Блестящая будущность.
Часть вторая.
Глава XIX.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Блестящая будущность. Часть вторая. Глава XIX. (старая орфография)

ГЛАВА XIX.

То был один из тех мартовских дней, когда солнце налит, а ветер дует холодный, когда на солнце лето, а в тени зима. Мы надели теплый пальто, и я захватил с собою мешок.

План наш был таков. Прилив начинается в девять часов и продолжается до трех, и мы решили медленно двигаться вместе с ним и затем итти на веслах, пока не стемнеет. К этому времени мы должны очутиться далеко от города, где река широка и пустынна, где мало прибрежных жителей, и уединенные харчевни разбросаны там и сям; одну из них мы можем выбрать себе для пристанища. Там мы намерены были провести ночь.

Пароход, идущий в Гамбург, и пароход, идущий в Ротердам, отплывали из Лондона в четверг, в девять часов утра. Мы знали, в какое время они пройдут мимо нас, и решили окликнуть тот, который пройдет первым, а если, но какой-нибудь случайности, не попадем на него, то у нас останется в запасе другой. Мы знали отличительные значки обоих пароходов.

Мы подплыли к пристани, у дома, где жил Провис; он дожидался нас, мы захватили его и поплыли дальше. Он был закутан в большой плащ и держал в руке черный клеенчатый мешок. По виду он настолько походил на речного шкипера, насколько это желательно было моему сердцу.

- Дорогой мальчик! - сказал он, кладя мне руку на плечо и усаживаясь в лодке. - Верный, дорогой мальчик! Хорошо распорядился. Благодарю, благодарю!

С наступлением ночи, так как стояло полнолуние, и месяц не скоро должен был взойти на небе, мы держали небольшой совет и решили, что нам ничего другого не остается, как переждать в первой попавшейся уединенной харчевне. После того мы гребли еще в продолжение четырех или пяти скучных миль.

Наконец мы заметили огонек и кровлю и подъехали к небольшой пристани, устроенной из камней, очевидно, набранных тут же, неподалеку. Оставив всех в лодке, я вышел на берег и нашел, что огонек светил в окне харчевни. То было довольно грязное место и, смею думать, не безызвестное контрабандистам и бродягам; но в кухне горел яркий огонь, и можно было достать поесть яиц и свиного сала и различных питей для утоления жажды. Имелось также две комнаты с кроватями: "уж какие есть", - объявил хозяин заведения. Никакой другой компании в доме не было, кроме хозяина, его жены и седого человека, но виду "моряка", покрытого илом и грязью, точно это был сам "водяной".

Пока мы ели яйца и свиное сало, "моряк", сидевший в углу, показывал нам свои распухшие башмаки, снятые им несколько дней тому назад с утонувшого матроса, прибитого к берегу; после этого он спросил меня, не видали ли мы четырехвесельную галеру, плывшую вместе с отливом? Когда я отвечал: нет, то он заметил, что должно быть она уплыла дальше.

Это сообщение смутило всех нас, и меня в особенности. Неприятный ветер завывал вокруг дома, прилив ударял в берег, и у меня было такое чувство, точно мы были загнаны в западню и окружены врагами. Четырехвесельная галера, о которой говорил старик, привлекла мое внимание и представлялась грозным призраком, от которого я не мог отделаться.

Я лег в постель одетый и проспал несколько часов. Когда я проснулся, ветер усилился и вывеска на доме (корабль) качалась и скрипела. Тихонько поднявшись, я выглянул из окна. Оно выходило на пристань, к которой привязана была наша лодка, и так как глаза мои привыкли к свету луны, затемненной облаками, я увидел двух людей, заглядывавших в нашу лодку, которые потом прошли под моим окном.

Когда все встали поутру, я не мог не передать того, что видел ночью. Но из всех нас меньше всего безпокоился Провис. Весьма вероятно, говорил он, что эти люди просто таможенные надсмотрщики и ни мало о нас не думают. Я старался уверить себя, что это так - как оно и в самом деле могло быть....

Было уже половина второго часа, когда мы увидели наконец дым от нашего парохода, и вскоре после того заметили позади дым от второго парохода. Так как они шли на всех парах, то мы приготовили наши мешки и стали прощаться с Гербертом и Стартопом. Мы все пожимали друг другу горячо руки, и глаза Герберта, как и мои были влажны, как вдруг я увидел четырехвесельную галеру, выехавшую из-за дюны, немного впереди нас, но плывшую в том же направлении.

Полоса берега и дым от парохода до сих пор скрывали ее от нас, но теперь она стала видна и пересекла нам дорогу; дождавшись нашего приближения, она поплыла рядом, оставив разстояние между нами ровно настолько, чтобы было место для весел; она держалась рядом с нами, отставая, когда мы замедляли, ход и нагоняя нас, когда мы уплывали вперед. Из двух гребцов, один сидел на руле и внимательно глядел на нас, а другой был также старательно укутан, как и сам Провис, и как будто ежился и шептал наставления рулевому, глядевшему на нас. Ни слова не говорилось ни в той, ни в другой лодке.

"Гамбург". Он быстро подходил к нам: и шум его колес становился все слышнее и слышнее. Я уже видел тень его, отброшенную на нас, когда с галеры нас окликнули.

Я отвечал.

- У вас есть ссыльный, вернувшийся своевольно из места ссылки, - сказал человек, правивший рулем. - Это тот самый, который завернут в плаще. Его зовут Авель Магвич, Провис тож. Я арестую этого человека и требую, чтобы он сдался, а вы бы помогли мне.

В тот же самый момент, не давая никакого видимого знака своему экипажу, он пошел на абордаж к нам, и я увидел, как рулевой галеры положил руку на плечо арестанту, а этот последний в тот же миг вскочил, выскользнув из рук стража и сдернул капюшон с головы закутанного человека на галере. В тот же миг я увидел, что открывшееся лицо было лицом другого каторжника, знакомого мне с давних времен. И в тот же самый миг я увидел, как это лицо помертвело от ужаса, которого я никогда не забуду; раздался громкий крик и что-то шлепнулось в воду, и в ту же минуту лодка подо мной перевернулась. Все это длилось одно мгновение, в продолжение которого мне показалось, что у меня искры посыпались из глаз; миг спустя я был уже вытащен на галеру, где находились Герберт и Стартоп; но лодки нашей не было видно и оба каторжника тоже исчезли. Но через некоторое время мы увидели темный предмет, который несло к нам приливом. Никто не говорил ни слова, и, когда предмет приблизился, я увидел, что то был Магвич; он плыл, но не по доброй воле. Его втащили на галеру и немедленно надели наручники и кандалы. Мы направились к берегу и пристали к той самой харчевне, которую недавно покинули и где нас встретили с немалым удивлением. Здесь мне удалось доставить некоторое облегчение Магвичу - уже более не Провису - который очень серьезно расшиб себе грудь и раскроил голову.

Он сообщил мне, что, по его мнению, он попал под киль парохода и, приподнимаясь, стукнулся головой. Грудь же он вероятно ушиб о бок галеры (и теперь с трудом дышал). Он прибавил, что хотя и не ручается, что ничего бы не сделал с Компейсоном, но что в тот момент, как он откинул капюшон, чтобы увидеть, кто под ним скрывался, негодяй зашатался и упал за борт, увлекая и его за собою, и это неожиданное движение вместе с усилием, которое сделал человек, арестовавший его, чтобы удержать его в лодке, перевернуло ее и заставило всех нас упасть в воду.

управлявший галерой, подтвердил слова его. Когда я попросил у него позволения переменить мокрое платье арестанта на другое сухое, какое я мог достать в харчевне, он охотно согласился, заметив только, что должен забрать все, что было на арестанте. Таким образом портфель, бывший когда-то в моих руках, перешел теперь в руки полицейского. Он дал мне позволение сопровождать арестанта в Лондон, но отказал в этой милости моим двум приятелям. Прощание было горестное, но, когда я сел рядом с Магвичем, я почувствовал, что отныне мое место около него, до тех пор, пока он находится в живых. Теперь мое отвращение к нему вполне изгладилось, и в загнанном, раненом, злополучном существе, державшем меня за руку, я видел только человека, желавшого быть моим благодетелем, человека который питал ко мне нежность, благодарность и великодушие, с таким постоянством, в продолжение целого ряда годов. Я видел в нем человека, который гораздо лучше отнесся ко мне, нежели я к Джо...

но Компейсон утонул, а в Лондоне не случилось никого другого, кто бы мог удостоверить его личность. Я сообщил м-ру Джагерсу, что намерен скрыть от Магвича судьбу, постигшую его имущество. М-р Джагерс очень на меня сердился и ворчал за то, что я выпустил из рук деньги...

На лестнице я встретился с Уэммиком, который сообщил мне, что Компейсон распустил слух о том, что уезжает на время из Лондона, и Уэммик думал воспользоваться его отсутствием для нашей попытки.

- Теперь я могу только предположить, - добавил он, - что это была хитрость с его стороны. Надеюсь, что вы не сердитесь на меня, м-р Ппп? Я хотел от всего сердца услужить вам.

- Я уверен в этом, Уэммик, и от души благодарю вас за ваше участие и дружбу, - отвечал я.