Очерки Лондона.
VII. Биржи для наемных карет

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Очерки Лондона. VII. Биржи для наемных карет (старая орфография)

VII. БИРЖИ ДЛЯ НАЕМНЫХ КАРЕТ

Мы можем почти утвердительно сказать, что наемные караты принадлежат исключительно одной столице. Конечно, другие могут возразить на это, что биржи для таких карет находятся и в Эдинбурге; но зачем пускаться за возражением в такую даль: можно бы просто напомнить нам, что Ливерпуль, Манчестер "и другие огромные города" (употребляя парламентское выражение) имеют свои биржи для наемных карет. Мы весьма охотно допускаем этим местам содержание возниц, которые, если хотите, точно также грязны и отличаются точно такою же медленностию езды, как и лондонския наемные кареты, но ни под каким видом не можем согласиться, и даже утвердительно отрицаем, что эти экипажи, в отношении бирж, извощиков и лошадей, отнюдь не могут быть похожи на столичные.

Для примера возьмите настоящую лондонскую карету - огромную, полновесную, старого фасона карету - и осмельтесь сказать, что вы когда нибудь и где нибудь кроме Лондона видали подобный экипаж. Не так давно и с чувством глубокого сожаления, мы заметили на некоторых биржах новомодные кареты и коляски ярко-зеленого или жолтого цвета, с колесами точно такого же цвета, между тем как каждому, кто только изучал этот предмет, известно, что в наемных каретах одно колесо непременно должно отличаться от другого и краской и величиной. По неволе скажем, что это все нововведения, улучшения, или, вернее, несомненные признаки непостоянства вкуса и пренебрежения в обычаям, освященным давностию времени. Ну, согласитесь сами, к чему наемные кареты должны быть чисты? Наши предки находили, что оне очень хороши и в грязном виде; в этом самом виде оне дошли и до нас. К чему мы, под влиянием лихорадочного нетерпения "прокатиться", станем желать быстрой езды, в то время, как наши предки оставались как нельзя более довольны самой ровненькой рысцей? Не правда ли, что наши замечания весьма справедливы?... Зачем же допустили кэбам и омнибусам наводнить нашу столицу? зачем позволяют людям весьма быстро проехать милю за восемь пенсов, в то время, как следует проехать ту же самую милю за шиллинг и притом весьма тихо? Мы затрудняемся сделать ответ на эти вопросы и, не надеясь даже придумать его в скором времени, переходим к описанию нашего предмета.

Надобно заметить, что наше знакомство с биржами наемных карет продолжается с давняго времени. Мы можем похвастаться этим знакомством, потому что оно обратило нас в подвижную таксу на экипажи. Мы знакомы на взгляд со всеми лодочниками на три мили от Ковент-Гарденского рынка и готовы утвердительно сказать, что на том же самом пространстве нас знали бы на взгляд все наемные лошади, еслиб большая часть из них не поражена была слепотою. Мы принимаем самое живое участии в наемных каретах, не никогда не решимся править лошадьми, в том убеждении, что при первой нашей попытке мы непременно будем опрокинуты. Мы большие охотники до лошадей, но никогда не ездим верхом. Предоставляя это средство быстро носиться по земной поверхности тем, кому оно нравится, мы смирно обращаемся к биржам и начинаем делать свои наблюдения.

с крошечными стеклами, но с большими рамами, украшены полинялым гербом; оси окрашены красной краской, а большая часть колес - зеленой. Козла по бокам покрыты сукном из старых кафтанов, из чрезвычайного множества фуражек и других принадлежностей мужского наряда. Из под подушки, обтянутой засаленной парусиной, торчат соломенки и как будто соперничают с сеном, которое высовывается из щелей ящика под козлами. Лошади, с понуренными головами, с выщипанными гривами и хвостами, стоят на мокрой соломе и время от времени дрожат и брянчат сбруей. Иногда одни из них поднимает свою морду на ухо своей подруги и как будто шепчет, что готова всякую минуту терзать своего хозяина. Извощик удалился в водокачальную будку, содержатель которой отогревает себе ноги, выплясывая перед помпой национальный танец.

"карету!" Танцор-водопойщик бросается к бирже, хватает уздечки и тащит лошадей и карету к соседнему дому и вместе с тем самым громким голосом прикывает извощика. Дверь водокачальной будки распахнулась, и извощик, в деревянных башмаках, бросается к своей вознице. Отголосок от стука деревянных башмаков замолкнет, но зато начинаются страшная борьба и шум около кареты, когда извощик и водовоз, общими силами и к безпредельному восторгу маленьких детей, стараются поставить карету таким образом, чтобы дверцы ей пришлись аккуратно против уличных дверей соседняго дома. О, какое всеобщее волнение происходит в этом доме! Старушка лэди, бабушка семейства, отгостила определенный срок и теперь возвращается домой, куда-то далеко в провинцию. Из дверей выносят коробку за коробкой, чемодан за чемоданом, и вскоре одна половина кареты набивается битком. Дети суетятся, вмешиваются в общую суматоху, и вот один из них, самый маленький, хватает зонтик, бросается на улицу, падает на лестнице, и его, разбитого и вопиющого, уносят домой. Но вот семейство исчезает с улицы; наступает пауза, в течение которой, вероятно, бабушка прощается с внучатами. Наконец и она появляется на улице, сопровождаемая замужней дочерью с семейством и двумя служанками,которые, при помощи извощика и водовоза, усаживают старушку в загруженную карету. Замужняя дочь подает салоп и маленькую корзиночку, в которой наверное помещены маленькая фляжка с желудочными каплями и сверточек сандвичей. Ступеньки кареты поднимаются, дверца хлопает. "К Золотому Кресту в контору дилижансов" - прокричал водовоз, "прощайте, бабушка!" - провизжали дети, и карета с звонким дребезгом покатилась по улице самой скромной рысью. Мама и дети удаляются в покои; один только шалун опрометью бросается на улицу и заставляет преследовать себя молоденькую горничную, которая не без удовольствия пользуется этим случаем и обнаруживает всю свою ловкость и грациозность. Возвратясь с беглецом к крыльцу, она бросает через дорогу выразительный взгляд (не знаем только, на кого - на нас или молодого лавочника), запирает дверь, и биржа перед нашим окном совершенно опустела.

Часто, и притом с особенным удовольствием, любовались мы безпредельным восторгом какой нибудь служанки, когда она поместится в карету, которую наняла для своих господ, или тем неизъяснимым удовольствием, которое испытывают мальчики, когда им сделают подобное поручение и когда они взберутся на козлы. Но не помним забавнее сцены, которую представила нам свадебная партия, в одно прекрасное утро, на улице Тоттенхам. Эта партия выступила из маленькой улицы, расположенной близ сквера Фитцрой, и состояла из невесты в белом кисейном платье, из свадебной подруги - маленькой, полненькой и веселой молодой женщины, одетой в точно такой же костюм, как и невеста - из жениха и его избранного друга, в синих фраках, жолтых жилетах, белых панталонах и, в добавок, в берлинских лайковых перчатках. Все они остановились на углу улицы и кликнули карету с видом неизъяснимого достоинства. Едва только поместились они, как подруга невесты сняла с себя пунцовую шаль, небрежно набросила ее на дверцы и прикрыла нумер кареты, - вероятно, с тою целью, чтобы привести в заблуждение простодушных прохожих, заставив их подумать, что карета не наемная, но принадлежит частному лицу. Вполне уверенная в успех этой выдумки, партия продолжала свой путь в полном удовольствии, вовсе не подозревая, что позади кареты прибит был изменнический нумер, огромный как аспидная доска какого нибудь школьника. Шиллинг за милю! да это неслыханная дешевизна! За подобное удовольствие право можно заплатить и пять шиллингов, особливо при свадебной оказии.

Если вникнуть во все подробности наемной кареты, от начала её существования до окончательного разрушения, то, без сомнения, из этого вышла бы преинтересная брошюрка. По нашему мнению, автобиография наемной кареты, окончившей свое земное поприще, должна быть так же интересна, как и автобиография какого нибудь непризнанного драматурга. Сколько повестей мы бы услышали о людях, которых возила она по поводу занятий, удовольствий или печальных происшествий! сколько грустных рассказов об одних и тех же людях, не в различные периоды: о молоденькой провинциялке, обратившейся впоследствии в модную и нарядную женщину, а наконец в нищую! о неопытном прикащике, обратившемся впоследствии в расточительного мота и наконец в позорного мошенника!

или вечное. Кроме недостатка в кэбе той величественной осанки, которую мы с первого взгляда усматриваем в наемной карете, не должно забывать и того, что кэб принадлежит к числу новейших экипажей, и что он никогда не подвергался превращениям. Кэб всегда, от первого его появления в свет, был и будет кэбом, между тем как наемная карета служит верным выражением минутного блеска и великолепия: это - жертва прихотливой моды, возница какой нибудь старинной английской фамилии, носящей герб, - парадный экипаж, украшаемый некогда ливрейными лакеями. Прошла пора, мода изменилась - и карета, лишенная всех блестящих украшений, быстро перенесла все степени унижения, поступила на руки извощиков и наконец является на бирже!