Большие ожидания.
Глава XXXVII.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Большие ожидания. Глава XXXVII. (старая орфография)

XXXVII.

Полагая, что воскресенье самый лучший день спросить у мистера Вемика его волвертское мнение, я в следующее же воскресенье предпринял странствие в его замок. Подходя к стенам его, я увидел развивающийся флаг Великобритании и поднятый подъемный мост; но не смущаясь нисколько этим гордым видом сопротивления, я позвонил у калитки, и меня впустил старикашка самым мирным образом.

-- Мой сын, сэр, сказал старик, подымая мост, - думал, что вы, может-статься, пожалуете сегодня, и наказал передать вам, что он скоро вернется домой с своей прогулки. Мой сын очень исправен касательно срока своих прогулок. Во всем очень исправен мой сын.

Я кивнул старику, как только мог кивнуть ему сам Вемик, и мы вошли в комнату и расположились у огня.

-- Вы познакомились с моим сыном, сэр, сказал старик, щебеча словно птичка и грея свои руки на пламени, - я полагаю, в его конторе.

Я кивнул.

-- А! Я слышал, сэр, мой сын удивительный делец?

Я кивнул сильно.

-- Да, мне все говорят так. Ведь он занимается судебными делами?

Я кивнул еще сильнее.

-- Это еще тем удивительнее в моем сыне, что его готовили не в законники, а в купоры.

Любопытствуя знать, в какой степени была известна старому джентльмену репутация мистера Джагерса, я проревел ему это имя. Он привел меня в совершенное смущение, захохотав от души и ответив мне очень живым тоном:

-- Конечно нет, вы совершенно правы.

И до сего часа я не имею ни малейшого понятия что он разумел, или какую шутку показалось ему я отпустил.

Так, как я не мог все время сидеть и кивать ему, не показывая желания сколько-нибудь заинтересовать его; то я прокричал ему вопрос, не занимался ли он сам прежде купорским делом. Повторяя это слово несколько раз с необыкновенными усилиями и тыкая старого джентльмена в грудь, чтобы связать с ним это слово, я наконец успел объяснить ему мою мысль.

-- Нет, сказал старый джентльмен, - упаковка, упаковка в амбарах... Сначала там... - Старик повидимому указывал на трубу; но я полагаю он разумел Ливерпуль. - А потом здесь в Лондонском Сити. Но у меня один недостаток: - туг на ухо, сэр.

Я выразил жестом необыкновенное удивление.

-- Да, туг на ухо; так когда немощь эта усилилась, мой сын и пошел по судопроизводству, взял меня на свои руки и устроил мало-по-малу это славное имение. Но возвращаясь к тому, что вы, помните, говорили давеча, продолжал старик, заливаясь хохотом; - то разумеется, я вам скажу: нет, вы совершенно правы.

При моейскромности, я удивлялся стало ли бы у меня уменья сказать ему что-нибудь и в половину столь забавное, как эта воображаемая шутка; но меня вдруг вывел из моего раздумья неожиданный треск в стене по одну сторону камина, на которой появилась, как привидение, деревянная дощечка с надписью Джон. Старик, следивший за моими глазами, закричал с необыкновенным торжеством: "мой сын воротился", и мы отправились оба к подъемному мосту.

Право стоило деньги заплатить, чтобы только видеть, как Вемик посылал мне поклон с другой стороны рва, когда мы могли бы очень свободно пожать через него друг другу руку. Старикашка был так рад случаю опустить мост, что я не предлагал ему помочь и стоял спокойно, пока Вемик не перешел через мост и не представил меня мисс Скифинс, даме, бывшей с ним.

Мисс Скифинс имела деревянную физиономию, которая, как и у её кавалера, служила по почтовой части. Она может-быть была двумя или тремя годами моложе Вемика, и, мне казалось, она обладала движимою собственностью. Покрой её платья от тальи к верху, спереди и сзади, придавал её фигуре форму ромбоида, и я мог бы еще упомянуть, что её платье было слишком яркого оранжевого цвета, и зеленый цвет перчаток был так же черезчур ярок. Но она, казалось, вообще была добрая женщина и показывала большое внимание к старикашке. Я вскоре открыл, что она была частою посетительницей замка; питому что когда я расхваливал Вемику его удивительную выдумку извещать старикашку о своем прибытии, он попросил меня обратить мое внимание на другую сторону камина и сам изчез. Вдруг послышался опять треск, и появилась другая дощечка с надписью: "мисс Скифинс;" потом мисс Скифинс скрылась, и появился Джон, потом мисс Скифинс и Джон явились вместе, и в Заключение вместе пропали. Когда возвратился Вемик, приводивший в действие этот механизм, я выразил большое удивление его механическому таланту, и он сказал:

-- И мистер Вемик, прибавила мисс Скифинс, - устроил все это сам, своими руками, из своей головы.

Пока мисс Скифинс снимала свою шляпу (но зеленых перчаток она не скидала: оне пребывали внешним и видимым знаком, что она была в гостях), Вемик пригласил меня пройдтись по саду и посмотреть на остров, каков он был в зимнее время. Полагая, что он сделал это с намерением, чтобы дать мне случай спросить у него о его вальвертском мнении, я воспользовался этим случаем сейчас же, как только мы вышли из замка.

Обдумав хорошо это дело, я решился начать его с самого начала, как будто я никогда прежде не заводил о нем речи. Я объявил Вемику, что я принимаю особенное участие в Герберте Покете, и разказал ему как мы в первый раз встре тились с ним и как мы подрались. Я описал слегка домашнюю жизнь Герберта и его характер, и что он не имел никаких средств кроме того, что давал ему отец. Я намекнул, какие выгоды доставило мне его сообщество в первое время, когда я был грубый, невоспитанный мальчик, и сознавался, что я ему за них худо отплатил, что ему было бы лучше без меня и без моих блистательных ожиданий. Оставляя мисс Гевишам в стороне, я все-таки намекнул, что может-быть я был его соперником и выставил на вид какая у него благородная душа, как он был всегда выше подлой недоверчивости, мщения и интриг. - По всем этим причинам (говорил я Вемику) и также потому что он был мой товарищ и друг и я очень любил его, я бы желал, чтобы мое собственное счастье пролило на него несколько светлых лучей, а потому я и просил Вемика, полагаясь на его опытность и знание дел и людей, дать мне совет, как бы по лучше с моими средствами помочь Герберту и доставить ему на первое время доход, примерно, во сто фунтов, чтобы поднять его дух, и потом купить ему небольшой пай в каком-нибудь торговом доме. В заключение я заметил Вемику, что Герберт не должен ничего знать и даже подозревать о моем намерении помочь ему, и что он, Вемик, единственный человек, который мог подать мне в этом случае совет. Я окончил, положив ему руку на плечо, следующими словами: - Я решительно полагаюсь на вас, хотя и знаю, что это может затруднить вас; но сами вы виноваты, что принимаете меня здесь.

Вемик помолчал с минуту и потом сказал залпом:

-- Знаете, мистер Пип, я вам скажу одно: ведь это дьявольски хорошее дело с вашей стороны.

-- Так обещайте же, что вы поможете мне устроить это доброе дело, сказал я.

-- Ей Богу, отвечал Вемик, покачивая головой, - это не по моей части.

-- Да ведь здесь вы и не занимаетесь вашею частью, сказал я.

-- Совершенная правда, отвечал он, - вы теперь прямо попали гвоздю по шляпке. Мистер Пип, я подумаю. Я полагаю, все что вы хотите сделать, может быть сделано только постепенно. Скифинс - это вот брат её - счетчик и фактор; я повидаюсь с ним, и мы поведем вместе это дело для вас.

-- Десять тысяч раз спасибо вам.

-- Напротив, сказал он, - я благодарю вас, потому что хотя мы здесь подомашнему и поприятельски, но упомянуть можно, что на свете есть ньюгетская паутина, а вот такое дело сметает паутину.

Поговорив еще немного о том же предмете, мы вернулись в замок, где мисс Скифинс готовила чай. Трудная обязанность делать тосты {Поджаренные ломти хлеба, намазанные маслом.} была возложена на старикашку, и этот отличный старый джентльмен до того углубился в свое дело, что мне казалось он был в опасности вытопить свои глаза. Трапеза, к которой мы теперь готовились, была не призрак, а очень могущественная действительность. Старикашка наготовил целую груду масляных тостов, из-за которой я едва мог видеть его, когда ее поставили на железной подставке, прикрепленной к верхней полосе решетки камина. Мисс Скифинс с своей стороны наварила целый ушат чаю; так что даже свинья на заднем дворе пришла в восторг и несколько раз выражала свое желание принять участие в этом угощении флаг был спущен; пушка выпалила в урочное время; и я чувствовал я был так приятно отрезан от прочого вальвертского мира, как будто разделявший нас ров был тридцати футов в глубину и ширину. Ничто не возмущало спокойствия замка, кроме случайных появлений деревянных дощечек с именами Джон и мисс Скифинс: эти дощечки казалось были добычею какого-то недуга в роде спазм, что по сочувствию отдавалось и на мне, пока я наконец не привык к этому. Судя по необыкновенно методическим приемам мисс Скифинс, я заключил, что она делала здесь чай каждое воскресенье вечером; я подозревал также, что бывшая на ней классическая брошка, представлявшая профиль очень неприятной женщины с прямым носом и новый месяц, была движимая собственность, подаренная ей Вемиком.

Мы съели все тосты, выпили соразмерное количество чаю, и приятно было посмотреть на нас, как нам после этого было тепло и какие мы стали масляные. Особенно старикашку можно было бы выдать за чистенького престарелого вождя какого-нибудь дикого племени, только что вымазанного маслом.

После короткой паузы отдохновения, мисс Скифинс, за отсутствием маленькой служанки, которая по воскресеньям, кажется, удалялась в недра своего семейства, вымыла чашки с полушутливым видом барыни, делающей это для забавы, не компрометируя тем никого из нас. Потом она опять надела спои перчатки; мы уселись к огню; и Вемик сказал:

-- Ну, престарелый родитель, потешьте-ка нас газетою.

Вемик объяснил мне, пока старикашка доставал очки, что так было заведено у них и что старому джентльмену доставляло чрезвычайное удовольствие читать газету вслух. - Я не прошу вашего снисхождения: у него так мало удовольствий. Не правда ли, престарелый родитель?

-- Все готово, Джон, все готово, отвечал старик, видя, что с ним говорят.

-- Только кивайте ему по временам, когда он взглянет на вас, сказал Вемик,--и он будет счастлив, как король. Мы все готовы слушать, престарелый.

-- Все готово, Джон, все готово, отвечал старик, с таким удовольствием и с таким занятым видом, что право было любо посмотреть.

мог наткнуться на них головой, или поджечь газету, так что за ним нужно было также тщательно смотреть, как за пороховым магазином. Но Вемик с неутомимою нежностию следил за ним, и старикашка читал, не подозревая сколько раз его спасали. Каждый раз как он на нас поглядывал, мы обнаруживали необыкновенный интерес и удивление, и кивали ему, пока он снова не принимался за газету.

Вемик и мисс Скифинс сидели рядом, а я был в темном углу, и замечал как рот мистера Вемика медленно и постепенно удлиннялся, и в то же время рука его также медленно и постепенно заходила около талии мисс Скифинс. Я видел как рука его показалась по другую сторону мисс Скифинс; но в туже минуту мисс Скифинс ловко остановила его своею зеленою перчаткой, вытащила его руку, как будто она была часть её туалета, и с необыкновенною твердостию положила ее перед собою на стол. Спокойствие, с которым мисс Скифинс сделала это, было поразительно; подобного ничего я не видывал, и еслиб я мог представить себе возможность такого действия без всякого участия сознания, то я подумал бы, что мисс Скифинс исполняла его механически.

Немного погодя, я заметил, что рука мистера Вемика опять начала исчезать и постепенно скрылась из виду. Вскоре после этого рот его снова начал расширяться, и после промежутка с моей стороны весьма напряженного и тягостного ожидания, я увидел его рука появилась по другую сторону мисс Скифинс. В одну минуту мисс Скифинс остановила ее со всею ловкостию спокойного боксера, сняла этот живой пояс как и прежде, и положила его на стол. Принимая, что стол представлял здесь путь добродетели, я могу сказать, что в продолжение всего чтения старикашки, рука Вемика безпрестанно отдалялась от пути добродетели, на который постоянно наводила ее мисс Скифинс.

и благодушными манерами. При помощи этих аппаратов, нам всем дали тепленького напиться, не исключая и старикашки, который вскоре проснулся. Мисс Скифинс готовила питье; и я заметил, что она с Вемиком пила из одного стакана. Разумеется, я не предложил мисс Скифинс проводить ее домой и, при таких обстоятельствах, я счел за лучшее уйдти первому, что я и сделал, простившись дружески с старикашкою и проведя очень приятный вечер.

Неделю спустя, я получил записку от Вемика, помеченную из Вальверта, в которой он сообщал мне, что он успел подвинуть дело, касающееся наших частных и личных отношений, и что ему будет очень приятно, если я приду повидаться с ним. Итак я отправился в Вальверт, который мне пришлось посетить еще раз, и еще раз, и наконец еще раз по этому случаю, а также, по назначению Вемика, я имел с ним несколько свиданий в Сити; но никогда не было у меня с ним совещаний об этом деле в Литль-Бритене. В заключение всего, мы нашли достойного молодого купца или корабельного маклера, недавно начавшого торговлю, которому нужен был добрый помощник и прибавка к капиталу, и которому со временем мог понадобиться партнер. Мы заключили с ним тайное условие, которое обезпечивало судьбу Герберта; я заплатил половину моих пятисот фунтов, и обещался вносить другие платежи в определенные сроки. Брат мисс Скифинс вел переговоры, но Вемик был душою их, хотя он и не показывался лично.

что он сошелся с одним господином Кларикером (это было имя молодого купца), что Кларикер необыкновенно заинтересовался им, и что наконец-то карьера повидимому открывается перед ним. По мере того как надежды его осуществлялись, он должен был все более и более убеждаться в моем дружеском сочувствии; потому что я едва мог удерживаться от слез видя как он был счастлив. Наконец дело было окончено; он вступил в контору Кларикера, и в тот вечер он говорил мне с таким восторгом о своем успехе, что я, ложась спать, действительно заплакал от удовольствия, видя, как мои большие ожидания осчастливили хоть одного человека.

Теперь открывается передо мною великое событие в моей жизни, давшее ей совершенно другой оборот. Но прежде нежели я стану описывать его и перейду к переменам, которые оно произвело, я должен посвятить одну главу Эстелле. Кажется, это немного для предмета, наполнявшого так долго мое сердце.