Очерки Лондона.
III. Магазины и лавки с их обитателями.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Очерки Лондона. III. Магазины и лавки с их обитателями. (старая орфография)

III. МАГАЗИНЫ И ЛАВКИ С ИХ ОБИТАТЕЛЯМИ.

Какой неистощимый источник для размышления представляют нам улицы Лондона! Мы ни под каким видом не модем согласиться с сожалением Стерна о человека, который, объехав пол-света, сказал, что видел одну лишь пустыню; не хотим и сами иметь ни малейшого сожаления к человеку, который, взяв шляпу и трость, прогулялся бы от, Ковент Гардена до ограды св. Павла, и обратно, и потом сказал бы, что не извлек из этой прогулки не только удовольствия, но даже пользы. А надобно правду сказать, подобные люди существуют на белом свете: мы каждый день встречаемся с ними. Огромные черные шейные платки, светлые жилеты, замысловатые трости и недовольные лица составляют главную их характеристику. Другой человек быстро проходит мимо нас, серьезно отправляясь к занятиям или безпечно гоняясь за удовольствиями. Напротив того, эти люди безмолвно и медленно катаются по улице и выражают на своих лицах необыкновенное счастие и одушевление. Ничто, по видимому, не производит на них впечатления; ни что, кроме толчка со стороны какого нибудь невежды-дворника или быстрого кэба, не может нарушить их холодного ко всему равнодушия. Вечером, в хорошую погоду, вы всегда встретите их в табачном магазине, из окон которого они выглядывают, прикрытые от нескромных взглядов синими кисейными занавесками. Только там они вполне наслаждаются своим существованием; приглаживают свои роскошные бакенбарды, играют огромной золотой цепочкой и в полголоса выражают нежный вздор хозяйке магазина, молоденькой лэди, которая, при ярком блеске газового света, служит предметом восторга для всех служанок из целого квартала и предметом зависти для модных магазинщиц на две мили в окружности.

К числу главных наших удовольствий принадлежит удовольствие наблюдать на постепенным ходом, за возвышением или падением некоторых магазинов. С весьма многими из них, расположенными в различных частях города, мы уже успели не только свести довольно короткое знакомство, но и подробно узнать всю их историю. Мы сразу можем насчитать до двадцати таких магазинов, которые не платили пошлины в течение последних шести лет. Они никогда не любовались своими владетелями более двух месяцев сряду, но зато были свидетелями всех возможных родов мелочной торговли.

Мы представим вам один из этих магазинов, который может служить образцем для всех других, и в судьбе которого мы постоянно принимали живейшее участие, будучи знакомы с ним с тех пор, как он открылся в городе под названием мелочной лавочки. Он расположен на Сюрревской стороне Темзы, недалеко от Мэршгэта. С самого начала это был частный дом, весьма благовидной наружности; но впоследствии времени обстоятельства владельца этого дома приведены были в крайне стеснительное положение, так что дом поступил в казенное управление, хозяин дома выехал, и его родное пепелище постепенно стало превращаться в жалкия руины. Вот с этого-то периода и начинается наше знакомство: когда штукатурка и краска во многих местах совершенно исчезли, спуск в подвальный этаж покрылся зеленой плесению и грязью, водосточные трубы во многих местах были переломаны, - словом сказать, когда весь дом представлял из себя жалкую картину запустения. Ребятишки из здешняго квартала находили безпредельное удовольствие собираться на крыльце этого дома и по очереди стучать в уличную скобу, к величавшему удовольствию соседей вообще и в особенности нервной старой лэди, жившей через дом. Жалобам на шалунов не было числа, и даже пробовали отучить их от этого места холодной водой, неожиданно орошавшей их с головы до ног, - но без всякого успеха. При таком положении дела, содержатель лавки на ближайшем углу, в которой продавались корабельные принадлежности, самым обязательным образом снял медную скобу с уличных дверей, продал ее, и с той поры несчастный дом принял вид гораздо печальнее прежнего.

месте очутилась прекрасная лавка, быстро приближающаяся к принятию титула "магазина". На ставнях и в окнах её были выставлены объявления, извещающия публику, что "в самом непродолжительном времени будет открыта продажа шолковых, шерстяных, бумажных и полотняных материи самого высшого достоинства и по самым сходным ценам." И действительно, магазин открылся в надлежащее время и над окнами его закрасовалась надпись владетеля и "К®". Золотые буквы этой надписи до такой степени были ослепительны, что невозможно было смотреть на них, не подвергая опасности свое зрение. А какие ленты, какие шали выглядывали из окон! какие прекрасные молодые люди находились внутри магазина! с какими чистыми манишками и белыми шейными платками! Что касается владетеля магазина, то он решительно ничего не делал, как только ходил взад и вперед по магазину, подавал стулья прекрасному полу, являвшемуся за покупками, или держал весьма серьёзные совещания с помянутыми прекрасными молодыми людьми, которые, судя по опыту и дальновидности; соседей, принадлежали к числу членов "К®". Мы смотрели на все это с чувством глубокого сожаления: мы предвидели роковую участь магазина, и предчувствие не обмануло вас. Падение его было медленно, но верно. В окнах начали показываться билетики с назначением пониженных цен на товары; после того на удачных дверях появилось объявление об отдаче в наем нижняго этажа "без мебели"; потом один из молодых людей исчез, неизвестно куда; прочие его товарищи надели черные галстуки и глухие жилеты, а содержатель магазина обнаружил сильную наклонность к употреблению горячительных напитков. Магазин сделался грязным; разбитые окна оставались без починки и товары стали исчезать по целым кускам без посредничества покупателей. Наконец компания сняла золотую вывеску, и содержатель магазина, при искреннем своем почтении, препроводил ключ от дома по принадлежности.

Новый жилец был содержатель модного магазина. Магазин хотя и был украшен скромнее прежнего, но в нем во всех частях обнаруживалась чистота и опрятность. Несмотря на то, мы всегда считали и это дело неблагонадежным. При всем нашем желании новому жильцу всякого благополучия, мы трепетали за его успех. По видимому, он был вдовец и имел другия занятия, потому что каждое утро проходил мимо нас по направлению к Сити. Торговля в магазине производилась его старшей дочерью. Бедняжка! для этого занятия ей не нужно было помощников. Иногда нам случалось заметить в задней половине магазина двух-трех детей, одетых, по примеру матери, в глубокий траур; а вечером мы никогда не проходили не видав у окна содержательницы магазина за какой нибудь работой для детей или для продажи. Когда бледное лице её, освещенное тусклым светом сальной свеча, казалось нам печальнее и задумчивее обыкновенного, мы всегда думали, что если бы безразсудные матери семейств, которые так стараются, как говорятся, сбыть с рук своих дочерей, если бы оне хотя вполовину знали страдания и лишения, которым подвергаются их дочери, для того только, чтобы честным трудом приобресть себе дневное пропитание, то, может быть, оне очень умерили бы старания видеть дочерей своих как можно скорее замужними и чрез минутное удовлетворение тщеславия не подвергали бы их страшной нищете!

Но возвратимся к магазину. Мы продолжали наблюдать за ним и видели ясно, что нищета в нем усиливалась с каждым днем. Правда, дети постоянно были чисты и опрятны, но их платьица покрылись безчисленным множеством заплаток. Верхняя часть дома отдавалась в наем, для уплаты части арендного содержания; но охотников поселиться в ней не являлось. Медленный, изнурительный недуг старшей дочери лишил ее возможности продолжать вечерния занятия. Наступил срок платежа аренды. Владетель дома пострадал от неудачи последняго жильца, а потому не имел никакого сострадания к безуспешному предприятию содержателя модного магазина. Он подал ко взысканию, и в одно прекрасное утро мы имели несчастие быть свидетелями, как прикащики "Лондонского Дядюшки" вывозили из дому скудную мебель, и на самом доме увидели новый билет с крупною надписью "отдается в наем"

Мы находились в лихорадочном ожидании. Догадки ваши истощились: мы перебрали в нашем уме все роды торговли, но ни один из них не согласовался с предубеждением в постепенное раззорение новых постояльцев. Наконец магазин открыли, и мы удивились, что до сих пор не могли отгадать настоящого положения дела. Магазин - весьма небольшой даже и в цветущую свою пору - разделился на две лавки: одна была занята шляпным мастером, а другая табачником, который кроме табаку продавал трости и палки и был коммиссионером воскресной газеты. Обе лавки отделялись одна от другой тоненькой перегородкой, обклеенной яркими полосатыми шпалерами.

Табачник занимался своим промыслом дольше всех постояльцев, которые сохранились в нашей памяти. Это был краснолицый, нахальный, негодный человек, по видимому, привыкший принимать вещи, как оне есть, и из самых дурных обстоятельств извлекать, по возможности, лучшее. Сигары он продавал по мере требований, а остальные выкуривал сам. Он содержал свою лавку до тех пор, пока на нарушались мирные отношения между ним и хозяином дома, но при первом нарушении спокойствия он прехладнокровно запер лавку и исчез. С этого времени две маленькия конурки подвергались безчисленным переменам. Табачнику наследовал театральный парикмахер, который украсил свое окно грошевыми отпечатками театральных сцен и страшных кровопролитных сражений. Место шляпного мастера заступил зеленщик, а парикмахер, в свою очередь, уступил давку портному. Короче сказать, перемены постояльцев до того были многочисленны, что мы не успевали замечать их. Однакожь, в последнее время в доме обнаружились верные признаки постоянных жильцов. Эта перемена случилась самым незаметным образом. Содержатели лавок постепенно отдавали в наем одну комнату за другою, так что под конец принуждены была стеснить себя до крайности. Прежде всего появилась на отдельной двери медная дощечка с надписью "Пансион для девиц". Спустя немного времени, мы заметили другую медную дощечку, потом колокольчик и потом другой колокольчик.

Остановившись перед фасадом нашего старого приятеля и замечая эти несомненные признаки распространения бедности в доме, мы заключили, по предъидущим фактам, что дом достиг последняго предела своего периодического назначения, и что скоро совершенно опустеет. Но на этот раз мы ошиблись. Когда случай привел нас в последний раз пройти мимо дома, то в подвальном этаже его учреждено было молочное заведение, и мы своими глазами видели, как стадо тощих дворовых птиц вбегало в одне двери и выбегало в другия. Прочие этажи были пусты.