Блестящая будущность.
Часть первая.
Глава XXIII.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Блестящая будущность. Часть первая. Глава XXIII. (старая орфография)

ГЛАВА XXIII.

Бентли Друмль был такой сварливый малый, что смотрел даже на книгу, которую брал в руки, точно автор хотел нанести ему кровное оскорбление: так же нелюбезно относился и к знакомым. Тяжеловесный по природе, неловкий в движениях, с апатичным толстым лицом и неповоротливым языком, который как будто с трудом поворачивался у него во рту, - он кроме того был ленив, спесив, скуп, скрытен и подозрителен. Сын богатых родителей, которые ростили такого милашку, пока не сообразили, что он уже великовозрастный тупица, Бентли Друмль попал к м-ру Покету, когда был головою выше этого джентльмена и втрое его толще.

Стартон был избалован матерью и проживал дома, когда ему следовало находиться в школе, но он был всей душой предан своей матери и восхищался ею без меры; по словам Герберта, он походил на нее, как, две капли воды. Герберт был мой неразлучный товарищ и друг. Я предоставил мою лодку в его распоряжение, и благодаря этому он так же часто приезжал в Гаммерсмит, как я в Лондон. Мы во всякие часы сновали по дороге между этими двумя пунктами. И я до сих пор люблю эту дорогу (хотя она уже не такая приятная, как была прежде) по воспоминаниям юности, впечатлительной и исполненной надежд.

Вот при каких условиях сложилась моя новая жизнь, и началось мое образование. Вскоре я привык к мотовству и тратил такое количество денег, которое несколько месяцев тому назад показалось бы мне баснословным, но учился при всем том старательно. Большой заслуги в этом не было, я мог гордиться только тем, что у меня хватало смысла понимать свое невежество. С помощью м-ра Покета и Герберта я делал быстрые успехи; мои руководители всегда были готовы помочь мне, и на моем пути не было помех; я был бы таким же ослом, как Друмль, если бы не успевал чему-нибудь научиться.

Прошло несколько недель после моего разговора с Уэммиком, я вздумал написать ему записку и предложить отправиться к нему в гости как-нибудь вечером. Он отвечал мне, что очень рад и будет меня ждать в конторе в шесть часов. Туда я и пошел и застал его в ту минуту, когда с последним ударом часов он запирал несгораемый шкап и прятал ключ в карман.

- Хотите итти пешком? - спросил он.

- Разумеется, если вы согласны.

- И очень, - отвечал Уэммик: - просидеть, согнувшись, за конторкой весь день не легко, и я буду рад размять ноги. Итак вы еще не обедали у м-ра Джагерса? - спросил он, пройдя несколько шагов.

- Нет еще.

- Он говорил со мной об этом сегодня, когда услышал, что вы собираетесь ко мне. Вы, вероятно, скоро получите приглашение. Он хочет также пригласить и ваших приятелей. Их трое, не правда ли?

Хотя я и не привык считать Друмля в числе приятелей, но отвечал:

- Да.

- Ну, так вот он собирается позвать всю ораву.

Такое выражение не показалось мне лестным.

- Будьте спокойны, он угостит вас на славу. Разнообразия в кушаньях не ждите, но они будут превосходного качества. Знаете, какой он чудак, - продолжал Уэммик, помолчав: - он никогда не запирает на ночь ни дверей, ни окон.

- Ею никогда не обворовывали?

- То-то и есть, что нет! Он говорит и высказывает это публично: - желал бы я видеть человека, который меня обокрадет. Господи помилуй, я сто раз слышал, как он говорил отъявленным разбойникам: "вы знаете, где я живу; у меня ни одного засова не задвигается, ни одного замка не запирается, отчего вы не попытаетесь обокрасть меня? Послушайте, неужели это вас не соблазняет?" Ни один из них, сэр, не решится на это, ни за какие блага в мире.

- Они так боятся его?

- Боятся его? - повторил Уэммик. - Конечно, они его боятся. Да к тому же он и ловок, хоть и держит их в страхе. Серебра у него ни-ни, все подделка.

- Так что воры не многим поживились бы, если бы и задумали...

- Но он зато многим бы поживился, - перебил меня Уэммик, - и это им известно. Он бы взял их жизнь и жизнь еще десятка людей. Он взял бы все, что мог. А невозможно сказать, чего бы он не мог взять, если бы захотел.

Я задумался о таком влечении моего опекуна, когда Уэммик заметил:

- Что касается отсутствия серебра, то это происходит только от его глубокого ума. У реки есть своя природная глубина, и у него своя природная глубина. Поглядите на его цепочку от часов. Она-то ведь из чистого золота.

- И очень толстая, - заметил я.

ними не найдется ни одного, который бы решился дотронуться до этой цепи, как будто она из раскаленного железа.

Разговаривая таким образом, мы незаметно дошли до небольшого деревянного домика, притаившагося в саду, с плоской крышей, выкрашенной, как батарея с пушками.

- Моя работа, - сказал Уэммик: - мило, не правда ли?

Я похвалил. Мне кажется, что я еще не видывал такого маленького домика с такими смешными маленькими окошками (половина из них была фальшивая) и такою же узкой дверью, через которую трудно было проходить.

- Вы видите настоящий флагшток, - сказал Уэммик, - и по воскресеньям я поднимаю настоящий флаг. А теперь поглядите сюда: когда я пройду через этот мост, я поднимаю его - вот так, и сообщения прерваны.

Мост состоял из доски, перекинутой через канавку фута четыре шириной и фута два глубиной; но приятно было видеть, с какою гордостью он поднял ее и укрепил.

- Каждый вечер, в девять часов по Гринвичскому времени, я стреляю из пушки.

Это артиллерийское орудие помещалось в отдельной крепости, построенной из дранок. Его защищал от непогоды хитроумный навес из брезента, в форме дождевого зонтика.

- А позади дома, - продолжал Уэммик, - у меня имеется поросенок и несколько кур и кроликов; есть у меня также и парничек, где я сажаю огурцы, и вы увидите за ужином, какой я могу смастерить салат. Так-то, сэр, - прибавил Уэммик, хотя и улыбаясь, но совершенно серьезно, - представим себе, что крепость попадет в осадное положение, она продержалась бы чертовски долго при таком запасе провианта.

После того он повел меня к беседке, находившейся на разстоянии всего лишь нескольких саженей, но к которой вела такая хитроумная сеть дорожек, что мы шли к ней довольно долго; и в этом убежище нас уже ждали стаканы с пуншем.

- Я свой собственный инженер, и свой собственный плотник, и свой собственный садовник, и свой собственный слуга, словом, я на все руки, - сказал Уэммик в ответ на мои комплименты. - Что ж работа всегда хороша и полезна, она снимает с меня плесень и нравится престарелому родителю. Вы ничего не имеете против того, чтобы я теперь же представил вас престарелому родителю? Это не выбьет вас из колеи?

Я выразил готовность, и мы пошли в замок. Там мы нашли у огня очень старого человека в фланелевом сюртуке; чистенький, веселый, он сидел в удобном кресле. Но к сожалению он был совсем глух.

- Ну, что, престарелый родитель, - сказал Уэммик, потрясая ему руку ласково и весело, - как вы себя чувствуете?

- Хорошо, Джон, хорошо! - отвечал старик.

- Вот м-р Пип, престарелый родитель, и я желал бы, чтобы вы разслышали его имя. Кивните ему головой, м-р Пип, он это очень любит. Кивните несколько раз сряду.

- Прекрасные владения у моего сына, сэр, не правда ли? - закричал старик, в то время как я усердно кивал головой. - Это настоящая загородная дача, сэр. Эту землю и великолепные здания, возведенные на ней, следовало бы поддержать, когда моего сына не станет, да, поддержать, чтобы народ мог ими пользоваться.

- Вы горды, как Понч, престарелый родитель, не правда ли? - сказал Уэммик, глядя на старика с мягким выражением на своем жолтом лице.

Мы простились со стариком и пошли пить пунш в беседку, где Уэммик сообщил мне, куря трубку, что он употребил иного лет на то, чтобы довести свои владения до их теперешняго совершенства.

- Надеюсь, что м-р Джагерс тоже восхищается ими?

- Никогда не видел их, - отвечал Уэммик. - Никогда не слышал. Никогда не видел престарелого родителя. Никогда о нем не слышал. Нет; контора - одно дело, а частная жизнь - другое. Когда я ухожу в контору, я забываю про замок; а когда я возвращаюсь в замок, я забываю про контору. И если вам не неприятно, я прошу вас делать тоже самое. Я не желаю, чтобы в конторе знали о моем доме.

Конечно, я считал своим долгом исполнить его просьбу. Пунш был очень вкусен, и мы сидели и беседовали до девяти часов.

Мы вернулись в замок и нашли престарелого родителя с раскаленной кочергой в руках и с глазами, полными ожидания, в виду предстоявшей великой ночной церемонии. Уэммик стоял с часами в руках до той минуты, как наступил момент итти на батарею, и тогда взял из рук престарелого родителя накаленную до красна кочергу. Он взял ее и ушел, и вскоре пушечный выстрел прокатился с таким грохотом, что крошечный, игрушечный домик содрогнулся, и чашки и блюдечки запрыгали на столе. Престарелый родитель, который чуть не выпал из кресла от сотрясения, если бы не придержался за его ручки, в восторге закричал:

- Пушка выпалила! Я ее слышал!

Когда церемония с пушкой кончилась, Уэммик до самого ужина показывал мне собрание редкостей. Оне были большею частию преступного характера и заключали в себе перо, которым был написан какой-то знаменитый подложный договор, две или три замечательных бритвы, несколько прядей волос и несколько рукописей, с признаниями, написанными после приговора до смертной казни; им м-р Уэммик придавал особенную цену, потому что, выражаясь его собственными словами, "каждое слово в них ложь, сэр!"

Когда она подала нам ужин, который оказался превосходным, мост был спущен, и она перешла через него и отправилась домой.

Уэммик встал очень рано поутру, и мне казалось, что он самолично чистил мои сапоги. После того он занялся в саду, и я видел из моего узенького окна, как он притворялся, что пользуется услугами престарелого родителя, и кивал ему усерднейшим образом. Завтрак был так же хорош, как и ужин, и ровно в половине десятого мы отправились в город. Постепенно Уэммик становился суше и жестче, и губы его все крепче сжимались. Наконец, когда мы пришли в его контору, и он вынул ключ из кармана, казалось, он совсем не помнил о существовании своего домика, замка, подъемного моста, беседки и престарелого родителя, точно все это развеялось прахом с последним выстрелом из пушки.