Домби и сын.
Глава ХLѴ.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Домби и сын. Глава ХLѴ. (старая орфография)

Глава ХLѴ. 

Поверенный агент.

Эдифь выезжала в этот день одна и воротилась домой очень рано. Было пять минут одиннадцатого, когда карета её прокатилась по улице, где она жила.

Было на её лице какое-то принужденное спокойствие, как и поутру, когда ее одевали, и венок на её голове обвивал то же холодное и упрямое чело. Но одна минута, и - почем знать? - бешеная рука, пожалуй, в клочья растерзает листья и цветы этого венка, и не останется от драгоценного наряда ни малейших следов на угрюмом челе. Ничто, казалось, не могло смягчить дикую натуру этой женшины, неприступной, нераскаянной, непреклонной, и все явления в жизни, по-видимому, только ожесточали ее больше и больше.

При выходе из кареты, кто-то, спокойно стоявший y подъезда, предложил ей свою голую руку, и, так как лакея не было подле, Эдифь не могла отказаться от этой вежливости, и тогда она узнала, чья это рука.

- Что ваш больной, сэр? - сказала она, вздернув губы.

- Ему лучше, - отвечал Каркер, - гфраздо лучше. Я только что от него.

Она склонила свою голову и пошла наверх. Каркер, остановившийся y лестницы, почтительно спросил:

- Смею ли просить вас, м-с Домби, уделить для меня не более одной минуты?

Она остановилась и обратила на него глаза,

- Теперь не время, сэр. Я устала и хочу быть одна. Вам очень нужно?

- Чрезвычайно, м-с; дело не терпит никакой отсрочки. Так как я имел счастье случайно вас встретить, то уж позвольте вас побезпокоить.

Она смотрела на его лоснящийся рот, a он, с нижних ступеней, с жадностью вперил глаза в её нарядное платье и опять думал, как она прекрасна.

- Где теперь мисс Домби? - громко спросила она лакея.

- В уборной, сударыня.

- Ведите нас туда.

И взглянув опять на внимательного джентльмена, она показала легким движением головы, что он может за нею следовать, если хочет.

- Прошу извинить, м-с Домби! - проворно сказал Каркер, вдруг перешагнув через две ступени и поравнявшись с нею. - Смею ли просить вас, чтобы мисс Домби не присутствовала при нашем разговоре?

Она бросила на него гордый, вопросительный взгляд.

- Мне бы хотелось пощадить мисс Домби от известий, какие я вынужден сообщить вам, миледи, - продолжал Каркер, значительно понизив голос. - По крайней мере, вы сами потрудитесь решить, должна ли она их слушать, или нет. Этим вниманием к мисс Домби я обязан вам, и после нашего первого разговора было бы с моей стороны безразсудно и безчеловечно поступать иначе.

- Покажите другую комнату, - сказала она слуге, медленно отрывая глаза от своего собеседника.

остановился перед ней в почтительном отдалении.

- Прежде, чемь вы начнете говорить, сэр, - начала Эдифь, когда дверь затворилась, - я желаю, чтобы вы выслушали меня.

- Слышать от м-с Домби что бы то ни было, хотя бы незаслуженные упреки, это такая честь, выше которой ничего не может быть для её усердного слуги, готового заранее согласиться на все её желания.

- Если, сэр, прислал вас ко мне этот человек, которого теперь вы только что оставили...

Каркер поднял глаза, как будто для выражения величайшого изумления, но тут же потупил их опять, когда встретился со взором Эдифи.

-... то вы можете избавить себя от труда передавать мне его поручения. Я не стану вас слушать. Мне, впрочем, не к чему было об этом и спрашивать. Я вась ожидала.

- Я очень несчастлив, сударыня, что нахожусь здесь, совершенно против моей воли, именно для этой цели. Но это, если позволите сказать, только одна цель. Есть и другая.

- Стало быть, сэр, одной цели вы достигли. A если вздумаете к ней возвратиться...

- Может ли м-с Домби допустить мысль, что я осмелюсь в чем бы то ни было поступать наперекор её запрещению! - воскликнул Каркер, подвигаясь ближе. - Может ли м-с Домби, не обращая внимания на мое несчастное положение, решительно считать меня в такой степени нераздельным от моего повелителя, чтобы оказывать мне великую и упорную несправедливость?

- Сэр, - возразила Эдифь, устремив на него мрачный взгляд и говоря с возрастающим одушевлением, от которого ярко зарделось все её лицо, раздулись гордые ноздри и вытянулась во всю длину алебастровая шея. - Зачем и как вы осмелились говорить мне о моей любви и обязанностяхь к моему мужу и повторять тысячу раз, что я счастлива и горжусь этим замужеством? Как вы осмелились оскорблять меня, когда вам известно, как нельзя лучше, что вместо любви между нами отвращение и ненависть, и что я презираю его почти столько же, как сама себя за то, что я его жена. Я оказываю вам несправедливость?! Да если бы я захотела отдать справедливость пытке, которую вы заставляли меня чувствовать, я бы вас задушила! Зачем, о, зачем вы являлись на мои глаза с этим гнусным лицемерием, которым проникнута вся ваша натура?

- Как зачем?

Если бы м-с Домби не была ослеплена своим гневом, гордостью и самоуничижением, она бы прочла удовлетворительный ответ на его лице. М-р Каркер теперь, как и прежде, пришел именно затем, чтобы довести ее до этого признания.

Ослепленная Эдифь не заметила этого ответа, да и не заботилась о нем. Она видела только свое унижение и борьбу, которую вытерпела и должна была терпеть впереди. Занятая исключительно этой мыслью, она с неистовством выдергивала перья из крыла какой-то прекрасной и редкой птицы которое служило ей вместо веера, висевшого от её руки на золотой цепочке.

Каркер не оробел, не смешался от её взора, но стоял перед нею вкопанный с видом человека, речь которого, и речь весьма длинная, была впереди. Он молчал до тех пор, пока совсем не прекратились внешния проявления её гнева. Наконец, когда перья, все до одного, были разбросаны по полу, он повел свою речь плавно и стройно, смотря прямо в её огненные глаза.

- Я знаю, м-с, и давно знал, что не имею счастья пользоваться вашей благосклонностью, и знал я, за что. Да. Я знал, за что. Вы говорили со мной откровенно, и ваше лестное доверие, можно сказать...

- Доверие! - повторила Эдифь с презрением. Каркер пропустил восклицание мимо ушей.

-... сваливает с моих плеч тяжелое бремя. Теперь мне нет надобности притворяться. Да, я видел с первого раза, что с вашей стороны не было никакой привязанности к м-ру Домби, да и могла ли она существовать между такими различными натурами? И видел я потом, что в груди вашей родились чувства сильнее простого равнодушия, - могло ли быть иначе, под влиянием обстоятельств, которые вас окружали? Но поставьте себя на мое место и скажите, должен ли я был, в том или другом случае, сообщать вам свой настоящий образ мыслей об этом предмете?

- A должны ли вы были, - возразила Эдифь, - притворяться, что имеете совсем другой образ мыслей, и с безстыдной наглостью навязывать его мне при каждом свидании?

- Да, я принужден был к этому. Если бы я поступил иначе, и позволил себе отступить в чем-нибудь от принятого плана, мне бы никогда не говорить с вами таким языком. И я предвидел - кому же, как не мне это предвидеть, когда, по долговременному опыту, я знаю м-ра Домби лучше самого себя? - я предвидел, что если ваш характер не окажется со временем столь же уступчивым и покорным, как характер его первой жены, чему, впрочем, я никогда не верил...

Гордая улыбка давала основательный повод заметить, что последняя фраза может быть повторена.

- Да, этому я решительно никогда не верил... Итак, после всего этого я предвидел, что наступит, вероятно, время, когда мой образ действий может, без сомнения, пригодиться...

- Кому же он пригодится? - прервала Эдифь с нетерпением.

особу, которая питает к нему решигельное отвращение и презрение.

Последния слова были произнесены с разстановкой и с особенным эффектом.

- Это очень благоразумно с вашей стороны, - сказала Эдифь, - освобождать себя от ограниченных похвал и говорить презрительным тоном даже о нем, между тем как вы - его главный советник и льстец. Это делает вам честь.

- Советник - да, льстец - нет! - сказал Каркер. - Маленькая осторожность не вредит никому и полезна для многих. Свет вообще помешан на интересах и приличиях, которые очень часто препятствуют нам обнаруживать истинные чувства. Бывают компании, основанные на интересе и приличии, дружеския связи на интересе и приличии, торговые сделки на интересе и приличии, супружества, основанные на интересе и приличии, и так далее. Все это бывает сплошь да рядом, м-с Домби.

Эдифь закусила губы, но ни в чем не изменила сврей наблюдательной позы. Каркер сел теперь подле нея и продолжал с видом глубочайшого уважения.

- Позвольте, м-с, говорить с вами искренно, как человеку, который готов посвятить всего себя вашим услугам. Разумеется, совершенно в порядке вещей, если леди, с вашим умом и талантами, считала возможным изменить в некоторых отношениях характер своего суируга и отлить его в лучшую форму.

- Для меня, сэр, это было вовсе не в порядке вещей, - возразила Эдифь. - Этого никогда я не ожидала, и y меня вовсе не было такого намерения.

Её гордое неусграшимое лицо показывало ясно, что она отнюдь не намерена носить маски, и готова показать себя во всем такою, какова она есть, не заботясь о мнении, какое могли о ней составить.

- По крайней мере, - продолжал Каркер, - вы могли надеяться, что, сделавшись женою м-ра Домби, вам можно будет жить, не унижаясь перед ним и не приходя в такия неприятные столкновения. Но, сударыня, вы не знали м-ра Домби, когда так разсуждали (если только разсуждали). Вы не знали, что при своей непомерной взыскательности и гордости, он в то же время - раб своего собственного величия, и что, запряженный в свою торжественную колесницу, он слепо и сломя голову идет вперед, не видя ничего за собою и не заботясь узнать, есть ли что на свете, кроме его фирмы.

Через зубы м-ра Каркера просвечивалось неимоверное презрение, когда он продолжал далее рекомендацию своего патрона:

- М-р Домби, могу в этом уверить, уважает вас не более как и меня. Сравнение, конечно, странное, но совершенно справедливое. М-р Домби, с высоты своего величия, просил меня - это я слышал своими собственными ушами вчера иоутру - просил, чтобы я был его посредником при вас. Он очень хорошо знает, что один мой вид крайне неприятен для вас, но для того-то именно он и выбрал меня, разсчитывая, что такое посольство будет наказанием для его супруги. Я не мог и не должен был высказывать ему своих мнений. По его понятиям, я не более, как купленный раб, y которого нет своей воли, и который, следовательно, не смеет отказываться ни от каких поручений; но ему не приходит и в голову, что, делая этого раба посредником при своей супруге, он оскорбляет вместе с тем и свою собственную честь. Да и что значит для него его супруга, когда он заранее осмелился грозить ей этим посольством? Вы, конечно, не забыли, м-с, в каком тоне говорил он об этом.

Она наблюдала его с большим вниманием, но и он не спускал с нея глаз. Поэтому Каркер заметил, что последнее известие впилось смертельною стрелою в её гордую грудь. До сих пор Эдифь надеялась, что Домби не рассказывал, по крайней мере, о своих переговорах с нею.

- Все это я говорю отнюдь не к тому, чтобы усилить раздор между вами и м-ром Домби - Боже сохрани! Какая мне от этого польза? - но единственно в подтверждение печальной истины, что м-р Домби не уважает никого на свете. И все, что его ни окружает, на его беду, только утверждало его в этом образе мыслей. Мы, в наших различных положениях, были всегда его безответными рабами, которые, при первом мановении, готовы были стать перед ним на колени и вытянуть к его услугам свои шеи. Иначе мы не можем себя вести, потому что м-р Домби привык повелевать безусловно. Не будь нас, он нашел бы других рабов, не менее покорных. Словом, до сих пор он встречал со всех сторон безусловную подчиненность. Поэтому, очень натурально, что до сих пор он и понятия не имел, что значит оскорбленная гордость, противопоставленная его деспотической власти.

Эдифь не пошевелила губами, но её глаза, казалось, выговаривали ответ: "Надеюсь, теперь он получил это понятие". - Каркер заметил, что её нижняя губа задрожала, и грудь высоко подымалась оть напряжения волновавших ее чувств. Ему следовало теперь дополнить свою рекомендацию, и он продолжал с непоколебимым спокойствием:

- М-р Домби, конечно, очень почтенный человек, но, отуманенный своим величием, он способен даже извращать факты и выводить из них заключения, какие ему нравятся. Так, например, он искренно убежден - извините за глупость, которую услышите, но она принадлежит не мне - убежден, что его строгие выговоры настоящей супруге, сделанные незадолго перед плачевной смертью м-с Скьютон, произвели на нее оглушительное действие, так что она совершенно подчинилась его воле.

Эдифь захохотала. Смех негармонический, но который однако-ж, чрезвычайно понравился м-ру Каркеру.

- Теперь, м-с, если вам угодно, это дело можно считать оконченным. Ваши собственные мнения так решительны и, я уверен в этом, так неизменны, что я почти боюсь вновь подвергнуться вашему негодованию, если осмелюсь заметить, что, несмотря на все эти недостатки м-ра Домби, я, однако, привык к нему и глубоко его уважаю. Все это, поверьте, я говорю отнюдь не для того, чтобы хвастаться чувствами, к которым, разумеется, вы не можете иметь никакой симпатии, но единственно для того, чтобы объяснить по возможности степень моего усердия к вашим общим интересам и вместе показать негодование на несчастную роль, которую я принуждень играть в этой печальной драме.

Эдифь сидела таким образом, как будто бы боялась оторвать свои глаза от его лица.

Теперь оставалось развязать последний узел.

- Уже поздно, м-с, - начал Каркер, - и вы, конечно, устали; но мне невозможно забыть другую цель, для которой я осмелился теперь явиться на ваши глаза. Вы любите мисс Домби, - это знаю я, и знает м-р Домби. Будьте, умоляю вас, как можно более осторожны в обнаружении этой привязанности.

- По причинам, весьма важным, вам не должно показывать чрезмерную привязанность кь этой молодой леди.

- Чрезмерную привязанность! - воскликнула Эдифь, нахмурив свои широкия брови и вставая с места. - Кто смеет судить о моих привязанностях. Кому какое до них дело? Вам?

- Конечно не мне! - отвечал Каркер, вздохнув из глубины души и притворяясь крайне растроганным.

- Кому же?

- Неужели вы сами не можете догадаться?

- Я не привыкла разгадывать.

С минуту они оба молчали и выразительно смотрели друг на друга. Каркер еще раз вздохнул из глубины души и начал таким образом:

- Я в крайне затруднительном положении, м-с, поверьте мне в этом. Вы объявили, что не примете через меня никаких поручений, и запретили мне возвращаться к этому предмету; но эти два предмета так тесно между собой соединены, что, если вам не угодно, без дальнейших объяснений, последовать совету относительно предосторожности, какую я имел честь рекомендовать вам, то я принужден, против воли, нарушить строгое ваше запрещение.

- Нарушайте. Этого от вас можно ожидать, - сказала Эдифь.

Она была бледна и дрожала всем телом. Каркер, верно разсчитавший на этот эффект, продолжал с обыкновенным спокойствием:

- Он поручил мне сказать, что ваше поведение в отношении к мисс Домби ему очень неприятно. Это, по его словам, подает повод к сравнениям, оскорбительным для его особы. Поэтому м-р Домби желает, чтобы вы совершенно переменили обращение с его дочерью, потому, говорит он, что ваша чрезмерная привязанность не принесеть ей ни малейшей пользы.

- Это угроза?

- Да, угроза, - отвечал Каркер шепотом и тут же прибавил громко, - но угроза, обращенная не на вас.

руками. Это ненавистное прикосновение мгновенно привело ее в себя; оттолкнув его, она вытянулась во весь рост и, протягивая руку к дверям, сказала:

- Осгавьте меня, прошу вас. Не говорите ничего больше.

- Да и нельзя говорить, если бы даже я хотел. Бог знает, какие непредвиденные следствия могли бы произойти, если бы вы благовременно не ознакомились с его образом мыслей. Мисс Домби, мне известно, огорчена теперь потерей своей старой служанки; но это ничего не значит в сравнении с этими непредвиденными следствиями. Я просил, чтобы мисс Домби не присутствовала при нашем разговоре; надеюсь, вы не гневаетесь теперь за эту просьбу. Да или нет?

- Да. Но пожалуйста оставьте меня.

- Я знал, что вы слишком любите молодую леди, чтобы подвергнуть ее убийственному несчастью выслушать разговор, который должен уничтожить её будущия надежды.

- Я буду каждый день приходить к м-ру Домби во время его болезни и доносить ему о делах. Позвольте мне опять явиться к вам и узнать ваши желания относительно предмета, о котором мы говорим.

- Оставите ли вы меня, или нет?

и чем скорее, тем лучше.

- Узнаете, но ради Бога, не теперь.

всевозможные меры к предотвращению от нея угрожающей беды.

- Да, да. Только уйдете ли вы от меня?

Каркер поклонился и пошел к дверям; но тут же воротился опять и, останавливаясь перед Эдифью, сказал:

- Теперь, надеюсь, я прощен, и вина моя заглажена. Могу ли - ради мисс Домби и ради меня самого - поцеловать на прощанье вашу руку?

Она подала ему ту самую руку, которую изувечила накануне. Рука была в перчатке. Каркер ее поцеловал и удалился. За дверьми несколько раз целовал он свою собственную руку, которая имела вожделенное счастье прикасаться к перчатке м-с Домби.