Домби и сын.
Глава XLVI.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Домби и сын. Глава XLVI. (старая орфография)

Глава XLVI. 

Глубокия соображения и нечаянная встреча.

В жизни и привычках м-ра Каркера совершились замечательные перемены. Нельзя было надивиться необыкновенному прилежанию, с каким он занимался конторскими делами, и той сосредоточенности, с какою он вникал в малейшия подробности торговых операций знаменитой фирмы. Всегда деятельный и проницательный на этот счет, он теперь удвадцатерил обыкновенную свою бдительность, и его рысьи глаза не смыкались ни на минуту. Он не только шел наравне с текущими делами, представлявшимися каждый день под какой-нибудь новой формой, но среди этих накопляющихся занятий он нашел досуг - то есть он создал для себя досут - обревизовать за целую дюжину годов коммерческую деятельность фирмы и свое собственное участие в её операциях. Часто, когда писаря расходились по домам, и вслед за ними пустели комнаты конторского заведения, м-р Каркер, анатомируя золотого тельца, заключенного в железном гробу, изследовал тайны книг и деловых бумаг с терпеливой кропотливостью человека, разсекавшого тончайшие нервы и фибры своего субъекта. Перч, разсыльный, обыкновенно в таких случаях услаждал свою душу чтением прейсъкуранта при свете сальной свечи или дремал в передней перед камином, рискуя каждую минуту нырнуть головою в угольный ящик. Занятый почти исключительно домашними наслаждениями по поводу м-с Перч, кормившей теперь двух близнецов, он, однако же, не мог удержаться оть благоговения перед необычайным усердием набольшого конторы и по целым часам рассказывал о нем своей почтенной супруге.

Такое же, если не большее внимание м-р Каркер обращал и на свои личные дела. Не быв никогда товарищем торгового дома - этой чести до сих пор удостаивались только наследники великой фамилии Домби - он постоянно пользовался некоторыми процентами с барышей и участвовал во всех предприятиях, содействовавших к приращению капитала. Поэтому в бурном денежном океане, мелкие вьюны между тритонами золота считали его богачем не последней руки. Джентльмены прилавков начали поговаривать, и довольно громко, что "Каркер себе на уме; знает он, где раки-то зимуют, и во время спешит собрать денежки в свой карман. Продувная бестия"! Некоторые господа между прочим держали пари, что Каркер собирается жениться на богатой вдове.

Впрочем, все эти заботы отнюдь не мешали м-ру Каркеру наблюдать попрежнему своего начальника и смотреть за собственной особой. Теперь, как и всегда, он был чист, опрятен, гладок и вообще отличался всеми кошачьими совершенствами. Не то, чтобы произошли существенные перемены в коренных основаниях его натуры, но усилилась и поднялась на несколько градусов вся жизненная эссенция человека, живущого в нем. Все, что замечали в нем прежде, замечали и теперь, только с приращением огромных процентов сосредоточенности. Он делал каждую вещь таким образом, как будто в жизни ничего больше не делал, - a это в таких людях верный знак, что их мыслительная машина в эту минуту на всем ходу.

Была в нем только одна радикальная перемена, не имевшая никакого отношения к прежним привычкам. Проезжая по улицам и переулкам, Каркер погружался в глубокое раздумье, как в то достопамятное утро, когда м-р Домби так неожиданно испытал на себе удары рока. Повесив голову и опустив глаза, он машинально избегал препятствий на своем пути и, казалось, ничего не видел и не слышал вплоть до прибытия на место своего назначения, если какой-нибудь внезапный случай не пробуждал его внимания.

Таким образом однажды ехал он на своем белоногом коне к конторе Домби и Сына и вовсе не замечал, что с одной стороны его наблюдают две пары женских глаз, a с другой очарованные буркулы Точильщика, который, в доказательство аккуратности, дожидался его на углу одного переулка, почти за целую версту от назначенного места. Бедный парень три-четыре раза безполезно снимал шляпу и, отчаявшись обратить на себя внимание господина, пошел за хвостом его коня, готовый во всякое мгновение держать стремя, где бы м-р Каркер ни остановился.

- Посмотри сюда: вот он как едет! - вскрикнула одна из этих двух женщин, - безобразная старушенка, протянувшая свою морщинистую руку, чтобы указать на задумчивого всадника своей молодой товарке, которая стояла подле нея y ворот.

Дочь м-с Браун, при этом восклицании, обратила в его сторону глаза, и налице её мгновенно выразилась ужасная мстительность и злоба.

- Никогда не думала его видеть, - сказала она тихим голосом, - авось тем лучше, что вижу. Воть он! вот он!

- Не изменился ни на волос! - сказала старуха с выражением безсильной злобы.

- Еще бы, - возразила дочь, - от чего ему измениться! Какого чорта он перенес? Во мне зато достанет перемены на двадцать человек. Разве мне этого мало?

- Вот он как едет! - бормотала старуха, озирая дочь своими красными глазами, - красивый, чопорный господин на лихом коне, a вот мы сь тобой барахтаемся в грязи....

- Мы и вышли из грязи, - с нетерпением подхватила дочь, - чем же нам быть? Его конь может топтать нас сколько угодно.

Старуха хотела что-то сказать, но молодая женщина, сделав повелительный жест, еще раз впилась глазами в проезжавшого всадника. Мать принуждена была замолчать, как будто её голос мог ослабить пристальные взгляды Алисы. Мало-по-малу всадник скрылся, и молодая женщина успокоилась совершенно. Тогда старуха начала опять:

- Алиса! красотка моя! - И вместе с этим она дернула ее за рукав, чтобы пробудить её внимание. - Неужто он так и уедет, и ты не выпросишь y него денег? Да ведь это из рук вон, дочка, гадина ты этакая!

- Разве я не говорила, что не нужны мне его деньги? - возразила дочь, - сколько еще раз толко вать тебе об этом? Приняла ли я монету от его сестры! Да умирай я с голоду среди дороги, и тогда не возьму от него ни копейки... или нет, возьму пожалуй, да только для того, чтобы облить ее ядом и отослать ему назад. Пойдем отсюда, матушка.

- Он так богат, - бормотала старуха, - a мы так бедны!

- Бедны оттого, что не можем ему заплатить за его добро, - отвечала дочь, - пусть мне дадут такое богатство, и я сумею им распорядиться. Пойдем, матушка, нечего тут глазеть.

В эту минуту Точильщик возвращался по той же улице, ведя под уздцы белоногую лошадь своего хозяина. Старуха, уже сдвинувшаяся с места, вдруг остановилась опять и с жадностью начала вглядываться в физиономию молодого человека, поглотившого теперь все её внимание. Как скоро Робин поравнялся с ними, старуха мгновенно отпрянула от ворот, и, подскочив к молодому парню, ударила его по плечу.

При этом возгласе веселый Робин вдрут сделал самую жалкую рожу и забормотал сквозь слезы:

- О, неужели ты не оставишь в покое бедного парня, м-с Браун, когда он достал себе честный кусок хлеба и ведет себя хорошо! Как это вам не стыдно, миссис Браун! Парень ведет в честную конюшню лошадь своего хозяина, a вы вот останавливаете его на улице и разговариваете! Да залучи ты к себе такого коня, ты из него мигом состряпала бы на продажу мясо для кошек и собак. Где погуливал? a тебе на что? Я думал, признаться, что твои косги давно убрались в дальнюю дорогу! - заключил Точильщик, думая этим последним замечанием кольнуть за живое привязчивую старуху.

- Вот он как поговаривает с своими старыми друзьями! - закричала старуха, обращаясь к дочери. - Я, бывало, возилась и нянчилась с ним по целым месяцам и неделям, когда он гонял голубей и перехватывал птиц. Вот тебе и благодарность!

- Отвяжитесь вы с этими птицами, миссис Браун! - возразил Робин тоном отчаянной тоски. Лучше бы бедному парню свести дружбу со львами, чем с этими маленькими пернатыми крикунами, которые вот как раз налетят иа твою рожу, когда этого нисколько не ожидаешь. - Ну, миссис Браун, как ваше здоровье, смею спросить, и что вам угодно?

Эти учтивые вопросы были, однако, произнесены таким тоном, в котором явно высказывалось желание спровадить с глаз долой навязчивую старуху.

- Поди ты, как он раскудахтался! - сказала м-с Браун, опять обращаясь к своей дочери. - Кудахтай, соколик, до поры до времени, a вот я потолкую о тебе с кое-какими твоими старыми приятелями, с которыми ты вместе обманывал и воровал....

- Да замолчите ли вы, миссис Браун? - прервал горемычный Точильщик, быстро озираясь вокруг, как будто за его затылком блистали перловые зубы всеведущого господина. - Что вам за радость погубить бедного парня? Подумайте о своих летах, миссис Браун! Разве вам нечего больше делать?

М-с Браун между тем гладила коня. Робин с неудовольствием взирал на эту операцию.

- Что ты хнычешь, безталанный детинушка? Какого чорта я сделаю твоему коню?

- Какого чорта! Да притронься к нему хоть соломинкой, хозяин все узнает.

И Точильщик усердно принялся дуть на место, к которому прикасалась старуха, как будто он действительно верил тому, что говорилх. Уничтожив, таким образом, истинный или мнимый след нечистого прикосновения, Робин повел вперед своего коня. Старуха пошла подле, бросив выразительный взгляд на дочь, и продолжала разговор:

- Теплое местечко, Робин, а? Везет тебе, детинушка, а?

- Толкуй вот тут, повезет много, если станешь с тобой встречаться, - возразил несчастный Точильщик, делая жалкую гримасу и останавливаясь среди дороги. - Да что это в самом деле, миссис Браун, отстанете ли вы от меня? Зачем не отзовет вас эта молодая женщина, если она вам приятельница? Проваливай, проваливай, бабушка Браун.

- Как, - закричала старуха, вытянув морщинистое лицо, исковерканное чудовищной улыбкой. - Так ты, мошенник, отпираешься от своих старых друзей! так ты забываешь их старую хлеб-соль! Проваливай? A кто давал тебе приют в своем доме, когда ты, как собака, валялся по каменным мостовым? a кто y тебя покупал и продавал с тобою разные вещицы, когда ты отлынивал от школы, озорник ты этакий? a где, в каком углу, на чьей лавке ты храпел в те поры, бутуз ты пучеглазый, образина ты непутная, а? Проваливай? Хорошо, голубчик, хорошо. Завтра же я нагоню к тебе целую свору твоих прежних товарищей, и вот увидим, как ты им скажешь - проваливай! Пойдем, Алиса. Чорт с ним!

- Погодите, миссис Браун! - закричал с отчаянием Точильщик. - Что вы хотите делать? На что это вы сердитесь, добрая бабушка? Да не уходите же, я и не думал вас обижать. Я ведь с самого начала сказал, - как ваше здоровье? - вольно же вам ничего не отвечать. Ну, бабушка, все ли вы в добром здоровьи? Да оглянитесь же сюда! - завопил Роб жалобным голосом, - ах, ты, Господи! Ну как бедному парню, разиня рот, стоять среди улицы с хозяйской лошадью, которую надобно вычистить и выхолить! И он-то.... ой, ой, ой!... он знает всю подноготную!...

Старуха, работая постоянно губами и мотая головой, бормотала что-то про себя, однако сделала вид, что перестает сердиться.

- Пойдемте же со мной, - продолжал Робин, я поставлю лошадь в стойло, и потом мы разопьем с вами бутылочку, не так ли, миссис Браун? Мисс, пойдемте с нами, будьте так добры. Я, право, очень рад этому свиданию, да только вот лошадь-то спутала меня.

После этого извинения, Точильщик, с отчаянием в душе, поворотил своего коня в глухой переулок, чтобы спокойнее добраться до конюшен. Старуха, безпрестанно озираясь на свою дочь, пошла подле, между тем как Алиса следовала за ними в некотором отдалении.

Минут через десять почтенная компания повернула на большой двор или площадь, обставленную амбарами, между которыми особенно бросался в глаза амбар бутылочного мастера. Здесь же была и огромная конюшня, дававшая приют нескольким дюжинам благородных животных. Отдав конюху белоногого коня, Точильщик пригласил своих дам посидеть y ворот на каменной скамейке, a сам побежал в ближайший кабак, из которого тотчас же воротился со штофом и стаканом.

- Это за здоровье твоего хозяина, м-ра Каркера, что ли? - сказала тихонько старуха, принимая поданный стакан. - Ну, многая ему лета!

- Мы его знаем, - сказала м-с Браун, перестав жевать и впившись глазами в своего собеседника. - Мы его видели сегодня поутру верхом на лошади, a ты еще вертелся перед ним и снимал шапку.

- Ай, ай! что это с ней делается? Разве она не будет пить?

Этот вопрос относился к Алисе, которая, завернувшись в свой капот, сидела поодаль, не обращая никакого внимания на предложенный стакан. Старуха между тем качала головой.

- Ты не смотри на нее, - сказала м-с Браун, - она y меня такая странная. A вот м-р Каркер...

- Tс! - сказал Точильщик, осторожно осматриваясь во все стороны, как будто м-р Каркер сгоял и подслушивал где-нибудь за углом. - Тише, пожалуйста!

- A что? Разве он здесь?

- Как знать? - бормотал Робин, бросая робкий взгляд на амбар бутылочного мастера, как будто его хозяин скрывался там между громадами стклянок.

- Хороший хозяин? - спросила м-с Браун.

Робин кивнул головой и прибавил тихим голосом:

- Проницателен так, что Боже упаси!

- За городом живет?

- За городом, y него собственная дача, a только теперь мы живем не дома.

- Где же?

- На квартире, недалеко от м-ра Домби.

Вдруг молодая женщина бросила на него такой пытливый взор, что Робин совсем растерялся, и, не зная сам, что делает, налил ей еще стакан вина. Стакан опять не был принят.

- Вы, чай, помните м-ра Домби? - продолжаль Точильщик, - мы о нем, бывало, часто с вами толковали.

Старуха сделала утвердительный жест.

- Ну, так вот м-р Домби слетел намедни с лошади и разбился. Поэтому мой хозяин и переехал в город, чтобы чаще видеться с м-ром Домби или с м-с Домбй.

- A они уже подружились, голубчик? спросила старука

- Кто?

- То есть м-р и м-с Домби? Почему мне зыать?

- Не они, цыпленочек ты мой, a твой хозяин и м-с Домби, - возразила старуха вкрадчивым тоном.

- Не знаю, - сказал Робин, озираясь вокругь, - может, и подружились. Как вы любопытны, бабушка Браун! По-моему, знай себя, и будет с тебя! Лучше держать язык за зубами. Право!

- Да ведь беды тут нет, касатик! - воскликнула старуха с диким смехом и хлопая руками. - Какой ты нынче скрытиый Робин! вот что значит попасть в люди. Ну, a все-таки беды тут нет.

- Нет-то нет, оно, пожалуй, и так, - возразил Робин, бросая опять отчаянный взгляд на бутылочный амбар, - a болтать, по-моему, никак не следует даже о пуговицах моего хозяина. Я ведь знаю, что говорю. Лучше повеситься или утопиться, чем заводить что на его счет. Я бы вам ни за что не сказал его имени, если бы вы сами не знали. Говорите о чем-нибудь другом.

Между тем, как Точильщик опять повел глазами по площадке, старуха сделала тайный знак своей дочери. Поняв смысл этого мгновенного жеста, Аииса отвела глаза от мальчишки, который их угощал, и села, как прежде, закутавшись в свой плащ.

- Робин! - сказала старуха, приглашая его на другой конец скамейки. - Ты всегда был моим ненаглядным любимцем... был или нет? Ну, говори же, касатик, да или нет.

- Да, бабушка, да! - отвечал Точильщик, делая прежалкую гримасу.

- И ты мог меня оставить! - сказала старуха, обвивая руками его шею. - Ты убежал, да и нропал, и нет о тебе ни слуху, ни духу, мошенник ты этакий! Что бы тебе хоть раз как-нибудь забежать к старым друзьям и подать о себе весточку! Так нет, плутяга, загордился, ой, ой!

- Поди-ка попробуй пожить с таким хозяином, как мой, - заголосил в отчаянии Точильщик, - он видит, кажись, за тридевять земель и знает побольше всякого чорта. Поневоле тут загордишься, да и прикусишь язык.

- Стало быть, ты никогда не навестишь меня, Робин? - вскричала м-с Браун. - Никогда ты не придешь ко мне, голубчик?

- Нет, нет, бабушка, приду. С чего ты накинулась? приду, говорят тебе.

- Ай же соколик! вот это хорошо! Люблю дружка за обычай, - кричала старуха, осушая слезы на своей щеке и сжимая его в своих объятиях. - Придешь на старое место, Робин?

- Да, бабушка.

- Скоро, касатик?

- Скоро.

- И часто будешь ходить, голубчик ты мой?

- Да, да, да, - отвечал Робин скороговоркой, - буду ходить часто, бабушка, ей Богу.

- Ну, любезный, если ты не врешь, - сказала м-с Браун, подняв руки и закинув голову назад, - я никогда не подойду к твоей квартире, хотя и знаю, где ты живешь, никогда не заикнусь о тебе, мой голубчик, никогда!

Это восклицание послужило каплей утешения для бедного Точильщика, и он, взяв руку м-с Браун, умолял ее со слезами на глазах, чтобы она, ради Бога, не разстраивала его счастья. М-с Браун согласилась, и в доказательство еще раз заключила в нежные объятия своего закадычного друга. Встав, наконец, со скамейки, чтобы идти за дочерью, она приложила палец к губам и шепотом начала просить денег.

Но когда Точильщик сунул шиллинг в её руку, Алиса, быстро обернувшись назад, выхватила монету и бросила на пол.

- Как, матушка! - вскрикнула она, - опять деньги! деньги с начала до конца! Разве ты забыла, что я говорила тебе только-что? Молодой человек, можете взять вашу монету.

Старуха страшно застонала, когда y нея вырвали деньги, но, не смея прекословить, поковыляла за своей дочерью в переулок, выходивший от этого двора. Ошеломленный Точильщик, наблюдавший их с своего места, всксре увидел, что обе женицины остановились и вступили между собою в жаркий разговор, при чем молодая не раз делала рукою грозное движение, относившееся, вероятно, к предмету её речи.

- Вот тут и валандайся с этой сволочью, - думал Точильщик, продолжая свои безмолвные наблюдения с высоты каменной скамейки. - Не было печали, черти накачали. Ну, если этой ведьме когда-нибудь придет в голову выполнить свои угрозы.... a впрочем чего я робею? не Мафусаиловы же века проживет. негодная старушенка: авось как раз издохнет через год, a может, и раньше, и тогда все концы в воду.

Успокоив себя такими основательными предположениями, Робин соскочил со скамейки и весело направил шаги к конторе Домби и Сына в полной готовности дожидаться новых приказаний своего грозного владыки.

Однако, при взгляде на грозного владыку, заседавшого в конторе, Точильшик затрепетал и затрясся всеми суставами, ожидая заслуженных упреков за сношения с м-с Браун. Но упреков не было. М-р Каркер, по обыкновению, вручил своему слуге утреннюю пачку бумаг для м-ра Домби и записочку для м-с Домби, при чем только кивнул головою, рекомендуя быть осторожнее и держать ухо востро: таинственное предостережение, стоившее всяких угроз и наказаний для запуганного парня.

Оставшись опять один в своей комнате, м-р Каркер принялся за дела и проработал целый день. Он принимал посетителей, пересматривал документы, обозревал снаружи, вдоль и поперек, колеса и пружины меркантильной машины, и мысль его во время этих занятий ни на минуту не уклонялась в сторону от обдуманного плана. Наконец, когда на письменном столе не оставалось более ни одного клочка деловой бумаги, м-р Каркер еще раз погрузился в глубокое раздумье.

Он стоял на своем обыкновенном месте и в своей обыкновенной позе, уставив глаза на ковер перед камином, когда вошел в комнату его брат с пачкою писем, полученных в продолжение дня. М-р Каркерь, перестав наблюдать конторский пол, обратил геперь все свое внимание на брата, и когда тот, положив письма на стол, хотел уже идти, главный приказчик остановил его вопросом:

- Зачем ты приходил сюда, Джон Каркер?

Его брат указал на письма.

- Странно, любезный, ты ходишь сюда каждый день и ни разу не осведомишься о здоровьи нашего хозяина.

- Сегодня поутру говорили в конторе, что м-р Домби поправляется, - отвечал брат.

- Какая, подумаешь, кроткая овечка! - улыбаясь возразил приказчик. - Если бы этак м-р Домби схватил горячку или, чего доброго, отправился на тот свет, ты, конечно, мой милый, стосковался бы с печали: не так ли?

- Я был бы очень огорчен.

- Он был бы огорчен! - возразил приказчик, указывая на брата, как будто тут стоял еще человек, к которому он обращался. - Он был бы очень огорчен! Ай да братец! И эта ветошь, эта гадина, прибитая носом к стене уже чорт знает сколько лет и чорт знает для чего, тоже хвастается своей преданностью, благодарностью, уважением и, пожалуй, самоотвержением! И ты думаешь, любезный, что, вот так тебе и поверят!

- Я ни в чем тебя не уверяю, Джемс. Будь, ради Бога, справедлив ко мне, как и к другим. Ты предлагаешь вопрос, и я отвечаю; это, кажется, в порядке вещей.

- И тебе точно не на что пожаловатьсн, мокрая ты курица! - закричал приказчик с необыкновенной запальчивостью. - Гордое обхождение тебя не раздражает, глупые капризы, надутая важность, дерзкие выговоры, упреки, - все это тебе ни по чем! Да кой чорт! человек ты или мышь?

- Было бы очень странно, если бы два человека, прожившие вместе целые годы и поставленные в отношении один к другому как начальник и подчиненный, не находили друг в друге каких-нибудь поводов к неудовольствиям, особенно если взять в разсчет предубеждение ко мне м-ра Домби. Но кроме того, что моя история здесь....

- Его история здесь! - воскликнул Джемс. - Это твой всегдашний конек. Ну, продолжай!

- Кроме того, что моя здешняя история обязывает меня собственно быть благодарным, я уверен, что во всем торговом доме не найдется ни одного человека, который бы не находил повода к признательности. Не думай, брат, чтобы здесь оставались хладнокровными к судьбе м-ра Домби; совсем напротив, несчастное приключение с почтенным представителем фирмы огорчило более или менее каждого из нас.

остальной сволочи и вместе великолепнейший образчик милосердия Домби и Сына, которым очень нужны такие образчики для увеличения кредита.

- Я думаю, напротив, - отвечал брат кротким тоном, - что фирма удержала меня по другим, более безкорыстным причинам.

- По каким это, интересно бы знать? Уж не по чувству ли христианского милосердия и любви к ближнему? Глупец!

- Послушай, Джемс. Хотя узы братства между нами разорваны давным-давно....

- Кто же разорвал их, почтеннейший?

- Я, дурным поведением. Я ни в чем не обвиняю тебя.

- Это очень мило с твоей стороны не обвинять меня, - возразил главный приказчик, выставляя на показ свои блистательные зубы. - Ну, продолжай!

- Хотя узы братства, говорю я, давно разорваны между нами, однако я убедительно прошу не осыпать меня безполезными упреками и не перетолковывать моих слов. Я хотел только заметить, что несправедливо было бы с твоей стороны предположение, что только ты один лично уважаешь м-ра Домби, хотя, разумеется, ты более всех нас имеешь причин дорожить благосостоянием фирмы: ты поставлен здесь выше всех, удостоен полной доверенности, обогащен и осыпан всеми милостями, и м-р Домби обходится с тобою, как с товарищем и другом. Но, при всем том, я нравственно убежден и повторяю еще, что все здесь уважают представителя фирмы.

- Ты лжешь! - закричал приказчик, вспыхнув от гнева. - Ты подлый лицемер, Джон Каркер, и я повторяю, что ты лжешь!

- Остановись, Джемс! что ты разумеешь под этими обидными словами?

насквозь и знаю наизусть свычаи и обычаи всей конторской сволочи. Нет здесь ни одного человека, от меня до последняго молокососа, который бы сколько-нибудь уважал хозяина этих заведений. Все ненавидят Домби и втихомолку посылают ему тысячи чертей. Чем кто ближе к его милостям, тем ближе к его нахальству. Все и каждый удаляются от него по мере приближения к нему, и будь y кого побольше смелости, тот открыто возстал бы против этого гордеца. Вот какой здесь закон!

Джон, начинавший, в свою очередь, горячиться, до того был теперь изумлен последними словами брата, что несколько времени не мог выговорить ни слова.

- Не знаю, - сказал он наконец, приходя мало-по-малу в себя, - не знаю, кто так неудачно принял на себя труд нашептывать тебе все эти небылицы, и не понимаю, зачем именно меня, a не другого кого ловишь ты на удочку.... Не запирайся, я очень хорошо вижу, что ты испытываешь меня и выведываешь. Твое обращение и манеры, совсем тебе несвойственные, ясно подтверждают это. Но как бы то ни было, ты обманут, Джемс Каркер.

- Разумеется, я очень хорошо знаю, что обманут.

- Только не мною, в этом можно присягнуть. Обманывают тебя или шпионы, если оии y тебя есть, или собственные мысли и подозрения.

хвостом. Знаю я вас!

Джон Каркер удалился, не сказав ни слова, и затворил дверь. Главный приказчик пододвинул к камину стул и начал тихонько разгребать уголь кочергой.

- Канальи, бестии, мошенники, плуты! - восклицал на досуге м-р Каркер, выставляя для собственного удовольствия свои перловые зубы. - Нет из них ни одного, который бы не прикинулся обиженным и оскорбленным... как! Да будь y них сила, власть и умение, они бы в прах уничтожили этого Домби и разбросали бы его кости с таким же хладнокровием, как я вот выгребаю этот пепел.

Разсеяв за решеткой остатки пепла, м-р Каркер любовался на свое произведение с задумчивой улыбкой.

- A для них ведь нет еще этой женщины, которая рисуется в перспективе блистательной наградой, - прибавил он торжественным тоном. - Мы шли напролом через рогатки гордости и высокомерия, - этого не должно забывать. Каково было наше знакомство? Да, чорт побери!

по освещенным улицам.

чертога.

- Было время, - сказал он, - когда не без удовольствия наблюдал я и тебя, маленькая звезда, наводя тени по мере надобности и окружая тебя облаками! Но теперь на горизонте яркая планета, и ты потерялась в её свете.

Он поворотил за угол белоногого коня и отыскал глазами одно из многочисленных окон на переулочной стороне дома. Другия мысли, другия воспоминания пробудились в его душе: какая-то гордая, величественная фигура, рука в перчатке, перья из крыла прекрасной птицы, разсеянные по полу, белая грудь, волновавшаяся под платьем, как будто от приближения бури.... Постояв с минуту, м-р Каркер поворотил назад и быстро помчался вперед по темным и опустелым паркам.

Роковое сцепление обстоятельств! Гордая женщина ненавидела его всеми силами души и между тем исподволь должна была привыкнуть к его обществу, и вот теперь он - единственный человек, который присвоил себе право разговаривать с ней о её супруге и о собственном её унижении в своих же глазах! Она знала его в совершенстве, точно так же, как и он ее знал, и поэтому между ними не могло быть никакой доверчивости, a между тем, несмотря на эту глубокую ненависть, он с каждым днем подходил к ней ближе. Несмотря на глубокую ненависть!

И неужели призрак этой женщины носился в его воображении, когда он стремглав летел по опустелому пространству? И был этот призрак верен действительности?

Да. Он воображаль ее точно такою, как она была. Её гордость, отвращение, ненависть были для него столько же ясны, как её красота. Ничто с такою отчетливою верностью онь не представлял, как её ненависть к себе. Она то горделиво отталкивала его повелительным жестом, то иногда бросалась к ногам его лошади и уничтожалась во прахе; но как бы ни было, она всегда являлась его умственному взору без маски, без прикрас, и он наблюдал ее на опасном пути, по которому она проходила.