Большие надежды.
Глава XXI.

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Диккенс Ч. Д., год: 1860
Категория:Роман

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Большие надежды. Глава XXI. (старая орфография)



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

XXI.

Идучи с ним рядом, я бросил любопытный взгляд на мистера Уемика, желая видеть, на что он похож при божьем свете. Он был сухой, невысокий человек, с угловатым, деревянным лицом. Тупой резец, выточив вчерне его физиономию, совершенно забыл придать ей какое бы то ни было, выражение. На лице его было несколько меток, которые можно бы принять за родимые пятнышки, будь инструмент и материал понежнее; но, при настоящих, невыгодных обстоятельствах, метки эти походили более на бородавки. Несколько подобных попыток резец сделал над его носом, но, бросив неблагодарную работу, не изгладил даже следов своей неловкости. По бедственному положению его белья, я заключал, что он должен быть холостяк или вдовец и, вероятно, претерпел не мало лишений на своем веку. У него было по малости четыре траурные кольца на руке, не считая булавки, изображавшей женщину и могилу с урною, под плакучею ивой. Я заметил также, что несколько колец и печаток висело у него на часовой цепочке - словом, он был положительно обвешан воспоминаниями об отшедших друзьях. Глаза у него были блестящие, маленькие, острые, черные; губы тонкия, далеко разсеченные. По моим соображениям, природными украшениями он пользовался уже лет сорок или пятьдесят.

- Так вы это первый раз в Лондоне? обратился ко мне Уемик.

- Первый раз, отвечал я..

- И я когда-то был здесь новичком, сказал Уемик: - страшно вспомнить, как давно!

- Теперь вы хорошо знаете город?

- Да, ничего, сказал мистер Уемик. - Я знаю подноготную многого чего.

- Такой ли развратный город Лондон, как говорят? спросил я, более из желания сказать что-нибудь, чем из любопытства.

- Да, вас могут легко обмошенничать, обокрасть, даже зарезать в Лондоне. Впрочем, и везде найдутся на это охотники.

- Да, если заслужить чем-нибудь их злобу, сказал я, чтоб несколько смягчить неутешительное мнение его о ближних.

- Ну, на-счет злобы, я не знаю, отвечал Уемик: - о ней как-то мало слышно. Было бы за что.

- Это еще хуже.

- Вы думаете? возразил мистер Уемик. - И я почти того же мнения.

Шляпу мистер Уемик надевал на затылок и смотрел прямо перед собою; он казался сосредоточенным в самом себе, и шел, не обращая никакого внимания на окружавшие предметы. Рот у него был так растянут в длину, что придавал его лицу выражение улыбки. Мы прошли порядочный кончик, прежде чем я открыл, что это только механическая, а не сознательная улыбка.

- Вы знаете, где живет мистер Мафью Покет? спросил я у Уемика.

- Да, сказал он, кивая в ту сторону: - близь Гаммерсмифа в западном предместьи Лондона.

- Далеко отсюда?

- Ну, как бы вам сказать... миль пять.

- А вы знакомы с ним?

- Да вы настоящий допрощик, я вижу! сказал Уемик, бросая на меня одобрительный взгляд. - Да, я знаком с ним. Я знаю его.

Последния слова его имели какой-то снисходительный, неодобрительный оттенок, который произвел на меня дурное впечатление. Я еще посматривал искоса на недоделанную физиономию его, в надежде услышать более-утешительный комментарий к его словам, когда он вдруг остановился и объявил, что мы пришли в гостинице Барнарда. Вид дома далеко не разсеял дурного впечатления, под которым я находился: вместо гостиницы мистера Барнарда, которой, наш "Синий Боров" и в подметки не годился бы, как я надеялся, я увидел скопище невзрачных домишек, носивших название Гостиницы Барнарда, какой-то отжившей или мифической личности.

Мы вошли через калитку и, пройдя длинный, мрачный проход, очутились на четыреугольном дворе, напоминавшем кладбище. Мне показалось, что на этом дворе и деревья были самые грустные, и воробьи самые печальные, и кошки самые унылые, и домы вокруг (счетом с полдюжины) самые скучные. Окна домов выказывали шторы и занавески во всевозможных степенях полинялой ветхости; надколотые и расколотые цветочные горшки, разбитые стекла - все признаки нищеты и разрушения. Отвсюду из окон незанятых квартир выглядывали надписи: "отдается", "отдается", "отдается" - будто ни один новый бедняк не хотел здесь поселиться, и мстительная душа барнардовой тени наслаждалась постепенным исчезновением старых жильцов и безчестным погребением их под камнями двора. Дым и сажа сообщали грязный, траурный вид покинутой обители Барнарда, а пыль и грязь покрывали густым слоем все предметы, словно посыпанные покаянным пеплом. Все это действовало только на зрение. Чувство обоняния оскорблялось в свою очередь: отвсюду несло гнилью и порчей, сухою и сырою, от чердаков до подвалов; несло мышами, и клопами, и стойлом, аромат этот неистово поражал мой нос, настоятельно требуя воздухоочистительной жидкости.

- А! это уединенное место напоминает вам деревню. И мне также.

Мистер Уемик провел меня в угол двора, там мы вошли в низенькую дверь и поднялись до верхняго этажа, по не совсем-безопасной лестнице. Ступеньки, казалось, готовы были разсыпаться в щепки при первом удобном случае, и несчастные жильцы должны были ожидать, что, не сегодня, так завтра, они увидят, высунувшись из своих дверей, что всякое сообщение между ними и внешним миром превратилось.

В верхнем этаже на двери была надпись "мистерс Покет-младший" и над ящиком для писем, прибитым в той же двери: "вернусь скоро".

- Он, вряд-ли, ожидал вас так скоро, заметил мне, в оправдание, мистер Уемик: - Я вам более не нужен?

- Нет, благодарю вас, сказал а.

- Так-как содержание свое вы будете получать у меня, то мы, вероятно, будем часто видеться. До свидания.

- До свидания.

Я протянул руку, мистер Уемик сперва взглянул на нее, будто не понимая, что мне нужно. Потом посмотрел на меня и поправил свою ошибку, сказав:

- Разумеется! Да. Вы имеете привычку жать руку.

Я несколько смешался, думая, что обычай этот, пожалуй, не в моде в Лондоне, однакож ответил - "да!"

- Я уже совершенно разучился! сказал Уемик: - кроме разве последняго времени. Очень-рад с вами познакомиться. Доброго здоровья!

Мы пожали друг другу руку. Когда он ушел, я отворил окно на двор и чуть-было не лишил себя жизни: прогнившия подпорки обломились и рама разом рухнула, как гильйотина. По счастию, я не успел еще просунуть головы своей в окошко.

Избежав столь явной погибели, я довольствовался туманным видом сквозь засаленные и закопченые стекла, грустно любуясь грязью лондонских закоулков и убеждаясь более-и-более, что столицу положительно хвалили непустому.

Видно мы очень расходились в понятии о скорости с мистером Покетом-младшим, потому-что я успел до отвращения наглядеться видом из окна и написать свое имя по нескольку раз на каждом из засаленных стекол, прежде чем послышались шаги на лестнице. Передо мною появились постепенно, сперва шляпа, потом голова, галстух, жилет, панталоны и наконец сапоги мужчины, приблизительно, одних со мною лет. У него из-под мышек торчало по бумажному мешку, а в руках была корзинка клубники; он, казалась, совершенно утомился и запыхался.

- Мистер Пип? сказал он.

- Мистер Покет? сказал я.

- Батюшки! воскликнул он: - как мне право совестно; а ведь я зал, что сегодня в полдень приходит дилижанс из ваших стран, но не разсчитывал, чтоб вы в нем приехали. Дело в том, что я и отлучался-то собственно для вас, хотя это, разумеется, нисколько не извиняеть меня. Я, видите ли, думал, что, приехав из деревни, вы пожелаете покушать ягод после обеда и поэтому сбегал на рынок в Ковент-Гарден, чтоб достать их посвежее.

Я промычал что-то несвязное, в виде благодарности, за внимание и начинал уже думать, что не сон ли это в-самом-деле. Глаза у меня готовы были выскочить от удивления,

- Батюшки! снова воскликнул мистер Покет-младший; - как эта дверь трудно отпирается!

с диким зверем. Наконец она поддалась, но так неожиданно, что он полетел на меня, а я на противоположную дверь, и мы оба расхохотались.

провести завтрашний день со мною, нежели с ним; вы, может-быть, пожелаете погулять со мной по Лондону. Что касается стола, то я уверен, что вы будете им довольны: нам будут приносить есть из здешняго ресторана, и, долгом считаю прибавить, на ваш счет - таково распоряжение мистера Джаггерса. Что касается помещения, то оно далеко-невеликолепно. Я сам себя поддерживаю; отец мне ничего не может давать, да я б и брать не стал, еслиб он и мог. Это наша гостиная - как видите, столы и стулья да ковер, которые оказались негодными дома. Не делайте мне излишней чести, приписывая мне эту скатерть, посуду и ложки: они принесены собственно для вас из ресторана. Это вот моя крошечная спальня, немного душная и сырая комнатка... ну, да у Барнарда все такия. Это ваша спальня; мебель нанята для настоящого случая; надеюсь, она будет годиться. Если вам еще что понадобиться - я схожу достану. Комнаты наши уединенные и мы будем совсем одни; драться-то мы, надеюсь, не станем... Батюшки! да вы все еще держите мешки! Извините пожалуйста, позвольте их взят у вас. Мне право так совестно.

Стоя перед мистером Покетом-младшим, я передавал ему мешки, один за другим, как вдруг я заметил, что глаза его выражали в ту минуту такое же изумление, как и мои собственные, отскочив в сторону, он вскрикнул;

- Помилуй Бог! Да вы тот мальчик-проныра...

- А вы, сказал я: - бледный молодой джентльмен?



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница