Большие надежды.
Глава XXIII.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Большие надежды. Глава XXIII. (старая орфография)

XXIII.

Мистер Покет сказал, что он очень-рад меня видеть и надеется, что я не предубежден против него.

- Право, прибавил он: - я вовсе не ужасный человек.

При этих словах сын его невольно улыбнулся. Мистер Покет, несмотря на свои седые волосы и озабоченный вид, казался очень-моложав на взгляд, и поражал совершенною естественностью своего обращения. Я употребляю тут слово "естественность" в смысле, безыскусственности, потому-что манеры его были до того странны, что он мог бы показаться совершенно-нелепым, еслиб сам не сознавал своих недостатков. Поговорив со мною немного, он обратился в жене, несколько насупив густые брови.

- Белинда, я надеюсь, ты ласково приняла мистера Пипа.

Мистрис Покет, на минуту перестав читать, отвечала:

- Да.

После того она улыбнулась мне как-то безсознательно и спросила, люблю ли я флёр-д'оранж?

Так-как этот вопрос не имел никакого смысла, то я полагаю, что она его произнесла, как и прежния слова, только из снисходительного желания поддержать разговор.

Впоследствии я узнал, что мистрис Покет была дочь человека случайно получившого дворянский титул и вообразившого, что отец его непременно был бы баронетом, еслиб этому, воспротивился, не то король, не то первый министр, не то лорд-канцлер, не то, наконец, архиепископ кентерберийский - право не помню хорошенько кто. На основании этого совершенно-произвольного убеждения он причислил себя к сонму благородных мира сего. Сам же он получил дворянский титул в награду за поднесение великолепного адреса по случаю закладки какого-то здания, и за то, что во время церемонии он подал одному из августейших лиц лопатку или известку. Как бы то ни было, по его указаниям мистрис Покет была воспитана с колыбели как женщина, которая должна непременно выйти замуж за человека с важным титлом, и потому неимеющая никакой надобности смыслить что-либо в хозяйстве или в чем другом, необходимом для простой плебейки. Этот примерный отец так деятельно и удачно наблюдал, чтоб его дочь не утруждали подобными пустяками, что сделал из молодой девушки очень красивую, но безпомощную и ни на что негодную куклу. Девушка, таким образом развитая, в самые лучшие годы своей юности встретилась с мистером Покетом, также прекрасным юношей, еще нерешившим какую избрать карьеру: возседать ли ему на шерстяном мешке лорда-канцлера, или носить архиепископскую митру. Раздумывая об этом важном вопросе, он, между тем, женился на дочери примерного папеньки, без его ведома и согласия. Однако примерный папенька, не имея возможности дать за дочерью другого приданого, кроме своего благословения, благословил их после непродолжительной борьбы, сказав мистеру Покету, что его жена "была бы сокровищем и для принца". Мистер Покет с-тех-пор пустил в жизненной оборот "это сокровище": но нельзя сказать, чтоб оно принесло хорошие проценты. При всем том, мистрис Покет сожалели за то, что она вышла замуж за человека без титула, а мистеру Покету упрекали, что он не добился этого титула.

Мистер Покет повел меня в дом и показал назначенную мне комнату; она бала довольно-красива и хорошо меблирована, так что могла служить очень удобном кабинетом. Потом он повел меня далее, постучался у дверей двух смежных комнат и познакомил меня с их жильцами. Одного звали Друммелем, а другого Стартопом. Друммель, старообразной, неповоротливой молодой человек, не был ничем занят, когда мы вошли, и только посвистывал; напротив, Стартоп, казавшийся гораздо его моложе, был погружен в чтение, держа голову обеими руками, как-будто боясь, чтоб она не лопнула от избытка премудрости.

Во всем обращении и манерах мистера и мистрис Покет видно было, что ими кто-то управлял; я долго недоумевал, кто были настоящие хозяева в доме, и наконец убедился, что это были слуги. Конечно, эта манера жить весьма покойна и не требует почти никаких забот, за-то она им стоила очень-дорого, так-как слуги считали святою обязанностью хорошо поесть и попить и принимать на кухне избранное общество. Хотя они и давали мистеру и мистрис Покет сытной обед, но все же мне казалось, что лучше было пойти в нахлебники на кухню, чем к господам, конечно, предполагая при этом возможность, при случае, не дать себя в обиду. Необходимость этого была вскоре доказана письмом от вовсе-незнакомой соседки, которая извещала, что она видела, как нянька Майерс била грудного ребенка.

Это письмо очень разстроило мистрис Покет, она долго плакала и не переставала повторять, как странно и неприятно, что соседи непременно вмешиваются в чужия дела.

Мало-по-малу я узнал преимущественно от Герберта, что мистер Покет учился в Гарро и блистательно кончил курс в Кембридже. Но, имев счастье еще очень-молодым человеком жениться на мистрис Покет, он совершенно испортил себе карьеру и сделался тесальщиком тупых голов. Обтесав их немалое число, он бросил это несчастное ремесло и переехал в Лондон. Замечательно, что отцы его субъектов только расточали несметные обещания, но никогда их не исполняли. В Лондоне, испытав много разочарований, мистер Покет начал "заниматься" с молодыми людьми, неимевшими случая или нехотевшими учиться прежде, а также приготовлял молодёжь к экзаменам. Наконец он посвятил свои способности корректуре и компиляциям. Вознаграждением, получаемым за эти труды, вместе с своими собственными небольшими средствами, он жил и поддерживал свое большое семейство.

Соседкой мистера и мистрис Покет была одна старушка-вдова. Она имела прекрасный, в высшей степени симпатичный характер: соглашалась со всеми, благословляла всех и проливала слезы об всяком, при удобном случае. Эту барыню звали мистрис Койлер, и в первый день моего знакомства с Покетами, мне пришлось повести ее к обеду. Идя по лестнице, она мне дала понять, какое унижение для милой мистрис Покет, что милый мистер Покет должен принимать в свой дом молодых людей для занятия с ними.

- Конечно, это не касается вас, заметила она, в порядке любви и откровенности (хотя она меня увидела в первый раз в жизни за пять минут пред сим): еслиб все были похожи на вас, то это было бы совсем другое дело.

- Но, милая мистрис Покет, продолжала мистрис Койлер: - после её ранняго разочарования в жизни - хотя в этом и нельзя винить милого мистера Покета - так нуждается теперь в покое и роскоши....

- Да-с сударыня, прервал я, надеясь этим остановить ее, чтоб она не расплакалась.

- А она такая аристократка в своих привычках....

- Да-с, сударыня, повторил я с тем же намерением.

- Право горько подумать, продолжала мистрис Койлер: - что милый мистер Покет не может посвящать все свое время и внимание милой мистрис Покет.

Я ничего не отвечал, ибо был совершенно занят мыслью вести себя за столом, как подобает в хорошем обществе.

Пока я был занят ножом, вилкою, ложкою и другими смертоносными орудиями, мистрис Покет разговаривала с Друммелем, и я узнал из их разговора, что Бентли Друммель был вторым наследником важного баронского титула. Далее открылось, что книга, которую читала в саду мистрис Покет, был список всех титулованных фамилий. Она знала даже день, в который её дед должен был попасть в этот список, еслиб ему было суждено попасть в него.

Друммель говорил немного (он мне показался каким-то надутым дураком); но когда говорил, то с достоинством, почитая себя одним из избранных, а в Мистрис Покет признавая женщину и сестру. Никто, кроме их и мистрис Койлер, казалось, не находил интереса в подобном разговоре, он особенно ненравился Герберту. Но, не смотря на это, нам угрожало долго наслаждаться этим удовольствием, когда вдруг мальчик, служивший за обедом, вбежал в-попыхах и объявил о случившемся несчастии: кухарка не могла найти ростбифа. К моему крайнему удивлению, я в первый раз увидел, каким странным образом мистер Покет облегчал свое горе. Впоследствии я привык к этой выходке, как и все его домашние, но сначала она очень поразила меня. В эту минуту он резал что-то и, положив нож и вилку на стол, схватил себя за голову обеими руками, как-бы силясь приподняться, но, не приподняв себя ни на волос, он спокойно принялся опять за свое дело.

Мистрис Койлер переменила теперь разговор и начала меня захваливат. Сначала её грубая лесть мне понравилась, но скоро опротивела. Она имела какую-то ловкую манеру, прикидываясь, что интересуется местами и людьми, которых я покинул, постоянно обращать наибольшее внимание на мою личность. Я несколько завидовал Стартопу и Друммелю, сидевшим на противоположной стороне стола, она редко обращалась к ним и они почти с ней не говорили.

В конце обеда, принесли детей и Мистрис Койлер с-восхищением отзывалась о их глазах и носах - очень хороший способ, надо сознаться, для их умственного развития. Тут были на-лицо четыре девочки и два мальчика, не считая грудного ребенка, который мог быть и тем и другим и еще следующого за ним нумера, еще небывшого ни тем, ни другим. Их ввели в комнату. Флопсон и Миллерс, няньки, обходились с детьми, точно вербовщики, где-то их завербовавшие. Мистрис же Покет глядела на детей, долженствовавших, по её мнению, быть благородными, как-то странно; она, казалось, думала, что не раз уже имела удовольствие их видеть и все же не знала, что с ними делать.

- Ну, отдайте мне, сударыня, вилку и возьмите ребенка, сказала Флопсон: - да не берите его так, не то он попадет под столь.

Приняв этот совет, мистрис Покет схватила ребенка иначе, но так стукнула его головою об стол, что все стаканы и рюмки задрожали.

Одна из маленьких девонек, совершенная крошка, но, повидимому, няньчившаяся за другими, подошла и начала танцовать около ребенка, которой очень-скоро перестал плакать и разсмеялся. Все дети также засмеялись, и мистер Покет, хватавший себя, между-тем, раза два за голову, засмеялся, и все мы засмеялись и было очень весело.

Согнув ребенка как куклу, Флопсон благополучно посадила его на руки мистрис Покет и дала ему, в виде игрушки, щипчики для орехов. Потом, он посоветовала мистрис Покет обратить внимание, чтоб ребенок не выколол себе глаз щипчиками, и то же резко повторила Джэни. Наконец, обе нянюшки ушли и мы услышали, как оне сцепились на лестнице с мальчиком, прислуживавшим за столом, в куртке, на половину лишенной своих пуговиц, вероятно, проигранных в карты.

Мистрис Покет, однако, не обращала никакого внимания на ребенка, сидевшого у ней на руках, и пустилась в длинный разговор с Друммелем о каком-то баронстве, заедая свои слова апельсином. Страшно было смотреть, что делал ребенок со шипцами. Наконец, Джэн тихонько подкралась к нему и ловко выманила у него это опасное орудие.

Мистрис Покет теперь кончила свой апельсин и сердито прикрикнула на Джэн.

- Ах гадкий ребенок! как ты смела? Сейчас сядь на место!

- Миляя мамася, лепетала малютка, Бэби мог себе глязки выколоть!

- Как ты смеешь мне это говорить! отвечала мистрис Покет. Ступай сейчас и садись на свое место!

В этих словах и взгляде, мистрис Покет выказала столько собственного достоинства, что я был поражен, как-будто сам ее оскорбил.

- Белинда, заметил мистер Покет, с другого конца стола: - как можешь ты быть такой безразсудной? Джэн только вмешалась, чтоб спасти ребенка.

- Я не позволю никому вмешиваться в мои дела, сказала мистрис Покет. - Я не ожидала, чтоб ты потакал детям, когда они меня оскорбляют.

- Боже милостивый! воскликнул мистер Покет, в порыве страшного отчаяния. Разве оставить ребенка убиться до смерти и не смет erо спасти?

- Я не хочу, чтоб Джэн вмешивалась в мои дела, возразила мистрис Покет, величественным взглядом окидывая маленькую преступницу. - Надеюсь, я знаю, кто был мой дедушка! Этого еще не доставало!

Мистер Покет опять схватил себя за голову, но на этот раз приподнялся на несколько вершков от стула. - Слышите! воскликнул он, отчаянно обращаясь к стихиям: - дети должны убиваться до смерти за то, что их маменька знает, кто был её дедушка!

Сказав это, он опять молча опустился на стул.

Все мы, присутствовавшие при этой сцене, чувствовали неловкость положения и не знали куда деться. Настало молчание, впродолжение которого безпокойное дитя все тянулось в Джэн, как к единственному члену семейства, конечно, за исключением слуг, которого она знала.

- Мистер Друммель, сказала мистрис Покет; - сделайте, одолжение, позовите Флопсон. - Джэн, неблагодарная девчонка, ступай ложись сейчас же в постель. - Ну, ангельчик мой, милашка моя, пойдем с мамой, прибавила она обращаясь к Бэби.

башмачки и голые ножки. Словом, его вынесли из комнаты в полном возстании и неповиновении. Однако кончалось тем, что он поставил на-своем, и минут через пять я его увидел на дворе, на руках у Джэн. Остальные пятеро детей были забыты в столовой: до них никому не было дела, кроме Флопсон, которая была звана в тот вечер куда-то в гости. Благодаря этому обстоятельству, я сделался свидетелем взаимных отношений между мистером Покетом и его детьми. Всклокочив себе волосы еще более обыкновенного, он долго смотрел на них, как-бы недоумевая каким образом они сделались жильцами и нахлебниками в его доме, а не в чьем-нибудь другом. Потом он начал их спрашивать, совершенно равнодушно о различных вещах, например: зачем у маленького Джо воротнички разорваны. И Джо отвечал: - Папа, Флопсон хотела починить, да ей все было некогда. На вопрос заживает ли у маленькой Фанни ногтоеда, она отвечала: - Папа, Флопсон хотела приложить припарку, если она не забудет. Наконец, мистер Покет так расчувствовался, что дал всем по шиллингу и позволил им идти играть. Когда они выходили из комнаты, он со всей силой схватил себя за голову и затем перестал и думать об этом неприятном предмете.

Вечером, мы катались по реке в лодках. Так-как у Друммеля и Стартопа были свои лодки, то и я также решился завести свою и затмить их. Я был довольно-ловок на все игры и упражнения, которые привычны сельскому мальчику; но боясь, что не сьумею грести довольно-грациозно для Темзы, тотчас же вызвался поучиться у лодочника, взявшого большой приз, с которым меня познакомили мои новые товарищи. Этот авторитет смутил меня немало, сказав, что у меня руки как у кузнеца. Еслиб он знал, как легко он мог за этот неудачный комплимент потерять ученика, то вряд ли бы сказал это.

Возвратившись домой, мы сели за ужин и, верно, день бы кончился очень-весело, еслиб не случилось довольно-неприятной домашней истории. Мистер Покет был как-то необыкновенно в духе и все шло хорошо, как вдруг вошла горничная и обратилась к нему с словами:

- Если вы будете так добры, сэр, то я желала бы с вами поговорить минутку.

Между-тем, мистер Покет вышел из комнаты и мы, как умели, поддерживали общий разговор до его прихода.

- Славные дела у нас делаются, Белинда! входя, сказал мистер Покет с видом отчаяния. - Вон, кухарка валяется в кухне на поду, напившись до безчувствия, а в шкапу приготовлен сверток с свежим маслом, а нас кормит салом!

Мистрис Покет выказала приличное смущение и воскликнула:

- Это все дело этой мерзкой Софаи!

- Да разве она меня не повела в кухню, Белинда, заметил мистер Покет: - и разве она не показала мне и женщину на полу, и масло в бумаге, в шкапу?

- И ты еще ее защищаешь, Мафью! воскликнула мистрис Покет: - она, ведь, кроме гадостей, ничего не делает.,

Мистер Покет как-то глухо застонал.

быть герцогиней. При этих словах мистер Покет кинулся на близь-стоявший диван с видом умирающого гладиатора. Вскоре я отправился спать и он, непокидая своей классической позы, глухим голосом произнес: - Доброй ночи, мистер Пип.