Дети богача.
Глава XXIII.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Дети богача. Глава XXIII. (старая орфография)

ГЛАВА XXIII.

Прошли те счастливые для Флоренсы дни, когда в сердце её явилась надежда, что отец, наконец, полюбит ее, когда милая прекрасная женщина, её новая мать, целовала и ласкала ее и когда она могла делить с нею свою радость, говорить о своем горе, плакать о Вальтере. Теперь новые мучения и тревоги терзали её душу. Она не могла не заметить той борьбы, которая шла в доме. Теперь она уже не могла думать, что отец её любит Эдифь, и что Эдифь любит его; ей иногда даже приходилось самой слышать, как мистер Домби высказывал жене свое неудовольствие. С каждым днем ненависть их росла, и вспышки и резкия объяснения делались все чаще и сильнее. Она не могла понять, что происходит между ними, за что ненавидят они друг друга; ей больно было, когда Эдифь гордо и презрительно отворачивалась от её отца, но она не могла оправдывать и отца, когда он оскорблял жену. Оскорбления его тяжелым камнем ложилось на душу Флоренсе, - и когда она видела, как страдает её новая мать, когда она заставала ее со слезами на прекрасных глазах, она чувствовала, что любит ее еще сильнее, чем прежде.

- Будь подле меня, Флоренса! О, не оставляй меня, на тебя вся моя надежда! - вскрикивала иногда Эдифь, с дрожью прижимая девушку к себе, сжимая её руки в своих горячих руках.

И Флоренса чувствовала, что готова жизнь отдать, чтобы облегчить её страдания.

В это время с мистером Домби случилось несчастие. Раз как-то утром он выехал за город к мистеру Каркеру, и оттуда его привезли разбившагося, с вывихнутой рукой: его лошадь споткнулась, упала и придавила его. Его стали лечить. Флоренса с тоскою думала о том, что он по целым дням лежит один в своей комнате, больной, страдающий, томящийся в грустном одиночестве, так как никого подле него не было, кроме мрачной сердитой мистрис Пипчин, которая одна ходила за ним. Мистрис Пипчин незадолго перед тем была приглашена мистером Домби в его дом в экономки. Эдифь не входила в комнату мужа и дахе ни разу не спросила о нем, а Флоренса не смела войти к отцу, боясь растревожить его своим видом.

Но раз ночью, когда она думала и страдала о нем, Флоренсе блеснула мысль, что её отец может умереть, не увидевшись с вею перед смертью. Эта мысль так взволновала и встревожила ее, что она решилась тотчас же тайком прокрасться в его комнату. Выйдя из своей комнаты, она начала пугливо прислушиваться, но в доме было тихо и темно. Ей вспомнилось то время, когда она также подкрадывалась каждую ночь к комнате отца, вспомнилась та минута, когда она, не выдержав своих страданий, вошла тогда в полночь к отцу и как он отослал ее назад и сам проводил до лестницы.

С тем же детским сердцем, как и прежде, с теми же робкими глазами, с разсыпавшимися в безпорядке волосами, Флоренса теперь, как и тогда, робко спустилась с лестницы, прислушиваясь к шуму собственных шагов, и подошла к его комнате, Дверь была приотворена; все вокруг так было тихо, что можно было слышать стук часов, стоявших в комнате больного. Она решилась заглянуть в комнату. Мистрис Пипчин, закутанная в одеяло, дремала в кресле подле камина; постель отца была заставлена ширмами; оттуда светился огонек, - должно быть около постели стояла свеча. Все было тихо тихо; по дыханью больного слышно было, что он спит. Это придало ей смелость пробраться за ширмы и взглянуть на отца.

Она на цыпочках прокралась к его постели, взглянула на спящее лицо отца и, задрожала всем телом. Проснись он в эту минуту, у нея не стало бы сил двинуться хоть одним членом, она окаменела бы на месте.

На лбу у него был глубокий шрам; взмокшие волоса разбросались по подушке; одна рука, свесившаяся с постели, была перевязана. Мистер Домби был очень бледен. Как спокойно и блаженно он спал! Никогда еще Флореиса не видала его таким. Во все время, во всю его жизнь, с лица его не сходила суровость, а теперь его лицо было покойно и приятно, казалось, он улыбался во сне дочери.

Так вот как он мог бы смотреть на нее наяву. А почему знать, может-быть, и придет еще пора, когда она, бедная сирота, встретит такой ласковый взор отца? Боже, какое это было бы счастье! Вот что промелькнуло в уме девушки, когда она глядела ему в лицо.

Она еще ближе подкралась к его постели и, притаив дыхание, тихонько поцеловала его в щеку. Потом она осмелилась даже на короткое время положить свое лицо подле его головы и обвить рукою подушку, на которой он лежал. Она тихо молилась Богу, чтобы Он благословил её отца и смягчил к ней его сердце; потом, взглянув еще раз за него, она тихо-тихо вышла из комнаты.

* * *

Скоро новое горе обрушилось на бедную девушку: Сусанна оставляла ее, её милая Сусанна, которая с детства жила с ней и долгое время была её единственным и верным другом.

Сусанна знала все мучения своей бедной дорогой мисс Флой и мучилась вместе с нею; она знала о ночных похождениях Флоренсы и осмелилась, наконец, сказать обо всем её отцу, решилась попытаться расшевелить его суровую душу.

Сусанна прокралась к комнате мистера Домби, когда там не было мистрис Пипчин, и постучалась.

- Войдите! - сказал мастер Домби.

Сусанна вошла.

Мистер Домби с величайшим изумлением взглянул на нежданную гостью и привстал немного в постели, Сусанна поклонилась.

- Что вам надо? - сказал мистер Домби.

- Мне надо, сэр, поговорить с вами, если вы позволите.

Губы мистера Домби пошевелились, как будто для того, чтобы повторить эти дерзкия слова, но озадаченный дерзкой отвагой молодой девушки, он, казалось, от ужаса не мог даже и произвести их вслух.

- Вот уже ровно двенадцать лет прошло, сэр, как я нахожусь в услужении у мисс Флой. Она была ребенком, когда я пришла сюда в первый раз, и с тех пор я живу с ней неразлучно и могу вас уверить, что не было, нет и не будет девицы милее и добрее мисс Флоренсы. Да, сэр, если вам угодно слышать это от вашей покорной служанки. Я ее знаю в миллион раз лучше, чем некоторые другие люди, потому что я видела ее в её тяжелые дни, и видела ее в радостные дна (как мало у нея их было!), и видела ее с её маленьким братцем, и видела ее в одиночестве, когда жила она затворницей, а некоторые другие люди не видели ее нигде и никогда. Уж давно я хотела сказать это некоторым людям, и вот теперь говорю, что мисс Флой прекраснейший, прелестнейший, самый святой ангел на земле. Я это говорила, говорю и всегда буду говорить, сэр, хотя бы разорвали меня в мелкие куски!

Он не верил своим глазам, ему казалось что его уши не на своем месте.

- И это не потому, что я служу при ней двенадцать лет, сэр, - продолжала Сусанна: - всякий скажет то же самое про мисс Флой, да и как не сказать, когда она такой ангел? Но я люблю ее больше всех на свете, между тем как некоторые другие люди о ней и знать не хотят. Вот об этом-то именно я и пришла сказать вам, сэр.

Тут Сусанна даже притопнула ногой.

- И еще бы я стала молчать после двенадцатилетней безпорочной службы? Я, конечно, не крикунья площадная, сэр, но ведь все же я и не немая рыба, с вашего позволения.

- Что вы под этим разумеете? - проговорил мистер Домби, вперив на нее гневный взгляд. - Как вы смеете это говорить?

- Что я под этим разумею? А ничего. Я пришла говорить с вами, как покорная ваша слуга, говорить почтительно и без обиды, но говорить во всю. А как я смею, так этого я, с вашего позволения, и сама не знаю. Смею, да и только! О, вы не знаете мисс Флой, не знаете - вот и все тут!

Мистер Домби в бешенстве хотел позвонить, но звонка не было около него, а подойти к двери и позвонить он не мог. Сусанна отлично заметила это и поняла, что мистер Домби теперь у нея в руках.

- Мисс Флой, - продолжала она, - осмелюсь вам доложить, самая покорная, прекрасная и, по милости некоторых людей, самая несчастная из всех дочерей на белом свете. Желала бы я знать, какой бы отец, будь у него целые амбары с золотыми мешками, не стал бы гордиться мисс Флоренсой? Он будет гордиться, он должен, он не смеет не гордиться ею. Да узнай он хорошенько её добрую душу, так он, я вам скажу, скорее бы спалил свои амбары, скорее оделся бы в лохмотья и стал таскаться со двора на двор, чем допустил бы ее мучиться и горевать в этом доме, где тоскует и ноет её нежное сердце.

Тут Сусанна изо всей силы притопнула ногой и заплакала навзрыд.

- Девчонка! - вскричал мистер Домби, - оставь эту комнату!

- Прошу извинить, сэр. Если бы вы даже прогнали меня с места, где столько лет служила я верой и правдой, ни за что на свете я не выйду сейчас из этой комнаты.

Мистер Домби в порыве бешенства хотел снова схватиться за звонок, но не найдя его, схватился за свою голову.

- Я видела, как масс Флой мучилась и тосковала в своем детстве без укоров и без жалоб; я видела потом, как просиживала она напролет целые ночи, помогая в занятиях своему маленькому братцу; я видела, как она, не смыкая глазок, день и ночь сидела подле него во время его болезни; я видела, как ее оскорбляли обидным невниманием, и как она, бедняжка, принимала это так к сердцу; но никогда этот смиренный и кроткий ангел не роптал ни мыслью, ни словом, ни делами. Напротив, она любила и очень любит некоторых людей так, как только умеет любить её нежное сердце. Она обожает их и поклоняется им, а они, эти некоторые люди, молчат и хмурят брови. Желала бы я знать, разве нет у них языка? Разве они истуканы?

- Эй! Кто-нибудь! - закричал мистер Домби взо всей силы. - Куда запропастилась экономка? Эй! Кто-набудь!

- Вчера я очень поздно оставила мисс Флоренсу, - продолжала неумолимая Сусанна, - и она не хотела лечь в постель, потому что вы больны, и её бедное сердце надрывалось с печали о вас, - я это хорошо понимала. Я, конечно, не павлин, у которого на хвосте целые дюжины глаз, но все же, с вашего позволения, я и не крот, у которого нет ни одного глаза. Я стала сидеть в своей комнате и дожидаться, думая, что она соскучится и позовет меня, и вот смотрю: она, бедный ангел, потихоньку спускается с лестницы и на цыпочках подкрадывается к этой комнате, как будто, с вашего позволения, нежная дочь не имеет права навещать больного отца. И потом она опять, бедняжка, робкими шагами побрела по лестнице и, войдя в свою комнату, зарыдала, - да так зарыдала, сэр, что у меня сердце надорвалось от жалости. Желаю теперь звать: будет этому конец или нет? - продолжала Сусанна, вытирая свои черные глаза и неустрашимо устремив их на взбешенное лицо мистера Домби. - Я видела это не в первый раз! Я слышала это не чужими ушами! Раз навсегда решаюсь напомнить вам, сэр, что это и грешно, и стыдно, и безсовестно!

- Ах, ах, что это такое! - закричала мистрис Пипчин, входя поспешно в комнату. 

Сусанна посмотрела на нее пронзительным взглядом, который нарочно придумала для нея еще при первом же знакомстве с нею.

- Как вы сюда попали? - кипятилась мистрис Пипчин. - Ступайте вон!

- Так-то вы управляете моим домом, сударыня? - гневно закричал на мистрис Пипчин мистер Домби. - Ко мне входят без позволения и смеют разговаривать со мною! Как? Я, хозяин, должен выслушивать дерзости от своей прислуги!

- Извините, сэр, - возразила мистрис Пипчин, сверкнув своими жесткими серыми глазами. - Я чрезвычайно сожалею об этом случае, но я принуждена сказать вам, сэр, что эта девушка не хочет никого слушать. Надо правду сказать, мисс Домби избаловала ее так, что это на что не похоже. Вон отсюда, срамница, вон!

- Ваше дело, я думаю, знать, что делать с такими людьми, которые никого не слушают. Велите ей убраться прочь.

Сусанна захохотала,

- Вы еще смеетесь?! Ну, вы у меня не нахохочетесь! С глаз долой сию же минуту!

- Сию же минуту я и уйду. Я служила в этом доме двенадцать лет при своей молодой госпоже, а под командой какой-нибудь Пипчин часу не хочу оставаться,

- Да уберетесь ли вы отсюда! - кричала разъяренная старуха. - Вон, вон, или я велю вас вытолкать!

- Мое единственное утешение, - продолжала Сусанна, устремив свои острые глаза на мистера Домби, - что я высказала некоторым людям частичку правды про них. Пусть теперь нагоняют хоть целую свору мистрис Пипчин (надеюсь, впрочем, что таких красавец мало на белом свете!) - ни одного слова не взять им назад из того, что я теперь сказала, хотя бы оне кричали целый год и хотя бы оне издохли от злобы. Это было бы даже очень весело!

И с этими словами Сусанна Ниппер вышла из комнаты мистера Домби, ушла в свою комнату и заперла дверь перед самым носом взбешенной старухи. Там она уселась между сундуками и принялась рыдать.

Голос мистрис Пипчин скоро привел ее в себя.

- Останется ли пучеглазая дура доживать месяц или уйдет сейчас? - кричала она ей через дверь.

Сусанна отвечала из своей засады, что пучеглазой дуры здесь не имеется, а что живет она внизу, в комнате ключивцы, спросить старуху Пипчин.

- Ах, безстыдница, срамница! - неистовствовала за дверью мистрис Пипчин.

- Да что вы там беснуетесь за моей дверью! - сказала Сусанна. - Я укладываюсь и сейчас уеду. Можете быть покойны,

На другой день Сусанна оставляла дом, где прожала столько лет, где выросла её Флоренса. Горько плакала Флоренса, провожая свою бывшую воспитательницу.

- Сусанна, милая Сусанна, веужели и ты оставляешь меня? - говорила она плача. - Сусанна, друг мой, радость моя! Что я буду без тебя делать? Как мне с тобой разстаться? Я не пущу тебя, не пущу, не пущу!

- Миленькая моя, душенька моя, мисс Флой, не говорите этого, ради Бога не говорите! - отвечала Сусанна. - Я не могу остаться, я ничего не могу поделать.

- Куда же ты поедешь, Сусанна?

- Да у меня есть брат, мисс Флой; он богатый человек, я поеду туда и остановлюсь у него. Вы не тужите обо мне, ангельчик мой, и не думайте, и не горюйте: у меня есть деньжонки, и покамест я могу обойтись без места,

Сусанна уехала. Из окна своей комнаты Флорепса видела, как она прощалась с прислугой, как села в карету; потом она видела, как Диоген помчался вдогонку за каретой и не хотел отстать от Сусанны. Потом двери затворились, прислуга ушла в свои комнаты, и все смолкло. Не стало Сусанны Ниппер в доме мистера Домби, не стало у Флоренсы лучшого её друга. Кто теперь заменит ее? Никто, никто! И Флоренса горько плакала.

Между тем мистер Домби поправлялся, встал с постели, и тогда вновь началась его борьба с женою. Мистрис Домби попрежнему не хотела подчиняться мужу и продолжала отвечать на его выговоры холодностью и презрением. Наконец мистер Домби придумал новый жестокий способ заставить ее смириться: он знал очень хорошо, как любит она Флоренсу, и вот он велел мистеру Картеру предупредить ее, что Флоренса будет отвечать за все, что выкинет мистрис Домби. Мистер Каркер предупредил еще от себя, что Эдифи лучше подальше держаться от мисс Флоренсы, иначе Флоренса может дорого за нее поплатиться. Мистрис Домби задрожала, побледнела, и мистер Карьер заметил, что в глазах её мелькнуло что-то странное. Его предупреждения были излишними, - одна уже мысль, что кроткая, нежная девушка может быть, замешана в их страшную борьбу, одна уже эта мысль была ужасна для Эдифи. С этого дня Флоренса не могла уже добиться от нея ни одного ласкового взгляда, ни одного поцелуя. Она видела, как Эдифь уходит, прячется от нея и, с ужасом замечала, какое тупое отчаяние было в глазах мачехи.

- Мама, милая мама, в вас есть какая-то перемена, которой я не понимаю, но которая сильно тревожит меня! Позвольте мне быть с вами! - упрашивала ее со слезами Флоренса.

- Нет, нет, Флоренса, мне гораздо лучше одной. Прости меня, Флоренса, но я не могу быть с тобой, - торопливо, не глядя на нее, говорила Эдифь и уходила к себе в комнату.

- Я для того это и делаю, чтобы не раастаться с тобою, Флоренса! Не спрашивай больше. Ступай, моя радость, ступай!

И она торопливо крепко прижимала ее к своей груди, целовала и гнала прочь от себя.

Как страдала Флоренса! Она не знала, что ночью, когда она спала крепким сном, Эдифь прокрадывалась в её спальню и, склонясь с любовью над нею, долго глядела на нее и тихо шептала;, "Прощай, мой ангел!"

Приближался день, когда её отец и мать должны были праздновать вторую годовщину своей свадьбы. Первая годовщина женитьбы отца на Эдифи не праздновалась, так как в это время внезапно заболела мать Эдифи, которая потом вскоре и умерла. Мистер Домби очень заботился о том, чтобы никому не была известна их распря, а потому этот день он решился отпраздновать как можно богаче и пышнее. Накануне за обедом он сказал жене при Флоренсе и при мистере Каркере:

- Я полагаю, что мистрис Домби знает, что завтра у нас будут гости?

- Я не обедаю завтра дома, - отвечала Эдифь.

Но мистер Домби сделал вид, что не слыхал её и продолжал говорить:

- Гостей, я полагаю, будет немного: человек двенадцать, пятнадцать...

- Я завтра не обедаю дома! - повторила Эдифь. 

- Как бы ни были, мистрис Домби, сомнительны для вас причины, заставляющия меня праздновать этот день, - продолжал величественно мистер Домби, - однакоже и тут, как и во всем, есть приличия, которые должны быть строго соблюдаемы перед светом. Если вы, мистрис Домби, не имеете уважения к себе самой...

- Не имею никакого, мистер Домби.

- Сударыня! - вскричал мистер Домби, ударяя по столу рукой. - Угодно вам будет выслушать меня? Повторяю, если вы не имеете никакого уважения к себе самой...

- А я отвечаю: никакого, мистер Домби!

Он взглянул на нее, но лицо Эдифи, обращенное на него, ни капли не изменилось.

- Мистер Каркер, - сказал мистер Домби, - я прошу вас довести до сведения мистрис Домби, что если она не имеет уважения к себе самой, то я имею некоторое уважение к себе самому и требую, чтобы распоряжения, сделанные на завтрашний день, были исполнены.

- Здесь ваша дочь, сэр, - сказала Эдифь.

- Пусть она остается здесь, - отвечал мистер Домби. - Моя дочь, сударыня...

Но Эдифь перебила его, вскричав:

- Ваша дочь не должна здесь быть! Я хочу объясниться с вами наедине.

- Я имею, сударыня, полную власть говорить с вами, где и как я хочу. Я желаю объясниться с вами здесь и сию же минуту. Я должен сказать вам, сударыня, что с некоторых пор ваши манеры принимают какой-то угрожающий вид. Это к вам вовсе не пристало.

Она захохотала так, что даже затряслись и задрожали брильянты на её волосах.

знала ваши отношения ко мне и слышала наш разговор.

- Говорите, я не останавливаю вас, - сказала глухо Эдифь, вытянувшись во весь рост и не шевеля ни одним членом: - я не тронусь с места и не произнесу ни слова, если б даже комната эта загорелась.

Мистер Домби поклонился ей, как будто благодаря за внимание, и продолжал:

- Моя дочь должна знать, что гордость и высокомерие бывают иной раз пороками, достойными осуждения. Особенно, я полагаю, неуместны эти свойства, если с ними связаны неблагодарность и честолюбивые виды. А мне кажется, мистрис Домби, что только ради богатства и моего имени вы и пожелали занять место хозяйки в этом доме.

- Говорите, говорите! Я не скажу ни слова и не тронусь с места, хотя бы загорелся весь этот дом!

- Разумеется, сударыня, вам неприятно слышать это при других, но эти недостатки, к великому моему неудовольствию, я замечал уже давно и требую от вас, чтобы вы исправили свое поведение! Это нетрудно сделать: вам стоит это только захотеть. Начав это объяснение, я не забыл, что дочь моя здесь, не забывайте и вы, мистрис Домби, что завтра у нас будут гости, и вы должны будете их принять радушным образом.

- Итак, - воскликнула Эдифь, сверкнув глазами, - вам мало было того, что происходило между мною и вами, вам мало было того, что этот человек, - и она указала на мистера Каркера, который стоял, опустив глаза вниз и заложив руки за спину, - что этот человек видел и знал все мое унижение. Вам мало этого было, гордый безумец! Вы захотели еще, чтобы и она, - и рука её затрепетала, указывая на Флоренсу, - узнала всю ту бездну унижения, в которую я упала, чтобы она узнала о той адской муке, которую я испытываю от вас каждый день и каждый час, тогда как вы знаете, что для её спокойствия я могу пожертвовать чем угодно, знаете, что ради нея я хотела бы победить себя и сделаться вашей рабой, но я не могу, не могу этого сделать! Уж слишком глубокое отвращение чувствую я к вам!

Мастер Домби не был готов к таким объяснениям; слова мистрис Домби поразили его. Как, неужели и здесь дочь встает ему посреди дороги? Какою силою покорила она эту неукротимую женщину, которая окончательно выбивается из его рук? Неужели здесь, подле этой женщины, Флоренса значит все, тогда как он, всемогущий мистер Домби, не значит ничего? И старая неприязнь к дочери вспыхнула в нем с новой силой. Мистер Домби сознательно, от всей души ненавидел теперь свою дочь. Он обернулся к Флоренсе и грубо приказал ей выйти из комнаты. Флоренса вышла вон с рыданием. Но и эта рыдания не расшевелили сердца жестокого отца.

- Мистрис Домби, - продолжал мистер Домби, когда Флоренса вышла. - я не привык просить. Я приказываю, чтобы вы приняли завтра моих гостей.

- Я никакой роли не намерена играть в вашем доме ни завтра ни послезавтра и вообще никогда при праздновании дней нашей свадьбы. Я вспоминаю о дне моей свадьбы как о дне моего позора.

- Мистер Каркер, - сказал мистер Домбя, нахмурив брови, - мистрис Домби до того забывается и ставит меня в такое неприличное положение, что я принужден покончить разом.

- Так разорвите же цепь, которая связывает меня с вами, освободите меня, пустите! Скажите ему, сэр, - обратилась Эдифь к мистеру Каркеру, - что я желаю развода, что разводу давно следовало быть между нами. Скажите, что я заранее соглашаюсь на все условия, только ради Бога скорее!

- Боже небесный, мистрис Домби! - воскликнул изумленный супруг, - С чего вы взяли говорить такия нелепости? Разве вы некогда не слыхали о знаменитом торговом доме "Домби и Сын"? И вдруг станут говорить, что Домби, сам Домби развелся с женой? Неужели вы думаете, мистрис Домби, что я позволю позорить и поносить свое имя? - И он эахохотал. - Нет, мистрис Домби, нечего и думать о разводе между нами. Советую вам выбросить из головы эти сумасбродные мысли и возвратиться к своему долгу. Мистер Каркер, прошу довести до сведения мистрис Домби, что если она хоть раз осмелится повторить подобный разговор в моем доме, я буду принужден думать, что дочь моя заодно с ней, и Флоренса строго мне за это ответит.

Всякий раз при упоминании имени Каркера лицо Эдифи вспыхивало; мистер Домби замечал это и перетолковывал это ненавистью Эдифи к этому человеку.

Мистер Каркер, сидевший все время потупив глаза, при обращении теперь к нему мистера Домби взглянул на него с какой-то странной зловещей улыбкой; в глазах его сверкал какой-то необыкновенный огонек.

- Позвольте мне сделать вам замечание, - воскликнул мистер Каркер. - Мне очень тяжело не разделять вашего мнения, но я посоветовал бы вам хорошенько подумать о разводе. Чем иметь постоянные раздоры и неудовольствия в доме, от которых страдает не только сама мистрис Домби, но и другие, так не лучше ли освободить вашу супругу?

- Вы совершенно не понимаете вашего положения, предлагая мне такие советы, - возразил высокомерно мистер Домби.

- Извините, пожалуйста, я совсем забыл, что ваше желание - это, чтоб я служил только орудием для того, чтобы унизить и смирить гордость мистрис Домби. Я это должен исполнять как ваш подчиненный, - ответил мистер Каркер с поклоном и обернулся к Эдифи и пристально на нее посмотрел.

Эдифь все время стояла прямо перед мистером Домби с своей страшной улыбкой на лице, и губы её вдруг передернулись; она медленно подняла руку к голове и сорвала драгоценное украшение из брильянтов, сверкавшее на её голове, - сорвала с такой силой, что её роскошные волосы в безпорядке разсыпались по плечам, - и бросила его на пол; она сорвала с рук дорогие браслеты и, бросив их на пол, с яростью придавила их ногами. Потом, не говоря ни слова и не стараясь подавить своей страшной улыбки, она еще раз взглянула на мистера Домби и вышла из дверей. 

Долго рыдала Флоренса у себя в комнате наверху; грубое обращение отца страшно огорчило ее. Теперь она поняла, что последние дни Эдифь только ради нея жила в этом доме; она поняла её страдание и плакала о ней, горько плакала, теряясь в догадках, почему идет такая страшная рознь в доме, и кончится ли она когда-нибудь.

Через несколько времени Флоренса услышала шум колес кареты, слышала отцовский голос и поняла, что он уехал; тогда она пошла искать свою мать. Она не могла больше быть одна, ей хотелось пойти к мачехе, побыть вместе с ней, сказать, что она понимает её страдание и любит ее еще больше, чем прежде. Проходя по комнате, выходившей на лестницу, она увидала, что кто-то спускался по ней; думая, что это вернулся её отец, она в страхе отступила и притаилась в темноте, потом тихо она подкралась и заглянула вниз. К своему удивлению и ужасу она увидела, что это был мистер Каркер. Он медленно спускался по лестнице, и на его лице была такая страшная улыбка, что девушка, задрожав всем телом, бросилась к себе и долго после того не смела выглянуть из своей комнаты.

Целую ночь Флоренсу тревожило чувство близкой опасности. На другой день она чувствовала себя очень измученной и утомленной. Ей вспоминалось все происшедшее накануне. Флоренсе очень хотелось повидаться с мачехой, и она, в надежде встретиться с ней, все утро проходила по всем комнатам, разыскивая Эдифь, но та весь день не выходила из своей комнаты. Узнав, что праздничный обед был отложен, Флоренса подумала, не уедет ли Эдифь вечером в гости, как говорила накануне, и потому решила увидаться с ней хотя бы на лестнице. Вечером она уселась в комнате, выходившей на парадную лестницу, и с нетерпением ждала появления Эдифи.

Но как описать её ужас и изумление, когда, при взгляде на нее, Эдифь вскрикнула и в ужасе отступила.

- Не подходи ко мне! Дальше, дальше от меня! Прочь с дороги! - кричала ей Эдифь.

- Мама, милая мама!

- Не называй меня этим именем! Не говори со мною! Не смотри на меня! Прочь, говорю тебе!

ступеней, и побежала к дверям, ни разу не оглянувшись.

Через несколько времени мистрис Пипчин нашла Флоренсу на лестнице без чувств.

Девушка опомнилась уже в своей комнате на постели. Около нея была мистрис Пипчин.

- Где мама? - был первый её вопрос,

- Уехала в гости..

- У себя в комнате.

Оставшись одна, Флоренса залилась слезами и с невыразимым ужасом стала думать о случившемся на лестнице. Она решила не спать и дождаться возвращения Эдифи, чтобы хоть знать, что та благополучно вернулась домой. Ей было так жутко... Ей все казалось, что вот-вот случится что-то страшное.

Флоренса встала с постели и села у окна, всматриваясь в вечернюю темноту.

Кругом все было тихо и пусто.

Флоренса не могла ни читать ни сидеть спокойно на одном месте. Она ходила взад и вперед по своей комнате, отворяла и затворяла дверь, открывала окно и смотрела на опустевшую улицу, прислушиваясь к завывающему ветру и дождевым каплям.

Час. Два часа. Нет Эдифи.

Флоренса опять с безпокойством прошлась по комнате и подошла к окну. Ночь была темная, дождливая, небо в облаках. Эдифи все не было.

Пробило три часа. Эдифи все нет.

Бьет четыре часа, потом пять. Эдифи все нет и нет.

Домби.

Встревоженная Флоренса вышла на лестницу, осторожно спустилась на несколько ступеней и стала смотреть на происходящее внизу.

Она видела, как отец её вышел из своей комнаты и как он задрожал, когда сказали, что жена его все еще не возвращалась из гостей. Флоренса слышала, как отец послал за кучером, возившим Эдифь, а сам вернулся в свою комнату и стал одеваться. Флоренса слышала, как пришедший кучер рассказал, что отвез барыню в какой-то старый дом на том конце Лондона, где встретил ее мистер Каркер и сказал ему, что карета барыне больше не нужна, и дал ему на водку.

Она слышала потом, с какой яростию отец начал руками и ногами разбивать запертую дверь в комнату жены. Бедная девушка теперь и сама была как помешанная. Вцепившись руками в свои распущенные волосы, она опрометью бросилась в свою комнату.

А дверь от напора наконец рухнула, и мы стер Домби вбежал в комнату Эдифи. 

Там на полу в безпорядке валялось все, что было куплено для его жены или подарено им за время её замужества. На столе лежало письмо; в нем мистер Домби прочел, что он был обманут и обезчещен, прочел, что мистрис Домби убежала от него в самую годовщину их свадьбы, убежала с мистером Каркером, с тем человеком, которого он выбрал для её унижения. Он бросился вниз из комнаты.

Флоренса не могла больше выносить. Она быстро спустилась с лестницы и переступила порог отцовской комнаты. Она поспешила к отцу с протянутыми руками и с криком: "Папа, милый папа!" хотела обвиться вокруг его шея. Но отец в бешенстве поднял руку и ударил ее с такой силой, что бедная девушка зашаталась и чуть не упала. И нанося ей удары, он сказал, чтобы она отправлялась к Эдифи, с которой всегда была заодно.

дома мистера Домби.