Большие ожидания.
Глава X.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Большие ожидания. Глава X. (старая орфография)

X.

День или два спустя, мне пришла в голову счастливая мысль, что первым средством для выхода из моего обыкновенного состояния я должен был перенять у Биди все, что она знала. Преследуя эту блистательную мысль, я объявил Биди в тот же вечер, когда пришел к бабке мистера Вопсля, что имею особенный повод желать подвинуться в жизни и что я буду ей очень обязан, если она передаст мне всю свою ученость. Биди была необыкновенно обязательная девочка, сейчас же сказала, что она это сделает, и в самом деле через пять минут принялась за исполнение своего обещания.

Программа воспитания, принятая бабкою мистера Вопсля, может быть передана в немногих словах. Ученики ели яблоки и совали друг другу за спину солому, пока, бывало бабка мистера Вопсля не соберет всей своей энергии и не примется хлестать розгами всех без разбора. Получив порцию, ученики выстраивались в ряд и с шумом передавали из рук в руки изорванную книгу. В этой книге когда-то была азбука, цифры, табличка умножения и сложения и склады; тут старуха впадала снова в усыпление, и ученики принимались испытывать сапоги друг у друга с целью определить, чей сапог больнее давил пальцы своего товарища. Это умственное упражнение продолжалось, пока на них не накидывалась Биди, которая приносила теперь три истертые библии (неуклюжого формата, на подобие каких-то обрубков), неразборчиво напечатанные, как самая редкая инкунабула, покрытые плесенью, с обращиками различных насекомых, раздавленных между страницами. Эта часть курса обыкновенно разнообразилась схватками Биди, с мятежными учениками. Когда драки оканчивались, Биди называла страницу, и тогда мы читали страшным хором все что могли и чего даже не разбирали. Звонкий, однообразный голос Биди слышался первый, и ни один из нас не имел ни малейшого понятия о том, что он читал. После некоторого времени этот страшный трезвон пробуждал бабку мистера Вопсля, которая, шатаясь, подходила к ближайшему мальчику и драла его за уши; это было знаком к окончанию вечерних занятий, и мы выходили на улицу, оглашая воздух криками умственной победы. Должно отдать справедливость, что ни одному ученику не запрещалось забавляться с аспидною доской или даже с чернилами (если попадались они под руку); только не было возможности заниматься этою отраслью знания в зимнее время, потому что маленькая лавка, служившая класною комнатой и также гостиною и спальнею бабки мистера Вопсля, едва освещалась грустною сальною свечкой, к которой никогда не приближались щипцы.

Я видел, что при таких обстоятельствах скоро не попадешь в необыкновенные люди, но я решился попытаться; и в тот же самый вечер Биди принялась за исполнение заключенного нами условия; она сообщила мне некоторые сведения из своего маленького прейс-куранта, именно о сахарном песке, и дала мне также домой для копированья очень фигурную букву Д, которую она списала с заглавия газеты и которую я принял было сначала за рисунок пряжки.

В нашей деревне, разумеется, был кабачок, и разумеется Джо охотно покуривал там иногда свою трубку. В этот вечер сестра настрого приказала мне зайдти за ним к Трем Веселым Лодочникам, как называлось заведение, когда я буду возвращаться из школы, и привести его домой. Итак я направил мои шаги к Трем Веселым Лодочникам,

В кабаке была стойка; и на стене возле двери находились бесконечные ряды счетов, записанных мелом, которые, мне казалось, никогда не уплачивались. Здесь они были с тех пор как я запомню и росли гораздо скорее меня. Но в нашей стороне было также вдоволь мелу, и может-быть люди не упускали случая делать из него прибыльное употребление.

Это было в субботу вечером; я заметил, хозяин посматривал довольно сурово на эти записи; но у меня было дело до Джо, а не до него, и поэтому пожелав ему только доброго вечера, я прошел в общую комнату, находившуюся на другом конце корридора, где горел светлый огонь, и Джо курил трубку в обществе мистера Вопсля и какого-то незнакомца. Джо приветствовал меня по обыкновению словами: - А! Пип, старый дружище! и в туже минуту как он сказал это, незнакомец повернул голову и посмотрел на меня.

Это был человек с таинственным взглядом, которого я никогда прежде не видал. Голова его совершенно свесилась на одну сторону, один глаз его был на половину закрыт, как будто он во что-нибудь прицеливался не видимым ружьем. Он держал трубку в зубах и вынув ее изо рта, медленно выпустил весь дым; потом он все продолжал смотреть на меня, и кивнул мне головой. Я ему также поклонился, он еще раз кивнул мне, и очистил для меня место на скамейке возле себя.

Но я обыкновенно садился около Джо, когда я заходил в это заведение, и сказав: "нет, благодарю вас, сэр", уселся на противоположной скамейке возле Джо. Незнакомец взглянул на него и заметив, что тот не обращал на него внимания, кивнул мне опять головой, когда я занял мое место, и потом потер свою ногу, мне показалось, как-то очень странно.

-- Так, вы говорили, сказал незнакомец, обращаясь к Джо, - что вы кузнец.

-- Да, вы знаете, я говорил это, сказал Джо.

=-- Чего бы нам такого выпить, мистер..? Вы не назвали вашего имени, между прочим.

Джо объявил его теперь, и незнакомец назвал его по имени.

-- Чего вам будет угодно выпить в заключение, мистер Гарджери? На мой счет, разумеется.

-- Сказать, по правде, отвечал Джо, - у меня нет в обыкновении пить на чей-нибудь счет.

-- В обыкновении? Пожалуй, возразил незнакомец, - на один раз, как исключение, куда не шло для субботняго вечера. Полно упираться, мистер Гарджери! Назовите вещь по имени.

-- Не хочу быть несговорчивым собеседником, сказал Джо, - так и быть - рому.

-- Рому, повторил незнакомец, - а не угодно ли другому джентльмену объявить свое желание?

-- Три рома! закричал незнакомец хозяину.

-- Этот джентльмен, заметил Джо, как бы рекомендуя мистера Вопсля, - этот джентльмен, которого желание вы хотели также знать, дьячок нашей церкви.

-- А! сказал незнакомец, поспешно прицеливаясь глазом на меня, - в той церкви, что подымается одиноко, у болота между могил!

-- Именно так, сказал Джо.

Незнакомец крякнул предовольно над своею трубкой, и протянул ноги на скамье, которой он был теперь полным хозяином. На нем была широкополая дорожная шляпа, и голова его была повязана платком, так что волос было вовсе невидно. Когда он посматривал на огонь, мне казалось, я замечал на его лице хитрое выражение, сопровождавшееся улыбкой.

-- Мне эта сторона незнакома, джентльмены; но там к реке, я полагаю, совершенная пустыня.

-- Да, на болоте, почти совершенная дичь, сказал Джо.

-- Без сомнения, без сомнения. Попадаются у вас там цыгане и всякие бродяги?

-- Нет, сказал Джо, - иногда только зайдет туда какой-нибудь беглый каторжник и не легко бывает найдти его. Не так ли, мистер Вопсль?

Мистер Вопсль, припоминая наще давнишнее похождение, великодушно согласился, но довольно холодно.

-- А вы кажется охотились за такою дичью? спросил незнакомец.

-- Да, раз, отвечал Джо. - Не то, чтобы мы хотели изловить их, понимаете, но мы ходили только как зрители: я, мистер Вопсль и Пип. Помнишь, Пип?

-- Да, Джо.

Незнакомец посмотрел на меня снова, прищуривая глаз, как будто он прицеливался в меня своим невидимым ружьем, и сказал:

-- Из этого сухопарого мальчугана будет прок. Как его зовут?

-- Пип, сказал Джо.

-- Так его и окрестили?

-- Нет.

-- Что же, это его прозвище?

-- Нет, сказал Джо, - мы так зовем его в семье; он сам себе дал это имя, когда еще был малюткой; так оно за ним и осталось.

-- Он ваш сын?

-- Ну, сказал Джо, в размышлении, хотя тут не было ни какой необходимости размышлять, но в Трех Лодочниках было принято глубоко обдумывать каждую материю, которая обсуждалась за трубкою. - Ну, нет. Он мне не сын.

-- Племянник, сказал незнакомец.

-- Ну, сказал Джо, погрузившись, повидимому, опять в глубокую думу. - Нет, нет, не хочу вас обманывать: он мне и не племянник.

-- Гром и молния! так что же он такое? спросил незнакомец.

Мне показалось, это был уже слишком энергический вопрос.

Мистер Вопсль вмешался тут, как человек, знавший родство целого прихода, и обязанный помнить, в каких степенях родства дозволяется брак, объяснил узы, связывающия меня и Джо. Мистер Вопсль заключил необыкновенно шипящим пасажем из Ричарда III, прибавив от себя, в виде оправдания своей цитации: "Как выражается поэт."

И здесь я могу заметить также, что мистер Вопсль, всякий раз относясь ко мне, ерошил мои волосы и тыкал мне в глаза. Не могу понять, почему все люди его положения, бывавшие у нас в доме, подвергали меня тому же раздражительному процессу при подобных обстоятельствах; но я припоминаю себе, что при каждом случае, когда в нашем семейном кругу разговор обращался на меня, какой-нибудь широколапый мущина подвергал меня в виде поощрения такой операции.

Все это время незнакомец смотрел на меня и смотрел с таким видом, как будто он решился наконец меня подстрелить. Но после своего энергического воззвания к молнии и грому, он не говорил ни слова, пока не принесли рома и воды, и тогда он дал по мне один необыкновенный выстрел.

Это не было словесное замечание; это была мимика, обратившаяся прямо ко мне. Он размешивал ром с водою прямо на мой счет и на мой счет отведывал именно эту смесь; он и мешал и отведывал не ложкою, которою ему подали, а напилком.

Он это сделал так, что никто кроме меня не заметил напилка; потом он вытер его и спрятал в боковой карман. Я узнал, что это был напилок Джо; и я видел, что незнакомец догадался сейчас, что я признал разом моего каторжника по этому инструменту. Я сидел, уставя на него глаза, словно обойденный, но он развалился на своей скамье, не обращая на меня внимания и толкуя преимущественно про реку.

встал, чтобы уйдти, и взял меня за руку.

-- Постойте на секунду, мистер Гарджери, сказал незнакомец. - Кажется, у меня есть в кармане новенький шиллинг; я его дам мальчику, если найду.

Он выбрал его из горсти мелочи, завернул его в какую-то скомканную бумажку, и подал мне его.

-- Это твой, сказал он, - помни же, твой собственный.

Я его поблагодарил, уставя на него глаза до неприличия, и держась крепко за Джо. Он пожелал Джо доброй ночи, пожелал также доброй ночи мистеру Вопслю (который вышел с нами) и бросил на меня один взгляд своим вечноцелящимся глазом; пожалуй не взгляд, потому что глаз был закрыт; но какое выражение можно придать глазу, закрывая его?

"Веселых Лодочников", а Джо всю дорогу шел с открытым ртом, чтобы по возможности освежить свое дыхание после рома. Но я был так ошеломлен появлением старого знакомого, что не мог ни о чем другом думать.

Сестра моя была не в слишком дурном расположении духа, когда мы явились в кухню. Джо еще был ободрен этим необыкновенным обстоятельством и разказал ей историю про новенький шиллинг.

-- Фальшивый, наверное, отвечаю, сказала мистрисс Джо торжественно, - иначе он не дал бы его мальчику!.. Дай-ка мне взглянуть на него.

Я вынул его из бумаги; оказалось, что это был не фальшивый шиллинг.

"Веселым Лодочникам", чтобы возвратить их хозяину. Пока он ходил, я сел на мое обыкновенное место и смотрел безсмысленно на мою сестру, в полной уверенности, что этого человека уже не застанут там.

Джо вскоре вернулся, говоря, что человек ушел, но что он повестил у "Трех Веселых Лодочниках" про эти билеты. Сестра моя запечатала их в бумагу и положила в чайницу под сушеные розовые листья, которая стояла в парадной гостиной. Здесь оставались они, преследуя меня, как привидение, многие дни и ночи.

Я не мог спать, когда я лег в постель, постоянно думая о незнакомце, целившемся в меня из невидимого ружья, и размышляя, какое я был преступное, низкое создание, находившееся в тайных сношениях с каторжниками. Я почтибыло позабыл этот случай из моей презренной жизни. Меня также преследовал напилок. Я боялся, что он вот так и явится, когда я мог всего менее ожидать этого. Я убаюкивал себя мечтаниями о мисс Гевишам, о наступающей середе; но во сне мне чудилось, что напилок показывался в двери; я не видал, кто держал его, - и заревел так, что проснулся.