Очерки Лондона.
VIII. Лондонские удовольствия.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Очерки Лондона. VIII. Лондонские удовольствия. (старая орфография)

VIII. ЛОНДОНСКИЯ УДОВОЛЬСТВИЯ.

Желание людей средняго сословия подражать нравам и обычаям тех, кого богатство и почести введи в высший круг общества, очень часто составляет довольно замечательный предмет и нередко рождает в душе благоразумного человека искреннее сожаление. Негоциянты и конторщики, с супругами, преданными чтению фэшионебельных романов, и с дочерьми, непременными членами какой нибудь столичной библиотеки для чтения, составляют, в виде скромного подражания балам Алмака {Балы Алмака известны в Лондоне своим великолепием. Они бывают по пятницам, в течение летняго сезона, и образуются исключительно из членов лучших английских фамилий. Несколько дам из высшого аристократического круга назначаются покровительницами этих собраний. Желающий участвовать в этих балах должен сначала записаться в книгу, которая ведется самими покровительницами (что для некоторых лиц бывает сопряжено с большими затруднениями), и потом платят за каждое посещение по пяти шиллингов. Прим. перев."огромной зале" второстепенной гостиницы с таким самодовольствием, какое понятно одним только весьма немногим избранным, получившим право выказать все свое наружное великолепие в этом исключительном скопище моды и модного сумасбродства. С молоденькими лэди, прочитавшими пламенное описание "волшебной ярмарки в аристократическом кругу", внезапно делается стремление к человеколюбивым подвигам. Перед их хорошенькими глазками начинают возникать очаровательные видения страстных поклонников и супружеской жизни. Оне вдруг открывают, что какое-то благотворительное и вполне заслуживающее покровительства заведение, о котором, по неизъяснимому случаю, никогда не было слышно, находится в самом жалком положении. Вследствие этого открытия, немедленно нанимается огромная зала какого нибудь Томсона или Джонсона, и вышесказанные лэди, из одного лишь человеколюбия, обрекают себя выставке на целые три дня, с двенадцати до четырех часов, и собирают добровольное приношение в пользу страждущого заведения! Впрочем, за исключением этого класса общества и весьма немногих безразсудных и незначительных лиц, мы не думаем, чтобы страсть к подражанию была развита в других в высшей степени. Наблюдая с удовольствием различную характеристику удовольствий, которым предаются различные сословия, мы выбрали ее предметом этой статьи и почти уверены, что она не будет лишена интереса для наших читателей.

Если можно допустить, что коренной житель Сити, оставив в пять часов кофейный дом Ллойда {Кофейный дом Ллойда находится близь Лондонской биржи и служит любимым собранием негоциянтов, маклеров, конторщиков и других торговых лиц и служит также местом справок о прибытии и отбытии кораблей. Для этой цели ведутся здесь особенные книги. Морския новости являются сюда ранее всяких других мест. Прим. перев. своими руками, но, несмотря на то, чрезвычайно гордится им, и если вы хотите, чтобы любезность ваша к младшим дочерям богатого негоциянта не осталась без внимания со стороны родителя, то старайтесь как можно больше выхвалять каждый кустик, каждый цветочек, каждую травку в его садике. Если вы не имеете особенного дара красноречия и не находите предметов для интересного разговора за обедом, то во всяком случае, чтобы остаться во мнении хозяина любезным человеком, мы советуем вам выражать как можно сильнее похвалу и восхищение его садику, - но отнюдь не его вину. Утром, перед отправлением в город, он непременно обойдет вокруг садика и сделает замечания насчет сохранения чистоты в рыбном пруду. Если вы приедете к нему в праздничный день, в летнюю пору, за час до обеда, то непременно найдете его на лугу против задняго фасада дома, где он, в креслах, читает воскресную газету. Вблизи от него вы, весьма вероятно, увидите прекрасного попугая, в огромной медной клетке. Можно держать пари десять против одного, что старшия две дочери прогуливаются в одной из боковых аллей, в обществе двух молодых джентльменов, которые держат над девицами зонтики и гуляют вместе с ним, вероятно, для того только, чтоб прикрывать их от солнца, между тем как самая младшая отрасль фамилии, под присмотром няньки, безмолвно бродит в тени. За исключением этих случаев, любовь к садику проистекает, по видимому, более от сознания, что он владеет им, нежели от действительного наслаждения. Когда он увозит вас в будничный день к своему обеду, то обыкновенно он бывает очень утомлен утренними занятиями и в добавок чрезвычайно сердит. Но когда скатерть со стола исчезнет и когда он выпьет рюмки четыре своего любимого портвейна, тогда отдаст приказание открыть французския окна столовой, которые, без всякого сомнения, выходят в сад, накидывает на голову шолковый платок и, развалившись в кресла, начинает исчислять все прелести сада и все издержки, которые употребляются на его содержание. Конечно, это делается для того, чтоб произвесть на вас впечатление и дать вам понятие о существенных достоинствах сада и о богатстве его владетеля. Вы, как друг семейства, слушаете с величайшим вниманием, и когда предмет разговора совершенно истощится, богатый владетель прекрасного сада без всяких церемоний отправляется спать.

Кроме этого бывает еще другой, совершенно различный класс народа, для которого сад составляет неисчерпаемый источник удовольствий. Особа этого класса обитает где нибудь поблизости Лондона: положим хоть на Хампстэдской нли Килбурнской дороге, или на какой нибудь другой дороге, где домики весьма миниатюрны и имеют позади крошечные садики. Он и его жена, которая также опрятна и полна, как и супруг, живут в одном и том же домике лет двадцать, и именно, с тех пор, как он оставил все свои занятия. Семейства у них нет. Был, впрочем, некогда сынок, но и тот на пятом годике скончался. Портрет ребенка висит над камином в лучшей гостиной, и маленькая тележка, которую он любил возить по садику, хранится как самые редкая драгоценность.

всегда увидите, что он или копает землю, или подметает дорожки, или подрезывает и пересаживает цветы, и делает это с чистосердечным удовольствием. Весной, нам кажется, не бывает конца посеву семян и втыканию над ними палочек, с билетиками, которые выглядят безчисленным множеством надгробных эпитафий. Вечером же, при захождении солнца, вы непременно изумитесь, увид 23;в, с каким он усердием таскает огромную лейку и поливает куртинки. Другое и не последнее его удовольствие составляет газета, которую он прочитывает каждый день от начала до конца, и во время завтрака сообщает своей половине самые интересные новости. Старушка-лэди в особенности любит цветы: это подтверждается кустами гиацинтов и герания в переднем полисаднике. Садиком, впрочем, она немало гордится, и когда на одном из четырех кустов крыжовника величина ягод окажется более обыкновенной, то подобные ягоды тщательно собираются и выставляются на стол под стеклянным колпаком, в назидание посетителям, которых надлежащим образом уведомляют, что плод этот дало растение, посаженное собственными руками мистера такого-то. В летний вечер, когда огромная водяная кадка наполнится и опорожнится по крайней мере раз пятнадцать и когда старая чета совершенно утомится от поливки цветов, вы увидите их в маленькой бес 123;дке, где они наслаждаются тихими и теплыми сумерками и наблюдают тени, которые падают на сад и которые, постепенно делаясь гуще и мрачнее, затемняют наконец все краски любимых цветов. Не правда ли, что эти сумерки и эти тени изображают эмблему тех годов, которые безмолвно пролетели над головами счастливой четы, постепенно заглушая в своем течении блестящий радужный цвет ранних надежд и ощущений. Вот в чем состоит любимое удовольствие этих двух созданий, и они не гонятся за другим. Они имеют в самих себе обильные материялы спокойствия и довольствия. Единственное желание каждого из них: это - умереть одному прежде другого.

таких стариков довольно много; но в настоящее время число их значительно уменьшилось и, может быть, еще более уменьшится. Женское ли воспитание новейших времен, или стремление за безразсудными требованиями света сделали нынешних женщин неспособными к подобной спокойной домашней жизни, в которой оне показались бы гораздо прекраснее, нежели в самых многолюднейших собраниях? Вот предметы, которые составляют вопрос; но разрешать его мы не имеем особенного расположения.

Обратимся теперь к другой части лондонского народонаселения, которой удовольствия представляют такой резкий контраст, какой только можно вообразить. Мы хотим сказать здесь несколько слов о тех людях, которые ищут удовольствия по одним только воскресеньям, и потому просим наших читателей представить себе, что они стоят рядом с нами в каком нибудь известном деревенском "чайном садике" {"Tea gardens" - "чайные садики". Это название придается всем вообще небольшим загородным публичным местам. Прим. пер.}.

руках и маленькия дети в миниатюрных колясках, трубки и шримсы, сигары и цветы, чай и табак! Джентльмены, в ярких жилетах, с стальными цепочками, прогуливаются по узеньким аллейкам, по трое в ряд, с изумительной важностью. Лэди, в огромными, длинными белыми носовыми платками, похожими на небольшие скатерти, гоняются одни за другой по зеленому лужку самым игривым и интересным образом, с той целью, чтобы привлечь к себе внимание помянутых трех джентльменов. Мужья, в отдалении, с безпечным видом приказывают подать имбирного пива своим супругам, в то время, как последния, с тою же безпечностью к своему здоровью и без всякого внимания на дурные последствия, уничтожают огромные количества шримсов. Юноши, с огромными шолковыми шляпами, балансируюшими у них на затылках, курят сигары и стараются показать вид, что они большие любители их и знатоки. Джентльмены в розовых рубашках и синих жилетах время от времени спотыкаются на свои трости или поставляют этим орудием преграду для других пешеходов.

Некоторые украшения этих людей вызывают улыбку на ваши лицо; но заметьте, что все гости опрятны, счастливы и как нельзя более расположены к удовольствию, к добродушию и дружелюбию. Посмотрите, как дружелюбно и доверчиво говорят между собою вот эти две молоденькия женщины, в хорошеньких шолковых платьях, несмотря, что знакомство их продолжается не более получаса. Предметом разговора их служит маленький мальчик, самый миниатюрный образчик смертных в трех-угольной розовой атласной шляпе с черными перьями. Этот мальчик принадлежит одной из разговаривающих женщин. Мужья этих женщин, в синих фраках и каштановых панталонах, с трубками, гуляют взад и вперед по аллее. Партия в беседке, противоположной нашей, может послужить прекрасным образцом большинства здешних посетителей. Это - отец, мать и бабушка; молодой человек, молодая женщина и еще одна особа, которую величают "дядюшкой Биллем" и который, как видно по всему, служит душою общества. При всем этом собрании находится с пол-дюжины детей.... но едва ли нужно упоминать об этом, потому что подобное явление считается здесь дедом весьма обыкновенным.

Заметьте невыразимый восторг старушки-бабушки при неподражаемой шутке дядюшки Билля, когда он потребовал "чаю для четверых, а хлеба с маслом для сорока"; заметьте громкий взрыв смеха, который следует за тем, как Дядюшка Билль прилепил бумажный хвостик к фалдам нерасторопного лакея. Молодой человек, как видно, весьма неравнодушен к племяннице дядюшки Билля, а дядюшка Билль делает в полголоса своего рода замечания, как, например: "не забудьте и меня пригласить к обеду", "я, право, не прочь бы от свадебного пирога", "я буду крестным отцом первого новорожденного, на которого заранее держу пари, что он будет мальчик", и так далее; замечания эти сколько загадочны для молодых людей, столько же и восхитительны для стариков. Что касается бабушки, то она находится в полном восхищении и смеется до такой степени непринужденно, что её смех обращается в припадки кашля, которые прекращаются, по совету дядюшки Билля, несколькими глотками легонького грога, составленного дядюшкой Биллем для всего общества, именно с тою целью, чтобы предотвратить вредное влияние вечерней атмосферы, особливо после такого изумительно знойного дня!

Но вот наступают сумерки, и в толпах народа заметно необыкновенное движение. Поле, идущее к городу, усеяно народом; маленькия коляски и тележки везутся с крайним изнеможением. Дети утомились и утешают себя и общество весьма немузыкальным криком или прибегают к более приятному развлечению, и именно: ко сну. Матери начинают желать поскорее быть дома. Девицы становятся сантиментальнее обыкновенного, потому что час разлуки быстро наступает. Чайные сады, при свете двух тусклых фонарей, повешенных на деревьях, для удобства курящей публики, принимают печальный вид, и лакеи, которые в течение шести часов безпрерывно бегали по саду, начинают чувствовать усталость и вместе с тем пересчитывать посуду и высчитывать свои барыши.