Дети богача.
Глава XV.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Дети богача. Глава XV. (старая орфография)

ГЛАВА XV.

В доме мастера Домби глубокая тишина. Слуги на цыпочках ходят взад и вперед без малейшого шума. Во все это время никто не видит осиротелого отца; он целый день сидит в отдаленном углу своей темной комнаты или мерными шагами прохаживается по ней взад и вперед. Кто-то уверял, будто слышал, как в глубокую полночь он поднялся наверх и оставался там, в комнате сына, до солнечного восхода.

Настал день похорон. Большая черная карета с маленьким гробиком медленно трогается в путь. Из-за толпы слуг и рыдающих женщин выступает сам мистер Домби. Печаль и тоска не сокрушили, повидимому, его сердца; походка его тверда, все так же высоко держит он свою голову, не закрывает лица платком и гордо смотрит вперед, немного побледнел он, осунулся, но суровое лицо его спокойно попрежнему. Отвезли маленького Павла в ту же самую церковь, где крестили его некогда в скучный осенний день; опустили его маленький гробик в ту самую могилу, где лежала его бедная мать; рядом с высокой зеленой насыпью возвысился новый маленький холмик. Часто потом склонялась над этими родными могилками грустная, заплаканная, одинокая Флоренса и поливала их сырую тяжелую землю своими безутешными слезами. Схоронили Павла, и мистер Домби, с виду все такой же спокойный, возвращается домой и скрывается опять в свою комнату, и никто не видит и не знает, как тоскует сирота-отец, как страдает его сокрушенное сердце. 

А далеко от него, наверху, всеми забытая, рыдает его нелюбимая дочь Флоренса. Некому ее утешать и приласкать, некому разделить её горя! Без матери, без брата, она теперь круглая сирота, брошенная на произвол судьбы, и только Сусанна, одна верная Сусанна подле нея и старается успокоить её наболевшее сердце. Пусто, ах, как пусто и тоскливо теперь в большом доме мастера Домби! Темной сырой могилой кажется он бедной девушке.

* * *

Гости, бывшие на похоронах, разъехались по домам; все пришло в обычный порядок в доме мистера Домбе; слуги принялись за свои дела, а мистер Домби безвыходно заперся в своей комнате. В первые дни Флоренса плакала с утра до ночи, бродила в тоске по всему дому, взбиралась наверх к опустевшей маленькой постельке и иногда в припадке отчаянной тоски убегала в свою комнату и, ломая руки в рыданиях бросалась на постель и не знала никакого утешения.

Мало-по-малу она справилась с собою, и тихая грусть легла в её душе на место страшного отчаяния; теперь она по целым часам просиживала за работой около опустевшей кроватки, с тихой грустью на лице; пальцы её быстро скользили по работе, а личико дорогого мальчика постоянно стояло перед её глазами, - она вспоминала его улыбку, его голос, его разговоры, и воспоминания эти согревали её душу; она не чувствовала уже пустоты холодного мрачного дома. Она постоянно мыслью жила своим бедным умершим братом. Порою, правда, среди этих мыслей она вдруг склонялась над постелькой и тихо рыдала, но это не был уже отчаянный вопль, после которого, бывало, весь свет ей был не мил и хотелось смерти, - нет, после этих слез становилось легче, и сердце не так больно щемило.

Она вновь принялась за ту работу, которую вышивала, сидя возле своего маленького брата, сидевшого в колясочке на морском берегу в Брайтоне. И подолгу сидела она за этой работой у окна, рядом с портретом покойной матери.

Но почему темные печальные глаза её так часто отрываются от работы и обращаются к тому светлому дому напротив? Там живут четверо хорошеньких веселых детей с розвыми щечками, четверо маленьких девочек, и у них, как у нея, не было матери; и у них, как у нея, был только отец. Но какая разница меж ними и ею!

Как она любили отца, и как отец, этот большой, сильный человек, любил их! Всегда легко было знать, когда отец уходил и когда опять ожидали его домой, - дети провожали его до дверей и крепко целовали его на прощанье, крепко обвиваясь ручонками вокруг его шеи, и радостно выбегали ему на встречу при возвращении. Старшая девочка встречала отца на пороге, а младшия девочки, стоя на высоких окнах, хлопали в ладоши, барабанили по стеклу и с громкой радостью встречали его. Как сияли все эти личики при виде отца! Иногда они усаживали его в покойные кресла, а сами разсаживалась кругом, - кто взбирался на колени, кто залезал за спинку, кто карабкался на ручки кресел. Отец, повидимому, рассказывал им тогда сказки и забавные историйки и сам заливался вместе с ними веселым смехом. Вечером, когда младшия дети уходили спать, старшая дочь оставалась с отцом, разливала ему чай или разговаривала о чем-то с ним. Он обращался с этой маленькой девочкой как с равной, как с другом, а она была гораздо моложе Флоренсы. И часто, прижавшись лицом к стеклу, Флоренса, забыв про работу, следила глазами за этой семьей; иногда она не выдерживала, - склонившись на подоконник, она начинала горько рыдать и уже не смотрела более в окно.

А по ночам, когда обыденный шум смолкал и все погружалось в сон, она тихонько выходила из своей комнаты, украдкой спускалась по лестнице и подходила к дверям отцовской комнаты. Здесь, едва дыша, она прислоняла свою головку к этим всегда запертым дверям и прижималась к ним губами. Она опускалась на колени на холодный каменный пол перед этими дверьми и прислушивалась к дыханию отца. Любви, отцовской любви жаждало её наболевшее сердце!

Не знал и не справлялся мистер Домби о том, как живет и что делает его дочь. Быть-может, он забыл даже, что она живет под одной с ним кровлей.

Через неделю после похорон Флоренсу навестил добрый Тутс, все еще любивший и помнивший маленького Павла. Он решил, что Флоренсе будет приятно иметь ту собаку, к которой привязался Павел в доме доктора Блимбера, и достал ее для девушки. Диоген была старая, некрасивая собака, с хриплым голосом, с взъерошенной шерстью. Флоренса очень обрадовалась собаке: она была ей дорога ради памяти маленького Павла, и она радостно ваяла собаку и не знала, как и благодарить доброго Тутса. Тот просто не знал, куда деваться от смущенья и от радости, что угодил Флоренсе; он краснел, улыбался и еле выбрался из дома мастера Домби.

- Поди сюда, Диоген, поди, мой милый! Мы полюбим друг друга, не правда ли, Диоген? - говорила Флоренса, лаская шершавую голову собаки и приготавливая для нея еду.

Наевшись и напившись досыта, косматый пес подошел к хозяйке, взглянул на нее умильными глазами и вдруг встал на задния лапы, положил передния ей на плечи, облизал ей лицо и руки и ласково вильнул хвостом.

Флоренса позвала Сусанну и попросила ее устроить постель для Диогена около дверей своей комнаты.

- Завтра поутру ваш папа уезжает, мисс Флой, - сообщала девица Ниппер.

- Завтра утром, Сусанна?

- Да, ранехонько.

Мистер Домби решил уехать куда-нибудь на время, чтобы разсеять немного свою тоску.

Была пасмурная, сырая ночь; мелкий дождик дребезжал в заплаканные окна; ветер пронзительно дул и стонал вокруг дома. Флоренса сидела одна в своей комнате и заливалась слезами. Наконец она поднялась с места и сошла с лестницы. Боже, как хотелось любви и ласки этому тоскующему сердцу! Она все надеялась, что отец позовет ее наконец, приласкает, и каждую ночь она ходила к его двери и ждала... На этот раз дверь в комнату отца была приотворена; Флоренса в страхе отступила, сердце её сильно застучало и замерло, она простояла так несколько минут, но вдруг поборола в себе страх, быстро сошла с лестницы, ухватилась дрожащими руками за двери, распахнула их и вошла.

Её отец сидел за столом в глубине комнаты. Он просматривал какие-то бумаги и рвал некоторые из них на мелкие клочья. Дождевые капли громко стучали в окна, и ветер завывал под самым окном, но мистер Домби ничего не слыхал и не замечал: он старательно прочитывал бумаги. Но вдруг, повернув голову, он увидал Флоренсу и обратил к ней свое суровое, удивленное лицо.

- Папа, милый папа! - вскрикнула Флоренса: - скажите мне хоть одно словечко!

При этом голосе мистер Домби сильно вздрогнул и быстро вскочил со стула. Флоренса стояла прямо перед ним с протянутыми руками, но он быстро отступил назад.

- Что тебе надобно? - сказал он сурово. - Зачем ты пришла сюда? Ты испугалась чего-нибудь?

и боялась сознать это. "Зачем ты жива, ты, нелюбимая, чужая мне, тогда как сын мой лежит в могиле! Ты заняла его место. Ты жива и здорова, а Павел страдал и умер. Зачем так вышло? Лучше бы ты умерла вместо него!" - вот что думал мистер Домби, и Флоренса точно читала это в его глазах, и надежда замерла в её сердце, и от её сердца точно оторвалось что-то; она так и застыла с обращенными к отцу глазами и с протянутыми к нему руками.

- Я спрашиваю, Флоренса, чего ты испугалась? Зачем ты пришла?

- Я пришла, папа...

- Против моей воли? Зачем?

Флоренса в ужасе отступила, опустила голову, и из груди её вырвалось рыдание.

- Ты устала, - сказал он, - тебе нужен покой. Всем нам нужен покой, Флоренса! Ступай, я посвечу тебе. Весь дом, кроме моих комнат, теперь твой, ты теперь полная хозяйка. Доброй ночи!

Закрыв лицо руками, она зарыдала и едва могла проговорить:

- Доброй ночи, милый, милый папа!

Взбираясь по лестнице, она еще раз оглянулась назад, как будто надеялась, что отец еще позовет ее, но он не позвал её; он продолжал стоять внизу, без движенья, без слов, пока его дочь не скрылась в темноте.

сердце.

А Флоренса с трудом взобралась по лестнице, дошла ощупью до своей постели и с рыданьями опустилась на нее. Вдруг что-то косматое, шершавое кинулось ей в ноги и тыкалось мокрым холодным носом в её похолодевшия руки.

- О, Диоген, милый Диоген, полюби хоть ты меня, ради него!

Но Диоген уже любил ее всем своим верным собачьим сердцем; он прыгал перед ней, стучал по полу хвостом, тыкался мордой в колени и лизал её руки. Наконец бедная девушка вся в слезах уснула крепким тяжелым сном, а верная собака свернулась на полу у её ног и также заснула, по временам вздрагивая и взвизгивая во сне.