Дети богача.
Глава XIX.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Дети богача. Глава XIX. (старая орфография)

ГЛАВА XIX.

Между тем над лавкой морских инструментов стряслась новая беда. На следующий день после посещения дяди Соля Флоренсой, перед её отъездом к знакомым, рано утром к капитану Куттлю, еще не успевшему встать с постели, внезапно явился перепуганный и взволнованный мальчик, прислуживающий дяде Соль, и сообщил капитану Куттлю невероятную новость, что в ночь дядя Соль неизвестно куда исчез и что на утро он, мальчик, нашел у себя на подушке вот это письмо и связку ключей с надписью: "Передать капитану Куттлю". При этом мальчик подал изумленному капитану связку ключей и пакет такого содержания:

"Милый мой Нед! я уезжаю в Вест-Индию, чтобы разузнать о своем милом племяннике. Я был уверен, что, узнав о моем намерении, ты постараешься отговорить меня или поедешь вместе со мною, - вот почему я уехал тайком.

"Прости меня, милый товарищ, кто знает, - может-быть, мы никогда уже больше не увидимся. Если я не встречусь с Вальтером и умру на чужбине, а мальчик вернется без меня домой, ты покажи ему это письмо, - ему принадлежит все мое имущество, а если, чего Боже сохрани, он умер, все принадлежит тебе, Нед. Заступи пока, ради Вальтера, его место в лавке. Посылаю тебе ключи. Надеюсь, ты исполнишь мое желание, Нед Куттль, Благослови тебя Бог за твою любовь и за твои услуги старику

Крупные слезы текли по лицу капитана во время чтения этого письма.

- Бедный, бедный Соломон, бедный старик! - шептал он, грустно качая головой.

Когда прошло первое потрясающее впечатление этой внезапной вести, капитан Куттль бросился с мальчиком в лавку, чтоб на месте изследовать и как-нибудь объяснить себе это невероятное и необъяснимое происшествие с дядей Соль. Страшная мысль мелькнула у капитана: "Что если старик не выдержал своего одиночества и лишил себя жизни?!"

Капитан Куттль со страхом прочитывал газеты в продолжение целой недели, ожидая встретить известия о самоубийце; наконец, обыскал малейшие уголки в доме и хорошенько пересмотрев пожитки дяди Соль, он увидал, что многого не хватает: не хватает его носильного платья, белья, сапогов, сапожных щеток, бритвенного прибора, - словом, самых необходимых вещей, в то время как остальные, более ценные, вещи были на своем месте, - очевидно, пропавшия вещи взял не кто иной, как сам дядя Соль, - значит, он не лишал себя жизни. Тяжесть свалилась с души капитана.

Наконец, после долгого раздумья и перечитав еще несколько раз письмо Соломона Джильса, капитан Куттль счел себя обязанным сохранить в целости магазин для Вальтера, и решил поселиться в лавке дяди Соль и заняться его торговлей; но сделать это было нелегко. Мистрис Мак-Стинджер, его хозяйка, ни за что не решилась бы отпустить его добровольно, - она и так была в постоянном страхе, что жилец, который был очень мил её сердцу, оставит её квартиру. Поэтому главной её заботой было сторожить его, сколько сил хватит, и не допустить его сбежать. Она сама сторожила его по целым часам у двери и всякого, кто приходил к нему, встречала с ненавистью. Она была уверена в том, что весь свет только и думает о том, как бы похитить у нея капитана. Она приучила своих детей цепляться за него и кричать благим матом, если капитан начинал собираться выйти из дому, и по суткам прятала его клеенчатую шляпу. Легко понять, что при таких обстоятельствах капитану Куттлю нечего было и думать заявить хозяйке, что он хочет переехать. Приходилось обдумать получше, как скрыться из дому и перевезти пожитки так, чтобы мистрис Мак-Стинджер ни о чем не догадалась. Мысль о преступном побеге так взволновала капитана, что он весь день дрожал как в лихорадке, особенно, когда слышались ему шаги мистрис Мак-Стинджер и шорох её платья. Как нарочно, в этот день мистрис Мак-Стинджер была необыкновенно ласкова, смирна, ухаживала за капитаном и угощала его нзо всех сил. Это ласковое обращение терзало капитана, угрызения совести не давали ему покоя; наконец он предложил ей деньги за квартиру за целую треть вперед и дал детям мелочи. После этого он несколько успокоился, хотя все-таки на душе у него было очень неладно.

Наконец наступила ночь. Во мраке ночной тишины капитан уложил и запер разные свои вещи потяжелее в шкап, решившись оставить их навсегда. Из мелких вещей он сделал узел и положил его подле себя, совсем готовый к побегу. Ровно в полночь, когда все кругом было погружено в глубокий сон и мистрис Мак-Стинджер сладко почивала с своими птенцами, капитан, прокрадываясь в темноте на цыпочках, отворил дверь и... пустился бежать во весь опор. Вбежавши опрометью в лавку Соломона Джильса, он тотчас же запер двери железными засовами и долго еще вздрагивал и озирался: ему чудилось, что мистрис Мак-Стинджер пустилась за ним в погоню,

На другой день он высветлил и вычистил каждую вещицу в лавке, потом, к великому изумлению прохожих, он разставил на окнах самые разнообразные вещи и снабдил каждую билетиком, на котором обозначена была цена. Он ничего не понимал ни во всех этих вещах ни вообще в торговом деле, но раз, заступив место хозяина, он старался показать из себя настоящого торговца.

А Флоренса ничего не знала о случившемся. В первые дни, когда исчез дядя Соль, капитан пошел было к ней, чтобы известить ее об этом таинственном исчезновении, но не застал уже её дома. Позднее же, когда он разузнал хорошенько о том, куда девался дядя Вальтера, он не решился пронести ей это новое горе и не пошел к ней, хотя и знал, что она уже вернулась из своей поездки.

В это время в доме мистера Домби творились странные вещи.

Когда Флоренса вернулась домой от знакомых, у которых она гостила, она с удивлением увидела, что дом отделывают заново. Вокруг всего дома, до самой крыши, возвышались леса; камни, кирпичи, глина, известь, груды бревен и досок загромоздили половину улицы вдоль и поперек. Со всех сторон к стенам были приставлены лестницы, и работники карабкались по ним, суетились и бегали взапуски по настланным доскам. Одним словом, стройка была в самом разгаре.

В дверях Флоренсу встретил слуга Таулисон.

- Ничего не случилось, Таулисон? - спросила Флоренса,

- Ничего, мисс.

- В доме, кажется, большие перемены?

- Да, мисс, большие перемены, - отвечал слуга.

Флоренса прошла мимо, видя все это точно во сне, и прошла прямо наверх. Вслед за ней поспешно вбежала Сусанна Ниппер.

- Папа ваш дома, мисс Флой, и желает вас видеть.

- Дома и желает меня видеть? - воскликнула Флоренса, затрепетав всем телом.

Не медля ни минуты, она побежала вниз, бледная и встревоженная. Сердце её сильно билось. Она вбежала в комнату отца, еще минута - и она бросилась бы в его объятия, но вдруг она отшатнулась в изумлении и остановилась.

Мистер Домби был не один: с ним были две дамы. В эту минуту с шумом и гвалтом вбежал в комнату косматый Диоген и радостно кинулся к своей хозяйке, положив ей на грудь свои лапы и косматую огромную голову. Одна из дам вскрикнула от испуга.

- Эта... эта собака, папа, из Брайтона.

- А! - воскликнул мистер Домби, и Флоренса заметила, что он побледнел.

Облако грусти пробежало по его лицу.

- Она очень смирна, - сказала Флоренса, обращаясь к дамам: - это она только так уж очень обрадовалась мне.

Тут она увидала, что вскрикнувшая дама была старуха, а другая, стоявшая около мистера Домби, была молода и прекрасна.

- Эдифь, - сказал ей мистер Домби, - вот моя дочь Флоренса! Флоренса, эта леди скоро будет твоей матерью!

Флоренса задрожала; она почувствовала, как у нея темнеет в глазах, подкашиваются ноги; через несколько секунд она бросилась на грудь будущей матери и, заливаясь слезами, воскликнула:

- О, папа, будьте счастливы! Всю жизнь будьте счастливы, милый папа!

Прекрасная леди, сначала не решавшаяся даже подойти к Флоренсе, держала теперь ее в объятиях и крепко пожимала её руку, будто хотела утешить и успокоить ее. Она склонила голову к её волосам, целовала её заплаканные глаза и долго не говорила ни слова.

Наконец она тихо проговорила:

- Надеюсь, Флоренса, вы не начнете с того, что станете ненавидеть меня?

- Вас ненавидеть, мама? - вскричала Флоренса, обвиваясь вокруг её шеи.

- Я буду любить вас, Флоренса, и постараюсь сделать вас счастливой. А теперь пока прощайте, мы скоро увидимся с вами, - сказала прекрасная леди.

Она поцеловала Флоренсу в заплаканные глаза и ушла в другую комнату, куда еще в начале их разговора удалился мистер Домби со старой дамой, матерью Эдифи.

Как была счастлива и вместе с тем грустна Флоренса в этот день!

Теперь-то, наконец, может-быть, она найдет дорогу к отцовскому сердцу, - будущая её мать поможет ей в этом. О, как она была счастлива!

Теперь Флоренса уже не всегда была одна; иногда в её комнату заходила её будущая мать, когда та приезжала к мистеру Домби, ласково заговаривала с ней, разспрашивала ее об её жизни; она держали друг друга за руки, и Флоренса смело поднимала на нее свои благодарные глаза.

- Твои комнаты надо переделать, Флоренса, - сказала как-то мистрис Эдифь: - твои комнаты должны быть лучшими во всем доме.

- Если б мне позволили переменить их, мама, я выбрала бы для себя одну комнату там, наверху.

- Что тебе вздумалось забраться так высоко?

- Но это комната моего покойного брата, и я ее очень люблю. Я хотела просить об этом папу, но боялась безпокоить его этой просьбой, а потом разсудила, что лучше всего попросить об этом вас, мама, так как вы скоро будете полной хозяйкой в этом доме.

Странное дело, Флоренсе показалось, будто бы Эдифи сделалось как будто неловко от этих слов; она потупила глаза, рука её стала теребить платье, брови были сдвинуты, нижняя губа закушена, но скоро она оправилась и ласково заговорила с Флоренсой.

Никогда никого не любившая, привыкшая на всех смотреть с презрением, гордая женщина с первой минуты, как увидала милую простосердечную девушку, полюбила ее. Все сердце у нея перевернулось, когда она увидала, как смотрит эта девушка на отца и как он относится к ней. Она поняла, что было в её душе, поняла ту муку, которая терзала сердце этой девушки; она видела, с какой радостью, с каким счастьем принимает она её ласки, и почувствовала сразу, что уже любит Флоренсу, любит так, как никогда никого не любила еще; она чувствовала, что теперь ей есть для кого жить в этом мрачном чужом доме. Она любила в первый раз в жизни, и любовь эта была для нея таким счастьем, ради которого она примирялась с тем унижением, которое ожидало ее. Она будет утешать и ободрять Флоренсу. Пусть попробует теперь кто-нибудь обидеть беззащитную сироту! Гордая Эдифь отдаст жизнь, если нужно ею пожертвовать для этой милой девушки.

Как пусто стало вновь в большом темном доме!

наряды, надевает прежнее свое простое черное платьице и садится читать. Диоген ложится у её ног и, мигая, косится на свою хозяйку. Но Флоренса не может читать в эту ночь после их отъезда. Дом ей кажется странным и чужим; какое-то уныние давит ей сердце, и ей тяжело, хоть и сама она не понимает отчего. Флоренса закрывает книгу, а Диоген пользуется этим, чтобы положить ей на колени свои лапы, и трется ушами об её руки. Но Флоренса не замечает его, она далеко унеслась в своих мыслях: перед её глазами проносятся милые далекия лица, - покойная мать и малый покойный брат... А Вальтер? бедный, плавающий по бурному морю племянник дяди Соль! Бедный Вальтер, где-то он теперь? 

Бедная Флоренса, скоро она узнала и об этом! Через несколько дней ей попалась в руки газета, где между прочим было известие о гибели корабля "Сын и Наследник". Корабль погиб во время бури по пути к Барбадосу со всеми, кто был на нем, ни одна душа не уцелела. Горько рыдала Флоренса, прочитав это известие.

Горько рыдал капитан Куттль в своей лавке, когда он тоже прочитал эту газету. Он оплакивал за раз двух своих друзей: милого веселого мальчика, которого любил как сына, и своего старого друга Соломона, Бог весть где скитавшагося теперь в поисках за своим безвременно погибшим племянником.

буквами "Панихида". Долго и усердно читал капитан молитвы и псалмы, останавливаясь по временам, чтобы отереть глаза. С благоговением поручал он Богу душу своего молодого друга,

- Вечная память тебе, Вальтер Гэй! - восклицал капитан Куттль,