Дети богача.
Глава XXV.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Дети богача. Глава XXV. (старая орфография)

ГЛАВА XXV.

На несчастного Джона Каркера и его сестру обрушилось новое горе: они узнали о том, что брат их обманул своего хозяина, которому всем был обязан, и опозорил его имя.

На другой же день после бегства Эдифи Джон Каркер получил письмо от мистера Домби, в котором тот отказывал ему от места. Это было большим несчастьем для Джона, потому что ему трудно было найти какое-нибудь место; но он не роптал, считая, что мистер Домби и так сделал слишком много для него. Вплоть до разсвета просидели вместе брат и сестра, утешая и ободряя друг друга: им не спалось в эту ночь.

На другой день рано утром Джон ушел по делам в город; сестра осталась одна, и тут-то наедине она могла, как следует, оплакать своего несчастного младшого брата Джемса, чтобы не волновать Джона своими слезами и не увеличить его печаль. И почти до сумерек просидела она неподвижно на одном месте, вся погрузившись в воспоминания; слезы одна за другой скатывались по её щеке, и вся жизнь брата Джемса проносилась перед её глазами. Она вспоминала его ребенком, все его шутки, его ласки, его уроки, его веселый и счастливый вид, когда он служил у мастера Домби. "А теперь кто знает, - думалось ей: - быть-может, он очень страдает и тоскует, и нет подле него никого, кто мог бы облегчить его страдание?" Ей почему-то все время чудилось, что он страдает, перед её глазами порою даже вставал его образ, и всякий раз он виделся ей бледный, в крови, умирающий, Она вздрагивала и оглядывалась в страхе.

День клонился к вечеру, и ночная мгла окутывала уже отдаленный город.

Она сидела подле окна, опустив голову на руки. Вдруг что-то заслонило ей свет; она подняла голову и, вскрикнув, в страхе отступила от окна. Перед ней стояла женщина, бледная, истощенная, с страшно горящими глазами.

- Впустите меня, впустите! Мне надобно с вами поговорить! - кричала она, барабаня рукой по стеклу.

Генриетта тотчас же узнала ту женщину с длинными черными волосами, которую в одну ненастную ночь она обогрела и накормила. Она вспомнила об её буйной выходке и не знала, что делать: впустить ее ила нет?

- Впустите меня! Позвольте мне с вами поговорить! Я буду смирна, спокойна, благодарна вам, - все, что вам угодно, только позвольте мне с вами говорить!

Её лицо было очень взволновано, и вся она дрожала с головы до ног. Генриетта поспешно отворила дверь.

- Войти мне, или я должна говорить здесь? - сказала женщина.

- Что вам нужно? Что вы хотите мне сказать?

- Очень немного. Впустите меня, если вы мне верите.

Обе женщины вошли в ту комнату, где когда-то эта странница отдыхала от трудного пути и сушила свое платье.

- Садитесь, - сказала Алиса, становясь перед Генриеттой на колени, - и взгляните на мое лицо. Помните ли вы меня?

- Да.

- Помните ли вы, как я пришла в ту пору, хромая и в лохмотьях, при буйном ветре и дожде, который хлестал мне в лицо? Вы знаете, как я воротилась к вам в ту же ночь, как я бросила в грязь ваши деньги, как я прокляла вас и ваше племя? Смотрите же теперь: я перед вами на коленях. Вы, может-быть, думаете, что я шучу? 

Она замолчала и устремила глаза в огонь. Потом она заговорила опять:

- Слушайте: я была молода, красива, и нежные руки человека, любившого меня, ласкали эти волосы, и любящия губы впивались в этот лоб! - и она с презрением ударила себя по лбу. - Мать не любила меня как родного ребенка, но обожала как смазливую девчонку и гордилась мною. Она была скупа, бедна и жадна, и погибель и проклятие пали на мою голову. Был человек, уверявший, что меня любит. И вот мною позабавились и потом, потом вышвырнули меня как негодную игрушку. И чья рука, как думаете вы, вышвырнула меня?

- Зачем вы меня об этом спрашиваете? - сказала Генриетта.

за помощью я не решилась бы итти ни за какие деньги... Да, если бы сам диавол изобрел для меня адския вытки, я вытерпела бы их все, но не пошла бы к нему! Но моя мать, жадная до денег, пошла к нему, рассказала про меня а униженно просила милостыни, - и что же? Он надругался над моей нищетой, позорно осрамил меня и прогнал ее. О, он был очень рад, что меня отсылают за море, с глаз долой! Кто же, думаете вы, был этот человек?

- Зачем вы меня об этом спрашиваете?

- А зачем вы дрожите? - вскричала Алиса, пожирая ее глазами, - Да, да, я читаю ответ в ваших глазах. Это был ваш брат Джемс!

Генриетта задрожала всем телом.

- Когда я узнала, что вы его сестра, - вы помните, когда это было, - то я пришла назад усталая, хромая, чтобы бросить в грязь ваш подарок. Верите ли вы теперь, что я не шучу?

- С той поры, - продолжала Алиса, все еще держа ее за руку, - я видела его, я следила за ним и среди белого дня и ночью. Вы знаете, чем и как оскорбил он своего бывшого хозяина, теперь своего смертельного врага? А я дала знать его врагу, где его найти!

- Где его найти? - с ужасом повторила Генриетта.

- Что, если я разузнала, где он? Что, если я видела, как страшно изменился его враг, когда узнал о нем, как исказилось его лицо, и он в тот же день пустился за ним в погоню? Что, если я скажу, что сегодня он догонит его, и, быть-может, теперь, в этот час, он нагнал уже его и стоит с ним лицом к лицу?

- Возьмите прочь свои руки - и прочь с глаз моих! - вскричала Генриетта.

- Вот что я сделала, - проговорила она, сверкнув глазами. - Верите ли вы мне?

- Верю, верю! Возьмите прочь вашу руку!

- Стало-быть, если я здесь стою перед вами на коленях, держу вас за руку и гляжу вам прямо в глаза, то вы можете догадаться, что я раскаялась и боюсь того, что сделала. Весь день и всю прошлую ночь я измучилась, думая о нем... Я не хочу, чтобы они встретились!

- Что же мне делать? - воскликнула в отчаянии Генриетта. Всю прошлую ночь он снился мне умирающий, окровавленный, и сердце мое рвалось при этом виде... Что мне делать? Что мне делать? - повторяла Генриетта, ломая руки.

- Знаю.

- Известите его, скажите, что враг его в дороге и не пощадит его. Пусть он убирается куда-нибудь, пока не поздно!

Рука её спустилась с плеча Генриетты, и скоро Генриетта увидала, что странной, дикой женщины не было уже в комнате.