суждено выходить замуж. Клеопатра и кузен Феникс садятся в одну карету. В другой карете поместилась Флоренса с невестиной подругой, которую чуть не вручили жениху по ошибке вместо Эдифи, майор Багсток и м-р Каркер. Лошади приплясывают и припрыгивают; кучера и лакеи сияют гирляндами и новыми ливреями. Весело потянулся торжественный поезд по улицам города, и тысячи любопытных глазеют на него из своих окон; тысячи степенных холостяков сь завистью смотрят на счастливую чету, но утешают себя мыслью, что такое счастье - увы! - не может быть продолжительным.

счастливы. Она совершенно признает блистательную красоту новобрачной и смиренно допускает, что её собственные прелести сравиительно довольно слабы; но величественный образ м-ра Домби, его сиреневый жилет, его панталоны оленьяго цвета глубоко запали в её душу, и м-с Токс плачет навзрыд, возвращаясь домой на Княгинин Луг. Капитан Куттль еще слышит стройные звуки божественной службы; сотни раз повторяет аминь и чувствует заметную склонность к благоговейным размышлениям. В таком расположении духа ходит он по всей церкви с лощеною шляпою в руках и с умилением читает надпись на гробнице маленького Павла. М-р Тутс, сопровождаемый верным Гусем, оставляет Божий храм в лютом припадке мучительной страсти. Гусь еще не построил надежного плана относительно приобретения Флоренсы, думает, однако, что на первый случай не мешает дать хорошого пинка м-ру Домби. Служанки м-ра Домби выходят из потаенных мест и располагаются бежать в Брук-Стрит, но их задерживают новые припадки м-с Перч, которой нужен стакан холодной воды. Наконец м-с Перч оправилась, и все побежали, куда следует. М-с Мифф и м-р Саундс сидят на церковной паперти, разговаривают и считают собранные деньги. Могильщик идет на колокольню встречать нового покойника похоронным звоном.

Наконец кареты подъехали к резиденции м-с Скьютон, и трубачи с куклами и плясунами встретили счастливый поезд торжественным маршем. Густые толпы прихлынули со всех сторон, когда м-р Домби, под руку с новобрачной, торжественно входил в чертог кузена Феникса. За ними в стройном порядке следуют свадебные гости. Но зачем в эту минуту м-р Каркер, пробиваясь через толпу, вспомнил нищую старуху, которая остановила его в лемингтонской роще? Зачем Флоренса, в эту же минуту, выходя из кареты, с трепетом припомнила отвратительное лицо доброй бабушки, ограбившей ее в детстве.

Приветствиям, поздравлениям, комплиментам нет и счету в этот счастливый день. Оставляя гостиную, общество усаживается за столом в темнобурой зале, которой никакия усилия декоратора не могли сообщить веселого вида, - нет нужды, что сухопарые негры подле канделябров убраны роскошными цветами и бантами.

Завтрак - великолепный, честь и слава модного ресторатора. М-р и м-с Чикк также присутствуют среди гостей. М-с Чикк с удивлением находит, что природа как будто нарочно истощила все свои дары, чтобы олицетворить в обворожительной Эдифи настоящую Домби. М-с Скьютон чувствует большое облегчение и выпивает даже очень исправно свою долю шампанского. Высочайший лакей, страдавший поутру мигренью, теперь в добром здоровьи, пасмурен, угрюм и смертельно ненавидит другого высочайшого лакея, y которого вырывает из рук тарелки с очевидною яростью. Компания холодна, спокойна и отнюдь не раздражает избытком веселости черные гербы и картины, погруженные на стенах в глубочайший траур. Кузен Феникс и майор Багсток веселятся за всех; м-р Каркер улыбается во все время, и особенно при взгляде на м-с Домби, которая, однако, не обращает на него ни малейшого внимания.

Завтрак кончился, и слуги удалились, кузен Феникс величаво подымается со своего места и обращает на себя всеобщие взоры. Его манжеты белы, как снег; его щеки после обильных излияний шипучей влаги рдеют свежими розами. Кузен Феникс смотрит настоящим лордом.

приходит, наконец, пора предлагать то, что обыкновенно называется... словом сказать, предлагать тосты.

Майор аплодирует. М-р Каркер, выставив голову вперед через стол по направлению к особе кузена Феникса, улыбается и делает одобрительные жесты.

- Это, смею вам напомнить, есть... словом сказать...

- Слушайте! слушайте! - восклицает майор энергическим тоном убеждения.

М-р Каркер слегка хлопает руками и, опять, наклонившись вперед через стол, улыбается и делает самые одобрительные жесты, как будто он особенно был поражен этим последним замечанием и лично желал выразить оратору благодарность за доставленное удовольствие.

не был оратором и не отличался даром слова. Когда, как член палаты депутатов, я имел честь поддерживать адрес и должен был при этом случае говорить речь, то, сознавая в себе свой природный недостаток, я принужден был на две недели сделаться больным...

Майор и м-р Каркер пришли в яростный восторг от этой черты из автобиографии лорда. Поощренный оратор обращается теперь лично к ним и продолжает таким образом:

- И, словом сказать, несмотря на то, что я был две недели чертовски болен, я чувствую, вы понимаете, на мне лежит обязанность. A как скоро англичанин чувствует, что на нем лежит обязанность, он должен, во что бы то ни стало, выполнить ее наивозможно лучшим способом, какой только ему известен. Итак, джентльмены, сегодня благороднейшая британская фамилия имела удовольствие соединиться в лице моей возлюбленнейшей и совершеннейшей родственницы, которую теперь я вижу присутствующею, словом сказать... присутствующею...

Общия рукоплескания.

- Присутствующею вместе с тем... словом сказать, с человеком, на которого никогда печать презрения... словом сказать, присутствующею с почтенным моим другом Домби, если он позволит мне называть его этим именем.

- До сих пор я не имел вожделенных случаев наслаждаться личным знакомством друга моего Домби и еще не изучил тех высоких качеств, которые равномерно делают честь его уму и... словом сказать, его сердцу, ибо я был подвержен несчастию все это время находиться... словом сказать, находиться в другом месте.

Майор свирепеет от полноты восторга.

- Однако, джентльмены, я довольно знаю друга моего Домби, чтобы иметь совершеннейшее понятие о том,, что он есть... словом сказать, выражаясь, некоторым образом, вульгарным слогом, что он есть негоциант, британский негоциант и... словом сказать, и... человек. И хотя я несколько лет сряду жил в чужих краях... мне весьма приятно будет принять друга моего Домби в Баден-Бадене и воспользоваться честью представить его великому герцогу... и хотя я жил в чужих краях, однако, я довольно знаю и ласкаю себя надеждой, что моя возлюбленная и совершеннейшая родственница владеет всеми принадлежностями, чтобы сделать своего мужа счастливым, и что её супружеский союз с другом моим Домби есть соединение нежных наклонностей сердца с обеих сторон.

Улыбка и жесты м-ра Каркера принимают чудовищные размеры.

которая владеет всеми средствами, чтобы сделать счастливым своего мужа. Принимаю смелость, джентльмены, напомнить, что каждый из вас обязан в настоящем случае приветствовать как друга моего Домби, так и совершеннейшую мою родственницу.

Общия рукоплескания. М-р Домби, принимая поздравления, благодарит за себя и за м-с Домби. Майор Багсток предлагает, наконец, тост в честь и славу м-с Скьютон, и этим достойным тостом оканчивается торжество. М-с Домби уходит в будуар и надевает дорожное платье.

Прислуга между тем завтракает в нижнем этаже. Шампанское льется через край в рюмках и бокалах; жареные курицы, жирные пироги, раковый салат, бифштексы, пуддинги - в изобилии. Высочайший лакей чувствует опять ужасную "мишень" и прислоняет головку к стене. Глаза y его товарища прыгают по всем сторонам и нигде не находят точки опоры. Дамы раскраснелись как свежия клюквы. М-с Перч сияет лучами радости, и все заботы убегают прочь из её головы: если бы в эту минуту спросили ее, куда дорога к Чистым Прудам, где скрыты её заботы, м-с Перч, без сомнения, пришла бы в очевидное сомнение относительно существования чистых или грязных прудов. М-р Таулисон предлагает тост за здравье и благоденствие счастливой четы, и сребровласый буфетчик от полноты восторга пожимает ему руку, ибо он действительно убежден в эту минуту, что он - старый слуга семьи, и совершившияся перемены слишком близки его сердцу. Вся компания, дамы в особенности, чувствует себя в благодатном состоянии духа. Душа и сердце веселого общества, кухарка м-ра Домби, озаренная счастливою идеей, предлагает всем вместе отправиться в театр, и все с восторгом принимают предложение, не исключая м-с Перч и даже туземца, который поглощает вино, и как тигр пугает всю компанию выкатывающимися гдазами. Легкая размолвка произошла только между горничной и м-ром Таулисоном: она, основываясь на старинном изречении, доказывала, что браки заключаются на небесах; он, не основываясь ни на чем, утверждал, что в аду. Главнейшим опровержением м-ра Таулисона было предположение, что горничная потому так думает, что сама собирается замуж, a она отвечала: "Боже сохрани! уж если и выйду, так не за вас"! В этот спор вмешался среброглавый буфетчик и, предлагая тост за здоровье м-ра Таулисона, остроумно заметил, что знать м-ра Таулисона - значит уважать его, a уважать м-ра Таулисона - значит желать ему всех благ вместе с его суженою, где бы она ни была; здесь сребровласый буфетчик лукаво подмигнул возлюбленной м-ра Таулисона. На все эти комплименты м-р Таулисон отвечает с достоинством и чувством. Речь заходит, наконец, об иностранцах, и м-р Таулисон решительно того мнения, что все они негодяи, хотя - случается иногда - умеют приобретать благосклонность в таких головах, y которых, по пословице, длинен волос да ум короток. Одного желает м-р Таулисон, чтобы не пришлось, например, услышать о каком-нибудь французе, который бы, например, обокрал карету какого-нибудь путешественника. При этом взгляд м-ра Таулисона принимает такое свирепое выражение, что с горничной делается истерика. Вдруг распространилась весть, что молодая уезжает, и вся компания выбегает на лестницу, чтобы видеть собственными глазами, как она уезжает.

Карета y ворот. Молодая сходит в залу, где ее встречает м-р Домби в дорожном костюме. Флоренса также готова к отъезду, и мисс Сусанна Ниппер, занимавшая среднее положение между гостиной и кухней, собирается вместе с нею. Выходит Эдифь, и Флоренса бросается к ней с прощальными объятиями.

Отчего же Эдифь дрожит в этих объятиях? Разве ей холодно? Или в объятиях Флоренсы заключена таинственная сила, распространяющая невольный трепет по прекрасным членам? Отчего, наконец, с такою судорожною поспешностью Эдифь вырывается из этих объятий, выбегает из залы и садится в карету?

с гостями из столовой, старается утешить ее; но все усилия безполезны, и он оставляет неутешную мать. Кузен Фениксь также прощается с Клеопатрой, и м-р Каркер следует его примеру. Нет более гостей. Оставшись одна, Клеопатра чувствует легкое головокружение и, удалившись в спальню, засыпает крепким сном.

В нижнем этаже y всех страшное головокружение. Высочайший джентльмен, страдающий "мишенью", по-видимому, приклеил свою голову к столу и никак не может ее оторвать. Бурный переворот совершился в мозгу y м-с Перч, и она, в порыве негодования против м-ра Перча, жалуется кухарке, что он уже не так привязан к своей семье, как в прежнее время, когда их было только десятеро. У Таулисона звенит в ушах, и около его головы кружится какое-то огромное колесо. Горничную мучит сомнение, грешно или нет желать чьей-либо смерти.

М-с Скьютон почивает наверху уже два часа, но в кухне отдых еще не начинался. Черные гербы в столовой комнате с негодованием взирают на хлебные крошки, грязные блюда, винные брызги, полурастаявший лед, раковую скорлупу, объедки куриных ножек и на мягкое желе, постепенно превратившееся в тепловатый гуммиластический суп. Свадебное торжество почти так же потеряло всю свою прелесть, как и завтрак. Служанки м-ра Домби вдаются в нравственные назидания, жалеют о невинном препровождении времени подле домашняго очага за чайным столиком, и к восьми часам вечера все вообще настраивают себя на самый серьезный тон. В это время прибыл м-р Перч в белом жилете и сизом фраке, под куражем и в самом веселом расположении духа, с полною готовностью прокутить целую ночь; но его, к величайшеу изумлению, принимают очень холодно и навязывают ему м-с Перч, больную и разслабленную, с которою он тотчас же и отпрабляется на Чистые Пруды в первом омнибусе.

Ночь. Осмотрев великолепные залы преобразованного дома, Флоренса уходит в свою комнату, где заботливость Эдифи окружила ее роскошным комфортом. Она сбрасывает с себя пышные наряды, надевает прежнее простое черное платьице и садится читать в присутствии Диогена, который моргает и косится на свою хозяйку. Но Флоренса не может читать в этот вечер. Дом ей кажется странным, и громкое эхо пугает ее. Какое-то уныние давит сердце, и ей тяжело, хотя она сама не понимает отчего. Флоренса закрывает книгу, и невежливый Диоген, принимая такое действие за поданный сигнал, кладет к ней на колени свои лапы и трется ушами о её ласкающия руки. Но Флоренса на этот раз не видит его ясно: туман в её глазах, и проносятся в нем в виде светоносных ангелов её покойный брат и её покойная мать. A Вальтер, бедный, плавающий по бурному морю племянник дяди Соля, о, где бедный Вальтер?

Майор, конечно, ничего этого не знает. Всхрапнув часика два, три после полудня, майор Багсток пообедал в своем клубе и теперь сидит за бутылкою вина, осаждая скромного молодого человека безчисленными анекдотами о Багстоке, сударь мой, который был y Домби на свадьбе и подружился с лордом Фениксом, анафемски лукавым джентльменом. Молодой человек готов бы дать порядочную сумму, чтобы откупиться от этих анекдотов, но... увы! красноречие брызжет фонтанами из уст майора, и он, бедный юноша с розовыми щеками, принужден сидеть и слушать. Кузен Феникс между тем сидит за игорным столом в одном почтенном доме, куда, быть может, ненароком завели его упрямые ноги.

под своды, идет за нею, прогоняет ее и сам скрывается среди мертвецов. Робкия мыши опять собираются вместе, заслышав шум y церковных дверей. М-с Мифф и м-р Саундс, неразлучные как супруги, связанные несокрушимой цепью, входят в безмолвный храм для своих обычных занятий. В условный час опять они на церковной паперти ожидают нового жениха и новую невесту, и опять сей муж берет сию женщину, и сия женщина берет оного мужа, дабы, как гласит англиканская формула:

"От сего часа любить и содержать в болезни и в здоровьи, в богатстве и нищете, в лепоте и безобразии, дондеже смерть их не разлучит".

Эти именно слова повторяет м-р Каркер, проезжая на другой день в Сити своей обыкновенной дороиой.