Блестящая будущность.
Часть первая.
Глава XVII.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Блестящая будущность. Часть первая. Глава XVII. (старая орфография)

ГЛАВА XVII.

Утром я совсем иначе смотрел на жизнь; я стал гораздо проницательнее.

После завтрака Джо принес мой контракт, и мы бросили его в печь, после чего я почувствовал себя свободным человеком. Одевшись в лучшее платье, я отправился в город, и вошел в лавку м-ра Трабба, портного, который завтракал в приемной, помещавшейся сзади лавки; он не счел нужным выйти ко мне, а призвал меня к себе.

- Ну! - сказал м-р Трабб, свысока и небрежно. - Как поживаете, и чем могу служить вам?

- М-р Трабб, - отвечал я, - мне неприятно говорить об этом, потому что вы можете принять мои слова за хвастовство, но я разбогател.

М-р Трабб сразу переменился. Он бросил хлеб, который намазывал маслом, вскочил с места и, вытирая пальцы о скатерть, восклицал:

- Господи помилуй!

- Я отправляюсь в Лондон к своему опекуну, - продолжал я, причем как бы случайно вынул несколько гиней из кармана и поглядывал на них, и мне нужно модное платье на дорогу. Я желаю заказать его, - прибавил я, - не в кредит, а на чистые деньги.

- Мой дорогой сэр, - отвечал м-р Трабб, почтительно сгибая туловище, раскрывая руки и решаясь дотронуться ими до моих локтей, - вы обижаете меня, говоря о деньгах. Позвольте мне вас поздравить! Окажите честь и пожалуйте в лавку.

Прикащик Трабба был самый дерзкий мальчишка во всем околотке. Когда я входил, он мел лавку и доставил себе развлечение, ерзая щеткой у меня под ногами. Он все еще подметал лавку, когда я вошел в нее вместе с м-ром Траббом и стукал щеткой обо все углы и обо все, что попадалось на дороге, точно желал выразить этим (как я понял), что считает себя равным любому кузнецу живому или мертвому.

- Прекрати этот шум, - грозно произнес м-р Трабб, - или я сверну тебе шею! Сделайте одолжение, сэр, садитесь. Взгляните, это довольный приличный товар, - продолжал он, развертывая кусок сукна на прилавке, - я вам его рекомендую, сэр, потому что действительно это сукно высшого качества. Но я покажу вам еще и другия. Подай мне нумер четвертый, слышишь! (Он обращался к мальчишке приказчику необыкновенно грозно, боясь, как, бы этот разбойник не толкнул меня, пли не позволил себе другую какую-нибудь дерзость.

М-р Трабб не спускал строгих глаз с мальчишки, пока тот не положил нумера четвертого на прилавок и не отошел на приличное разстояние. После того он велел подать еще нумера пятый и восьмой.

- Да не смей выкидывать никаких штук, - прибавил м-р Трабб;--я за ставлю тебя всю жизнь каяться, озорник ты этакий!

Я выбрал материю для одежды при помощи советов м-ра Трабба, и вернулся в приемную, где с меня должны были снять мерку. Хотя у м-ра Трабба была уже моя мерка, но теперь он сладким голосом объявил, что "при существующих обстоятельствах, сэр, она не годится, совсем, совсем не годится".

После того я пошел к шляпному мастеру, к сапожнику, в магазин белья. Я зашел тоже в контору дилижансов и взял себе место на субботу семь часов утра. Не было надобности, конечно, объяснять всем, что я разбогател; но везде, где я сообщал об этом, купец переставал глядеть в окно на Главную улицу и вежливо мне прислуживал. Когда я заказал все, что мне было нужно, я направил стоны к Пэмбльчуку; подходя к его дому, я увидел, что он стоит в дверях.

Он ждал меня с величайшим нетерпением. Рано поутру он ездил в одноколке в кузницу и услышал новость. Он приготовил завтрак для меня в приемной и громко крикнул своему приказчику: "посторонись с дороги!" когда проходила моя священная особа.

- Мой дорогой друг, - сказал м-р Пэмбльчук, беря меня за обе руки, когда он, я и завтрак остались втроем, поздравляю вас с вашим счастием. Оно заслужено, вполне заслужено!

Это было кстати сказано, и я нашел, что он говорит разумно.

- Подумать только, - продолжал м-р Пэмбльчук, после нескольких минут восторженного созерцания моей персоны, - что я был смиренным орудием, которое привело к такому перевороту! Какая чудная награда!

о своем желании избежать деревенских толков и осмотров, и он превознес меня за это до небес. Никто, кроме него, говорил он, не достоин моего доверия и.... тут он в сотый раз попросил позволения пожать мне руку. Затем он напомнил мне наши детския игры в сложение, то как мы вместе ходили подписывать контракт, в силу которого я стал учеником Джо, и признался, что он всегда был моим любящим и лучшим другом. Если бы я выпил в десять раз больше рюмок вина, чем выпил их за этим завтраком, то и тогда отлично бы помнил, что никогда он не был моим другим, и в душе отрекся бы от этого. Но теперь я подумал, что он все-таки разсудительный, практический и добродушный человек.

Мало-по-малу он восчувствовал такое доверие ко мне, что стал спрашивать моего совета касательно своих собственных дел. Он упомянул, что в настоящее время ему представляется случай забрать в свои руки всю хлебную торговлю нашего околотка и что, по его мнению, молодому, умному и богатому джентльмену всего лучше поместить свой капитал в это дело и получать пятьдесят процентов, не ударяя палец о палец. Что я об этом думаю? Он очень доверяет моему мнению. Я высказал свое мнение:

- Подождите немножко!

Мудрость и глубина этого взгляда так поразила его, что он вновь, и уже на этот раз не испрашивая позволения, пожал мне руку.

Мы выпили все вино, и м-р Пэмбльчук клялся и божился, что будет удерживать Джозефа в границах (я не знаю, в каких именно границах) и оказывать мне важные и постоянные услуги (я не знаю, какие именно услуги). Он также сообщил мне в первый раз в жизни, что всегда говорил про меня:

Мы сто первый раз пожали друг другу руку, и он проводил меня, призывая на меня благословение неба, и долго стоял, махая мне вслед рукой, пока я не скрылся из вида. Выйдя за город, я свернул в поле и хорошенько выспался под изгородью, прежде нежели продолжать путь домой, так как голова у меня кружилась от выпитого за завтраком вина.

Мне не приходилось везти с собой в Лондон много вещей, так как то немногое из того немногого, что я имел, не годилось для моего нового положения в жизни. Но я начал укладываться в тот же день и по глупости уложил те вещи, про которые знал, что оне понадобятся мне завтра утром: сделал я это только из-за того, что боялся потерять минуту времени.

Так прошли вторник, среда и четверг, а в пятницу утром я отправился к м-ру Пэмбльчуку, переоделся в свое новое платье и пошел в гости к мисс Гавишам. М-р Пэмбльчук уступил мне для переодеванья свою спальню, где повешены были по этому случаю чистые полотенца. Платье мое мне сразу не понравилось. Но после того, как я пробыл в нем полчаса, при чем долго смотрелся в маленькое зеркальцо. тщетно пытаясь обозреть свои ноги, платье мне как будто больше понравилось. Так как в десяти милях разстояния по соседству в это утро был базар, то м-ра Пэмбльчука не было дома. Я не сказал ему определенно, когда думаю ехать, и не разсчитывал до отъезда вновь пожать его руку. Все было как следовало быть, и я вышел из лавки в новой одежде; я стыдился проходить мимо лавочника и подозревал, что в конце концов я наверное смешон в новом платье и похож на Джо в его праздничном наряде.

Я пробирался к мисс Гавишам через разные закоулки и с трудом позвонил благодаря длинным пальцам моих перчаток. Сара Покет появилась у ворот и положительно отпрыгнула назад, когда увидела меня в новый одежде; её орехового цвета лицо из коричневого стало зеленым и желтым.

- Я уезжаю в Лондон, мисс Покет, и желаю проститься с мисс Гавишам.

Меня не ждали, потому что она оставила меня на дворе, пока ходила спрашивать, можно ли меня пустить в дом. После непродолжительного отсутствия, опа вернулась и повела меня наверх, все время тараща на меня глаза.

Мисс Гавишам прохаживалась по комнате, где стоял длинный накрытый стол; при звуке моих шагов она остановилась и обернулась. Она стояла в эту минуту как раз около заплесневшого свадебного пирога.

- Не уходите, Сара, - сказала она. - Что скажешь, Пип?

- Каким вы вырядились франтом, Пип, - сказала она, обводя вокруг меня клюкой, как настоящая добрая волшебница.

- Мне выпало на долю такое счастие, с тех пор как я вас не видел, мисс Гавишам, - пробормотал я. - И я так за него благодарен, мисс Гавишам!

- Ай, ай! - отвечала она, с наслаждением глядя на разстроенную и завистливую Сару. - Я видела м-ра Джагерса. Я слышала об этом, Пип. Итак вы уезжаете завтра?

- Да, мисс Гавишам.

- Да, мисс Гавишам.

- Не открывшая своего имени?

- Нет, мисс Гавишам.

- И м-р Джагерс назначен вашим опекуном?

Она положительно ликовала, задавая эти вопросы, до того ей была приятна завистливая досада Сары Покет. - Прекрасно! - сказала она, - вас ждет блестящая будущность. Будьте добры.... заслужите ее... и слушайтесь указаний м-ра Джагерса. Она поглядела на меня, поглядела на Сару, и завистливое лицо Сары вызвало жестокую улыбку на её лице. - Прощайте, Пип... вы всегда будете называться Пипом, да?

- Да, мисс Гавишам.

- Прощайте, Пип.

Она протянула руку, и я, опустившись на колени, поднес ее к губам. Я не загадывал вперед, как прощусь с нею: это вышло само собой. Она с торжеством взглянула на Сару Покет, и я оставил мою добрую волшебницу, опиравшуюся обеими руками на клюку, посреди тускло освещенной комнаты, около заплесневшого свадебного пирога, затянутого паутиной.

я все более и более ценил общества Джо и Бидди. В этот последний вечер я оделся в новое платье и просидел в моем великолепии до тех пор, пока не ушел спать. Они были в восторге. У нас был горячий ужин с неизбежной жареной курицей и стаканом грога, чтобы запить ее. Мы все были очень грустны, хотя и притворялись веселыми.

Я должен был оставить нашу деревню в пять часов утра; я сказал Джо, что желаю итти один и сам понесу свои вещи. Боюсь - сильно боюсь - что это желание явилось вследствие мысли о плохой одежде Джо; мне было стыдно подойти с ним к почтовой карете. Я уверял себя, что ничего подобного не думаю, но, когда поднялся к себе в горенку, то мне стало стыдно, и первым моим движением было спуститься вниз и умолять Джо проводить меня утром. Но я этого не сделал.

Всю ночь мне снились почтовые кареты, которые завозили меня Бог знает куда, вместо того, чтобы привести в Лондон. Фантастическия неудачи моего путешествия занимали меня, пока не разсвело и не запели птицы. Тогда я встал, оделся наполовину и сел у окна, чтобы в последний раз поглядеть из него, и, сидя, заснул.

Бидди поднялась рано, чтобы приготовить мне завтрак; хотя а не проспал у окошка и часу, но, почувствовав дым кухонного очага, вскочил с ужасной мыслью, что я должно быть опоздал. Но еще долго после того, как я оделся и услышал стук чашек и блюдечек, я не решался сойти вниз. Я стоял и безпрестанно то отпирал, то затворял свой сундучок, пока наконец Бидди не позвала меня, говоря, что я опоздаю.

Завтракал я второпях и без аппетита. Я встал из-за стола, проговорив оживленно, как будто только что вспомнил об этом: "Однако, мне, полагаю, надо итти!" и затем поцеловал сестру, которая смеялась и кивала головой, сидя по обыкновению в кресле, поцеловал Бидди и охватил руками шею Джо. После того взял сундучок и вышел.