Дети богача.
Глава XXIV.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Дети богача. Глава XXIV. (старая орфография)

ГЛАВА XXIV.

Не помня себя от горя, стыда и ужаса, отверженная девушка, ломая руки и заливаясь слезами, бежала по улице при ярких лучах утренняго солнца. Ни прекрасный день ни радостный вид улицы - ничто не привлекало её. Куда-нибудь и как-нибудь, лишь бы скрыть скорее свою безприютную голову! Куда-нибудь и как-нибудь, в избу, в сарай, в пещеру, лишь бы не видать больше богатого дома, откуда она бежала.

"Куда же итти? - мелькнуло, наконец, у нея в голове. - К дяде Вальтера", - ответила она себе тотчас же.

Она долго пробиралась по глухим улицам и переулкам, как вдруг ей послышался сзади шум, и собака её Диоген, запыхавшийся, разинув рот и высунув язык, радостно бросился к ней. Он кружился и скакал от радости, что нашел ее.

- О, Диоген, милый, верный Диоген, как ты сюда попал? Как я могла оставить тебя, Диоген?

И Флоренса склонилась к нему и прижала к своей груди его грубую, старую, любящую морду, и они пошли вместе.

В это время возседавший в лавке вместо дяди Соля капитан Куттль собрался закусать; он разставил уже посуду и только-что хотел отвинчивать свой крюк, как вдруг ему послышались легкие поспешные шаги, и на пороге показалась Флоренса. Она сделала к нему шаг, пошатнулась и упала на пол без чувств.

Побледнев еще больше, чем Флоренса, капитан бросился к девушке, поднял ее и уложил на диван.

- Ненаглядное сокровище наше, - шептал он испуганно, - восторг моего сердца, если вы слышите меня, подайте мне сигнал хоть одним пальцем.

Флоренса не шевелилась. 

Тогда он схватил графин холодной воды и осторожно окропил ей лицо, потом он смочил ей лоб и губы водой и прикрыл ноги своим пальто.

Наконец она опомнилась.

- Ура! - возопил капитан. - Держитесь крепче, моя красавица! Вот так! Правьте хорошенько рулем, и все придет в надлежащий порядок. Как вы себя чувствуете?

- Вы ли это, капитан Куттль? - спросила Флоренса,

- Да, моя радость, да, это я!

- Здесь ли дядя Вальтера?

- Нет, моя красавица, его нет! Ах, как давно его уже нет! Никто здесь уже давно и слыхом не слыхал о бедном Соломоне. Он не присылал о себе никаких вестей с тех пор, как отправился разыскивать Вальтера.

- А вы? Разве вы здесь живете?

- Точно так, мое сокровище.

итти. O_t не отсылайте меня, капитан Куттль!

- Отослать вас, мое сокровище? Вас, радость моего сердца? Сейчас запрем все люки {Люк - корабельное окно с запорами и ставнями.} и запрем дверь двойным ключом! Вот как!

И он действительно пододвинул к двери огромный ставень и запер его.

Флоренсе оставалось только поблагодарить капитана. Она положила голову на его плечо и обвилась руками вокруг его шеи.

Капитан Куттль был смущен и растроган.

- Теперь вам надобно закусить, моя радость, да заодно уж покушает и ваша собака, - и он принялся угощать девушку, выбирая лучшие куски для нея и для её косматого друга.

Но Флоренса не дотронулась до еды: грусть и слезы мешали ей есть.

Тогда капитан Куттль предложил ей отдохнуть в маленькой комнатке на чердаке, где спал когда-то его друг Соломон. Он сам убрал как можно лучше эту комнатку, послал на постели белоснежное белье и ни за что не хотел допустить, чтобы девушка шла сама наверх; он снес ее туда на руках, уложил на постель и прикрыл своим пальто.

Редко кто мог сиять таким счастьем, как капитан Куттль в этот день, когда в доме его поселилась Флоренса. Он ухаживал за ней лучше всякой няньки, сам стряпал для нея обед и чуть не со слезами на глазах умолял ее побольше кушать. Когда же Флоренса начала помогать ему: стала убирать со стола, сметать крошки и пробирать в комнате, капитан почувствовал себя невыразимо счастливым.

Флоренса тоже ухаживала, как умела, за капитаном. После обеда она сняла со стены и подала ему трубку, упрашивая не стесняться и курить при ней; потом она достала бутылку с ромом и стала мешать его для него с горячей водой. Едва протянул капитан руку за спичками, как Флоренса, к его изумлению, держала уже над табаком зажженную бумагу. И, когда молодая девушка, ласково улыбаясь, села подле него, табачный дым засел у него в горле, ослепил глаза, ослепил до того, что капитан Куттль заплакал. 

Наконец Флоренса осмотрелась в доме, привыкла, немножко успокоилась и стала обдумывать свое положение. Она решила остаться пока с капитаном Куттлем, а там, может-быть. ей удастся найти место к детям, она уедет из Лондона и никогда больше не вернется в богатый, мрачный дом своего отца.

Через несколько дней она попросила капитана проводить ее в лавки, так как у нея не было самых необходимых вещей, - ни белья ни другого платья.

Надо было видеть гордость капитана, когда он вел под руку по улице молодую девушку. Войдя в лавку, он поставил на прилавок жестяную чайницу и заявил, что в ней есть 14 фунтов и 2 шиллинга.

- Этого, быть-может, хватит для моей племянницы, - важно сказал он, в то же время подмигивая Флоренсе; - а если не хватит, потрудитесь только свистнуть, и мы уладим все это.

И он вышел из лавки и стал ждать Флоренсу у дверей.

Скоро Флоренса вернулась. Капитан Куттль с неудовольствием покосился на маленький узелок, который был у нея в руках; он думал, что она купит по крайней мере полмагазина.

- Любезный капитан Куттль, - сказала Флоренса по дороге, - мне не нужны были ваши деньги; я их не истратила. У меня есть свои.

Капитан Куттль был очень огорчен этими словами, но и виду не показал.

- Могу ли я их держать там, где оне всегда лежали у вас?

- Кладите их, куда угодно, моя радость. Мне оне, право, не нужны, и я, право, никак не могу понять, как я не зашвырнул их куда-нибудь!

Через несколько дней капитана Куттля поспешно вызвали зачем-то в лавку оценщика мистера Бролей. Там, должно-быть, ожидала его какая-нибудь большая неожиданная радость, - по крайней мере, вернувшись оттуда, капитан Куттль так и сиял, и слезы по временам выступало на его добрых глазах. В этот день он показался Флоренсе очень странным: он как-то странно подмигивал ей, улыбался и вдруг совершенно неожиданно спрашивал:

- А ведь жаль Вальтера! Не правда ли, ведь он умер, бедняга?

- Да, умер! - грустно отвечала Флоренса и никак не могла понять, как мог капитан улыбаться, говоря об этом, и почему он так часто повторяет этот вопрос.

Наконец вечером, когда Флоренса, прибрав в комнате, села подле капитана Куттля, в маленькой каморке подле лавки, он набил свою трубку, принял очень важный вид и спросил ее:

- Вы никогда не были на море, моя радость?

- Нет, - отвечала Флоренса.

- Да, - сказал капитан, после нескольких минут молчания, - чудные там бывают вещи! Там чудеса, моя милая, удивительные чудеса! Подумайте только: ветры бушуют, волны ревут, бурная ночь чернеет как смола, а корабль несется через мглу все вперед и вперед, на край света.

- Вы видали когда-нибудь такую страшную бурю? - спросила Флоренса.

- Да, моя радость, много страшных бурь испытал я на своем веку; но теперь речь не обо мне. Я вот все думаю о нашем прекрасном молодом человеке.

Тут капитан пододвинулся к ней поближе.

- Как вы полагаете, мое сокровище, ведь утонул наш бедный Вальтер?

Голос капитана начал так дрожать, и лицо его стало так бледно и взволновано, что Флоренса в испуге схватила его за руку.

- Что с вами, друг мой? - вскричала она. - Вы так вдруг изменились! Милый капитан Куттль, мне становится страшно вас слушать.

- Ничего, ничего, моя милая! Не робейте только, держите голову прямо против ветра! Ну, так вот я начал говорить о Вальтере: он ведь, я хочу сказать, ведь он утонул? Да или нет?

Флоренса пристально взглянула на него. Её щеки то бледнели, то краснели. В волнении она положила руку на грудь,

- Много бед и опасностей на широком море, моя красавица, - продолжал капитан, - и только Богу известно, сколько могучих кораблей и храбрых моряков сгинули в нем с белого свету. Но... бывают, моя радость, такие случаи, что иной раз спасается по благодати Божией один человек из двадцати, - какое из двадцати, - из целой сотни, из целой тысячи один только человек выплывает на белый свет и возвращается домой к своим друзьям здрав и невредим, между тем как все считают его погибшим и уже молились за упокой его души. Я хочу рассказать один такой случай...

В это время Флоренса повернула глаза в лавку, где ярко горела лампа.

- Отчего не смотреть?

- Да потому, что там ничего нет, - и капитан проворно подбежал к двери и притворил ее.

- Так вот, - продолжал он, вновь усаживаясь у огня, откашлянувшись и вытеревь лоб платком, - так вот один несчастный корабль был настигнут непогодой... Несколько суток, говорили мне, корабль вел себя отлично, исполнял свою должность храбро, моя радость, но при одном ударе он был разбит, и многие моряки были выброшены через борт в море. Буря час от часу становилась сильнее, корабль погибал. И вот, моя радость, погиб, разбился вдребезги несчастный корабль со всеми, кто был на нем.

- Они не все погибли! - вскричала Флоренса. - Кто-нибудь спасся! Кто же, кто?

- На этом несчастном корабле, - продолжал капитан Куттль, - был один молодой человек, - прекрасный молодой человек, как мне рассказывали, - который в детстве любил читать про море и про кораблекрушения. И вот он припомнил все эти вещи в минуту опасности, и, когда старые и опытные моряки оробели и потеряли голову, он остался тверд и...

- И он спасся! - вскричала Флоренса, - Спасся ли? говорите, говорите!

- Этот храбрый молодой человек... - сказал капитан... - Да смотрите же на меня прямее, не смотрите туда!

Флоренса едва имела силы прошептать:

- Отчего же?

- Потому что там ничего нет. Не робейте и держите голову прямо против ветра! Так все погибли, и на корабле остались только этот молодой человек да помощник капитана, да еще один матрос. Они привязали себя к корабельным обломкам и понеслись по волнам широкого моря...

- Они спаслись? - вскричала Флоренса.

- Дни и ночи носились они по морю, - продолжал капитан Куттль, - пока наконец не наехал на них корабль и не принял их. Двое еще дышали, а один был мертв.

- Который? - в ужасе вскричала Флоренса, схватившись за капитана.

- Не он, не тот молодой человек, о ком моя речь.

- Слава Богу! О, слава Богу!

- И прекрасный молодой человек долго странствовал еще на чужом корабле и наконец возвратился на родину... и... не робейте, моя радость... и вышел на берег, и в один вечер тихонько подкрался к дверям своего дома, чтобы взглянуть на своих друзей. Не оглядывайтесь же, не оглядывайтесь! Смотрите сюда, на стену.

На стене подле камина обрисовалась тень человека.

Флоренса отскочила, оглянулась и испустила пронзительный крик: позади нея стоял Вальтер Гэй!

Её названный брат вышел из-за могилы; её брат спасся от кораблекрушения и явился к ней. Флоренса бросилась в его объятия...

щеки и глаза рукавами своего сертука.

Они говорили о своей первой встрече, о своей жизни с тех пор и о бедном дяде Соль; так сидели они вместе до глубокой полуночи. Капитан не отказался бы просидеть таким образом целую неделю.

Но Вальтер встал и начал прощаться.

- Ты идешь, Вальтер? - сказала Флоренса. - Куда же?

- Он вешает теперь свою койку у Бролея, моя радость, - сказал капитан Куттль, - недалеко отсюда: стоит только свистнуть, мое сокровище.

- Неужели я причиной твоего ухода, Вальтер? Бездомная сестра остается на твоем месте?

- Милая мисс Домби, - сказал Вальтер, запинаясь, - я видел вас, говорил с вами, что теперь может более осчастливить меня, как не возможность оказать вам какую-нибудь услугу? О, куда бы я ни пошел, чего я ни готов сделать ради вас, милая мисс Домби? Вы так переменились...

- Я переменилась?

- Для меня... - сказал Вальтер тихим голосом, как бы размышляя с собою вслух. - Переменились для меня... Я оставил вас ребенком, а теперь... О! теперь вы...

- Теперь, как и тогда, я - твоя сестра, милый Вальтер. Разве ты забыл, какие обещания друг другу мы делали перед прощаньем? - спросила Флоренса.

- Я... и забыл?!

Больше он ничего не мог проговорить,

- И если бы точно ты забыл, милый Вальтер, ты бы должен был вспомнить их, когда находишь меня бедною, отверженною, безприютною, не имеющею на свете друзей, кроме тех, с которыми я здесь.

- О, я помню! Бог видит, как я помню каждое ваше слово! - отвечал Вальтер.

- Вальтер! - воскликнула Флоренса сквозь слезы и рыдания, - Малый братец! отыщи для меня на этом свете какую-нибудь тропинку, по которой я могла бы итти одна и трудиться и думать иногда о тебе, как о единственном человеке, который защищает меня как сестру! О, помоги мне, милый Вальтер: мне так нужна твоя помощь!

- Мисс Домби! Флоренса! Я готов умереть, чтобы оказать вам помощь. Но родственники ваши горды и богаты. Ваш отец...

- Нет, нет, Вальтер! Не произноси этого слова... никогда, никогда!

И, говоря это, она обхватила свою голову руками с таким отчаянием и ужасом, который оцепенил на месте молодого человека.

С этого часа никогда не забывал он голоса и взора, какими был он остановлен при имени её отца. Он почувствовал, что не забыл бы этого во сто лет своей жизни.

- Куда-нибудь и как-нибудь, только не домой! Все прошло, все кончено, все потеряно, разорвано, прекращено!

Прижавшись своим нежным личиком к плечу капитана, Флоренса рассказала, как и почему она бежала из родительского дома. Вальтер с сердечной болью слушал ее, а капитан, ошеломленный до последней степени, выразил свое изумление тем, что разинул в изумлении рот и немилосердно мял свою лакированную шляпу.

Когда Флоренса окончила свой рассказ, капитан ласково погладил ее по голове исказил:

- Ничего, моя радость, будьте только молодцом! А ты, Вальтер, отваливай теперь в свою каюту и оставь красавицу на моих руках!

Вальтер взял в обе руки маленькую ручку Флоренсы, поднес к своем губам и поцеловал. Он знал теперь, что она действительно была безприютной, скитающейся сиротой, но никакие миллионы не сделали бы её достойнее в его глазах.

Капитан проводил Флоренсу в её комнату и не мог утерпеть, чтобы не спросить при уходе.

- А ведь утонул бедный Вальтер, не правда ли?

Следующие дня Флоренса была грустна, и капитан Куттль замечал даже порой, что глаза её красны, - видно было, что девушка плачет и грустит о чем-то втихомолку. На душе у Флоренсы была большая тяжесть, - каждую минуту она замечала, что Вальтер относится к ней не так, как бы она хотела и ждала: он был любезен, почтителен, но как-то удивительно далек от нея. Он точно не был таким её братом и другом, как была она с нам; он звал ее мисс Домби и говорил с ней как с чужим человеком. Все это сильно печалило молодую девушку; наконец она решила переговорить с ним об этом и просила капитана послать Вальтера к ней наверх, как только он придет в лавку.

Вскоре Вальтер вошел в комнату Флоренсы.

- Капитан Куттль говорит мне, мисс Домби, что...

Но взглянув на нее, он спросил:

- Вы нездоровы сегодня, мисс Домби? Вы плакали?

Он говорил так нежно и таким дрожащим голосом, что слезы невольно выступили снова на её глазах.

- Вы правы, Вальтер. Я не совсем здорова и плакала много. Мне нужно с вами поговорить.

Он сел напротив молодой девушки и вперил глаза в её милое лицо. Он был бледен, и губы его дрожали.

- В тот вечер, как я узнала, что вы спаслись, вы говорили, что я переменилась. Мне тогда странно было слышать это от вас, но теперь я понимаю, в чем моя перемена. Не сердитесь на меня, Вальтер, я была в ту пору слишком обрадована.

Она опять казалась ребенком в его глазах, простым, доверчивым, любящим ребенком.

- Помните ли вы, милый Вальтер, наше прощанье с вами перед вашим отъездом?

Он вынул маленький кошелек, который подарила тогда ему Флоренса.

- Я всегда носил его, - сказал он. - Если бы суждено мне было не видеть Божьяго света, он пошел бы со мною ко дну морскому.

- До самой смерти!

Она доверчиво подала ему руку.

- Я рада, милый Вальтер. Я всегда буду рада думать об этом. Вальтер, скажите мне, отчего вы не относитесь ко мне как брат?

- Я не в праве быть с вами теперь как брат, - сказал Вальтер: - я оставил девочку, а теперь вы взрослая женщина.

Краска быстро распространилась по всему её лицу. Её лицо опустилось на её руки.

Они оба молчали некоторое время. Она плакала.

- Флоренса, - сказал наконец Вальтер, - если бы я был богатый, известный человек, я бы сказал: Флоренса, будь моей женой, я достоин тебя, потому что люблю тебя безпредельно, и все силы души моей давно принадлежат тебе. А теперь я беден и не могу, не имею права этого сказать.

Её грудь высоко подымалась, а голова опустилась. Она все плакала.

- Флоренса, позвольте еще раз, один только раз назвать вас этим именем и прикоснуться к этой нежной руке в доказательство, что вы, как сестра, забудете, что сказал вам сейчас бывший ваш брат.

Она подняла голову и начала говорить с ясной, светлой улыбкой на лице.

- Нет, Вальтер, я не могу этого забыть. Я не хочу забыть этого ни за какие сокровища в мире. Вы... Вальтер, милый Вальтер, ты очень беден?

- Теперь я поступил приказчиком в один торговый дом и должен буду, по своей должности, часто ездить за море по делам, но этим я все-таки буду зарабатывать себе кусок хлеба.

- Скоро ты опять уезжаешь, Вальтер?

- Очень скоро.

- Если ты сделаешь меня своею женою, Вальтер, я буду горячо тебя любить. Если ты возьмешь меня с собою, Вальтер, я поеду на тот край света без сожаления и без страха. Мне нечем для тебя жертвовать, некого покидать из-за тебя; вся моя любовь и жизнь будут посвящены тебе, и с последним дыханием и передам имя твое Богу, если сохранятся мои чувства и память не оставит меня.

И Вальтер прижал ее к своему сердцу.

Через несколько минут Флоренса об руку с Вальтером подошла к капитану, одиноко сидевшему в лавке у окна с трубкой в зубах.

Флоренса схватила в смущении одну из пуговиц его сертука и, не глядя на него, вся раскрасневшаяся, сказала:

- Любезный капитан Куттль, мне надо вам сказать кое-что важное, очень, очень важное.

- Неужели? - мог он только спросить, вынимая трубку изо рта.

- Да, - сказала Флоренса, плача и смеясь в одно и то же время.

- Валли будет вашим супругом? Не так ли? - проревел капитан, подбросив кверху свою клеенчатую шляпу.

- Да, - прошептала Флоренса.

- Любезный Валли, - сказал капитан растроганным голосом, - здесь хранятся вещи, которые я хотел бы вручить вам обоим в совместное владение!

И он вынул из чайницы свои огромные часы, чайные ложечки и щипчики и высыпал все это в шляпу Вальтера. Затем капитан так разволновался, что не мог более сдерживаться, он побагровел, слезы навернулись у него на глазах, и, схватив шляпу, он выбежал из лавки.

Весь день после того он ухмылялся и часто повторял вполголоса:

- Дурачина ты, Эдуард Куттль, мореход великобританский! Да, брат, ты не мог выдумать ничего лучше во всю твою жизнь, как передать твою собственность им обоим в совместное владение!