Блестящая будущность.
Часть вторая.
Глава XII.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Блестящая будущность. Часть вторая. Глава XII. (старая орфография)

ГЛАВА XII.

Восемь часов пробило, когда я пришел к реке; воздух там был пропитан довольно приятным запахом стружек и опилок, оставшихся от постройки судов.

Я стал разглядывать дома и, увидев трехъэтажный дом с полукруглыми окнами, подошел к нему и поглядел на дощечку, прибитую к дверям; на ней я прочитал имя: м-с Уимпль. Это было именно то, что мне было нужно, а я постучался. Пожилая женщина приятной наружности отворила мне дверь, но была сменена Гербертом, который молча провел меня в приемную и затворил дверь.

- Все хорошо, Гендель, - сказал Герберт, - и он очень доволен, хотя с нетерпением желает тебя видеть. Моя милая девочка сидит с отцем, и ты подожди, пока она сойдет вниз, и я тебя с нею познакомлю, и мы пойдем на верх...

В эту минуту я услышал страшное ворчанье, и, вероятно, мое лицо выдало сильное удивление.

- Ничего, не безпокойся, это её отец, он несносный старый пьяница, - сказал Герберт, улыбаясь, - я никогда его не видел. Ты слышишь, - как пахнет ромом. Он вечно тянет ром.

- Ром? - переспросил я.

- Да, и можешь представить, как это полезно для его подагры. Он требует также, чтобы всю провизию держали наверху в его комнате, и сам выдает ее. Он держит ее на полках над своей головой и хочет непременно сам отвешивать каждую мелочь. Его комната должна походить на мелочную лавочку.

Пока он это говорил, ворчанье перешло в продолжительный рев и затем затихло.

- Как же может быть иначе, - пояснил Герберт, - когда он сам хочет резать сыр. Ну, где же с подагрой в правой руке справиться с толстым кругом сыра, не причинив себе боли!

Должно быть он причинил себе значительную боль, так как зарычал сильнее.

- Уступить Провису верхний этаж было настоящим праздником для м-с Уимпль, - продолжал Герберт, - потому что редко кто может выдержать такой неприятный шум. Странный дом, Гендель, не правда ли?

Пока мы так разговаривали под непрерывными раскатами голоса м-ра Барли, - так звали отца Клары, дверь отворилась, и вошла очень хорошенькая, тоненькая, черноглазая девушка лет двадцати или около того, с корзинкою в руке. Герберт нежно освободил ее от корзинки и познакомил ее со мною, сказав одно слово - Клара. Она действительно была очень милая девушка, и ее можно было бы счесть за пленную волшебницу, обращенную в рабство прожорливым людоедом.

- Взгляни, - сказал Герберт, показывая корзинку, которую она несла в руке: - вот ужин бедной Клары; ей отпускают каждый вечер ломтик хлеба и ломтик сыра, и немного рома, - который она отдает мне, а я его выпиваю. А вот завтрак м-ра Барли, который следует приготовить. Две бараньих котлеты, три картофелины, несколько сухих бобов, немного муки, две унции масла, щепотка соли, и весь этот черный перец. Все это нужно вместе сварить и подать горячим; не совсем здоровое кушанье.

Когда я свиделся с Провисом, он не выразил никакой тревоги и вообще мало говорил; но мне показалось, что он смягчился, - впечатление было смутное, потому что я не мог бы сказать, на чем оно основано. Мы с Гербертом уселись с ним у огня, я спросил его прежде всего, доверяет ли он совету Уэммика и тем источникам, из которых он черпает свои сведения?

- Ай, ай, милый мальчик! - отвечал он, торжественно кивая головой. - Джагерс сведущий человек.

- Ну, так вот я говорил с Уэммиком и пришел сообщить вам, какие он мне дал наставления и советы.

Он не стал спорить, вообще был очень благоразумен. Он повторил, что возвращение на родину было опасно, и он всегда знал, что дело может кончиться плохо. Он обещал быть осторожным, хотя прибавил, что не боится ничего с такими помощниками.

Пока мы разговаривали, Герберт смотрел в огонь и что-то обдумывал; потом он сказал, что намеки Уэммика навели его на одну мысль, которую стоит привести в исполнения.

- Мы оба хорошие гребцы, Гендель, и могли бы сами перевезти Провиса на лодке, когда наступит удобное время. В таком случае не надо было бы нанимать лодку и лодочников, и это гораздо удобнее, потому что устранит подозрения; в нашем положении не следует пренебрегать никакою мелочью. Правда, теперь не время, чтобы кататься на лодке, но можно ее купить и держать у пристани и ежедневно кататься по реке. Это обратится в привычку, и тогда никто не будет обращать на это внимания.

Мне понравился этот план, и Провис был от него в восторге. Когда наше совещание было окончено и все было порешено, я встал, чтобы уходить, заметив Герберту, что нам лучше вернуться домой не вместе, и что я приду получасом позже.

- Мне жаль оставлять вас тут, - сказал я Провису, - хотя я не могу сомневаться в том, что вам здесь безопаснее, чем у меня. Прощайте!

- Милый мальчик, - отвечал он, сжимая мои руки, - я не знаю, когда мы опять увидимся, но мне не нравится слово: "прощайте". Скажите "доброй ночи!"

возвратился, и когда я ему светил, а он шел по лестнице, и как мало ожидал я, чтобы сердце мое когда-нибудь могло так сжиматься и тревожиться от разлуки с ним, как я это чувствовал теперь.

Все было спокойно на улице, когда я вернулся домой, и дома я не заметил никаких перемен. Окна комнаты, которую занимал Провис, были темны, и нигде не видно было соглядатаев. Я два или три раза прошелся мимо фонтана, но никого не заметил. Герберт, вернувшийся позднее, сообщил то же самое. Раскрыв одно из окон, он выглянул на улицу, озаренную ярким лунным сиянием, и сказал мне, что мостовая так же торжественно пустынна, как внутренность любого собора в этот час ночи.

На следующий день я занялся приобретением лодки и вскоре нашел то, что мне было нужно: лодка была прикреплена к пристани, и я мог добраться до нея в каких-нибудь минуту или две. После того я начал ежедневно упражняться в гребле, иногда один, а иногда с Гербертом. Я часто отправлялся в холод, дождь и изморозь, но никто не обращал на меня внимания, после того, так как все привыкли видеть меня на лодке.