Большие ожидания.
Глава XXIV.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Большие ожидания. Глава XXIV. (старая орфография)

XXIV.

Дня через два или три после того как я основался в моей комнате и побывал несколько раз в Лондоне, чтобы заказать себе там все нужное у моих магазинщиков, я имел очень продолжительный разговор с мистером Покет. Он гораздо более чем я знал о карьере, ожидавшей меня; он привел, как слова мистера Джагерса, что меня не предназначали для какого-нибудь занятия или профессии, но что я должен быть довольно хорошо воспитан, чтобы стоять в уровень с молодежью, которая родилась и живет посреди хороших обстоятельств. Я, разумеется, согласился, совершенно полагаясь на его слова.

Он советовал мне посещать некоторые заведения в Лондоне, для приобретения самых первоначальных сведений, для меня необходимых, и обращаться к нему для объяснений и руководства в моих занятиях. Он надеялся, что при благоразумном содействии, я не встречу больших затруднений, и скоро буду в состоянии ограничиться только одною его помощью. Этот разговор совершенно сблизил нас, и я могу теперь заметить раз навсегда, что он так честно и так ревностно исполнял свой долг, что я принужден был с такою же ревностью и благородством исполнять мои обязанности. Покажи он свое равнодушие как учитель, нет сомнения, я отплатил бы ему тою же монетой как ученик; он мне не подал к этому повода, и мы успели отдать полную справедливость друг другу. Я позабывал также в его учительских отношениях ко мне, все что было в нем смешного, и видел только одну сериозную, честную, добрую сторону.

Раз, когда эти предварительные пункты были окончены между нами, и я принялся за работу сериозно, мне пришло в голову, что еслиб я мог удержать за собою мою спальню в Барнардовском подворье, то это было бы приятным развлечением в моей однообразной жизни, между тем как мои манеры конечно улучшились бы в сообществе Герберта. Мистер Покет не противился этому, но только требовал, чтоб я прежде переговорил об этом с моим опекуном. Я чувствовал, он видел, что такой план уменьшал некоторые расходы Герберта, и это было причиною его деликатности. Итак я отправился в Литль-Бритен и сообщил мое желание мистеру Джагерсу.

-- Еслиб я мог приобрести совсем мебель, теперь взятую для меня напрокат, сказал я, - и прикупить еще несколько вещей, то я был бы там совершенно как дома.

-- Валяйте! сказал мистер Джагерс засмеявшись: - я вам говорил, вы не будете назади. Ну! сколько же вам нужно?

Я сказал, что не знаю сколько.

-- Ну не жеманьтесь, ответил мистер Джагерс. - Назовите, сколько? Фунтов пятьдесят?

-- О нет! ужь не так много.

-- Пять фунтов? сказал мистер Джагерс.

Это была уже другая крайность, и я сказал с неудовольствием:

-- А больше этого.

-- Больше этого, э? ответил мистер Джагерс, как бы подстерегая меня, засунув обе руки в карман, повернув голову на сторону и устремив глаза на стену, позади меня. - Ну сколько же более?

-- Это так трудно назначить в точности сумму, сказал я запинаясь.

-- Ну! сказал мистер Джагерс, поищем же ее. Дважды пять - довольно будет столько? Трижды пять - довольно будет этого? Четырежды пять - будет этого довольно?

Я сказал, что это более чем достаточно.

-- Так четырежды пять более чем достаточно, не так ли? сказал мистер Джагерс, нахмурив брови. - Сколько же будет по вашему четырежды пять?

-- Сколько будет по моему?

-- А, сказал мистер Джагерс, сколько?

-- Я полагаю, и по вашему это составит двадцать фунтов, сказал я улыбаясь.

-- Сколько выйдет по моему, вам до этого нет дела, мой друг, сказал мистер Джагерс, лукаво покачивая головой. - Мне нужно знать сколько это будет но вашему?

-- Конечно двадцать фунтов.

-- Вемик, сказал мистер Джагерс, отворяя дверь конторы. - Возьмите письменный ордер мистера Пипа и заплатите ему двадцать фунтов.

Такая строгая манера вести дела произвела на меня резкое и довольно неприятное впечатление. Мистер Джагерс никогда не смеялся, но у него были большие глянцовитые сапоги со скрипом, и часто покачиваясь, стоя наклонив вперед голову и сведя свои густые брови, он бывало заставит эти сапоги скрипеть, как будто они смеялись сухим, подозрительным хохотом. Тут он вышел; мистер Вемик был в самом живом и разговорчивом расположении, и я сказал Вемику, что я не могу понять обращения мистера Джагерса.

-- Скажите это ему, он это примет за комплимент, отвечал Вемик. - Он и не желает, чтобы вы его поняли. О! прибавил он, заметив мое удивление: - это не касается его личности, это относится только до его дела, до самого дела.

Вемик был за своим бюро и завтракал, или точнее, глодал сухарь, кусочки которого он по временам бросал в свою пасть, как будто он отправлял их по почте.

-- Мне всегда кажется, сказал Вемик, - что он разставляет западню на человека и стоит на-стороже. Вдруг, пружинка щелкнет, вы и пойманы!

-- Глубок, как Австралия, сказал Вемик, указывая пером на пол конторы, как бы желая выразить, что Австралия, ради риторической фигуры, находилась симметрически на противоположном пункте земного шара. - Если еще есть что-нибудь глубже, прибавил Вемик, возвращаясь с своим пером к бумаге, - так это будет он.

После этого я сказал, что вероятно занятие у него было прибыльное, и Вемик ответил мне: "ве-ли-ко-леп-ное!" Я спросил у него потом, много ли было у них писцов; на это он ответил мне:

-- На писцов у нас расход небольшой, потому что Джагерс только один на свете, и люди не хотят иметь с ним дела через вторые руки. Нас здесь всего четверо. Хотите видеть их? Ведь, с вашего позволения, вы один из наших.

Я принял его предложение. Когда мистер Вемик отправил весь свой сухарь по почте и заплатил мне мои деньги из кассы, находившейся в железном сундуке, ключ от которого он держал где-то за спиною и вынимал его из-за воротника сюртука, словно железную косичку, мы отправились на верх. Дом был мрачен и ветх, и жирные плечи, оставившия свои следы в комнате мистера Джагерса, казалось, уже несколько лет елозили вверх и вниз по лестнице. В передней комнате первого этажа мы нашли писца, бледного, распухшого, занимавшого повидимому середину между целовальником и крысоловом. Он был очень занят с тремя или четырьмя господами, порядочно оборванными, с которыми он обращался очень нецеремонно, как обращались здесь повидимому со всеми, кто наполнял сундуки мистера Джагерса.

-- Готовят показания для Беле {Уголовный суд.}, сказал мистер Вемик, когда мы вышли.

В комнате еще выше, писец, похожий на плюгавую шафку, с длинными, распущенными волосами, которые, казалось, забыли остричь, когда он был еще щенком, занимался подобным же делом с каким-то подслеповатым человеком. Мистер Вемик представил мне эту личность под именем плавильщика, у которого тигель был всегда на огне и который расплавит мне что угодно. Он был в совершенной испарине, как будто теперь испытывал над собою свое искусство. В задней комнате, широкоплечий мущина, с лицом, завязанным фланелью от зубной боли, одетый в черное истасканное платье, совершенно вылощенное, согнувшись, готовил мистеру Джагерсу копии записок, приготовленных двумя другими джентльменами для его собственного употребления.

Вот и все заведение. Когда мы сошли вниз, Вемик провел меня в комнату моего опекуна, и сказал:

-- Ну, здесь уже вы были.

-- Объясните мне пожалуста, сказал я, когда мой глаз снова встретил судорожные физиономии двух отвратительных слепков, - чьи это изображения?

-- Это? сказал Вемик, подымаясь на стул и сдувая пыль с ужасных голов. - Это две знаменитости. Это наши славные клиенты, которые составили нашу репутацию. Этот молодец (да ты вероятно по ночам сходишь вниз и заглядываешь в чернильницу: откуда у тебя это пятно на брови, старый мошенник?) убил своего хозяина, и если подумаешь, что это не было положительно доказано, так он сообразил свое дело не худо.

-- Похоже это на него? спросил я, отступая от этого зверя, между тем как Вемик поплевал ему на бровь и начал стирать пятно рукавом.

-- Похожели на него? Да это он сам вылитый. Слепокъбыл сделан с него в Ньюгете, сейчас как сняли его с виселицы. Ты имел особенное пристрастие ко мне, старый греховодник? сказал Вемик.

Он объяснил мне потом это любовное воззвание, указав на свою брошку, которая представляла молодую леди и плакучую иву над гробницею, украшенною урной, и примолвив:

-- Заказал нарочно для меня!

-- Эта леди изображает кого-нибудь? сказал я.

-- Нет, отвечал Вемик, - так, его шутка. (Ты ведь любил пошутить, не правда ли?) Нет, мистер Пип, какая тут леди! Была правда одна барыня, да и та не похожа на таких тощих леди, и ужь конечно они не стали бы заглядывать в урны, разве еслибы в урне был добрый галлон джину.

Внимание Вемика было обращено теперь на его брошку; он поставил слепок и обтер ее носовым платком.

-- Ну, и другой барин кончил так же? спросил я - Он смотрит таким же.

-- Вы угадали, сказал Вемик, - это природный взгляд, одна ноздря будто захвачена на удочку. Да, он кончил так же; здесь это совершенно естественный конец, уверяю вас. Он подделывал завещания, - тонкая штука! - если еще не отправлял на вечный покой и самих завещателей. Ты был однакоже джентльмен (мистер Вемик опять обращался к слепку), ты еще уверял, что и погречески знаешь. Горячка такая! Какой же ты был лгун! Я еще никогда не встречал такого лгуна, как ты! Перед тем, как поставить своего покойного друга на полку, Вемик показал на самое большое траурное кольцо, которое у него было на пальце, говоря: - За день, он послал купить его для меня.

Пока он ставил другой слепок и сходил со стула, мне пришла в голову мысль, что все драгоценности, которые он носил, достались ему из подобного же источника. Так как он не скрывался передо мною, то я решился сделать ему этот вопрос, когда он сошел вниз и вытирал запыленные руки.

Пожалуй они стоят не много, но это все-таки собственность, и притом еще удобопереносимая. Для вас, с вашею блистательною будущностью, это ничего не значит, но что касается до меня, то мое правило: держись удопереносимой собственности.

Я совершенно согласился с благоразумием этого правила, и он продолжал дружеским тоном:

-- Если выпадет у вас день, с которым вы не будете знать что делать, приходите взглянуть на меня в Волверт; вы можете остаться у меня ночевать, а я сочту это за особенную честь. У меня нет многого показать вам, а таки-есть две три любопытные вещицы, на которые вам интересно будет взглянуть, а моя страсть - это садик и беседка.

Я сказал, что я принимаю с удовольствием его приглашение.

-- Благодарю вас, сказал он; - итак условлено между нами, вы пожалуете, когда вам будет удобно. Обедали вы у мистера Джагерса?

-- Ну, сказал мистер Вемик, - он будет вас подчивать вином и хорошим вином. Я дам вам пуншу, и пуншу не дурного. И я еще вам скажу одну вещь: когда вы будете обедать у мистера Джагерса, обратите внимание на его экономку.

-- Что же в ней необыкновенного?

не унизит вашего мнения о талантах мистера Джагерса. Посмотрите хорошенько в оба глаза.

Я обещал ему сделать это и со всем интересом, который возбуждало это предупреждение. Когда я уходил, он спросил меня, не желаю ли я взглянуть на мистера Джагерса за его делом?

собрат покойника, имевшого особенный вкус к брошкам, стоял перед судьею и что-то жевал, между тем как мой опекун допрашивал какую-то женщину, поражая ужасом ее, судью и всех присутствующих. Если кто-нибудь, к какому бы классу он ни принадлежал, произносил слово, которого мистер Джагерс не одобрял, то он сейчас же требовал, чтоб оно было занесено в протокол. Если кто-нибудь задерживался с признанием, то он говорил: "я добьюсь его от вас", и если кто-нибудь делал признание, то он говорил: "а, теперь попались!" Судьи трепетали, когда он кусал свой палец. Воры и сыщики с боязливым увлечением ловили каждое слово и с ужасом пятились назад, когда один волосок его бровей обращался в их сторону. На чьей стороне он был, я не мог понять, потому что, мне казалось, он перемалывал весь суд, как в мельнице; я знаю только, что когда я вышел оттуда на-цыпочках, он был не на стороне судейского стола; потому что ноги старого джентльмена, судорожно председательствовавшого за ним, дрожали от его обвинений в поведении, недостойном представителя британских законов и правосудия.