Большие надежды.
Глава IX.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Большие надежды. Глава IX. (старая орфография)

IX.

Когда я вернулся домой, сестра моя с большим любопытством стала разспрашивать меня о мисс Гавишам. На все её вопросы я отвечал коротко и неудовлетворительно, и потому в скором времени на меня посыпались толчки и пинки со всех сторон то в шею, то в спину, и кончилось тем, что я ударился лбом в стену.

Если страх быть непонятым так же глубоко затаен в груди вообще у всей молодёжи, как он был у меня - что я полагаю весьма-возможным, не имея особых причин считать себя нравственным уродом, или исключением - то этот страх может служить объяснением скрытности в юных летах. Я был вполне уверен, что, опиши я мисс Гавишам в таком виде, как она представлялась моим глазам, меня бы никто не понял. Даже более того, мне казалось, что сама мисс Гавишам не в-состоянии была бы понять; и хотя я сам ее не понимал, но чувствовал невольно, что с моей стороны было бы предательством выставить ее такою, какою она была на-самом-деле, на суд мистрис Джо (об Эстелле ужь я и не говорю). Вот почему я старался говорить как-можно-менее, вследствие чего и ударился лбом об стену в нашей кухне. Хуже всего было то, что старый хрен Пёмбельчук, горевший нетерпением знать все, что я видел и слышал, прикатил в своей одноколке к чаю... При одном виде своего мучителя, с рыбьими глазами и вечно открытым ртом, с стоящими дыбом песочного цвета волосами и крепко накрахмаленным жилетом, я стал еще упорнее в моем молчании.

- Ну, мальчик, начал дядя Пёмбельчук, как только он уселся на почетном кресле, у огня: - как ты провел время в городе?

Я отвечал:

- Очень-хорошо, дядюшка.

А сестра погрозила мне кулаком.,

- Очень-хорошо? повторил мистер Пёмбельчук. - Очень-хорошо - не ответ. Ты объясни нам, что ты хочешь сказать этим очень-хорошо, мальчик?

Может-быть, известка на лбу, действуя на мозг, усиливает упрямство. Как бы то ни было, с известкой от стены на лбу упрямство мое достигло твердости алмаза. Я подумал немного и потом отвечал, как-будто вдруг нашел мысль:

- Я хочу сказать очень-хорошо.

Сестра моя с нетерпеливым возгласом уже готова была на меня броситься.

Я не ожидал ни откуда помощи, потому-что Джо был в кузнице.

Но мистер Пёмбельчук остановил ее.

- Нет, не горячитесь, предоставьте этого мальчика мне.

И, поворотив меня к себе, как-будто он хотел стричь мне волосы, мистер Пёмбельчук продолжал.

- Вопервых (чтоб привести наши мысли в порядок), что составляют сорок-три пенса?

Я хотел-было отвечать "четыреста фунтов", но, разсчитав, что последствия такого ответа были бы черезчур-неблагоприятны для меня, я отвечал возможно-ближе, то-есть с ошибкою пенсов на восемь. Тогда мистер Пёмбельчук заставил меня повторить всю таблицу, начиная от: "Двенадцать пенсов составляют один шиллинг" до "Сорок пенсов - три шиллинга и четыре пенса", тогда он торжественно спросил, как-будто он мне помог:

- Ну, сколько же в сорока-трех пенсах?

Я отвечал, хорошенько подумав:

- Не знаю.

И действительно, он мне до того надоел, что я почти-что сам усомнился в своем знании.

Мистер Пёмбельчук всячески ломал себе голову, стараясь выжать из меня удовлетворительный ответ.

- Да, отвечал я.

И хотя сестра тут же рванула меня за уши, но мне было чрезвычайно-приятно, что, по милости моего ответа, шутка его вовсе не удалась. Он стал как вкопаный.

- Ну, на что похожа мисс Гавишам? продолжал мистер Пёмбельчук, оправившись совершенно, плотно скрестив руки на груди и снова принимаясь за свою выжимательную систему.

- Очень-высокая, черная женщина, сказал я.

- Действительно ли так, дядюшка? спросила сестра.

Мистер Пёмбельчук одобрительно кивнул головой, из чего я тут же заключил, что он никогда не видывал мисс Гавишам, потому-что она нисколько не была похожа на мой портрет.

- Хорошо, сказал мистер Пёмбельчук с важностью: - вот этаким путем мы с ним справимся. Мы скоро все узнаем, сударыня.

- Я в этом уверена, дядюшка, отвечала мистрис Джо: - я бы желала, чтоб он постоянно был при вас: вы так хорошо умеете с ним справляться.

- Ну, милый, что делала мисс Гавишам, когда ты к ней пришел? спросил мистер Пёмбельчук.

- Она сидела, отвечал я: - в черной бархатной карете.

Мистер Пёмбельчук и мистрис Джо с удивлением взглянули друг на друга, что было весьма-натурально, и в один голос повторили:

- В черной бархатной карете?

- Да, отвечал я: - а мисс Эстелла - это её племянница, кажется - подавала ей пирожки и вино в окно кареты на золотой тарелке. И нас всех угощали пирожками и вином на золотых тарелках. А я взлез на запятки, по её приказанию, и ел там свою долю.

- Был там еще кто-нибудь? спросил мистер Пёмбельчугь.

- Четыре собаки, сказал я.

- Большие или маленькия?

- Огромные, сказал я: - и оне все дрались за телячьи котлеты, поданные им в серебряной корзинке.

Мистер Пёмбельчук и мистрис Джо снова поглядели друг на друга в совершенном удивлении. Я врал, как сумасшедший, как безсовестный свидетель, подверженный пытке, как человек, которому решительно все-равно, что он говорит.

- Где же стояла эта карета, скажи на милость? спросила сестра.

- В комнате у мисс Гавишам (они опять взглянули друг на друга), но лошадей не было.

Я прибавил эту спасительную оговорку в ту минуту, когда воображение мое уже рисовало четверку богато-убранных коней, которых я мысленно уже запрягал в черную карету.

- Я вам объясню, сударыня, сказал мистрис Пёмбельчук: - по моему мнению, это должно быть подвижное кресло. Она, вы знаете, болезненная, очень-болезненная, её здоровье очень-разстроено, вот она и проводит свою жизнь на подвижном кресле.

- Что, вы видели ее когда-нибудь, дядюшка, в этом кресле? спросила мистрис Джо.

- Как же я мог? отвечал он, принужденный высказаться: - когда я ее никогда не видал? Ни разу не удалось взглянуть на нее.

- Господи Боже мой! дядюшка, да ведь, вы с ней говорили?

- Да разве вы не знаете, сказал мистер Пёмбельчук вопросительно: - что когда я был там, меня только подвели к немного-растворенным дверям, и она говорила со мной из другой комнаты. Не может быть, чтоб вы этого не знали, сударыня. Однакож, мальчик ходил забавлять ее. Чем же ты забавлял ее?

- Мы играли флагами, сказал я.

Прошу заметить, что я с ужасом припоминаю все лжи, которые придумывал при этом случае.

- Флагами! повторила моя сестра.

- Да, отвечал я: - Эстелла махала голубым флагом, я красным, а мисс Гавишам махала из окна кареты флагом с золотыми звездами. А потом мы все начали махать нашими саблями и кричать "ура!"

- Саблями! повторила сестра: - откуда вы достали сабли?

- Из шкапа, сказал я: - я в нем видел пистолеты, и варенье, и пилюли. И в комнате, где мы были, не было дневного света, а везде были зажжены свечи.

- Это правда, сударыня, заметил мистер Пёмбельчук, серьёзно кивнув головой: - это действительно так и есть, на столько и я сам мог видеть. После этого они оба вперили глаза свои в меня, а я, с принужденным выражением простодушия на лице, уставился на них, расправляя правой рукой своя панталоны.

Еслиб они продолжали меня разспрашивать, я бы, без всякого сомнения, проговорился, потому-что в ту минуту я уже готов был рассказывать про воздушный шар, виденный мною на дворе; и наверно рассказал бы про него, еслиб меня не взяло сомнение: кому дать преимущество: воздушному ли шару, или медведю на пивоварне. Впрочем, они так были заняты пересудами о тех чудесах, которые я им уже наговорил, что я предпочел дать тягу, видя, что на меня не обращают внимания. Однако, когда Джо вернулся с работы, чтоб выпить чашку чаю, разговор их еще вертелся на том же предмете, и моя сестра, более для успокоения совести, нежели из желания сделать удовольствие Джо, рассказала ему сполна все вымышленные мною похождения.

Когда я увидел, как Джо выпучил голубые глаза свои и, в совершенном недоумении, стал ими водить по стенам кухни, меня взяло раскаянье, но только в отношении в Джо, а не к остальным двум. В отношении к Джо, одному Джо, я чувствовал себя маленьким чудовищем в то время, как они сидели и разсуждали о последствиях моего знакомства с мисс Гавишам и её милостивого ко мне внимания. Они были уверены, что мисс Гавишам "что нибудь сделает" для меня, и только высказывали сомнение касательно того, в чем именно будет состоять это "что нибудь." По мнению сестры, это будет "имение"; мистер Пёмбельчук предсказывал приличное денежное вознаграждение, с целью приготовить меня ж какой-нибудь благородной торговой деятельности, например, к торговле хлебом и семенами. Бедному Джо сильно досталось от обоих за то, что он вздумал сказать, что, всего вероятнее, мне подарят одну из собак, которые дрались за телячьи котлеты.

- Если твоя глупая башка не может ничего лучше выдумать, так ты бы лучше пошел за свою работу, да кончил ее. Джо встал и поплелся вон из комнаты. Когда мистер Пёмбельчук распростился и уехал, а сестра начала мыть и убирать посуду, я тихонько пробрался к Джо на кузницу и выжидал там, покуда он кончил свою дневную работу.

- Прежде чем огонь совсем потухнет, мне бы хотелось с тобой поговорить Джо, сказал я.

- Не-уже-ли, Пип? сказал Джо, подвигая свою скамью ближе к печи. - Ну-ка разскажи, в чем дело, Пип?

- Джо, начал я, взяв его за засученный рукав рубахи и дергая его: - помнишь ли ты все, что говорил я о мисс Гавишам?

- Помню ли а? сказал Джо? - ещё бы! я тебе верю, это удивительно!

- Это ужасно, Джо! ведь это все не правда.

- Что ты это говоришь, Пип! вскрикнул Джо, отшатнувшись назад в крайнем удивлении: - ты хочешь сказать, что это...

- Да не все же, однакожь? Вероятно, ты не хочешь же этим сказать, Пип, что не было черной бархатной кареты?

Я отрицательно нокачал головой.

- Ну, по-крайней-мере, были собаки, Пип. Послушай, Пип, уговаривал Джо: - если там не было телячьих котлет, все же были собаки.

- Нет, Джо, и собак не было.

- Так одна собака? сказал Джо. - Щенок, может-быть - не так ли?

- Нет, Джо, ничего подобного не было.

И я устремил безнадежный взгляд на Джо, который в смущении глядел на меня.

- Пип, братец ты мой, это нехорошо, приятель, я тебе скажу. Что жь ты думаешь, в самом деле, куда это тебя приведет?

- Это ужасно Джо, не правда ли?

- Это ужасно! вскричал Джо: - Скверно! Какой чорт тебя попутал?

- Я и сам не знаю, Джо, отвечал я, выпуская из рук рукав его рубашки и потупив голову: - и зачем ты меня выучил к картах называть валета хлапом, и зачем у меня такие толстые сапоги и такия шершавые руки?

Тогда я признался Джо, что мне было очень-грустно и что я не мог этого объяснить мистрис Джо и мистер Пёмбельчуку, потому-что они со мной всегда так грубо обходятся. Что у мисс Гавишам и видел прелестную молодую девушку, ужасно-гордую, которая нашла, что а очень-дурно воспитан. Я Бог знает что дал бы, сказал я, чтоб не быть таким невеждой, и все это как-то довело меня до лжи - я и сам не знаю как.

Это был вопрос метафизический, которого ни Джо, ни я не в состоянии были разрешить. Однакожь Джо, не входя в пределы метафизики, взялся за него с другой точки зрения и таким образом одолел его.

- Ты заметь только одно, Пип, сказал Джо, немного подумав; - что ложь всегда остается ложью, какие бы ни были на то причины. Ложь от дьявола и ведет к нему же. Не говори более неправды, Пип. Ты от этого не будешь лучше воспитан, приятель; я не совсем это хорошо понимаю, но мне кажется, что в некоторых, вещах ты очень далеко ушел. Для твоих лет ты необыкновенно-учен.

- Нет, я невежда, Джо, я далеко отстал от других.

- Ну, а помнишь то письмо, которое ты написал вчера - написал словно напечатал. Видали мы письма и благородных людей, а побожусь, что и те не были написаны по печатному, сказал Джо.

- Я пришел к тому убеждению, что вовсе ничего не знаю; Джо, ты слишком много обо мне думаешь - вот что!

- Ну, Пип, сказал Джо: - будь это так, или иначе, а нужно сперва быть обыкновенным ученым, прежде чем сделаться необыкновенным - вот мое мнение! И король, сидя на своем троне, с короной на голове, не мог бы писать указы парламенту, не выучившись азбуке, будучя принцем - да! прибавил Джо, значительно покачав головою: - и начав с А, должен был пробраться до Z. А я знаю, чего это стоит, хоть не могу похвастать, чтоб я сам прошел весь этот мудреный путь.

- А по-моему, простым людям, значит, ремесленникам и работникам, продолжал в раздумье Джо: - гораздо-лучше знаться с своих братом, нежели ходить забавляться с людьми высшого сословия. Это мне напоминает, что, может-быть, флаги-то были?...

- Нет, Джо, и их не было.

Только слушай, Пип, это тебе говорит истинный друг. Вот что он тебе скажет, истинный-то друг: если ты хочешь сделаться порядочным человеком, иди прямой дорогой к цели; кривым путем ты никогда не достигнешь её. Так, смотри же, Пип, не лги более, и будешь себе жить счастливо и умрешь спокойно.

- Ты на меня не сердишься, Джо?

никогда этого не делай!

Когда я пошел спать и помолился, то вспомнил совет Джо; но я был так разстроен, что мне в голову ничего не приходило кроме Эстеллы, и каким бы простяком она сочла Джо, простого кузнеца! какими грубыми показались бы ей его руки и сапоги!

Я думал, что вот Джо и сестра сидят еще в кухне, и я только-что пришел из кухни, а мисс Гавишам и Эстелла никогда не сидят на кухне. Наконец я уснул, вспоминая все, что я "говорил" у мисс Гавишам, как-будто я у ней бывал целыми неделями и месяцами, а не часами, как-будто это мне было так старо и давно знакомо.

Этот день был памятный в моей жизни, ибо с этого дня я совершенно изменился. Но это бывает и с каждым человеком. Вообразите себе, чтоб из вашей жизни можно было вычеркнуть незаметно один какой-нибудь памятный день и подумайте, как бы это изменило всю вашу жизнь?

Остановись, читатель, и подумай на минуту о той длинной-длинной цепи железной, золотой, из терний или цветов, которая никогда бы тебя не связывала, еслиб в один памятный тебе день не образовалось первое её звено.