Предписания доктора Мэригольда.
VII. Прежде попробовать, потом принять.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Предписания доктора Мэригольда. VII. Прежде попробовать, потом принять. (старая орфография)

VII. Прежде попробовать, потом принять.

Вряд ли можно найти где-либо деревню прелестнее, нежели Кемнер. Она расположена на холме, с которого открывается один из красивейших видов в Англии. Под холмом разстилается широкая свежая поляна, которая славится своим чистым и здоровым воздухом. Верхняя дорога из Дринга большею частью закрыта изгородями поместий разных джентльменов; она делается свободной, достигая поляны. Отделенная от Тенельмской дороги, она поднимается к северо-востоку и пролегает в виду Кемнера. С каждым шагом вы поднимаетесь в гору, но подъем так постепенен, что вы едва замечаете его, и только повернувшись видите великолепную панораму внизу. Деревня состоит из одной короткой улицы; между маленькими домами можно заметить почту, полицейское управление, превосходный трактир ("Герб Дунстана"), через дорогу от него - лавку всевозможных товаров, принадлежащую тому же хозяину, и два или три постоялых двора. Когда вы входите в улицу, которая не имеет другого выхода, вы замечаете красивую старую церковь. Она находится не далее выстрела из лука от Ректорства.

Есть что-то первобытное, почти патриархальное в этой тихой деревне. Пастор живет в ней, окруженный своими прихожанами; вряд ли ему было бы возможно выйти из своей калитки без того, чтобы тотчас же не очутиться среди них. Кемнерский выгон с трех сторон обстроен разными строениями, различной важности, начиная с мясной лавки, стоящей в тени фруктовых садов, под тенью яблочных деревьев, и кончая красивым белым домом, в котором живет викарий, и домами, имеющими более притязаний и составляющими собственность людей, считающих себя высшим классом или действительно принадлежащих к нему. С восточной стороны к поляне прилегают: высокая каменная стена с воротами, ведущими в имение мистера Малькольмсона; скромное жилище, принадлежащее Симону Ид, управляющему Малькольмсона, полузакрытое ползучими растениями, прекрасные осенние оттенки которых так ярки и красивы, что смело могут соперничать с листьями любых американских растений. С той же стороны деревни находится высокая кирпичная стена с воротами посредине. Стена эта совершенно замывает усадьбу мистера Джиббса. С южной стороны деревни проходит большая дорога в Тенельм; она окаймляет большое Соусенгерское поместье, принадлежащее сэру Освальду Дунстану.

Почти каждый путешественник, идя пешком по дороге из Дринга, останавливается против простой калитки в изгороди, почти против кузницы; всякий смотрит вниз на великолепный вид, разстилающийся у его ног, на воды и леса, на два великолепные кедра, стоящие на первом плане. Через эту калитку не часто проходят, так как тропинка через нее ведет только на ферму, называемую Плашет; зато она постоянно служит местом остановки. Многие художники не раз рисовали чудный вид, открывающийся с этого пункта; многие влюбленные шептали здесь нежные слова своим возлюбленным, многие несчастные бродяги останавливались, упираясь ногою о её каменный порог.

Некогда калитка эта была любимым местом свиданий для двух молодых влюбленных, живших невдалеке от нея и которые вскоре должны были вступить в союз навек. Джордж Ид, единственный сын управляющого м-ра Малькольмсона, был славным, сильным, красивым молодым человеком, лет двадцати шести. Он помогал своему отцу управлять делами Малькольмсона и получал хорошее жалованье. Честный и твердый, полный желания самообразовываться, он обладал способностями, если не отличался особенным умом, был проницателен, хотя и недостаточно жив, вообще же мог считаться типом честного английского крестьянина. У него были некоторые странности в характере, которые делали его гораздо менее популярным, чем его отец.

Он быль сдержан; чувствуя сильно, не умел выражать своих ощущений, был раздражителен и нелегко прощал обиды. Часто он бывал странным образом склонен к самоосуждению и раскаянию. Его отец, человек лет сорока пяти, отличался прямотой и чистосердечием. Из простого скромного земледельца, благодаря своим качествам, он возвысился до положения доверенного управляющого имением Малькольмсона.

Хозяин поместья глубоко уважал его, также как все в округе. Женой его была отличнейшая женщина, слабая здоровьем, но сильная духом. Как многие люди их сословия, они вступили в брак неблагоразумно рано и впоследствии им пришлось вынести немало невзгод. На маленьком кемнерском кладбище, где они думали им придется когда-нибудь лежать самим, они похоронили своих троих болезненных детей. Вся их любовь сосредоточилась на единственном сыне, оставшемся в живых. Особенно мать любила своего Джорджа восхищенной любовью, переходившей в обожание. Однако, в ней были некоторые слабости, свойственные её полу. Она была ревнива и, узнав, что нежные голубые глаза Сусанны Арчер зажгли горячее пламя в сердце её сына, почувствовала не особенно большую нежность к румяной хорошенькой девушке. Правда, Арчеры гордились, так как арендовали большую ферму у Освальда Дунстана и смотрели, не скрывая этого, на любовь Сусанны, как на решительное унижение для нея самой и для себя.

Привязанность молодых людей возникла, как это часто бывает, в хмелевом саду. Некоторое время девушка была слаба здоровьем и её остроумный старый доктор уверил её отца в том, что для нея будет очень полезно недели две ежедневно собирать хмелевые головки в солнечную сентябрьскую погоду.

Немного было садов, в которые могла бы ходить девушка, принадлежащая к такому важному семейству, как Арчеры.

Зная и уважая семью Ид, родители Сусанны решили, чтобы она ходила в хмельник Малькольмсона. Прописанное тоническое средство произвело ожидаемое действие. Болезнь Сусанны прошла, зато вместе с нею, девушка оставила в хмелевом саду свое сердце.

Джордж Ид был красив, но до этой поры он никогда не обращал внимания на женщин. Он полюбил милую, голубоглазую девушку всепоглощающим чувством, чувством, на которое способны только такия сосредоточенные, суровые натуры, как его; подобная любовь бывает только раз в жизни. Она превозмогала все. У Сусанны был хороший характер и безхитростное сердце; эта девушка не отличалась упрямством и хотя знала о своей красоте, была замечательно мало испорчена этим сознанием. Сусанна отдала все свое сердце верному серьезному молодому человеку. Если она и считала себя выше него по общественному положению, зато и признавала, что нравственно он сильнее её. Они не обменялись кольцами в тот ароматные вечер, который был свидетелем их обетов; он снял у нея ветку хмеля, которым она, смеясь, обвила свою шляпу. С выражением глубокой любви, светившейся в его темных глазах, он заглянул в её милое лицо и прошептал:

- Я буду хранить это, пока я жив, а когда умру, пусть ветку положат со мною в гроб.

В Кемнере жил Джефри Джибс, хозяин усадьбы "Плэс", он издавна восхищался Сусанной и до сих пор продолжал ухаживать за нею. Этому господину, прежде занимавшемуся торговлей, несколько лет тому назад посчастливилось прочесть в газетах объявление одного лондонского адвоката, который призывал его явиться, если он пожелает услышать для себя важные, хорошия новости. Джибс отправился к адвокату и получил состояние; он его наследовал от дальняго родственника, никогда прежде невиданного им. Такое неожиданное счастье совершенно изменило всю жизнь Джибса в настоящем и будущем, но в глубине души он остался тем же, чем и был, неизменным снобом. По наружному виду он походил на джентльмена, живущого на свои доходы. По своему положению он, конечно, стоял выше Арчеров, которые были простыми арендаторами-фермерами. Этим объяснялось их желание выдать за него Сусанну. Многие полагали, что у него никогда не было серьезного намерения жениться на молодой девушке; она и сама всегда поддерживала такое мнение, прибавляя, что если бы даже он был в десять раз богаче и в тысячу раз сильнее ей предан, чем уверял, она бы скорее умерла, нежели согласилась выйти за такое мрачное чудовище. Он действительно был страшен, не так безобразием лица, как поражающей несоразмерностью членов. Мрачное выражение его лица казалось еще гораздо хуже безобразия. Ноги его были коротки, а туловище и руки длинны, несоразмерно большая голова годилась бы для геркулеса, она придавала ему необыкновенно тяжелый, некрасивый вид. Его косматые брови свешивались на маленькие и злобные глаза, нос походил на птичий клюв, рот был непомерно велик, с толстыми чувственными губами. Он носил тяжелые, как бы поддельные цепи, безобразные булавки и галстухи, смешные пиджаки самого необыкновенного цвета. Ему доставляло огромное удовольствие напугать какую-нибудь беззащитную женщину, проехав подле самых колес маленькой дамской коляски, запряженной пони, безумно проскакать мимо скромной девушки, едущей верхом, и потешаться над её безуспешными стараниями удержать скачущую лошадь. Как все буяны, он в душе был труслив. Между этим человеком и Джорджем Ид существовала сильная вражда. Джордж и презирал и ненавидел Джибса, а Джибс ненавидел соперника, пользовавшагося любовью девушки, от которой он, Джибс, видел только холодность и отвращение.

Сердце Сусанны всецело принадлежало Джорджу, но, несмотря на это, Арчер согласился на её брак с молодым Ид только после того, как её здоровье стало опять ухудшаться. Мистер Малькольмсон скоро узнал о помолвке Джорджа и Сусанны; он сейчас-же увеличил жалованье молодого человека и приказал на свой счет приступить к поправке коттэджа, недалеко от дома Симона Ид. Когда Джибс узнал о предстоящей свадьбе, его неистовая ревность дошла до крайности. Он приехал на ферму в Плашет и, запершись с мистером Арчером, наобещал ему щедро обезпечить Сусанну, если бы только она согласилась разстаться с своим возлюбленным и сделаться его женой. Такими предложениями ему удалось только разманить отца, а бедную молодую девушку опечалить. Старый Арчер охотно согласился бы на выгодное сватовство, но он уже торжественно дал свое слово Джорджу, и Сусанна опиралась на это обещание. Тем не менее как только Джибс ушел, старик стал громко сетовать на то, что он называл самопожертвованием дочери.

Старший брат Сусанны, придя в это время, присоединился к отцу; он упрекал Сусанну за неблагоразумное желание отказаться от выгодного будущого. Их жестокия слова терзали сердце слабой и легко поддающейся влиянию молодой девушки. Она вышла из дому навстречу своему жениху в унылом состоянии духа, с заплаканными, красными, опухшими глазами. Джордж, увидя ее такою, с негодованием выслушал её взволнованный рассказ о всем случившемся.

- Держать для вас экипаж! - воскликнул он с горькой насмешкой. - Неужели ваш отец больше дорожит коляской в одну лошадь, чем такой верной любовью, как моя? Право, такому молодцу, как Джибс, я бы не вверил даже моей собаки!

- Отец не так смотрит на дело! - отвечала ему плачущая девушка. - Отец говорит, что если бы мы обвенчались, он был бы мне хорошим мужем. Я была бы леди, имела бы много нарядов, служанок! Отец так много думает об этом!

- Оно и видно! Но, дорогая, не позволяйте ему увлекать вас! Сусанна, уверяю вас, не богатство и красивые платья дают людям счастье; есть нечто лучшее, чем это. Милая моя, - говорил он, обращаясь к ней и смотря на нее с невыразимым волнением, - я люблю вас так сильно, правдиво, что если бы знал, если бы только знал, что для вас было бы лучше выйти замуж за этого человека, если бы я думал, что вы будете с ним счастливее, чем со мною, я бы сам отдал вас ему, Сусанна! Да, я никогда бы даже близко не подошел к вам! Я бы сделал это, право!

Он замолчал и, подняв руку, торжественно повторил еще раз:

- Я бы сделал это! Но вы не можете быть счастливы с ним. Вы будете несчастливы, может быть, он даже будет с вами дурно обращаться. Он не такой человек, который сумеет сделать женщину счастливой. Я убежден в этом так же, как в том, что стою здесь. У него злое сердце, это видно, жестокое сердце! А я, все, что обещаю, я исполню, это неизменно. Я буду работать для вас, рабски служить вам и... и любить вас верною любовью.

Он привлек ее к себе, а она, успокоенная его словами, с любовью прижалась к нему. Так шли они несколько минут в полном молчании.

я выдвинусь, я позабочусь об этом. Кто знает, быть может, вы даже будете иметь свою коляску! Люди достигают многого, если у них есть воля - право!

Сусанна с восторгом и любовью смотрела на него. Она уважала его за его нравственную силу, тем более, что сознавала свою собственную слабость.

- Мне не нужно экипажа, - шептала она, - мне ничего не нужно, кроме вас, Джордж. Разве вы не знаете, что не мне нужно это, а отцу.

Луна взошла; чудная блестящая, сентябрьская почти полная луна. Свет её падал на влюбленных. Они проходили через тихий Соусенгерский лес, полный торжественности и красоты. Молодые люди направлялись к дому Сусанны. Не дошли они еще и до калитки Плашет, а её милое личико уже снова освещала улыбка; они решили между собой, что для избежания новых попыток со стороны Джибса и тяжелых разговоров со старым Арчером, Сусанна попросит родителей отпустить ее к тетке, мисс Джен Арчер, в Ормистон. Сусанна могла бы пробыть у нея две недели перед свадьбой, которую они предполагали сделать через три недели. Сусанна привела в исполнение этот план. Джордж отправился на распродажу, назначенную в другой части графства, чтобы закупить кое-что для их нового дома. Он уехал и получил от мистера Малькольмсона позволение остаться у одного из своих друзей до дня возвращения Сусанны. Ему было приятно провести это время не дома, потому что чем ближе подходил срок свадьбы, тем недружелюбнее мать ею относилась к его предполагавшейся женитьбе. Она говорила, что нельзя ждать ничего доброго от союза с девушкой избалованной и захваленной, что Сусанна не может быть хорошей женой для простого трудящагося человека. Такия замечания, не лишенные основания, были крайне неприятны влюбленному молодому человеку; между ним и его матерью не раз поднимались споры по этому поводу и подобные ссоры не могли уменьшать полубезсознательной антипатии, которую ощущала добрая женщина к будущей жене сына.

Когда Джордж вернулся домой после своего двухнедельного отпуска, вместо ожидаемого письма от невесты с извещением о дне её прибытия в Плашет, он нашел письмо, написанное незнакомым ему почерком; в нем стояли следующия слова:

"Джордж Ид, вас проводят, берегитесь Д. Д.

Встревоженный таким таинственным сообщением, Джордж был одновременно неприятно удивлен известием об отсутствии Джибса, который, как оказалось, уехал из Кемнера в тот же самый день, как он сам. Это показалось Джорджу подозрительным; но Сусанна писала ему всего неделю тому назад и письмо её дышало такой нежностью, что ему даже на минуту не пришла мысль усомниться в её верности. Однако, уже на следующее утро, мать его подала ему пакет от фермера Арчера; в пакете было письмо от тетки Сусанны. Она извещала, что два дня тому назад её племянница убежала из дома и обвенчалась с мистером Джибсом. Девушка ушла, как это бывало и раньше, к своей кузине, провести у нея день и не вернулась к ночи; тогда все решили, что ее оставили переночевать там. На следующий день, вместо нея самой, получилось извещение об её свадьбе. Прочитав эту новость, Джордж сначала потерял всякую способность чувствовать, потом ему представилось это невозможным. Должно быть тут кроется ошибка; это слишком невозможная вещь! Его отец со слезами на честных глазах стал умолять его стойко перенести тяжелый удар, а мать с негодованием объявила, что нельзя жалеть о девушке, которая так поступила. Молодой человек молчал, полуокаменев. Такая неверность казалась невозможной его честному прямому сердцу. Через полчаса явилось новое подтверждение, после которого нельзя было более сомневаться. Пришел Джемс Уилькинс, слуга мистера Джибса; осклабившись и с важностью подал он Джорджу письмо, которое он получил вместе с письмом от своего господина. Джорджу писала Сусанна, внизу страницы стояло её новое имя.

"Я знаю, - писала она, - что вы никогда не найдете извинения моему поступку; знаю, что вы будете ненавидеть и презирать меня так же сильно, как прежде любили и верили мне. Сознаюсь, я поступила дурно, очень дурно с вами и даже не прошу вас простить мне. Понимаю, что вы не можете сделать этого; но, прошу вас, удержитесь от мести, ведь это не поможет вернуть прошлого. Джордж, если вы когда-нибудь любили меня, выслушайте то, о чем я теперь прошу вас. Я не могу ждать ничего от вас, кроме ненависти и презрения, пусть так и будет, только умоляю вас не мстите никому за мой дурной поступок. Забудьте обо мне, это будет лучше для обоих нас. Зачем мы с вами встретились?"

Еще многое было в письме в том же роде: слабые, самоосуждающия слова, полные боязни, мольбы и недостойных опасений мести со стороны Джорджа. Он смотрел на письмо, держа его в своих сильных руках, которые служили бы ей с такой верностью, с такой силой. Не произнеся ни слова, он подал письмо отцу и вышел из комнаты. Слышно было, как он поднялся по лестнице, заперся в своей маленькой каморке, потом все стихло.

Несколько времени спустя, мать его пошла к нему. Она успокоилась относительно Сусанны и теперь нежно сожалела сына, видя, как он страдает. Джордж сидел подле окна и держал на коленях высохшую ветку хмеля. Старая женщина подошла к нему и прильнула своей щекой к его лицу.

- Терпи, - говорила она с глубоким чувством. - Старайся верить, надейся на веру; она подкрепит тебя. Тяжело перенести это, я знаю, страшно тяжело и горько, но для своих старых родителей, которые тебя так любят, старайся твердо перенести тяжелое испытание.

Он взглянул на нее холодными, сухими глазами.

- Я сам хочу этого, - сказал он жестким голосом, - разве вы не видите, что я стараюсь быть спокойным.

Взгляд его был туп и безнадежен. Может быть, если она будет продолжать молить его, ей удастся вызвать его слезы и ему станет легче на сердце?

- Она была недостойна тебя, мой мальчик. Я говорила тебе.

Но Джордж остановил мать суровым движением.

- Мать, с этого часа ни слова более не говори ни о том, что случилось, ни о ней. То, что она сделала, еще не так дурно. Я бодр! Вы и отец не заметите во мне никакой перемены, если будете остерегаться произносить её имя. Она обратила мое сердце в камень, вот и все. Неважное дело!

Молодой человек приложил руку к широкой груди и вздохнул, глубоким, задыхающимся вздохом.

- Сегодня утром во мне билось живое сердце; теперь оно превратилось в холодный камень. Но в этом нет большой беды.

- О, не говори так, мой дорогой! - воскликнула его мать, громко зарыдав и обнимая его. - Меня убивают твои слова.

Он ласково отвел руки матери, поцеловав ее в щеку, и повел к двери.

он о том, как она живет в Ормистоне, никогда не упоминал он о ней со своими родными. Он избегал встречи с Арчерами и бывал сдержан и молчалив со своими. Казалось, будто Сусанна никогда не существовала для него. С этого времени он совершенно переменился. Обязанности свои он исполнял попрежнему деятельно и внимательно, но занимался ими угрюмо, сурово, как необходимым скучным делом. Никто не видел, чтобы он улыбался, ни одной веселой шутки не сорвалось с его губ. Серьезный и неуступчивый, он вел суровую жизнь, не желая ничьей симпатии, и сам не симпатизируя никому, избегая всякого знакомства и общества, кроме своих родителей. Печальный, одинокий человек! Между тем было объявлено, что усадьба Джибса сдается в наем; ее взяли какие-то чужие люди. Три года не было ничего слышно ни о владельце имения, ни о его жене. Наконец, однажды прошел слух, что их ожидают в скором времени и эта новость сильно взволновала, жителей маленькой деревни. Джибсы приехали. Вскоре оказалось, что время от времени доходившия вести о их жизни были вполне основательны.

Вышло наружу (всегда такия вещи делаются известными), что Джибс дурно обращается со своей молодой женой, что союз их, в который он вступил по любви, оказался несчастным. Отец и братья её, не раз бывшие у Сусанны, всегда были страшно сдержаны в своих рассказах о жизни Джибсов. Ходили толки, будто старый фермер теперь так же жаловался на неудачное замужество дочери, как раньше сильно желал его. Многие удивились при виде Сусанны. Она стала своей собственной тенью. Все еще прелестная, Сусанна казалась надломанной, приниженной, бледной. Цветущий вид её исчез, веселость и живость пропали. На её хорошеньких губках являлась улыбка только когда она играла со своим сыном, белокурым мальчиком, своим живым портретом. Даже в отношениях к сыну молодая женщина была безжалостно стеснена; мучитель её нередко выгонял мальчика из комнаты с ругательствами, запрещая ей следовать за ребенком в детскую.

Несмотря на то, что Джибсы и Ид были близкими соседями, Джордж не скоро встретил свою прежнюю любовь. Он никогда не бывал в Кемнерской церкви (да и ни в какой другой). Она же выходила из дому только, когда ездила со своим мужем или ходила через Соусенгерский лес к отцу. Джордж мог бы увидеть, как она проезжала мимо дома его отца на лошади, высоко вскидывавшей ноги, которая, казалось, каждую минуту была готова понести; но он никогда не смотрел на нее и не отвечал на замечания матери о ней или о её нарядах. Сам он никогда не упоминал о Сусанне, но не мог запретить другим говорить о ней, не мог приказать своим ушам не слушать. Джибсы и их дела продолжали преследовать его. Хозяйские рабочие постоянно говорили о грубости мужа; мальчик из булочной постоянно рассказывал о ругательствах, которые он не раз слышал, даже об ударах, свидетелем которых он был, когда Джибс бывал возбужден вином более обыкновенного. Говорилось, будто бедная запутанная жена только из страха того, что может случиться, не решалась просить защиты суда против бешенства мужа. Джордж не мог заткнуть себе ушей и слушал все это; люди поговаривали, что в такия минуты выражение его глаз бывало таким, что лучше было не смотреть в них.

Однажды в воскресенье, когда Ид сидели за скромным обедом, послышался стук экипажа, ехавшого с безумной быстротой мимо их дома. Мистрисс Ид взяла свою палку и, несмотря на хромоту, подошла к окну.

- Так я и думала, - заметила она, - это Джибс едет в Тенельм и опять пьяный, как всегда. Смотрите, как он хлещет лошадь, а ведь с ним его маленький мальчик. Право, он, кажется, не усмирится до тех пор, пока не сломает шеи этому ребенку или его матери. Симонс говорит...

Она прервала свою речь, почувствовав дыхание сына на своей щеке.

Действительно, он подошел к окну и, перегибаясь через нея, угрюмо смотрел на сидевших в экипаже; они неслись с холма по дороге в Тенельм.

- Я бы желал, чтобы он сломал свою собственную шею, - прошептал Джордж сквозь зубы.

- Ах, Джордж, Джордж, не говори таких вещей! - воскликнула мистрисс Ид с побледневшим, разстроенным лицом. - Это не по-христиански. Нам всем нужно покаяться и наша судьба в Божьих руках.

- Если бы ты ходил в церковь, сын мой, и не забывал про нее, как ты это делаешь, - строго сказал ему отец, - в твоем сердце жили бы чувства добрее и лучше. Дурные чувства не поведут к счастью, попомни мои слова.

Джордж вернулся было на прежнее место, но снова встал, услыхав слова отца.

- Церковь! - воскликнул он громким, резким голосом. - Однажды я пошел в церковь, но меня в нее не пустили. Больше туда я не пойду. Вы думаете, - продолжал он, - что если я работаю, так значит спокоен? Вы думаете я забыл? Забыл! - Он ударил сжатым кулаком по столу со страшной силой. - Я говорил вам, когда я забуду; не раньше, чем буду лежать совершенно окоченелым в моем гробу! Оставь, оставь! - обратился в к матери, которая хотела остановить его. - Ты желаешь мне добра, я знаю это, но, к сожалению, женщины не понимают, когда можно говорить и когда нужно молчать. Вы бы сделали лучше, если бы никогда не упоминали об имени этого негодяя и не говорили о церкви.

Проговорив все это, он вышел из комнаты и из дому. Из всего слышанного мистрисс Ид вывела грустное заключение, что Джордж злопамятен и неблагочестив. Ей казалось, что он на дороге к полной гибели. Старуха послала к мистеру Муррею, ректору, прося его посетить ее в один из следующих дней, так как она была очень смущена. Мистрисс Ид надеялась на его доброту и ждала его; она чувствовала себя в большой тревоге. Но мистер Муррей был болен и не мог явиться на её призыв ранее двух недель. Между тем произошли новые события. Всем было известно, что одно из самых больших испытаний мистрисс Джибс состояло в том, что её муж из упрямства продолжал брать с собою в поездки своего маленького сына. Как все думали, он каждый раз рисковал его жизнью. Между родителями по этому поводу происходили страшные сцены; чем больше она умоляла и плакала, тем больше он упрямился. Раз, чтобы еще сильнее напугать бедную женщину, он посадил мальчика одного в экипаж и дал ему в руки кнут. Сам он стоял подле двери дома, слабо держа возжи и смеясь над страхом жены. В ужасе молодая женщина умоляла его сесть в экипаж или позволить ей сделать это. Внезапно с соседняго поля донесся звук выстрела; лошадь испугалась и, выдернув возжи из рук полупьяного Джибса, дико бросилась вперед; мальчик выронил кнут прямо на спину лошади и она начала беситься еще больше; сильными толчками бедного ребенка сбросило на дно экипажа и он лежал, наполовину оглушенный.

В это время Джордж был вблизи; он бросился к несущейся лошади, со всею своей могучей силой схватил волочившияся возжи и, несмотря на то, что его частью тянуло, частью несло, держал их изо всей силы. Наконец, лошадь, запутавшись ногами в возжах, грохнулась на землю и лежала ошеломленная, без движения. Джордж свалился; он счастливо отделался всего несколькими ничтожными ушибами. Испуганный и кричавший ребенок оказался также невредимым. Меньше чем через пять минут чуть не вся деревня собралась к месту происшествия; все разспрашивали Джорджа, поздравляли его, восторгались им.

Сусанна, прижимая к груди свое спасенное дитя, с глазами, полными слез, покрывала руки Джорджа лихорадочными поцелуями.

- Благослови вас, Боже! Благослови вас! - повторяла она, истерически рыдая. - Вы спасли жизнь моего дорогого малютки! Если бы не вы, он бы, вероятно, погиб. Как могу я когда-либо...

Грубая рука с силой оттолкнула ее в сторону.

- Ну, что вы еще теперь тут делаете? - послышался резкий оклик Джибса. Он прибавил еще несколько ругательств. - Оставьте этого малого или я... Что вы с ума, что ли сошли, потому что ведь из-за него охромеет теперь лошадь и ее придется застрелить.

Несчастная женщина опустилась на скамейку и истерически зарыдала.

- Стыдно, стыдно! - раздавалось вокрут них в толпе.

Когда Сусанна благодарила Джорджа, он холодно смотрел на нее и старался высвободить свои руки из её пожатий; теперь, увидя Джибса, молодой Ид сказал:

- Тот, кто убьет это животное, сделает хорошее дело, а еще лучше сделает тот, кто застрелит вас самих, как бешеную собаку.

Два дня спустя мистер Муррей навестил мистрисс Ид, желая выразить ей свое сочувствие и удивление по поводу храброго поступка её сына. Он застал ее очень нездоровой; со дня происшествия она не сомкнула глаз. Ей передали о том, что говорил Джордж, о том, какой страшный взгляд был в его глазах, и это сильно мучило ее. Добрый пастор, быть может, утешит и поддержит ее. Старик употребил все старания, чтобы уговорить и вразумить Джорджа, но напрасно. Молодой человек отвечал ему почтительно и в то же время довольно резко, говоря, что до тех пор, пока он исполняет свои обязанности хорошо, пока не причиняет никому вреда, он имеет полное право поступать как ему угодно в делах, касающихся лично его. Одно из принятых им решений - никогда более не входить в церковь.

- На вашу долго выпало жестокое испытание, мой добрый друг, - сказал мистер Муррей, - тяжелое и таинственное испытание. Но я еще раз говорю вам, нужно иметь веру. В ней есть необъяснимая и невидимая сила.

- Было бы странно, если бы я не была глубоко благодарна небу за то, что он спасся, - сказала миссис Ид и прибавила: - Хуже всего, если бы мой милый мальчик остался таким мстительным и безпощадным, каков он теперь. Но вы видите, сэр.

Её горячую речь, прервал стук в дверь. Вошел сын мистера Бича, соседняго мясника. Увидя пастора, сидящого рядом с мистрисс Ид, молодой человек неловко поклонился, смущенно поглядывая на присутствующих.

- Сегодня мне ничего не нужно, благодарю вас, Джим, - сказала мистрисс Ид, потом, изумленная необыкновенным выражением лица молодого человека, прибавила: - Скажите, может быть, мистер Бич чувствует себя сегодня не хорошо? Судя по вашему виду, кажется, будто это так.

- Я немного взволнован, - ответил Джим, отирая свой влажный лоб. - Я только-что видел его, это и взволновало меня так сильно.

- Его, кого же?

- Да разве вы не слыхали, сэр! Сегодня в Соусенгерском лесу нашли мертвое тело Джибса. Его убили прошлой ночью. Говорят...

- Джибс убит!

В страшном ужасе все умолкли.

- Его труп перенесли в "Герб Дунстана" и я там видел его!

Мистрисс Ид страшно побледнела; ей сделалось дурно и пастор стал звать служанку Джемину. Но девушка заинтересовалась страшной новостью и убежала к дому Джибсов. Народ толковал о случившемся; все удивлялись, догадывались, испуганно взглядывали на дверь в высокой стене. Её порог только раз увидит хозяина, а именно, когда его вынесут из дому в гробу.

Скоро гостиная родителей Джорджа наполнилась народом. Многие из обитателей деревни явились к ним в дом; вряд ли кто-либо из них согласился бы объяснить почему. Симон Ид пришел одним из первых; он всеми силами старался успокоить и утешить свою бедную перепуганную жену, которая до сих пор невполне ясно понимала, что именно случилось. Слышались разспросы, описывалось положение, в котором нашли тело, говорилось о том, что карманы покойника были опустошены, что Джибс получил страшный удар сзади, высказывались предположения о времени совершения убийства, все говорили сразу. Но вот раздались шаги и среди волнующейся и шумящей толпы, явился Джордж.

ли он о случившемся. Его лицо было бледно, как смерть; разстерянный, полный значения вид его, ясно указывал, до чего он подавлен ужасом. Первые слова Джорджа, тихия и произнесенные, как бы безсознательно, впоследствии долго припоминались и повторялись.

- Я желал бы лучше, чтобы не Джибса, а меня нашли мертвым в лесу.

Вскоре начали обнаруживаться различные обстоятельства, которые навлекли на Джорджа сильное подозрение и словно сетью опутали его. Гордая вера в невинность сына поддерживала Симона, и это трогало даже тех, кто не разделял его убеждения. Старик твердо верил в то, что Провидение поможет восторжествовать правде и невинности. Несчастная слабая мать, изнуренная болезнью, подавленная воспоминанием о странных взглядах и словах сына, которые она всею душою хотела бы забыть, могла лишь плакать и в несвязных словах молить небо.

Джорджа арестовали; он не сопротивлялся. Твердо, без всякого раздражения, он объявил себя невинным и с этой минуты не произнес более ни слова. Лицо его конвульсивно сжалось, когда уходя он протянул на прощание руку отцу и взглянул на бледное лицо матери, упавшей в обморок при виде полицейских. Молодой человек скоро овладел собой и твердым шагом последовал за офицером. На его лице лежало сосредоточенное, мрачное выражение.

Тело убитого было найдено около десяти часов утра одним фермером, который ехал по дороге в Плашет. Он услыхал вой собаки Джибса, пошел на её голос и таким образом набрел на место убийства. Убитый лежал в кустах, в нескольких шагах от тропинки, которая идет от калитки, уже часто упоминавшейся в этом рассказе, через лес в Плашет. Очевидно, тело оттащили туда. Следы бешеной борьбы виднелись на тропинке и вокруг нея; можно было также заметить кровавые пятна; вероятно, кровь вытекла из раны, полученной убитым. Ему нанесли удар сзади, тяжелым, хотя и не острым предметом. Джибса нашли без признаков жизни, и медицинское следствие показало, что несчастный умер за одиннадцать или двенадцать часов до той минуты, как нашли его тело. Карманы оказались вывернутыми, часы и кошелек исчезли, с его пальца сняли кольцо с печатью. Слуга Джибса, Джемс, и его служанка Бригитта Уильямс показали, что их хозяин ушел из дому в ночь убийства, в двадцать минут десятого или около того и, против обыкновения, был трезв. Уходя, он поверил свои часы по кухонным часам и сказал, что пойдет сперва в "Герб Дунстана", а потом в Плашет. Никто из домашних не удивлялся, что он не вернулся к ночи; он часто и раньше не приходил до утра и брал всегда с собою складной ключ от калитки.

он ужинал со всеми и оставался с родителями до десяти часов; после вся семья разошлась спать. На следующее утро, Джемина, встав раньше обыкновенного, видела, как Джордж сошел вниз из своей комнаты. На его левой руке был след свежого пореза; Джордж говорил, что поранил руку, когда резал складным ножом сыр с хлебом, тем же он объяснил некоторые следы крови на внутренней стороне рукава его сюртука и на панталонах. Из вещей, принадлежащих убитому, у Джорджа нашли только маленький карандаш, помеченный буквами Д. Д. и тремя зарубками.

Иов Бретель, кузнец, показал, что Джибс давал ему карандаш в день перед убийством. Кузнец говорил, что помнит и зарубки, и поставленные буквы и утверждал, что карандаш, найденный у арестованного, был тот самый, который он чинил. Джордж заметил, что поднял карандаш на лугу, и не знал, кому он принадлежал раньше.

Из перекрестных допросов выяснилось, что утром в день убийства произошла особенно сильная ссора между Джибсом и его женой; многие слышали, как после ссоры мистрисс Джибс говорила, что она не может долее выносить такую ужасную жизнь, что она знает, у кого искать помощи и защиты; потом вскоре она послала с сыном соседа Джорджу письмо. Вечером, спустя несколько минут после ухода мужа, она тоже ушла из дому и пробыла в отсутствии около трех четвертей часа; вернувшись, прошла к себе в спальню и не выходила оттуда до утра, до той поры, пока не пришло известие о том, что тело её мужа найдено в лесу.

и неясно.

Джордж признавал, что в вечер преступления он пошел в Соусенгерский лес приблизительно около сорока минут девятого; но отказывался открыть, зачем отправился туда; он утверждал, что оставался в лесу не более четверти часа; молодой человек заметил, что когда он выходил из калитки, то издали видел Джибса, и с собакой; повидимому, Джибс направлялся тоже к калитке. Луна светила так ярко, что он разглядел его совершенно отчетливо. Чтобы избежать встречи с ним, Джордж пошел по дороге в Дринг и прошел до вертящейся калитки, потом повернул вниз и вернулся домой в девять часов, не встретив по дороге ни души.

1) Три правдивые свидетели утверждали, что молодой человек вернулся домой в девять часов и ужинал с ними без малейшого признака волнения и возбуждения.

2) Для совершения убийства и скрытия вещей убитого было слишком мало времени.

3) До сих пор молодой человек отличался высокой нравственностью и порядочностью.

Уликами против него служили:

2) Карандаш Джибса, найденный у него.

3) Нежелание объяснить, где он провел тридцать минут, прошедшия между временем, в которое Джибс оставил гостиницу "Герб Дунстана", и возвращением его, Джорджа, домой.

4) Крайняя вражда, как было всем известно, существовавшая между ним и убитым; слова, выражавшия пожелания смерти Джибсу и слышанные от него несколько раз.

Содержатель гостиницы "Герб Дунстана" говорил, что Джибс собрался идти в Плашет несколько минут позднее половины девятого. Надо было употребить четыре или пять минут на то, чтобы дойти умеренным шагом от гостиницы до того места, где было найдено тело убитого. Если убийство было совершено Джорджем, то при самом быстром беге домой у него оставалось всего двадцать четыре или двадцать пять минут на совершение преступления; если же он возвращался домой обыкновенным шагом, он должен был совершить убийство всего в течение девятнадцати или двадцати минут.

Между тем мнение жителей Кемнера относительно Джорджа резко разделилось. Он никогда не пользовался популярностью, а в течение трех лет, полных для него тяжелых испытаний, он вел себя так сдержанно, что это отдалило от него и тех, которые симпатизировали ему; все его уважали, и однако, о нем установилось мнение, как о человеке с необыкновенно сильными страстями, непоколебимом в злобе. В общем, многие, знавшие его хорошо, верили в то, что, терзаемый дикой злобой, мучимый страданиями когда-то нежнолюбимой женщины и всеми несправедливостями к нему лично, он решился на убийство, отомстив за-раз за себя и за все. Джордж, как думали, мог ускользнуть из отцовского дома, пользуясь темнотою ночи, выследить, убить Джибса, возвращавшагося из Плашета, и скрыть или уничтожить вещи, украденные нарочно, чтобы отвести подозрение от истинной причины преступления.

Долго, долго вспоминали об этом процессе, вследствие того, что он сильно волновал окрестных жителей и потому, что во всей Англии с интересом следили за ним. Лучший адвокат был приглашен защищать Джорджа; мистер Малькольмсон верил в невиновность молодого человека и не жалел никаких издержек; он прилагал все старания, чтобы только помочь его делу. Джордж совершенно спокойно стоял перед судом; множество глаз было жадно приковано к нему. Страшно изменившаяся наружность молодого человека поразила даже самых равнодушных зрителей, возбудила сочувствие и сострадание к нему. Возможно даже, что его вид подействовал на судей больше, нежели поразительно-убедительная речь защитника, красноречие которого давно ослабилось.

Очевидно, Джордж много выстрадал, он сильно состарился за несколько последних недель. Волосы его поседели, одежда висела на исхудавшем теле. Прежде он был сильным и могучим, а теперь стоял бледный, угрюмый, слабый; даже выражение его лица изменилось: в нем не было больше и следа суровой непреклонности.

Когда прозвучали слова: "Не виновен", в зале, наполненном народом, пронесся один общий вздох облегчения; но не раздалось ни апплодисментов, ни криков радости и благодарности. Тихо, с опущенными глазами, точно отверженный, Джордж вернулся домой со своим отцом. Мать ждала его дома и молилась о его освобождении.

мнению. В первое же воскресенье Джордж, на удивление всем, появился в церкви и сел в стороне, точно не желая выставляться. С этой поры он всегда неизменно являлся в церковь; кроме этого и другия перемены произошли в его поведении. Угрюмость молодого человека совершенно пропала, он стал покорным, терпеливым. Всем, кто обходился с ним хорошо, он выказывал трогательную благодарность, будто сознавая себя недостойным внимания и вежливого обхождении. Его привязанность к родителям походила на обожание; целые дни проводил он в тяжелой работе, а по вечерам, углубившись в чтение книги, часто просиживал до поздней ночи. Никогда не вспоминал Джордж о прошлом, но и не забывал его ни на минуту; печальный, несравненно более печальный, чем прежде, молодой человек никогда не раздражался; ни злобы, ни гнева не было более в нем.

Таким стал Джордж Ид. Издали, встречая его, следя за ним глазами, люди спрашивали друг друга шепотом: "Неужели он сделал это?" Джордж и Сусанна не встретились ни разу. Она долго пролежала в опасной болезни в доме Арчера, так как после страшного события она осталась у родителей. Старый фермер был хорошо наказан за свое жадное желание получить богатство Джибса; оказалось, что тот завещал своей жене всего пятьдесят фунтов в год и то оговорившись, что она их потеряет в случае вторичного замужества. Прошло около двенадцати месяцев после всех случившихся событий.

В чудную светлую лунную ночь, мистер Муррей сидел у себя в библиотеке; слуга вошел к нему и сообщил, что какой-то незнакомец, который назвал себя Люк Уильямс, просит позволения войти и поговорить с ним. Было уже позднее десяти часов, а пастор всегда принимал в известные ранние часы.

- Велите ему придти завтра утром, - сказал он, - теперь не подходящее время для деловых разговоров.

- Я говорил это ему, сэр, - ответил слуга, - но он возразил мне, что его дела нельзя отложить ни на один час.

- Нет, он не просит, сэр; но вид у него странный, очень странный.

- Впустите его сюда.

Неизвестный посетитель вошел; поистине это был странный человек - бледный, с впалыми глазами, истощенный; мучительный кашель заставлял его страдать и задыхаться; видимо, у него была сильнейшая чахотка. Он смотрел на мистера Муррея со странным диким выражением; мистер Муррей тоже смотрел на него.

- Что же? - Незнакомец покосился на слугу.--Выйдите из комнаты, Роберт.

- Странный час вы выбрали, чтобы безпокоить меня. - Вам нужно мне сказать что-либо?

- Вы правы, сэр, это странный час для разговоров, но причина, моего прихода еще страннее.

Незнакомец повернулся к окну; занавески не были задернуты; он стал смотреть на полную октябрьскую луну. Маленькая скромная церковь, скромные надгробные камни, вся тихая спокойная картинка была залита торжественным октябрьским лунным светом.

- Что же? - еще раз спросил Муррей.

- Да, - вздрагивая, начал он, - луна светила так же... так же, как теперь в ту ночь, в ночь убийства. Это было так. Она светила прямо в его лицо, в лицо Джибса, когда он лежал... Она освещала его открытые глаза. Я никак не мог заставить их закрыться; что я ни делал, они неотступно смотрели на меня. С тех пор я ни разу не видал лунного сияния до сегодняшней ночи. Я пришел отдаться в ваши руки. Всегда я чувствовал, что следует поступить таким образом. Это лучше, лучше...

- Вы убили Джибса? Вы?

- Да, я. Сегодня ночью я ходил на то ужасное место; мне чудилось, что я должен снова увидеть его и опять увидал его глаза, так же ясно, как я вижу вас - открытые, освещенные лунным светом, глаза... Ах, ужасное видение!

- Вы, повидимому, так взволнованы, так больны... Может быть...

Дрожащей, исхудалой рукой он вынул из кармана часы, перстень и кошелек, принадлежавшие Джибсу; несчастный положил вещи на стол. Мистер Муррей узнал их.

- Деньги я истратил, - тихо сказал Уильямс. - Да там и было всего несколько шиллингов; я тогда очень сильно нуждался.

Сказав все это, Уильямс с тяжелым вздохом опустился на стул. Мистер Муррей дал ему выпить подкрепляющого питья, и спустя несколько минут, Вильямс пришел в себя. Его впалые глаза смотрели на лунный свет и он ежеминутно вздрагивал, рассказывая о том, как он дошел до убийства.

Он прежде был связан с Джибсом одним весьма неблаговидным денежным делом, которое окончилось полным разорением Уильямса. Он страшно нуждался; Джибс обещал ему большую сумму с тем, чтобы он помог ему завладеть Сусанной. Когда она и Джордж согласились разстаться до времени свадьбы, оба союзника последовали за нею в Ормистон. Они поместились в нижней части города и стали зорко следить за каждым движением молодой девушки. Убедившись, что Сусанна намерена провести день у кузины, они послали к ней одну преданную им женщину, чтобы та подстерегла Сусанну на дороге и передала ей письмо. Письмо было написано от имени Джорджа Ид. Джордж будто бы умолял молодую девушку немедленно поспешить к нему, так как он ранен во время несчастия, случившагося на железной дороге, говорил, что, вероятно, ему остается жить всего несколько часов. На такой призыв несчастная Сусанна поспешила за подосланной женщиной и, ничего не подозревая, вошла в невзрачный дом, в предместье города. Там ее встретили Джибс и Уильямс. Дверь была тотчас же заперта за нею, и Сусанна узнала, о выдумке, сочиненной ими для того, чтобы заманить ее и предать ее в их власть. Джибс и Уильямс сказали ей, что она теперь находится в таком месте, где на её крики, если их даже услышат, никто не обратит внимания. Она не должна даже надеяться убежать отсюда, и день и ночь ее будут стеречь они или их помощники, пока она не согласится сделаться женой Джибса. Джибс, уснащая свою речь страшными проклятиями, прибавил еще, что еслибы даже ее свадьба с Джорджем Ид состоялась, он бы застрелил Джорджа на обратном пути из церкви. Обезумевшая от ужаса и изумления, вполне безпомощная, несчастная девушка долго сопротивлялась; даже дольше, чем можно было ожидать от такого слабого созданья. Наконец, видя себя под безпрерывным присмотром, дрожа от страшных угроз и наведенного на нея дула пистолета, Сусанна потеряла всякую силу воли и написала под диктовку своего мучителя письма - возлюбленному и тетке, извещая их о своей свадьбе с Джибсомь. В действительности, истерзанная и измученная, она была обвенчана с ним недели через три. Уильямс утверждал, что Сусанна сопротивлялась бы еще дольше, несмотря на все угрозы, обращенные в ней, если бы страх за жизнь любимого человека не заставил ее уступить и сдаться. Жизнь его казалась ей дороже собственного счастья. Джибс поклялся ей, что жизнь Джорджа будет ценою его свадьбы с нею; любя молодого Ид, молодая девушка должна была отказаться от надежды сделаться когда-нибудь его женою. Она вышла замуж и считала свой поступок выкупом за жизнь любимого человека. После свадьбы Уильямс потребовал обещанную ему денежную награду; но его компаньон был не из таких людей, которые честно исполняют данные обещания, касающияся денежных уплат. Первый из трех взносов Джибс уплатил в срок; остальные оттягивал; наконец, Уильямсу стал угрожать арест за долги; чтобы избежать этой участи, он решил повидаться с Джибсом и отправился в Кемнер. В уединенном глухом месте Соусенгерского леса он скрылся и стал дожидаться удобного случая повстречать своего бывшого сообщника. Однажды вечером, он дождался его, когда тот ехал из Тенельма домой. Полупьяный, по обыкновению, Джибс узнал его, осыпал ругательствами, как наглого бродягу, старался раздавить своей лошадью. Взбешенный таким обращением, Уильямс написал ему письмо, предупреждая, чтобы он исполнил свое обещание и принес всю сумму до последняго шиллинга, в назначенное место в лесу; в случае же неисполнения требуемого грозил на другой же день пойти к первому судье и рассказать о их заговоре и мошеннических проделках, принудивших Сусанну выдти замуж.

повторявшимися отказами, измученный страшной нуждою, поклялся, что добудет у своего противника деньги силой, или отнимет от него что-либо ценное. Джибс сопротивлялся со страшной силой, их борьба была ужасна; во время драки Джибс много раз старался ранить Уильямса своим складным ножом. Наконец, Уильямс напряг все свои силы, повалил Джибса на землю и тот с такой силой ударился затылком о дерево, что убился до смерти. Уильямс пришел в ужас от случившагося. Опасения последствий убийства привели его в себя; наскоро он оттащил тело убитого от тропинки, опустошил и вывернул карманы его платья и убежал от ужасного места. На церкви пробило десять часов, когда он выбрался из Соусенгерского леса; он шел всю ночь; весь следующий день он пробыл в старом, заброшенном доме. Так, скрываясь, он добрался до Лондона. Там его тотчас же арестовали за долги. Прошло всего несколько дней, как его выпустили из тюрьмы. Его освободили главным образом потому, что видели, что он умирает от чахотки. "И это правда, я умираю", прибавил Уильямс с отчаянием. С той страшной ночи глаза его жертвы неотступно следят за ним, везде, везде.

Жизнь сделалась для него наказанием.

слишком уже долго несправедливо подозревали. На следующий день, раньше полудня, уже вся деревня говорила о признании Уильямса; новость эта перебегала с места на место, как блуждающий огонек. Джордж переживал свое торжество так же, как раньше переносил несправедливые подозрения. Характер этого человека очистился, пройдя через горнило тяжелых испытаний. Страшная судьба его врага Джибса, постигшая его, словно наказание неба, поразила Джорджа и внушила ему что-то вроде странного сострадания к этому человеку, пробудила в его душе раскаяние, так как хотя Джордж и был неповинен в смерти Джибса, тем не менее он сознавал себя виновным в постоянно повторявшимся желании ему смерти. Он бы с радостью простил ему все обиды, как и сам надеялся быть прощенным.

Именно это чувство и побудило его сказать те слова, которые он произнес в доме своего отца, когда впервые узнал о смерти Джибса. Слова, навлекшия на него страшное подозрение. Нужно заметить при случае, что в том письме, которое Джордж получил от Сусанны в утро рокового дня, она просила Джорджа пойти в её отцу и от её имени молить его немедленно начать хлопотать о её разводе с Джибсом, так как ей приходилось жить в безпрерывном страхе за свою жизнь. Сама она не имела возможности начать эти хлопоты, так как ее стерегли. Предполагая, что письма, приходящия к ней, распечатываются, она решилась повидаться с Джорджем вечером в Соусенгерском лесу, чтобы переговорить с ним и узнать о результате его разговора с отцом. Она не знала, что Джордж в это время еще не мог переговорить с ним, потому что фермера не было дома. Узнавши, что муж её идет в Плашет из гостиницы, она поспешно ушла из дома, надеясь встретить Джорджа в лесу и там предотвратить почти неизбежную их встречу.

Сусанна вполне подтвердила показания Уильямса, касавшияся её принуждения к браку с Джибсом. Несчастный преступник недолго жил после своего признания. Немного более недели он протомился в тюрьме и умер, раскаиваясь в преступлении.

Эти остатки он подал Сусанне.

В Кемнере, недалеко от жилища Симона Ид, есть домик, покрытый розами и клематисами. Там можно видеть Сусанну с маленьким чернобровым ребенком на руках; хотя она и не так прекрасна, как прежде, но свежа, здорова и, наконец-то, счастлива. Если вы хорошенько выберете время, вы увидите и Джорджа, спешащого домой обедать или пить чай. Его честное английское лицо так прекрасно и красивые глаза светятся так ясно и светло, что всякому отрадно встретить его взгляд.