Большие ожидания.
Глава XLV.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Большие ожидания. Глава XLV. (старая орфография)

XLV.

Повернув назад от ворот Темпля, как только я прочел это предостережение, я поспешил в Флит-стрит, взял там запоздалую извощичью карету и отправился в гостаницу Гемомс, в Ковентгардене. В то время там можно было достать постель во всякий час ночи, и слуга, впустивший меня в свою гостеприимную комнату, засветил свечку, стоявшую у него на полке на очереди, и повел меня прямо в спальню, которая случилась первая по порядку в его списке. Это было нечто в роде склепа в нижнем этаже, с громадною кроватью, похожею на чудовище деспотически захватившее все пространство, запустившее одну из ног в камин, другую в дверь, и притеснившее совершенно к стене несчастный умывальный столик.

Я спросил себе ночник, и слуга принес мне добрую сальную свечу славного старого времени, с камышиною вместо фитиля, которая готова была переломиться пополам при первом к ней прикосновении, и опустил ее, как преступника в заточение, на дно высокой жестяной башни, с безчисленным множеством отверстий, отрисовавших глазастые узоры на потолке и на стенах, дико на меня смотревшие. Я лег в постель и лежал в ней усталый, разбитый, с натруженными ногами; я чувствовал, для меня было так же невозможно закрыть мои глаза, как замкнуть веки этому глупому Аргусу. И таким образом, посреди мрака и мертвой тишины ночи, мы глазели друг на друга.

Какая печальная была эта ночь! Как она была тяжела, грустна и продолжительна! В комнате разливался негостеприемный запах холодной сажи и горячей пыли; и, смотря в углы полога, разстилавшагося над моею головой, я раздумывал, какое там скрывается множество мух, клещакове и гусениц, покоящихся до следующого лета. Это навело меня на мысль, не падает ли когда вниз который-нибудь из них, и мне показалось, что-то легкое упало мне на лицо, и очень неприятная игра воображения уже представляла мне будто какие-то гадины ползали у меня по спине. Пролежав несколько времени без сна, я начинал слышать эти сверхъестественные голоса, которые обыкновенно наполняют глубокую тишину. Чулан зашептал, камин вздохнул, умывальный столик защелкал, и в комоде прозвенела струна. В то же самое время глазастые узоры на стенах приняли новое выражение, и я видел, во всех светлых кружках, во все глаза на меня смотревших, было написано: не ходите домой.

Все ночные призраки и звуки, преследовавшие меня, не заглушали, не заслоняли этих роковых слов: не ходите домой. Они приплетались ко всему, о чем бы я ни думал, будто телесная боль. Недавно перед этим я читал в газетах, как неизвестный джентльмен пришел ночью к Гемомсу, лег в постель и зарезался, и на следующее утро его нашли окровавленного. Мне пришло в голову, что он должно-быть занимал этот же самый склеп, и я встал с постели, чтоб увериться, не было ли на ней красных пятен; потом я отворил дверь и посмотрел в корридор, желая разсеять себя отдаленным видом света, у которого, я знал, дремал слуга. Но все это время мой ум был до того занят вопросами: почему нельзя мне было идти домой, что случилось дома, и когда можно будет мне возвратиться домой, и безопасен ли Провис? - что, казалось бы, в нем не оставалось места для других мыслей. Даже, когда я думал об Эстелле, как мы разстались с нею навсегда в этот день, и припоминал все обстоятельства нашего разставанья, - её взгляды, её голос, движение её пальцев, занятых вязаньем, - даже и тогда преследовало меня со всех сторон предостережение: не идите домой. Когда, наконец, я задремал в совершенном истомлении души и тела, оно приняло форму бесконечного глагола, который я должен был спрягать повелительного наклонения в настоящем времени: ты не или домой, пусть он не идет домой, пусть мы не идем домой, не идите вы домой, пусть они не идут домой. Наконец я чувствовал, что я схожу с ума; я ворочался на подушке и опять смотрел на стену, на глазевшие на меня светлые кружки.

Я приказал, чтобы меня разбудили в семь часов; мне было ясно, что я должен видеть прежде всего Вемика, и что, по этому случаю, мне следовало узнать его валвертския мнения. Для меня было большим облегчением выйдти из комнаты, где я провел такую тяжелую ночь, и я вскочил с моей безпокойной постели после первого удара в дверь.

Укрепления замка представились моим глазам в восемь часов. Маленькая служанка входила в крепость с двумя горячими булками; в её сопровождении я вошел в калитку, перебрался через подъемный мост, и таким образом, без доклада, предстал пред лицо Вемика, когда он делал чай для себя и для старикашки. Отворенная дверь представляла перспективный вид старикашки в постеле.

-- Ого, мистер Пип! сказал Вемик. - Так вы вернулись?

-- Да, отвечал я; - но я не пошел домой.

-- Так и быть должно, сказал он, потирая руки. - Я оставил для вас записку, на случай, у каждой калитки. В которую калитку вы вошли?

Я сказал.

-- Сегодня же обойду прочия калитки и уничтожу оставшияся записки, сказал Вемик. - Хорошее правило - никогда не оставлять письменных доказательств, если только возможно, потому что не знаешь, как и когда они могут быть приведены. Я с вами церемониться не стану: вы не откажетесь поджарить мне сосиську для престарелого родителя?

Я отвечал, что сделаю это с удовольствием.

-- В таком случае, Марианна, вы можете идти заниматься вашим делом, сказал Вемик маленькой служанке; - а мы остаемся с вами одни, как видите, мистер Пип, прибавил он, подмигивая мне, когда она исчезла.

Я поблагодарил его за дружбу и осторожность. Дальнейший разговор наш шел в полголоса, пока я жарил сосисъку старикашке, а он намазывал маслом краюшку его булки.

-- Ну, вы знаете, мистер Пип, сказал Вемик, - мы друг друга понимаем. Мы теперь с вами по домашнему, на дружеской ноге; у нас уже прежде бывали конфиденцияльные дела. Мнения и чувства конторския сани по себе. Мы теперь не в конторе.

Я от души согласился. Я был так разстроен, что поджег сосиську старикашки, которая запылала как факел, и я принужден был задуть ее.

-- Гораздо лучше не называть, сказал я. - Я понимаю вас.

-- Так я случайно слышал вчера вечером, сказав Вемик, - что известный человек, имевший некоторое отношение к колониям и обладающий также движимою собственностью... я не знаю, кто это может быть в самом деле, мы не назовем этого лица...

-- И нет необходимости, сказал я.

--...наделал довольно шуму в известной части света, куда отправляется много людей и не всегда по доброй охоте и пожалуй при некотором содействии правительства...

Следя за его лицом, я опять сделал целую иллюминацию из сосиськи старикашки, что очень разстроило наше общее внимание, и я извинился.

--...вдруг скрывшись из этого места, где ничего не известно ни о нем, ни о его местопребывании. Отсюда, сказал Вемик, - сделаны были некоторые заключения и предположения. Я также слышал, что присматривали и за вами и за вашею квартирой в Темпле, и пожалуй еще будут присматривать пристальнее.

-- Кто? спросил я.

-- Ну, я не стану входить в подробности, сказал Вемик уклончиво, - это может повредить конторской ответственности. Я слышал это, как слышал многое в свое время в том же самом месте. Я не говорю, чтоб это было сообщено мне. Я только слышал об этом.

Говоря это, он взял у меня вилку и сосиську, и аккуратно приготовил на маленьком подносе завтрак для старикашки. Потом он пошел в его комнату с чистою салфеткой, подвязал ее под подбородок ему, подпер его подушками и повернул его колпак на сторону; он так и смотрел теперь старым забулдыгою. После всех этих приготовлений, он заботливо поставил перед ним завтрак и сказал: "Ну, все исправно, так ли, престарелый родитель?" На это веселый старикашка отвечал: "Все исправно, Джон, мой малец, все исправно!" Так как между нами подразумевалось, что старикашка был в неглиже и ничего не видал по этому случаю, то и я притворился, будто ничего не замечаю.

-- Это присматривание за мною и за моею квартирой (которое я сам один раз имел повод подозревать), сказал я Вемику, когда тот вышел назад, - относится к тому лицу, о котором вы упоминали, не так ли?

Вемик посмотрел очень сериозно.

-- Я не могу сказать, чтоб это было мне известно. То-есть я не могу сказать, чтоб это было так с самого начала. Но оно или есть так теперь, или будет так, или может быть так.

Я видел, его удерживала от дальнейшого объяснения, его верность конторе; я знал также, как много отступил он от своего обыкновения, сказав уже мне столько, и поэтому я не мог приставать к нему более. Но, подумав немного, я объявил ему, что мне хотелось бы сделать ему вопрос, на который он ног отвечать и не отвечать, как он признает за лучшее, в чем конечно он уже не ошибется. Он прервал свой завтрак, сложил руки и, защипнув рукав своей рубашки (для большого спокойствия и удобства, он сидел дома без сюртука), кивнул мне, чтоб я предложил ему мой вопрос.

-- Слышали вы об одном негодяе, которого зовут Камписсоном?

Он ответил мне другим кивком.

-- Жив он?

Еще другой кивок.

Он мне еще раз кивнул, необыкновенно как сжал свой почтовый ящик, кивнул мне еще в последний раз, я принялся опять за завтрак.

-- Ну, сказал Вемик, - допрос теперь кончен! - Он произнес эти слова с особенным выражением и повторил их для моею руководства. - Я перейду теперь к тому, что сделано мною после того, как я услышал то, что я слышал. Я отправился в Темпль, чтобы найдти вас; не найдя вас там, я отправился к Кларикеру, чтоб отыскать мистера Герберта.

-- И вы нашли его? спросил я с большим участием.

-- И нашел его я. Не называя никого по имени и не вдаваясь ни в какие подробности, я объяснил ему, что буде ему ведомо, если кто-нибудь, Том, Джак или Ричард, укрывается на квартире или по соседству, то лучше всего этого Тома, Джака или Ричарда, спровадить подалее, в ваше отсутствие.

-- Он будет в большом недоумении что ему делать.

-- Он и был очень озадачен, тем более что я дал ему мое мнение, что пока не вовсе безопасно и слишком-то далеко отправлять Тома, Джака или Ричарда. Я вам скажу, мистер Пип, при настоящих обстоятельствах, нет места лучше большого города, коль скоро вы уже находитесь в большом городе. Не прорывайтесь слишком рано через облаву. Лежите себе потихоньку. Ждите себе, пока дело помаленьку успокоится, прежде чем пытаться нюхнуть иностранного воздуха.

Я поблагодарил его за этот драгоценный совет, и спросил что сделал Герберт.

-- Мистер Герберт, сказал Вемик, - с полчаса оставался словно его пришибло чем; но потом он напал на план. Он передал мне за тайну, что он ухаживает за молодою леди, у которой, как вы без сомнения знаете, есть папенька, не встающий с постели. Этот папенька был корабельным коммиссаром, и он лежит у круглого окошка и смотрит себе как корабли плавают по реке. Вы вероятно знакомы с молодою леди?

-- Нет, не знаком лично, сказал я.

По правде сказать, она избегала меня, как товарища-мотыгу, от которого не может, быть добра её Герберту; и когда Герберт предложил ей раз представить меня, она приняла это предложение так холодно, что Герберт был вынужден передать мне это, советуя до времени отложить знакомство с нею. Когда я тихомолком начал устраивать будущность Герберта, я мог перенести это с отрадною философией. Естественно, для него я для его невесты неприятно было иметь третье лицо, при их свиданиях; и хотя он уверял меня, что Клара обо мне лучшого мнения, и хотя мы постоянно обменивались с молодою леди через Герберта разными приветствиями, но я ни разу не видел её. Я однакоже не передал Вемику всех этих подробностей.

-- Этот дом с круглым окном, сказал Вемик, - стоит у реки, возле озерка, между Лайм-хаусом и Гриничем. Хозяйка - очень почтенная вдова; она меблировала верхний этаж, чтоб отдавать его внаймы. Мистер Герберт спросил меня, что я думаю о такой временной квартире для Тома, Джака или Ричарда? Теперь мне такая идея понравилась, а почему, на это дам вам три причины. Вопервых, это место далеко от вас, вы никогда и не заходите туда; оно также порядком удалено от лабиринта проезжих улиц. Вовторых, не ходя туда сами, вы всегда можете слышать о безопасности Тома, Джака или Ричарда, через мистера Герберта. Втретьих, спустя несколько времени, когда это будет безопасно, если вы найдете необходимым спустить Тома, Джака или Ричарда, на иностранный пароход, он тут наготове.

Очень успокоенный этими доводами, я поблагодарил Вемика несколько раз и просил его продолжать.

-- Ну, сударь мой, мистер Герберт горячо принялся за дело, и вчера же к девяти часам вечера успел перевести на новое жилье Тома, Джака или Ричарда, кого бы там ни было, нам с вами этого не нужно знать. На старой квартире сказали, что его потребовали в Довр, и действительно его повезли по доврской дороге и потом свернули с нея. Теперь важно то, что все это было сделано без вас и в такое время, когда вы были за несколько десятков миль, как должны это знать люди, следящие за вашими движениями, и были заняты совершенно другим делом. Это отвращает всякое подозрение и сбивает с толку; и по этой самой причине я даже наказал вам, чтобы вы не ходили домой, еслибы вы вернулись вчера вечером. Все это более и более запутывает дело, а нам того-то и надо.

Вемик кончил теперь свой завтрак, посмотрел на часы и принялся натягивать свой сюртук.

я мог; но еоли я могу еще сделать что-нибудь более, с валвертской точки зрения, по нашим домашним, личным отношениям, то я к вашим услугам. Вот вам адрес. Сегодня вечером вы можете пойдти туда и увериться сами, что Том, Джек или Ричард, совершенно безопасен, перед тем как вы отправитесь к себе, а это еще одна из причин, почему я удержал вас, чтобы вы домой не возвращались. Но после уже не ходите туда. - Тут руки его просунулись в рукава сюртука, и я пожал их. - А в заключение, позвольте мне убедить вас в одном важном пункте. - Он положил свои руки мне на плечи и прибавил торжественным шопотом: - Не упустите случая, в этот же вечер, захватить его движимую собственность. Вы не знаете, что может случиться с ним. Но пусть же не пропадает его движимая собственность.

Совершенно отчаиваясь объяснить Вемику мой взгляд на этот пункт, я и не пробовал этого.

полезно провести совершенно спокойный день с старикашкой, - он сейчас явится, - и скушать кусочек. Помните вы свинью?

-- Конечно, сказал я.

крикнул он весело.

-- Все исправно, Джон, все исправно, мой малый, прокричал старикашка изнутри.

Я вскоре заснул перед огнем Вемика, и мы с старикашкою проспали почти целый день. За обедом у нас была свинина с зеленою капустой, взращенною в поместье, и я кивал старикашке с намерением, когда это не приходилось случайно. Когда совершенно стемнело, я оставил старикашку, который поправлял огонь в камине для гренков, а по числу чашек и по его взглядам на дверцы в стене, и заключал, что ожидалась мисс Скифинс.