Большие ожидания.
Глава XX.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Большие ожидания. Глава XX. (старая орфография)

XX.

Переезд из нашего города в Лондон продолжался около пяти часов. Вскоре после полудня, запряженная четверкой почтовая карета, в которой я был пассажиром, попала в цепь движения, около Вуд-стрита, Чипсайд.

Мы, Британцы, порешили в то время, что сомневаться в нашем превосходстве во всем и перед всеми было бы государственною изменой; иначе, поражаясь громадностью Лондона, я мог бы пожалуй подумать, что то был очень грязный, уродливый город, с кривыми узкими улицами.

Мистер Джагерс прислал мне, по обещанию, свой печатный адрес: Битль-Бритен, к чему он прибавил своею рукой на карточке: "возле Смитфильда, недалеко от конторы дилижансов." Несмотря на это, кучер наемной кареты, у которого на засаленной шинели было повидимому столько же воротников, сколько было ему лет, упаковал меня в свой экипаж и заложил складные дребезжавшия подножки с такою церемонией, как будто мне приходилось ехать, опять за пятьдесят миль. Много времени и труда стоило ему подняться на козла, которые, я помню, были покрыты зеленогороховым сукном, совершенно изъеденным молью. Это был вообще удивительный экипаж, украшенный шестью коронами и множеством оборванных басонов позади, ужь не знаю для скольких лакеев, и целым палисадом остроконечных гвоздей на запятках, удерживавших аматера поддаться искушению взобраться на них.

Я только что начал наслаждаться каретою и находить поразительное сходство между ею и стойлом, к которому прибавлена еще лавочка старого тряпья, как заметил, что кучер уже готовился слезать. И действительно, мы остановились в мрачной улице, перед конторою с отворенною дверью, на которой было написано: мистер Джагерс.

-- Сколько? спросил я у кучера.

Кучер ответил: - шиллинг, если вам не будет угодно прибавить.

Я естественно сказал, что не имею никакого желания прибавить.

-- Ну, так пусть будет шиллинг, заметил кучер. - Не хочу попасть в беду. Я его знаю! Он мрачно прищурил глаз на имя мистера Джагерса и покачал головою.

Он взял свой шиллинг, взобрался не торопясь на козла и отъехал повидимому с совершенно-успокоившимся духом. Я вошел тогда в переднюю комнату с моим чемоданчиком в руке, и спросил дома ли мистер Джагерс.

-- Он еще не возвратился, отвечал писец. - Он теперь в суде. Вы не мистер ли Пип?

Я объявил ему, что я мистер Пип.

-- Мистер Джагерс велел вам передать, чтобы вы подождали в его комнате. Он не мог сказать, как долго он пробудет; у него теперь дело. Но так как время ему дорого, то он не останется долее чем нужно.

С этими словами писец отворил дверь и провел меня в заднюю комнату. Здесь мы нашли джентльмена об одном глазе, в плисовом платье и штиблетах; он утер нос своим рукавом, когда мы прервали его чтение газеты.

-- Ступайте, ждите на улице, Майк, сказал писец.

Я было начал извиняться, но писец выпроводил этого джентльмена без всякой церемонии, бросил ему вслед его меховую шапку, и оставил меня одного.

Комната мистера Джагерса освещалась сверху, через просвет в потолке, и казалась очень печальною; просвет быль заклеен бумагою во многих местах, словно разбитая голова, и открывал урезанный вид соседних домов, как будто они нарочно скривились, чтобы заглянуть в комнату. В ней было не так много бумаг, как я ожидал, но были очень странные предметы, которых я вовсе не ожидал встретить, как например, старый заржавленный пистолет, палаш в ножнах, несколько ящиков и свертков, очень необыкновенной формы, и два страшные гипсовые слепка на полке, представлявшие какие-то распухлые лица, вздернутые словно на сборках около носа. Собственное кресло мистера Джагерса было покрыто траурною волосяною материей и утыкано рядом медных гвоздиков, словно гроб; и мне казалось, я мог себе представить, как он сидел в нем и кусал большой палец на своих клиентов. Комната была не велика, и клиенты повидимому имели привычку прислоняться к стене, потому что стена, особенно против мистера Джагерса, была очень засалена. Я припомнил также, что одноглазый джентльмен, которого изгнания я был невинною причиной, уходил, потираясь плечами о стену.

Я сел на стул клиентов, стоявший против кресла мистера Джагерса, и меня совершенно околдовала грустная атмосфера этой комнаты. Я припомнил, что у писца была такая же физиономия, как и у его хозяина, будто он про каждого знал что-нибудь не в его пользу. Я думал о том, сколько было еще других писцов на верху, и все ли они предъявляли своею физиономией такия же невыгодные права на своих ближних. Я думал, что значил весь этот старый хлам, находившийся в этой комнате, и как он попал сюда. Я думал, не принадлежали ли два раздутые лица гипсовых слепков членам семейства мистера Джагерса, и если на его несчастие у него действительно была пара таких родственников, то зачем он не оставил их у себя дома, а взгромоздил их на пыльную полку на жертву мухам и саже. Конечно, я не знал, что такое летний день в Лондоне, и вероятно я был под влиянием чувства тяжести и от жаркой, удушливой атмосферы, и от пыли, покрывавшей густым слоем все предметы. Так я сидел размышляя и выжидая мистера Джагерса; наконец я не мог долее выдерживать двух гипсовых слепков, стоявших на полке, над креслом мистера Джагерса, и вышел вон.

Я сказал писцу, что пойду пройдтись на воздух, и он посоветовал мне выйдти за угол полюбоваться на Смитфильд {Старый скотный рынок, давно уничтоженный.}. Итак я пошел на Смитфильд; но это скверное место было все покрыто грязью, жиром, кровью, и казалось, грозило перепачкать меня всего; я как можно скорее убрался оттуда и повернул в улицу, откуда я увидел огромный черный купол См. Павла, раздувшийся на меня из-за мрачного каменного здания, которое, мне сказали, была Ньюгетская тюрьма. Следуя вдоль стены её, я вышел на дорогу, покрытую соломой, чтобы заглушить стук экипажей, и я заключил поэтому, как и по толпе народа, стоявшей около, и от которой страшно несло вином и пивом, что тут происходил суд {Уголовный суд Олд-Беле находится возле Ньюгетской тюрьмы.}.

Пока я оглядывал вокруг себя, ко мне подошел очень грязный и полупьяный служитель правосудия и спросил меня, не желаю ли я зайдти и послушать, как идет суд, объявляя, что за пол-кроны {Серебряная монета, соответствующая 78 к. с.} он мне даст отличное место напереди, с которого я могу видеть, как нельзя лучше, главного судью, в парике и мантии, как будто это был один из замечательных экземпляров в коллекции восковых фигур, - потом он предложил мне показать его за восьмнадцать пенсов {47 к. сер.}. Я отказался от этого предложения, извиняясь, что мне было некогда, и он, по доброте своей, повел меня на двор, показал место, где сохранялась виселица, и также дверь должников, откуда выходили преступники на казнь: чтобы придать еще более интереса этому страшному выходу, он объявил мне, что послезавтра, в восемь часов утра, четверо выйдут из этой двери и будут все повешены рядом {Диккенс описывает здесь порядок вещей времен прошедших, теперь уже совершенно изменившийся.}. Это было ужасно; Лондон производил теперь на меня болезненное впечатление, тем более что этот господин, показывавший главного судью за деньги, был весь одет (от сапог и до шляпы, носовой платок включая) в заплесневелое платье, которое, очевидно, не ему принадлежало первоначально, и которое, не знаю почему мне казалось, было куплено им у палача, по дешевой цене. При таких обстоятельствах, я считал, что я дешево отделался от него шиллингом.

что были и другие люди, ожидавшие подобно мне мистера Джагерса. Здесь были какие-то два человека, очень таинственной наружности, разгуливавшие по переулку; толкуя промежь себя, они задумчиво примеряли свои ноги в трещины тротуара; один из них сказал другому, когда я прошел мимо, что Джагерс обделает это, если только есть какая-нибудь возможность. Группа, состоявшая из трех мущин и двух женщин, стояла в углу, и одна из женщин плакала, уткнув нос в свою грязную шаль; другая утешала ее, окутываясь в свой платок и говоря: "Джагерс за него, Мелия, ну, чего же вам более?" Здесь был также красноглазый маленький жиденок, который зашел в переулок после меня в сопровождении другого маленького жиденка; он его отправил за чем-то и принялся сам, беснуясь от нетерпения, выплясывать под фонарным столбом нечто в роде джига, приговаривая:

-- О Загерз, Загерз, Загерз, все не стоят и подосви васей, Загерз. Подайте мне Загерза!

Эти доказательства популярности моего опекуна произвели на меня глубокое впечатление, и я теперь более чем когда-нибудь удивлялся и предавался размышлениям.

Наконец взглянув в железную решетку, отделявшую переулочек от Литль-Бритена, я увидел мистера Джагерса, который подходил ко мне через дорогу. Все ожидавшие его завидели его в то же самое время, и целая толпа образовалась около него. Мистер Джагерс положил свою руку мне на плечо и, не сказав мне ни слова, повел меня с собой, толкуя на ходу с теми, которые следовали за ним.

Сначала он обратился к двум таинственным человекам.

-- Мне с вами нечего разговаривать, сказал мистер Джагерс, вытягивая на них свой налец. - Я знаю все, что мне надобно, и более я знать не хочу. Что касается до результата, то я вам сказал, что это лотерея. Я говорил вам с самого начала, что это лотерея. Заплатили вы Вемику?

-- Мы собрали деньги в это утро, сэр, сказал один из них почтительно, между тем как другой внимательно следил за лицом мистера Джагерса.

-- Я вас не спрашиваю, когда вы собрали деньги, или где и как вы достали их. Получил ли их от вас Вемик?

-- Да, сэр, сказали оба человека вместе.

-- Очень хорошо. Теперь вы можете идти. Чтоб у меня этого не было более! сказал мистер Джагерс, махая рукой, чтоб они отошли от него. - Если вы мне еще слово скажете, то я откажусь от дела.

-- Мы думали, мистер Джагерс... начал было один, снимая свою шляпу.

-- Вот этого-то вы и не должны делать, я вам говорил, сказал мистер Джагерс. - Вы думали! Я. думаю за вас, а этого вам довольно. Если вы мне понадобитесь, то я знаю где вас найдти. Но я не хочу, чтобы вы везде искали меня: чтоб у меня этого не было, и слова не хочу слышать более!

Оба человека посмотрели друг на друга, когда мистер Джагерс отмахал их от себя, и смиренно отошли, не произнося ни слова.

-- Ну, вы теперь, сказал мистер Джагерс, вдруг остановившись и обратившись к двум женщинам, в шалях, от которых мущины отошли потихоньку. - Ах, Эмилия, это вы?

-- Да, мистер Джагерс.

-- И помните вы, возразил мистер Джагерс, - что еслибы не я, так вас бы не было здесь?

-- О, да, сэр! воскликнули обе женщины вместе: - Господь вас благослови, сэр; очень хорошо мы это знаем.

-- Так зачем же, сказал мистер Джагерс, - опять вы сюда приходите?

-- Мой Бил {Сокращенное от Уильям.}, сэр! сказала как бы в оправдание плачущая женщина.

пример и над вами и над Билом, и пропущу вас всех между пальцами. Заплатили вы Вемику?

-- О, да, сэр! Все до полушки.

-- Очень хорошо. В таком случае, вы исполнили все что вам нужно было сделать. Скажите еще слово, только единое слово, и Вемик отдаст вам назад ваши деньги.

Эта страшная угроза заставила обеих женщин сейчас же удалиться. Теперь оставался только один раздражительный Еврей, который успел уже несколько раз приложить к своим губам полы мистера Джагерса.

-- Я этого человека не знаю, сказал мистер Джагерс, тем же самым разрушительным тоном. - Чего нужно от меня этому малому?

-- Милостивейсий мистер Загерз, я собственнейсий братец Авраама Лазаря!

-- Кто он такой? сказал мистер Джагерс, - оставьте мой сюртук.

Проситель продолжал целовать концы его сюртука, говоря:

-- Авраа'м Лазарь, в серебреце-pъ заподозрен.

-- Вы опоздали, сказал мистер Джагерс, - я на противной стороне.

-- Отце небесный, всемилостивейсий мистер Загерз, закричал мой раздражительный знакомый, - просу зе вас, и не говорите, сто ни против Авраама Лазаря!

-- Я против него, сказал мистер Джагерс, - дело кончено. Убирайтесь с дороги.

-- Мистер Загерз! пол-секундочки! мой собственнейсий двоюродный братец, теперь-зе пошел к мистеру Вемику, чтобы предлозить ему какие угодно условия. Мистер Загерз! Ну-зе четверть секундочки. Еслибы зе ни да только отказались от другой стороны, ну за какую зе угодно цену! Мы уз не постоим за деньгами! Мистер Загерс, мистер!

Мой опекун отбросил просителя с совершенным равнодушием и оставил его плясать на мостовой, как будто она была из раскаленного железа. Без дальнейшей остановки, мы успели добраться до конторы, где мы нашли в передней комнате писца и человека в плисе и меховой шапке.

-- Майк здесь, сказал писец, вставая с табурета и подходя таинственно к мистеру Джагерсу.

-- О, сказал мистер Джагерс, обращаясь к человеку, который почтительно потянул вихор на своем лбу, словно бык в сказке про Реполова, тянувший веревку колокола. - Ваш человек должен придти сегодня. Ну?

-- Да, мистер Джагерс, отвечал Майк, голосом, свидетельствовавшим, что он страдал от хронической простуды. - После многих хлопот, сэр, кажется я нашел молодца, который годится.

-- В чем же готов он присягнуть?

-- Да пожалуй, мистер Джагерс, сказал Майк, утирая нос шапкою, - в чем вам будет угодно.

Мистер Джагерс вдруг вышел из себя.

со мною разговаривать?

Клиент смотрел совершенно уничтоженный и ошалелый, как будто не сознавая что он сделал.

-- Нюня! сказал писец тихо, подталкивая его локтем: - безмозглая башка! нужно было вам говорить это лицом к лицу?

-- Я спрашиваю вас, безтолковый олух, сказал мой опекун очень сурово, - еще раз, и это въпоследний раз, в чем готов принять присягу человек, которого вы привели?

Майк пристально посмотрел на моего опекуна, как будто старался прочесть урок на его лице, и медленно отвечал:

-- Присягнет в его поведении, и что он был с ним вместе и не оставлял его в ту ночь.

-- Будьте же вперед осторожны. Но что это за человек?

Майк посмотрел на свою шапку, посмотрел на пол, посмотрел на потолок, посмотрел на писца, даже на меня, и ответил запинаясь:

-- Мы одели его.

Мой опекун опять вспетушился.

-- Это что, опять, опять?

-- Нюня! снова прибавил писец, подталкивая его.

После многих умилительных взглядов кругом, Майк как будто оправился и начал опять:

-- Он одет как хороший пирожник, так, в роде кондитера.

-- Здесь он? спросил мой опекун.

-- Я оставил его, сказал Майк, - за углом; он присел на крылечке.

-- Проведите его мимо окна, дайте мне на него взглянуть.

Это было окно конторы, и мы все трое подошли к нему и увидели клиента под руку с каким-то высоким малым, который смотрел совершенным разбойником, и был одет в белое, а на голове имел бумажную шапку; подложный кондитер далеко не был трезв, и подбитый глаз его, несовершенно оправившийся от синяка, был подкрашен.

-- Скажите ему, чтоб он убирался с своим свидетелем, сказал писцу мой опекун с необыкновенным отвращением, - да спросить у него, как он посмел привести сюда такого висельника.

Мой опекун повел потом меня в свою собственную комнату. Там, стоя, начал он завтракать сандвичами, которые вынимал из карманного ящика, и запивал хересом также из карманной бутылки; продолжая это занятие, он сообщил мне, как распорядился насчет меня. Я должен был отправиться на подворье Барнарда, в квартиру мистера Покета, куда уже была отправлена постель для меня. Я должен был остаться с молодым мистером Покетом до понедельника, а в понедельник я должен был отправиться вместе с ним к его отцу, чтобы посмотреть, как он мне понравится. Мне также было объявлено, сколько мне назначено в год; положение было щедрое, и мой опекун дал мне из своего стола адресы магазинов, где я мог для себя брать всякого рода платье и другия тому подобные вещи, в которых мне могла встретиться надобность.

поверять ваши счеты, и приудержать вас, когда вы черезчур занесетесь.

Вы непременно как-нибудь да собьетесь с пути; только это ужь будет не моя вина.

Я задумался немного над этим утешительным объявлением и потом спросил мистера Джагерса, могу ли я по слать за каретой? Он мне сказал, что это было совершенно лишнее, потому что я был возле места моего назначения, и Вемик проводит меня, если я хочу.

Вемик, я теперь увидел, был писец, находившийся в соседней комнате. Позвонили другого писца сверху, который бы занял его место, и я, пожав руку моему опекуну, вышел на улицу, в сопровождении его; мы нашли тут еще других людей, ожидавших у конторы, но Вемик прошел между ними, объявив хладнокровно и решительно:

И мы скоро убрались от них, и пошли рядом.