Большие ожидания.
Глава XLIV.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Большие ожидания. Глава XLIV. (старая орфография)

XLIV.

Я нашел мисс Гевишам и Эстеллу в той комнате, где стоял туалет и горели восковые свечи в стенных подсвечниках; мисс Гевишам сидела на табурете у камина, Эстелла сидела на подушке, у её ног. Эстелла вязала; мисс Гевишам глядела на нее. Обе оне подняли глаза, когда я вошел, и обе заметили перемену во мне. Я заключил это по взгляду, которым они обменялись.

-- Какой это ветер, сказала мисс Гевишам, - принес вас сюда, мистер Пип?

Хотя она смотрела на меня пристально, но я заметил, что она была немного смущена. Эстелла приостановилась на минуту с своим вязаньем, подняла глаза на меня и опять принялась работать; мне казалось, я мог прочесть в движении её пальцев, будто она поняла, что я открыл моего благодетеля.

-- Мисс Гевишам вчера я был в Ричмонде, чтобы переговорить с Эстеллой, и найдя, что ветер перенес ее сюда, я за нею последовал.

Мисс Гевишам, в третий или четвертый раз, указала мне, чтоб я сел; я взял стоявший у туалета стул, на котором она часто сиживала; мне показалось, что в нынешний день самое приличное для меня место было посреди этого вороха разрушения.

-- То, что мне нужно было сказать Эстелле, я передам ей при вас сейчас же. Вас это не удивит; вам это не будет неприятно. Я вполне не счастлив, как вы только могли бы пожелать.

Мисс Гевишам продолжала пристально смотреть на меня; я видел по движению пальцев Эстеллы, что она внимательно прислушивалась к моим словам; но она не глядела на меня.

-- Я открыл, кто мой покровитель. Для меня это не очень счастливое открытие; оно не возвысит моего положения. Есть причины, по которым я об этом не могу распространяться. Это не моя, это чужая тайна.

Я остановился на минуту и посмотрел на Эстеллу, соображая, как продолжать. Мисс Гевишам повторила:

-- Это не ваша, это чужая тайна. Ну, что же далее?

-- Когда вы приказали привести меня сюда в первый раз, мисс Гевишам, когда я жил еще в той деревни, которую с сожалению я оставил, - я полагаю, я попал сюда совершенно случайно, как мог бы попасть сюда всякий другой мальчик, чтоб исполнять обязанность слуги или удовлетворять минутному капризу, за известную плату?

-- Да, Пип, отвечала мисс Гевишам, с решительным наклонением головы, - совершенно так.

-- И что мистер Джагерс...

-- Мистер Джагерс, сказала мисс Гевишам, прерывая меня твердым тоном, - не принимал тут никакого участия и ничего не знал об этом. Что он был моим адвокатом, адвокатом вашего покровителя, это чистая случайность; он занимает подобное положение у тысячи людей, и подобная вещь могла легко случиться, и она случилась; тут никто не виноват.

Каждый мог бы видеть по её разстроенному лицу, что она говорила истину, без малейшей утайки.

-- Но когда я впал в заблуждение, в котором я так долго оставался, вы по крайней мере поддерживали его? сказал я.

-- Да, отвечала она, снова кивая головой, - я вас оставляла в нем.

-- Было ли это великодушно?

великодушия!

Я вовсе был не намерен упрекать ее. Я так и сказал ей, когда она впала в задумчивость после этого порыва.

-- Ну, ну, ну! сказала она: - что же далее?

-- Я был щедро вознагражден за нею старую службу здесь, сказал я, чтоб ее утешить, - вы меня приписали к ремеслу, и я делал эти вопросы только так, из личного любопытства. Но у меня есть еще другая цель, получше потворствуя моему заблуждению, вы наказывали, вы дурачили, - приберите сами какое угодно слово, чтобы выразить ваше же намерение, не оскорбляя себя, - ваших себялюбивых родственников?

-- Да, сказала она, - они вообразили себе то же что и вы. И с чего было мне стараться разуверять вас всех? Вы сами ставили себе западни, а не я.

Выждав, пока она успокоилась, потому что и эти слива сказались ею резко, я продолжал:

-- Я случайно попал в одно семейство ваших родственников, мисс Гевишам, и постоянно был в нем, с тех пор как переехал в Лондон. Я знаю, что они были в том же заблуждении, как и я, и я был бы низким лжецом, еслиб я вам не сказал, - все равно приятно ли вам это или нет, хотите ли вы этому верить или нет, - что вы глубоко оскорбляете Матью Покета и его сына Герберта, полагая, будто эти честные прямые, открытые люди способны на низость.

-- Они ваши друзья, сказала мисс Гавишам.

-- Они приобрели мою дружбу, сказал я, - когда они предполагали, что я оттеснил их, и когда конечно Сара Покет, мисс Джорджиана и мистрисс Камилла не были моими друзьями.

Я с удовольствием заметил, что этот контраст так будто сделал на нее выгодное для них впечатление. Она пристально посмотрела на меня с минуту и потом сказала спокойно:

-- Что же вам нужно для них?

-- Только, чтобы вы не смешивали их с другими, сказал я. - Хотя в них и одна кровь; но, поверьте мне, они не одинакового свойства.

Продолжая смотреть на меня также пристально, мисс Гевишам повторила:

-- Что же вам нужно для них?

-- Вы видите, я не так хитер, сказал я в ответ, чувствуя, как кровь подымалась к моим щекам, - чтобы скрыть от вас, даже еслиб я этого и желал, что мне чего-то нужно. Мисс Гевишам, еслибы вы захотели положить некоторую сумму, чтоб оказать моему другу Герберту услугу на целую жизнь, во делая это однакоже без его ведома, - того требуют обстоятельства, - то я мог бы вам сказать, как это сделать.

-- Почему без его ведома? спросила она, опершись обеими руками на костыль, чтоб иметь возможность следить за мною внимательнее.

-- Потому, сказал я, - что я начал это дело для него слишком два года тому назад без его ведома, и я не хочу теперь выйдти наружу. Почему я не в состоянии докончить это дело, я не могу объяснить. Это опять чужая тайна, а не моя.

Она постепенно свела с меня свои глаза и обратила их на огонь. Посмотрев на него довольно долго, она пробудилась из своей задумчивости от шума падавших угольев в камине и посмотрела снова на меня, сначала довольно неопределенно, потом с постепенно-сосредоточенным вниманием. Эстелла все это время вязала. Мисс Гевишам, снова обратив на меня внимание, сказала, как будто наш разговор не прекращался:

-- Что далее?

-- Эстелла, сказал я, обращаясь теперь к ней, и стараясь овладеть моим дрожавшим голосом, - вызнаете, как я люблю вас. Вы знаете, как давно и как горячо я люблю вас.

Когда я обратился к ней, она приподняла на меня свои глаза, но пальцы её продолжали работать. Она смотрела на меня неподвижным взглядом. Мисс Гевишам, я заметил, поглядывала то на нее, то на меня.

сами, удерживался от такого признания; но теперь я должен высказаться.

Сохраняя свою прежнюю неподвижную физиономию и продолжая двигать пальцами, Эстелла покачала головой.

-- Я знаю, сказал я в ответ на это движение, - я знаю, я не имею никакой надежды назвать вас, Эстелла, когда-нибудь моею. Я сам не знаю, что еще может случиться со мною в очень короткое время, куда я денусь, какая бедность может быть ожидает меня. Но все-таки я люблю вас. Я вас полюбил с самого того времени, когда увидел вас в первый раз в этом доме.

Смотря на меня совершенно спокойно и продолжая работать пальцами, она опять покачала головой.

-- Жестоко, ужасно жестоко было бы со стороны мисс Гевишам шутить впечатлительностию бедного мальчика и столько лет мучить меня тщетною надеждой, еслиб она сообразила всю важность такого поступка. Но я полагаю, она не подумала об этом. Я полагаю, что под тягостью своих страданий, она забыла о моих муках, Эстелла.

Я заметил, мисс Гевишам приложила свою руку к сердцу и держала ее тут, смотря попеременно, то на меня то на Эстеллу.

-- Я полагаю, сказала Эстелла очень спокойно, - что бывают причуды чувства, я не знаю как назвать их, которых я не в состоянии понять. Вы говорите, вы любите меня; я понимаю значение этого слова, и только. Вы ничего не возбуждаете в моей груди, ничего там не трогаете. Мне решительно все равно, что вы говорите. Я старалась предостеречь вас; скажите сами, не правда ли?

Я сказал жалдим тоном: - Да.

-- Да, но вы не хотели остеречься, вы не предполагали, чтоб я так думала. Скажите сами теперь, не правда ли?

-- Я полагал, я надеялся, что вы не могли так думать. Вы так молоды, так неопытны и так прекрасны, Эстелла! Конечно это не естественно.

-- Но такова моя природа, отвечала она. - И потом прибавила, придавая особенное выражение следующим словам: - Такова природа, которую во мне развили. Я делаю большое различие между вами и другими, когда я говорю вам это; более этого я не могу сделать.

-- Не правда ли, сказал я, - что Бентле Дремль здесь в городе и преследует вас?

-- Совершенная правда, отвечала она, относясь о нем с равнодушием, переходившим в полное презрение.

-- Не правда ли, что вы подаете ему надежды, катаетесь с ним верхом, что он даже сегодня обедает у вас?

Она повидимому была удивлена не много, что я это знал, но отвечала опять:

-- Совершенная правда.

-- Вы не можете любить его, Эстелла!

Пальцы её остановились в первый раз, и она отвечала сердито:

-- Что я сказала вам? Неужели вы и после этого все еще полагаете, что я не думаю того, что говорю?

-- Вы никогда не будете его женою, Эстелла?

Она посмотрела на мисс Гевишам, подумала с минуту, не выпуская из рук своей работы, и потом сказала:

Я закрыл лицо мое руками, но я успел удержать себя лучше нежели можно было этого ожидать, хотя для меня было страшною мукой слышать от нея эти слова. Когда я открыл мое лицо, на лице мисс Гевишам было такое ужасное выражение, что оно произвело на меня впечатление, не смотря на всю силу моей страсти и моего горя.

-- Эстелла, милая, милая Эстелла, не делайте, не делайте этого рокового шага, к которому влечет вас мисс Гевишам. Отбросьте меня навсегда, - вы уже сделали это, я очень хорошо знаю, - но отдайтесь же кому-нибудь другому подостойнее Дремля. Мисс Гевишам предает вас ему, чтобы показать только пренебрежение к толпе более достойных людей, которые увлекаются вами, и небольшому кружку людей, которые вас истинно любят. Между этими немногими может-быть найдется один, кто любит вас также горячо, как я, хоть и не так давно как я. Возьмите его; мне это будет легче.

Моя горячность как будто пробудила в ней удивление, в котором был даже виден оттенок сострадания и сожаления, что она не могла понять меня.

-- Я выхожу за него замуж, сказала она опять более мягким голосом. - Все приготовления к моей свадьбе уже сделаны, и моя свадьба будет скоро. Зачем вы так оскорбительно упоминаете имя моей названной матери? Это мое собственное желание.

-- Ваше собственное желание отдаться такому животному?

-- Кому же вы хотите, чтоб я отдалась? возразила она с улыбкою. - Должна ли я отдаться человеку, который скорее почувствует, что я ничего не приношу ему? Дело сделано. Как-нибудь мы промаячим жизнь с моим мужем. Что же касается до того, будто мисс Гевишам принуждает меня сделать этот шаг, то напротив она желает, чтоб я еще пождала и не выходила замуж; но мне опротивела эта жизнь, которую я веду, и я охотно ее меняю. Ни слова более; мы никогда не поймем друг друга.

-- Такое низкое животное, такое глупое животное, повторял я в отчаянии.

-- Не бойтесь, чтоб я была ему утехою, сказала Эстелла. - Нет, не буду. Ну, вот вам рука моя. Что же мы расходимся после этого, мечтатель-мальчик или мущина?

-- О, Эстелла! отвечал я, и мои горючия слезы лились на её руку, как я себя ни удерживал. - Одна мысль, что вы жена Дремля для меня невыносима!

-- Пустячки, отвечала она, - пустячки. Это скоро пройдет.

-- Никогда, Эстелла.

-- Забыть вас? Вы часть моего существования, вы часть меня самого. Вы были в каждой строчке, которую я успел прочесть с того времени, как я пришел сюда еще простым мальчишкой; вы уже тогда поразили его бедное сердце. И с того времени вы были передо мною во всем, что представлялось моим глазам; я видел вас в струях реки, на парусах кораблей, в облаках, во тме и свете, в лесах, на море, на улицах. Вы были для меня воплощением каждой грациозной фантазии, с которою знакомился мой ум. Вам легче сдвинуть с места вашими руками самые камни, из которых выстроены лондонския здания, нежели уничтожить ваше влияние, ваше присутствие для меня во всем. Эстелла, до последняго часа моей жизни вы останетесь частью меня, частью капли добра, которое есть во мне, и также частью зла. Но я соединяю вас только с добром, и верно сохраню навсегда память о вас в связи с ним, потому что вы мне сделали гораздо более добра нежели зла, как мне теперь ни горько. Господь благослови вас, Господь прости вам.

Я сам не знаю, какая сила вырвала у меня эти несвязные слова. Эта рапсодия закипела в моей груди, и вылилась как поток крови из моей внутренней раны. Я приложил её руку к моим губам на несколько секунд и вышел вон. Но я припоминал всегда после, что между тем как Эстелла смотрела на меня с недоверчивым удивлением, вся фигура мисс Гевишам, которая все еще держала свою руку у сердца, казалось, вылилась в один взгляд жалости и угрызения.

Все было кончено; все было решено! И когда я вышел из калитки, дневной свет, казалось мне, был темнее чем когда я вошел в нее. Я обошел окольными тропинками и отправился пешком в Лондон. Я достаточно опомнился, я видел ясно, что для меня было невозможно возвратиться в гостиницу и встретиться там с Дремлем; для меня невозможно было сесть в дилижанс и говорить с кем-нибудь; я сознавал, что лучше всего мне было утомиться до совершенного безсилия.

В полночь я прошел через Лондонский Мост и пустился в лабиринт узких улиц, которые в то время тянулись на запад, по близости миддльсеского берега Темзы; мне ближе всего было пройдти в Темпль с реки через Уайт-Франарс. Меня не ожидали прежде завтрашняго дня; но у меня был ключ от квартиры, и если Герберт лег уже в постель, то я мог сам добраться до моей постели, не тревожа его.

разглядывал меня с большим вниманием, пропуская меня в вороты. Чтобы напомнить ему себя, я назвал свое имя.

-- Я не был совершенно уверен, сэр, но я полагал, что это вы. Вот к вам записка, сэр. Разсыльный, который принес ее, наказал, чтобы вы сделали одолжение прочли ее при моем фонаре.

Очень удивляясь этому требованию, я взял записку. Оно было адресовано Филиппу ; над адресом были слова: "сделайте одолжение, прочтите это здесь же." Я открыл ее; сторож светил мне, и я прочел следующее, написанное рукою Вемика: Не ходите домой.