Большие ожидания.
Глава XXXVI.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Большие ожидания. Глава XXXVI. (старая орфография)

XXXVI.

Положение наше с Гербертом становилось все хуже и хуже; долги наши возрастали; мы по временам занимались нашими делами и округляли суммы. Между тем, так ли, сяк ли, время шло и наступило мое совершеннолетие, - во исполнение Гербертова предсказания, что, достигну я его прежде чем буду знать где я и что я.

Герберт также достиг своего совершеннолетия, восемью месяцами прежде меня. Но так как он ничего другого не достигал кроме своего совершеннолетия, то это событие не произвело особенного эффекта в Барнардовском подворье. Чтоже касается до моего двадцать первого дня рождения, то мы ожидали его с тысячью разных предположений; мы оба разчитывали, что мой попечитель непременно скажет что-нибудь положительное по этому случаю.

Я позаботился сообщить в Литль-Бритен, когда будет мое рождение. Накануне этого дня я получил официальную записку от Вемика, в которой меня извещали, что мистер Джагерс будет очень рад, если я зайду к нему в пять часов по полудни в этот знаменательный день. Это убедило нас, что должно случиться что-нибудь необыкновенное, и я был весь в волнении, отправляясь в контору моего опекуна, аккуратно в назначенный час.

В передней комнате поздравил меня Вемик и между прочим почесал свой нос тонкою свернутою бумажкою, которая мне очень понравилась на взгляд. Но он ничего не сказал об этой бумажке, и только показал мне знаком, чтоб я вошел в комнату моего попечителя. Это было в ноябре, стоял у огня, прислонившись спиною к камину и подсунув руки под Фалды.

-- Ну, Пип, сказал он, - сегодня я должен называть вас мистер Пип. Поздравляю, мистер Пип.

Мы пожали друг другу руку, - обыкновенно он совершал этот обряд очень скоро, - и я поблагодарил его.

-- Возьмите стул, мистер Пип, сказал мой опекун.

Я сел; он оставался в прежнем положении, вперив глаза в свои сапоги; я чувствовал себя очень не ловко, и невольно вспомнил старое время, когда я сиживал на надгробном камне. Два страшные слепка на полке были недалеко от меня и выражение их было такое как будто они делали глупейшее покушение прислушаться к нашему разговору.

-- Теперь, мой юный друг, начал мой попечитель таким тоном, как будто я был свидетель при допросе, - я хочу переговорить с вами.

-- Сделайте одолжение, сэр.

-- Как вы полагаете, сказал мистер Джагерс, наклоняясь вперед чтобы посмотреть на пол, и потом забросив голову назад чтобы взглянуть на потолок: - сколько вы проживаете?

-- Сколько, сэр?

-- Сколько, повторил мистер Джагерс, продолжая смотреть на потолок, - вы думаете вы проживаете? - И потом он окинул взглядом комнату и остановился с своим носовым платком на полупути к носу.

Я так часто занимался разбором моих дел, что решительно потерял из виду главную сущность их, если только когда-нибудь знал ее. Я не охотно сознался, что я не мог отвечать на этот вопрос. Мой ответ повидимому был очень приятен мистеру Джагереу, который сказал: "я так и думал", и с видом особенного удовольствия высморкал свой нос.

-- Я сделал вам вопрос, мой друг, сказал мистер Джагерс, - имеете вы с своей стороны что-нибудь спросить у меня?

-- Разумеется, сэр, мне было б очень приятно предложить вам несколько вопросов; но я помню ваше запрещение.

-- Откроется ли мне сегодня мой благодетель?

-- Нет. Предлагайте другой вопрос.

-- Скоро ли мне сообщат о нем?

-- Этот вопрос тоже в сторону, сказал мистер Джагерс. - Спросите еще что-нибудь.

Я посмотрел вокруг себя, и не видел возможности ускользнуть куда-нибудь от следующого вопроса: "следует ли мне что-нибудь получить, сэр?"

На это мистер Джагерс ответил торжественно: "Я ожидал, что мы именно придем к этому!" и крикнул Вемику, чтоб он принес бумажку. Вемик явился, подал и исчез.

-- Теперь, мистер Пип, сказал мистер Джагерс, - я прошу вас прислушать. Вы денежки брали довольно широко; ваше имя часто встречается в кассирской книге Вемика; но у вас конечно есть долги?

-- Боюсь, что мне придется сказать да, сэр.

-- Вы очень хорошо знаете, что вам придется сказать да, не так ли? сказал мистер Джагерс.

-- Да, сэр.

-- Я вас не спрашиваю сколько вы должны, потому что вы и сами этого не знаете; а еслиб и знали, то вы не сказали бы сколько, сказали бы менее. Да, да, мой друг, закричал мистер Джагерс, махая своим пальцем, чтоб остановить меня, когда я готовился протестовать: - вы верно думаете, что не сделали бы этого, но вы бы это сделали. Извините меня; я это знаю лучше вас. Теперь возьмите в руку эту бумажку. Взяли? Очень хорошо. Теперь разверните ее и скажите мне, что это такое?

-- Это банковый билет, сказал я, - в пятьсот фунтов.

-- Это банковый билет, повторил мистер Джагерс, - в пятьсот фунтов. Я полагаю, это сумма хорошая. А вы как думаете?

-- Могу ли я думать иначе?

-- Отвечайте на вопрос, сказал мистер Джагерс.

-- Без всякого сомнения.

-- Без всякого сомнения вы думаете, что это хорошая сумма. Теперь, эта хорошая сумма принадлежит вам, Пип. Это вам подарок к нынешнему дню, в задаток исполнения ваших ожиданий, и такую хорошую сумму вы можете проживать ежегодно, но не более, пока не явится сам благодетель. То-есть, с этого времени все ваши денежные дела переходят в ваши собственные руки, и вы можете получать от Вемика сто двадцать пять фунтов через каждые три месяца, пока вы не вступите в сношение с самим источником всей этой благостыни. Как я вам прежде сказал, я не более как агент. Я исполняю мои инструкции, и мне за это заплачено. Я нахожу их не совсем благоразумными; но мне платят не за то, чтоб я подавал свое мнение об их достоинстве.

Я было начал изъявлять мою признательность к неизвестному благодетелю, который был так щедр; но мистер Джагерс разом остановил меня.

-- Пип, сказал он хладнокровно, - мне не заплатят за то, чтоб я передавал кому-нибудь ваши слова.

После паузы я намекнул:

-- Мистер Джагерс, я сделал вам один вопрос, который вы желали пока отложить в сторону. Надеюсь, худого в том ничего не будет, если я повторю его?

-- Что такое? сказал он.

-- Можно ли надеяться, сказал я подумав, - что мой покровитель, источник благостыни, как вы выразились, мистер Джагерс, скоро.... - Тут я остановился из деликатности.

-- Что скоро? сказал мистер Джагерс: - я не вижу тут вопроса?

-- Скоро приедет в Лондон, сказал я, затрудняясь в словах чтобы выразить мою мысль, - или же потребуют меня куда-нибудь?

-- Ну так послушайте, ответил мистер Джагерс, устремив на меня в первый раз свои черные глаза: - мы должны вернуться к тому вечеру, когда мы в первый раз свиделись с вами в вашей деревне: что я вам тогда сказал, Пип?

-- Вы мне сказали тогда, мистер Джагерс, что может-быть года пройдут прежде нежели эта особа явится.

-- Совершенно так, сказал мистер Джагерс, - и вот вам мой ответ.

Мы посмотрели друг на друга. Я чувствовал, пульс мой бился сильнее от желания что-нибудь выведать у него, но я чувствовал также, что чем сильнее пульс мой бился, тем заметнее это было для него и тем менее я мог надеяться что-нибудь узнать.

-- Полагаете вы, что еще много лет пройдет до того, мистер Джагерс?

Мистер Джагерс покачал головой, но не отрицая этим вопроса, а отрицая всякую идею добиться от него ответа. А два страшные слепка с судорожными лицами смотрели так, когда мои глаза остановились на них, как будто наступил кризис в их напряженном внимании, и они собирались чихнуть.

-- Послушайте, сказал мистер Джагерс, нагревая зад своих ног задом своих нагретых рук, - я буду с вами откровенен, мой друг Пип. Этого вопроса не следует спрашивать. Вы поймете это лучше, если я вам скажу, что этот вопрос может ввести меня в неприятное положение. Слушайте, я с вами пойду еще далее, я вам скажу еще более.

Он нагнулся так низко, хмурясь на свои сапоги, что мог тереть свои икры в продолжение наступившей паузы.

-- Когда эта особа откроет себя, сказал мистер Джагерс, выпрямившись снова, - вы с этою особой и устройте между собой ваши дела. Когда эта особа откроет себя, мое участие в этом деле будет кончено. Когда эта особа откроет себя, мне и знать ничего не нужно будет об этом деле. Вот все, что я имею вам сказать.

Мы глядели друг на друга, пока я не свел с нея моих глаз и не устремил их в задумчивости на пол. Из этой последней его речи я заключил, что мистрисс Гевишам, по каким-то причинам, не доверяла ему своих намерении относительно меня и Эстеллы, что он был этим обижен и досадовал, или же что он в самом деле был против этого плана и не хотел принимать в нем никакого участия. Когда я опять поднял мои глаза, я заметил, что он все время лукаво посматривал на меня, и еще продолжал глядеть.

-- Если вы не имеете ничего более сказать мне, заметил я, - то и мне не остается ничего сказать.

Он кивнул головой в знак согласия, вытащил свой репетитор, страшилище всех лондонских воров, и спросил меня: где я буду обедать? Я сказал у себя дома с Гербертом. За этим необходимо было спросить, не сделает ли он нам чести отобедать у нас, и он тотчас же принял мое приглашение. Но он непременно хотел идти вместе со мною, чтобы я не мог сделать никаких особенных приготовлений для него, только ему нужно было еще написать несколько писем и, разумеется, умыть руки. Я сказал ему, что пойду в другую комнату поболтать с Вемиком.

Дело было в том, что когда пятьсот фунтов очутились в моем кармане, мне пришла в голову мысль, которая и прежде часто вертелась в ней; мне казалось, что именно с Вемиком можно было посоветоваться о том.

выходе погасить их; потом выгреб огонь из камина, приготовил свою шляпу и пальто, и принялся бить себя по груди ключом от сундука, как будто это было гимнастическое упражнение после занятий.

-- Мистер Вемик, я хочу посоветоваться с вами. Мне бы хотелось услужить одному моему другу.

Вемик сжал свою почтовую щель и покачал головой, как будто у него не было в запасе никакого мнения против подобной слабости.

-- Мой друг, продолжал я, - выбрал себе торговую часть, но у него нет, денег и ему трудно сделать почин. Теперь я желал бы как-нибудь помочь ему в этом.

-- Деньгами? сказал Вэмик тоном суше опилок.

-- Вопервых, отчасти деньгами, ответил я, припоминая с безпокойствием симметрическую пачку счетов, оставленную дома, - отчасти деньгами, а потом отчасти также ожидающими меня впереди надеждами.

-- Мистер Пип, сказал Вемик, - я бы хотел наперед перечесть с вами по пальцам, с вашего позволения, все мосты, начиная от Чельси. Посмотрим: Лондонской мост - один, Саутваркский - два, Блакфрайрский - три; Ватерлоский - четыре; Вестминстерский - пять; Вокзальский - шесть.

Называя каждый мост, он бил по своей ладони ручкою ключа.

-- Всех их шесть, как видите: выбирайте любой.

-- Я вас не понимаю, сказал я.

-- Выбирайте любой мост, мистер Пип, отвечал Вемик, - и потом отправляйтесь на него и бросьте ваши деньги в Темзу, с средней арки, и вы узнаете конец. Услужите другу деньгами, пожалуй, вы также узнаете конец; но тут он будет далеко не так приятен и не так выгоден.

Он так разинул свою рот, проговорив эту речь, что я мог бы бросить в него газету, как в почтовый ящик.

-- Это очень обезкураживает меня сказал я.

-- Таково и было мое намерение, сказал Вемик.

-- Так ваше мнение, спросил я с некоторым негодованием, - что человек никогда не должен....

избавление.

-- И это ваше решительное мнение, мистер Вемик? сказал я.

-- Это мое решительное мнение здесь в конторе, отве чал он.

-- А! сказал я, приступая к нему, потому что, мне казалось, тут была лазейка: - не будете ли вы того же мнения в Вблверте?

-- Мистер Пип, отвечал он с важностью: - Волверт - одно место, контора - другое. Точно так же старикашка одно лицо, мистер Джагерс - другое. Смешивать их не должно. О моих волвертских чувствах спрашивайте меня в Волверте, но в конторе вы услышите от меня только конторския мнения.

-- Мистер Пип, отвечал он, - мне вас всегда приятно там видеть, как доброго знакомого.

Вся эта беседа происходила в полголоса; мы хорошо знали, что слух у моего опекуна был необыкновенно тонкий. В это время он показался в отворенную дверь, с полотенцем в руках. Вемик надел свой сюртук и стал наготове, чтобы погасить свечки. Мы все трое вместе вышли на улицу; но Вемик пошел своею дорогой, а мы с мистером Джагерсом повернули в нашу сторону.

Несколько раз в этот вечер у меня являлось желание, чтоб у мистера Джагерса, в Джерард-стрите, был старикашка или трескотуха, или что-нибудь, или кто-нибудь, чтобы хоть немного прояснилось его лицо. Грустно было подумать, на двадцать первую годовщину рождения, что едва ли стоит достигать совершеннолетия в таком подозрительном мире, каким он представлял его. Он был в тысячу раз умнее и образованнее Вемика, а все-таки мне было бы в тысячу раз приятнее обедать с Вемиком нежели с ним. Мистер Джагерс производил не на одного меня такое грустное впечатление: когда он ушел, Герберт сказал про себя, уставив свои глаза на огонь, что ему казалось, будто он сделал какое-то забытое им самим уголовное преступление: такое он чувствовал уныние и безпокойство.