Блестящая будущность.
Часть первая.
Глава IV.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Блестящая будущность. Часть первая. Глава IV. (старая орфография)

ГЛАВА IV.

Я был вполне уверен, что застану в кухне полицейского, пришедшого меня арестовать. Но там не только не было никакого полицейского, но никто еще и не заметил покражи. М-с Джо из сил выбивалась, убирая дом к предстоящему празднеству, а Джо сидел на пороге кухни, куда его отсылали, чтобы он не мешал уборке. Нам предстоял великолепный обед из окорока ветчины с горошком и пары жареных и фаршированных куриц. Прекрасный мясной пирог испечен был еще вчера утром (поэтому рубленого мяса сегодня еще не хватились). Сестре некогда было итти в церковь; значит, должны были итти мы с Джо. В будничном платье Джо был статный бравый кузнец, но в праздничном наряде был скорее всего похож на пугало. В настоящем случае он вышел из своей комнаты, когда зазвонили в колокола, истинным мучеником, в полном праздничном параде. Что касается меня, то сестра, кажется, воображала, что я провинился уже тем, что родился на свет Божий. Со мной всегда обращались так, как если бы я настаивал на своем рождении вопреки всем требованиям разума, религии и нравственности и наперекор убеждениям своих лучших друзей. Даже когда мне заказывали новое платье, портной получал приказ сшить его так, чтобы оно служило мне своего рода наказанием и ни в каком случае не дозволяло мне свободно двигаться.

Поэтому Джо и я, шествующие в церковь, должны были представлять трогательную картину для чувствительных душ. Но то, что я терпел от платья, было ничто сравнительно с тем, что я испытывал в душе. Ужас охватывал меня всякий раз, когда м-с Джо проходила около кладовой, и вместе с тем раскаяние за свой проступок. Под бременем своей преступной тайны, я соображал, достаточно ли могущественна церковь, чтобы защитить меня от мести страшного молодого человека, если бы я открыл свою тайну. Я вообразил, что в ту минуту, когда в церкви происходит оглашение о браках и священник произносит слова: "Пусть теперь объявят это!" как раз в ту минуту мне следует встать и просить его, чтобы он поговорил со мною один на один в ризнице. Я далеко не уверен, что не удивил бы нашу немногочисленную паству такой крайней мерою, если бы то было не Рождество, а простой воскресный день.

М-р Уопсль, псаломщик, должен был у нас обедать, а также м-р Гобль, каретник, и м-с Гобль, и дядюшка Пэмбльчук (он был дядею Джо, но м-с Джо присвоила его себе), зажиточный хлебный торговец в ближайшем городке, который приезжал в собственной одноколке. Обед назначен был в половине второго. Когда Джо и я вернулись домой, стол уже был накрыт, м-с Джо принарядилась, обед подан и парадная дверь (которая в обыкновенное время не отпиралась) была открыта для прохода гостей, и все было в полном блеске. А о покраже все еще ни слова.

Я отпирал дверь для гостей-- они могли думать, будто у нас в обычае отпирать эту дверь--и сначала впустил м-ра Уопсля, затем м-ра и м-с Гобль и наконец дядюшку Пэмбльчука.

Мы обедали в этих случаях в кухне и только переходили есть орехи, апельсины и яблоки в приемную; и это было такою же переменою, как и смена будничного платья на праздничное.

- Не хотите ли водочки, дядюшка? - предложила сестра.

Создатель! вот оно наконец! Он найдет, что водка разбавлена водой и скажет об этом, - и я погиб! Я крепко ухватился обеими руками за ножку стола под скатертью и ждал беды.

Сестра пошла за глиняной бутылкой, вернулась с нею и налила одну рюмку: никто, кроме дяди, не пил водки. Несносный человек играл рюмкой - взял ее, поднял на светь и снова поставил, продолжая этим мои мучения. Все это время м-с Джо и Джо торопливо убирали со стола, расчищая место для пирога и пуддинга.

была невыразимо поражена тем, что он вскочил на ноги, покружился несколько раз на месте, судорожно кашляя, и выбежал за дверь: и в окно видно было, как он плюет изо всей силы с безобразными гримасами, точно сошел с ума.

Я крепко держался за стол, между тем как м-с Джо и Джо побежали за ним. Я не знал, как это случилось, но не сомневался в том, что я причинил ему смерть. В моем бедственном положении было уже облегчением видеть, что он жив; его привели назад, и он, оглядев присутствующих такими глазами, как будто вее они спорили с нпм, опустился в кресло с знаменательным возгласом: "Деготь!" Значит, я долил бутылку с водкой из кружки с дегтярной водой. Я знал, что ему будет все хуже и хуже. Я двигал стол изо всей силы моих скрытых под скатертью рук.

- Деготь! - вскричала сестра с удивлением. - Но как же мог попасть туда деготь?

Но дядюшка Пэмбльчук, который был всемогущ в нашей кухне, не хотел и слышать этого слова, запретил разговаривать об этом и, повелительно махая на всех рукой, потребовал горячей воды с джином. Сестра, призадумавшаяся над тем, что случилось, должна была деятельно заняться приготовлением джина, с горячей водой, сахаром и лимоном, - и на время я был спасен.

Мало-по-малу я так успокоился, что мог поесть и пуддинга. М-р Пэмбльчук тоже отведал пуддинга, и все ели его очень охотно. После того, под благодетельным влиянием горячей воды с джином, м-р Пэмбльчук развеселился. И я уже подумал, что на сегодня спасен, как вдруг сестра сказала Джо:

Я снова ухватился за ножку стола и прижал ее к груди, точно она была товарищем моего детства и задушевным другом. Я предвидел, что теперь воспоследует, и чувствовал, что на этот раз я действительно пропал.

- Отведайте теперь, - сказала сестра как можно любезнее; - отведайте теперь на закуску чудесного и вкусного подарка дядюшки Пэыбльчука!

Неужто! Увы! им его не отведать!

"И тебе дадут кусочек, Пип!" Я сам не знаю мысленно или громко, но я испустил крик ужаса. Я почувствовал, что более не в силах терпеть и должен бежать; выпустив из рук ножку стола, я бросился вон из кухни.

Но добежать мне пришлось только до двери, так как наткнулся прямо на отряд солдат с ружьями: один из них протянул мне пару ручных кандалов, говоря:

- Ну вот мы и пришли; живее, ребята!