Проклятый дом.
Призрак в комнате барчука Б.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Проклятый дом. Призрак в комнате барчука Б. (старая орфография)

Призрак в комнате барчука Б.

Затем настал мой черед говорить и я начал так:

Когда я поселился в трехъугольном чуланчике, пользовавшемся такою громкою известностью, мысли мои, как и следовало ожидать, стали постоянно обращаться к барчуку Б.

Вскоре я заметил, что ни разу не преследовал меня барчук Б. во сне. Но как только я просыпался, мысли мои обращались к нему и силились связать его имя с каким нибудь представлением.

Так томился я в комнате барчука Б. в продолжение шести ночей; тут я стал замечать, что дело что-то не совсем ладно.

Первое видение привиделось мне ранним утром, когда еще только начинало брезжить; я стоял и брился перед зеркалом, как вдруг, к величайшему моему ужасу я изумлению, заметил, что брею не себя самого, мне уже пятьдесят лет, - а мальчика. - Уж не это ли барчук Б.?

Я задрожал и поглядел себе через плечо, но там ничего не оказалось. Я снова взглянул в зеркало и ясно увидел перед собою черты мальчика, который брился не для того, чтобы избавиться от бороды, а для того чтобы вызвать её еще небывалое появление. В смятении я прошелся несколько раз по комнате и снова возвратился к зеркалу в твердой решимости не поддаваться страху и покончить прерванную операцию. Собираясь с духом, я зажмурил глаза; когда я раскрыл их, я встретился в зеркале с пристально устремленным на меня взглядом молодого человека двадцати четырех или двадцати пяти лет. Испугавшись этого нового призрака, я закрыл глаза; раскрыв их снова, я увидел бреющимся в зеркале моего отца, которого давным давно не было на свете. Мало того, я увидел своего деда, которого от роду не видал.

Разстроенный всеми этими навождениями, что было весьма понятно, я тем не менее решился не говорить про них ни слова до настоящого условленного между нами срока поголовных признаний. Волнуемый разными странными мыслями, я удалился в ту ночь в свою комнату, приготовившись к новым столкновениям с миром духов. И я не напрасно готовился: очнувшись часа в два по полуночи от тревожного сна, я увидел, - предоставляю вам судить, каковы были мои чувства, - что со мною на постели лежит скелет барчука Б.!

Я вскочил, а за мною вскочил и скелет. Тут я услышал жалобный голос, говоривший: - где я? что со мною сталось? - И оглянувшись в том направлении, откуда слышался голос, я увидел призрак барчука Б.

Юный призрак был одет несколько старомодно, или вернее, он не столько был одет, сколько втиснут в футляр низшого сорта сукна, цветом перца с солью, и обезображенного еще более светлыми пуговицами. Я заметил, что пуговицы эти двойным рядом перегибались через каждое плечо юного призрака и повидимому спускались вдоль его спины. Вокруг шеи у него было жабо; правая рука его (которая, как я хорошо разглядел, была запачкана в чернилах) покоилась на его желудке; обстоятельство это, в связи с легкими угрями, покрывавшими его лицо, и с проглядывавшим за нем неопределенным выражением тошноты, повело меня к тому заключению, что передо мною был призрак мальчика, глотавшого не в меру при жизни всяких аптекарских снадобий.

- Где я? патетическим голосом проговорил маленький призрак. - И зачем родился я в те дни, когда каломель был в таком употреблении, и зачем пичкали меня им в таком страшном количестве?

Я чистосердечно отвечал ему, что и сам, по чести, этого не знаю.

Где моя миленькая сестра, продолжал призрак: - "где моя божественная, миленькая жена, и где тот мальчик, с которым я вместе ходил в школу?"

Я умолял привидение успокоиться и, пуще всего, не слишком горевать о потере того мальчика, с которым оно вместе хаживало в школу. Я выставлял ему на вид то соображение, что, по всем вероятиям, если бы этот мальчик и отыскался, то из этого по обыкновению не вышло бы ничего путного. Я привел ему, что и сам отыскивал в зрелом возрасте не одного мальчика, с которым хаживал вместе в школу, и что ни в одном-то из них не оказалось проку. Я выразил скромную уверенность, что в этих мальчиках никогда не оказывается проку; я настаивал на том, что они не более как миф, обман чувств, западня. Я рассказал, как в последний раз мне случилось отыскать одного из этих мальчиков на званном обеде, он укрывался за белым галстухом, как за стеною; на какой угодно вопрос у него было припасено по нелепому мнению, и он обладал по истине титаническою силою надоедливости. Я рассказал, как, в силу нашего одновременного пребывания в школе, он напросился ко мне на завтрак: как я, раздув хранившиеся под пеплом последние остатки моей веры в своих школьных товарищей, пригласил его; и как он оказался проповедником страшной дичи, и злоумышлял против всего адамова потомства, предъявляя непостижимые финансовые воззрения и требуя, чтобы английский банк выпускал, не помню сколько-то, тысяч миллионов дебета и шестипенсовых билетов.

"Призрак выслушал меня в молчании, и когда я кончал, обратился ко мне с воззванием: - цырюльник!

- Цырюльник? повторял я, потому что не имел чести принадлежать ж этому сословию.

Призрак продолжал: - цырюльник! Осужденный брить целый ряд постоянно сменяющихся лиц - то молодого человека, то себя самого, то своего отца, то своего деда; осужденный каждую ночь спать сам друг со скелетом и каждое утро просыпаться м обществе скелета... я затрепеталь, услышав итог ужасный приговор.

- Цырюльник! Догони ка меня!

Я чувствовал, еще прежде нежели слова мои были выговорены, что таинственная сила толкает меня кинуться в погоню за этим призраком; я не замедлил это сделать и выбежал из комнаты барчука Б.

Всякому, конечно известно, какие долгия и утомительные ночные прогулки волей неволей делали колдуньи; это известно из признаний самих колдуний и не подлежит никакому сомнению. Призрак барчука Б. заставил меня сделать не менее долгую и утомительную прогулку.

Я последовал за ним сначала на помеле, потом на детской игрушечной лошадке; что я говорю сущую правду, в этом удостоверяет меня самый запах краски, который, после того как конек согрелся, сделался весьма осязательным; потом я преследовал привидение на безголовом осле и наконец на осле, который до того был озабочен состоянием собственного желудка, что так и оставался, уткнувшись в него головою. Еще позднее, подо мною сменялись кони, которые, казалось, только за тем и на свет родились, чтоб лягаться ногами, - карусели, качели и наконец наемные кабриолеты.

Чтобы не утомлять вас рассказом о моих похождениях, я приведу вам для образца одно из них.

Со мной произошла чудесная перемена. Я быль сам собою и в то же время не быль самим собою; сознавал в себе присутствие чего-то такого, что оставалось неизменным во все течение моей жизни, - а между тем, то не было мое я, легшее спать в комнате барчука Б. У меня было гладкое-прегладкое личико, и короткия-прекороткия ножки, но я зазвал за дверь другое подобное мне существо, с таким же гладким личиком и такими же короткими ножками, которому сообщил предложение самого странного свойства.

его придерживался добрый калиф Гарун-аль-Рашид, что обычай этот в высшей степени похвальный и вполне достойный подражания. - О, да, воскликнуло, припрыгнув, другое существо: - заведем сераль.

Мы поняли, что замысел этот надо хранить в глубокой тайне от мисс Гриффин, хотя, что до нас касается, не питали ни малейшого сомнения насчет похвальности этого восточного учреждения. Но мы знали, что мисс Гриффин лишена всяких человеческих симпатий и неспособна оценить величие великого Гаруна. За то мы решили открыть нашу заветную тайну мисс Бьюль.

Нас было десятеро в гампстедском учебном заведении мисс Гриффин: восемь девиц и двое молодых людей. Мисс Бьюль, которая, по моим расчетам, успела уже в то время достигнуть зрелого восьмилетняго возраста, была царицею общества. Я в тот же день открылся ей в нашем замысле и предложил ей сделаться фавориткой.

Мисс Бьюль, преодолев стыдливость, столь естественную и столь обаятельную в её милом поле, объявила, что предложение это очень лестно для нея, но тут же пожелала знать, какое назначение припасено нами для мисс Пипсон. Мисс Бьюль, видите ли, поклялась над большим молитвенником в футляре оставаться до последняго издыхания другом этой молодой особы, не иметь от нея никаких тайн и всем с ней делиться; мисс Бьюль объявила, что она, в качестве друга мисс Пипсон, не может утаить ни от себя, ни от меня, то обстоятельство, что мисс Пипсон тоже не из каких нибудь.

Так как у мисс Пипсон были светлые, вьющиеся волосы и голубые глаза (что для меня было идеалом женственной прелести), то я не задумываясь отвечал, что смотрю на мисс Пипсон, как на прелестную черкешенку.

- Так что же из этого? задумчиво спросила мисс Бьюль.

Я отвечал, что она должна быть похищена купцом, приведена ко мне под покрывалом и куплена как невольница.

(Другое существо уже было отодвинуто в государственной мужской иерархии на второй план и прочилось в должность великого визиря. В последствии оно, было, вздумало противиться этому распоряжению, но, быв оттаскано за волосы, смирилось).

- Не буду ли я ревновать? спросила мисс Бьюль, опуская глаза.

- Нет, Зобеида, отвечал я: - ты всегда будешь любимою султаньшею; первое место в моем сердце и на моем престоле всегда останется за тобою.

После этого уверения мисс Бьюль согласилась предложить наш проэкт на обсуждение своим семерым подругам. В тот же день я напал на следующую мысль: мы могли вполне довериться доброй, вечно осклабляющейся душе по имени Табби, исполнявшей в доме должность девки-чернавки, у особы этой столько, же было человеческого в фигуре, сколько у любой из кроватей; лицо же постоянно, более или менее было запачкано сажей. После ужина я украдкою сунул в руку мисс Бьюль маленькую записку, в которой говорилось, что сажа, представлявшая в некотором роде печать, наложенную перстом самого провидения, указывала нам на Табби, как на достойную преемницу Мезрура, знаменитого начальника черных гаремных стражей.

При введении нового учреждения дела как и везде не обошлось без трудностей. Другое существо отличалось не совсем похвальными выходками: претерпев неудачу в своих честолюбивых замыслах, оно возымело притворные сомнения на счет того, не предосудительно ли преклонять колена перед калифом; отказывалось величать его повелителем правоверных, оскорбительно отзывалось о нем, как о "взрослом мальчишке", объявляло, что не хочет играть в эту игру, - слышите ли, игру! - и позволяло себе многия другия грубые и оскорбительные выходки. Впрочем эта низость встретила успешный отпор в общем негодовании всего сераля и я был осчастливлен улыбками восьми наипрекраснейших между человеческими дщерями.

- Я мог быть награждаем этими улыбками, только в те минуты, когда Мисс Гриффин глядела в другую сторону, - и то с соблюдением всевозможной осторожности, так как между последователями пророка существовало предание, что мисс Гриффин видит маленьким круглым очком, находившимся в самой середине узора на спине её шали. За то каждое после обеда мы проводили целый час вместе, - и тут-то фаворитка и остальные красавицы гарема наперерыв друг перед другом старались развеселить светлейшого Гаруна, отдыхавшого от забот правления, - забот, отличившихся подобно заботам всякого другого правителя, преимущественно арифметическим свойством, так как повелитель правоверных был страшно туп по части сложения.

Мисс Гриффин была образцом приличия и я решительно не могу вообразить, каковы были бы чувства этой добродетельной женщины, если бы она знала, что, водя нас попарно гулять по Гампстедскому шоссе, она так величаво выступала во главе многоженства и исламизма. Я убежден, что не мало способствовало сохранению нашей тайны какое-то необъяснимое чувство злой радости, что вот мисс Гриффин ничего не подозревает, а так же злобное сознание того превосходства, которое давало нам наше знание того, чего не знала мисс Гриффин (а мисс Гриффин знала все, что только можно было знать из книг). Действительно, тайна наша хранилась на славу и только раз мы чуть-чуть сами себя не выдали. Это случилось в воскресенье. Все мы, мисс Гриффин во главе нашей, были выстроены в самой видной части церковной галлереи, свидетельствуя таким образом всенародно о несветском направлении, даваемом в нашем заведении; читалось в этот день описание Соломонова великолепия в его домашней жизни. Едва заслышал я имя этого царя, как совесть шепнула мне: и ты то же, Гарун! У священника, совершавшого в тот день богослужение, глаз был как-то особенно устроен так что казалось он глядит прямо на меня. Лицо мое покрылось багровым румянцем и каплями крупного пота. Великий визирь сидел ни жив, ни мертв, и все султанши зарделись, как будто заходящее багдадское солнце кинуло свой отблеск на их прелестные личики.

выведут на позор на самую средину церкви, но так западны - позвольте мне употребить это слово в противоположность восточному миросозерцанию, - так, западны была понятия мисс Гриффин, что она заподозрела нас просто в контрабандном пользованьи яблоками, и мы были спасены.

Но тяжелый удар постигнул меня на самой вершине моего благополучия. Я стал задумываться о своей матери и о том, что она скажет, если я привезу ей во время летних вакаций восемь посетительниц, - прекраснейших между дщерями человеческими, но совершенно неожиданных. Я сообразил количество пистолей в нашем доме, средства моего отца, плату булочнику - и мое уныние увеличилось. Сераль и лукавый визирь, угадывая причину тайной печали своего повелителя, делали все, чтобы усилить эту печаль. Они пустились в уверения безграничной преданности и объявили что и в жизни и в смерти останутся с ним неразлучны. Эти уверения делали меня несчастнейшим человеком в мире, я много безсонных часов проводил в постели, размышляя о своей ужасной участи. Отчаянье мое доходило до того, что я под час готов был броситься на колени перед мисс Гриффин, открыться ей в моем сходстве с Соломоном и просить чтобы меня наказали сообразно с поруганными мною законами моего отечества; но неожиданный случай выручил меня из затруднения.

Однажды мы прогуливались попарно, - при этом случае визирь получил приказание, - в случае если заставный сторож кинет свой оскверняющий взгляд на красавиц гарема (а этого он ни разу не преминул еще сделать) - удавить его в ту же ночь. В этот день облако печали тяготело над нашими сердцами; необъяснимая выходка Антилопы (одной из султанш) была причиною великого бедствия, постигнувшого все государство: красавица эта под тем предлогом, что предшествующий день был днем её рождения и что по этому случаю была прислана большая корзина, наполненная всякими сокровищами (а ни в том, ни в другом уверении не было и тени правды), пригласила тайным, но весьма убедительным образом до тридцати шести соседних принцев и принцесс на бал и на ужин; при этом было выговорено, что за ними не пришлют из дому раньше двенадцати часов. Следствием этой причуды Антилопы было то, что к подъезду мисс Гриффин нежданно-негаданно стало прибывать в различных экипажах целое общество, разодетое в пух и прах; члены этого общества, волнуемые приятным ожиданием, достигали под прикрытием своих разнородных конвойных верхней площадки лестницы, откуда были выпроваживаемы в слезах. Едва послышались учащенные удары молотка, извещавшие об этих событиях, Антилопа поспешила запереться в чулане близь чердака; при каждом новом ударе молотка мисс Гриффин волновалась все сильнее и сильнее, дошло наконец до того, что она во всеузрение сорвала с головы накладку. Дело кончилось тем, что преступница сдалась на капитуляцию и была засажена на хлеб и на воду в чулан, где хранилось белье, а мы все выслушали длинное нравоучение.

к мисс Гриффин, и, пройдя с ней рядом несколько шагов и переговорив с ней о чем-то, взглянул на меня. В полной уверенности, что это один из слуг правосудия и что час мой настал, я туг же пустился в бегство, наскоро решив пробраться в Египет.

Весь сераль испустил вопль, видя, что я улепетываю со всех ног (я взял при первом повороте на лево, за угол кабака, почему то предполагая, что это-то и есть кратчайший путь к пирамидам). Мисс Гриффин закричала мне вслед, вероломный визирь бросился за мною в погоню, заставный сторож прижал меня к углу, отрезав мне все пути к бегству. Но, когда меня, пойманного, привели назад, никто и не подумал бранить меня; только мисс Гриффин проговорила с непостижимою кротостью: "Странное дело! отчего ты пустился бежать, когда этот господин поглядел на тебя?"

Мисс Гриффин и незнакомый господин обступили меня и торжественно повели домой; но к удивлению моему я заметил, что меня ведут не как преступника.

Прийдя домой мы удалились в особую комнату и мисс Гриффин призвала к себе на помощь Мезрура, начальника темноцветных стражей гарема. Мезруру что-то передали, и я не знаю, вследствие чего он залился слезами.

- Господь с тобою, голубчик! проговорил этот сановник, обращаясь ко мне: - с твоим папашей случилось несчастье.

- Разве он очень болен?

Куда девался при этих словах Гарун аль-Рашид! Сераль тоже исчез; с тех пор я не видал более ни одной из восьми прекраснейших между дщерями человеческими.

Меня взяли домой - а дома были смерть и нужда! Все наше имущество продали с аукциона, в том числе и моя маленькая кроватка пошла за грош. Потом меня отдали в большую, скучную школу для мальчиков старшого возраста, где все, и одежда и пища было грубо и в недостаточном количестве; где все, и взрослые и дети были безжалостны; моя товарищи знали о бывшем у нас аукционе и разспрашивали меня, за сколько я пошел и кто меня купил и кричали мне вслед: "идет, идет, - ушел с молотка!" Я никому не решался открыть в этом неприветном доме, что был когда-то Гаруном и имел сераль; потому что я знал, что стоило мне упомянуть о превратностях моей судьбы, и мне не дали бы проходу, так что мне ничего более не осталось бы, как угоняться в тинистом пруду, находящемся недалеко от рекреационного двора и вода в котором доходила на пиво.

я за этик призраком; не нагнать мне его видно моею возмужалою походкой, не поймать мне его моими возмужалыми руками, не воскресить мне его в первобытной чистоте в глубине моего возмужалого сердца. И вот я, как видите, силюсь по возможности бодро и весело исполнить свое предопределение и брею в зеркале длинную вереницу безпрестанно являющихся лиц, и ложусь и встаю с постели сам друг со скелетом - моим неразлучным земным спутником.