Большие ожидания.
Глава XLV.

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Диккенс Ч. Д., год: 1860
Категория:Роман

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Большие ожидания. Глава XLV. (старая орфография)



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

Глава XLV.

Прочитав это странное предостережение, я поторопился поскорее удалиться от ворот Темпля и направился к Флит-Стриту; мне скоро попался запоздалый извозчик, и я велел везти себя в Ковент-Гарден в номера Гемомс. В те времена здесь можно было иметь ночлег, в какой бы поздний час ночи ни явился. Слуга, впустивший меня в гостеприимные двери Гемомса, зажег одну из свечей, дожидавшихся своей очереди на полке, и повел меня в спальню, которая стояла первой по порядку в его списке. Это было нечто вроде склепа в подвальном этаже, в задней части дома, с чудовищной кроватью с четырьмя колоннами, похожей на катафалк. Это чудовище деспотически завладело всем свободным пространством: с видом полноправного хозяина уперло одну ногу в камин, другую в дверь, оттеснило несчастный умывальник в самый дальний угол.

Мне не хотелось оставаться впотьмах в этом склепе, и я попросил слугу принести мне ночник. Он мне принес почтенный заслуженный светец доброго старого времени, готовый переломиться пополам от первого прикосновения, посаженный, словно преступник, осужденный на одиночное заключение, в глубину высокой жестяной башни с круглыми дырочками, отражение которых рисовалось на стене в виде множества широкораскрытых удивленных глаз. Я немедленно лег в постель, но не мог заснуть, несмотря на усталость, которую чувствовал во всех членах, - несмотря на то, что я был весь разбит и изнеможен, Забыться сном мне было так же невозможно, как закрыть вытаращенные на меня глаза этого глупого Аргуса в железной башне, и всю ночь напролет мы с ним упорно глазели друг на друга.

Что за ужасная ночь! Тревожная, страшная, нестерпимо долгая! В комнате пахло холодной сажей и нагретой пылью; балдахин, висевший над кроватью, внушал мне самые неприятные опасения: заглядывая в его углы, я соображал, сколько укрывается там синих мясных мух, клещей, личинок, в чаянии наступления лета. Вслед за таким соображением мне приходило на ум: а ведь может кто-нибудь из них свалиться оттуда на меня, - и вот мне уж чудилось, будто что-то упало мне на лицо, и этот обман чувств, невольно заставлял думать о соседстве других, более неприятных насекомых, подбирающихся ко мне из щелей кровати.

Спустя некоторое время мне начали слышаться те необыкновенные голоса, какие рождаются обыкновенно в глубокой тишине ночи, когда мучает безсонница: шкап шептал, камин вздыхал маленький умывальник тикал, в комоде по временам звенели струны гитары. В то же время круглые глаза на стене приняли новое выражение, в каждом явилась надпись: Не ходите домой.

Этих роковых слов не могли вытеснить из моего сознания все видения и звуки, осаждавшие меня в эту ночь; как нельзя забыть мучительную телесную боль, так и их ничем нельзя было заглушить. Незадолго перед тем я прочел в газетах,- как один неизвестный джентльмен явился ночью в Гемомс, потребовал себе комнату и покончил с собою в постели; утром его нашли плавающим в собственной крови. Теперь мне пришло в голову, - не убил ли он себя в этом самом склепе, где я лежу. Я вскочил с кровати, чтобы убедиться, что на ней нет красных пятен, потом отпер дверь, заглянул в коридор и несказанно обрадовался, увидав вдали свет, у которого, как мне было известно, дремал дежурный слуга. Но, проделывая все это, я в то же время думал: почему мне нельзя идти домой, что там случилось, когда мне можно будет туда пойти, в безопасности ли Провис? и ум мой был так занят этими вопросами, что для других, казалось, нет и места.

Даже тогда, когда мысль моя переносилась к Эстелле, когда я думал о том, что сегодня мы разстались навсегда, когда вспоминал её взгляды, интонацию её голоса, движение её пальцев, занятых вязаньем, даже и тогда меня, преследовал, вечно преследовал припев: "Не ходите домой".

Когда я, совершенно разбитый душевно и телесно, наконец, задремал, в моей фантазии это предостережение превратилось в бесконечный глагол, который я должен был спрягать. Повелительное наклонение: Не ходи домой, пусть он не ходит домой, не ходите домой, пусть они не ходят домой. Сослагательное наклонение: Я не ходил бы домой, я не должен ходить домой, я не могу ходить домой, я не хожу домой, и так далее, пока наконец чувствовал, что кажется начинаю сходить с ума, переворачивался на другой бок и опять погружался в созерцание светлых кружков, глазевших на меня со стены.

Я приказал слуге разбудить меня в семь часов. Мне было ясно, что Веммик, первый, кого я должен увидеть, и что при настоящих обстоятельствах мне необходимо увидать его так, чтобы узнать его Вальвортския мнения. Для меня было большим облегчением покинуть комнату, где я провел такую ужасную ночь, и слуге не пришлось дважды стучаться ко мне в дверь, чтобы поднять меня с постели.

Укрепления замка предстали моим глазам в восемь часов. Случилось так, что как раз в это время служанка входила в крепость с двумя горячими хлебцами; я вместе с нею перебрался через подъемный мост, вошел в калитку и таким образом без доклада явился перед Веммиком, занятым приготовлением чая для себя и для родителя.

Раскрытая настежь дверь давала возможность видеть в перспективе престарелого родителя в постели в ночном дезабилье.

-- А, мистер Пип! - воскликнул Веммик. - Так вы вернулись?

-- Да, но не заходил домой.

-- И отлично, - заметил он, потирая руки. - Я оставил для вас на всякий случай по одной записке у каждых ворот Темпля. В какие вы вошли?

Я ответил.

-- Сегодня же обойду все остальные и уничтожу оставшияся записки. Самое лучшее правило - по возможности никогда не оставлять письменных улик, потому что неизвестно, как ими могут воспользоваться. Я с вами буду без церемоний: не соблаговолите ли, мистер Пип, поджарить эту колбасу для престарелого родителя?

Я отвечал, что с большим удовольствием поджарю колбасу,

-- В таком случае, Мэри-Анна, иди, занимайся своим делом, - сказал он и, когда служанка ушла, прибавил, подмигивая мне:

-- Как видите, при таком обороте дела мы останемся одни, мистер Пип.

Я поблагодарил его за дружбу и внимание. Дальнейший разговор мы повели вполголоса: я поджаривал колбасу, мистер Веммик намазывал маслом хлебный мякиш для престарелого родителя.

- одна статья, частные отношения - другая статья. Долой оффициальность, она теперь не у места.

Я от души с ним согласился. При моем взволнованном состоянии я и не заметил, как колбаса родителя вдруг запылала, точно факел. Пришлось тушить.

-- Вчера утром я случайно услышал в одном месте, куда однажды водил вас, - даже с глазу на глаз нам лучше избегать употребления собственных имен, когда есть возможность обойтись без них..

-- Гораздо лучше, - подхватил я. - Я вас понял.

-- Там я вчера случайно услышал, что одно лицо, кажется, не совсем чуждое колониям и не лишенное некоторой движимой собственности, - кто это лицо - я не знаю, и называть его мы не будем...

-- Нет никакой необходимости, - прервал я.

-- Так вот это лицо наделало по слухам много шума в некоторой части света, куда отправляется много людей не всегда по своей охоте и не на свой счет, так как правительство принимает в них некоторое участие...

Заглядевшись на моего собеседника, я опять устроил иллюминацию из колбасы родителя; это обстоятельство, конечно, отвлекло наше внимание в сторону, я поспешил извиниться, что прервал разговор на столь интересном месте.

-- И так, это лицо наделало много шума, исчезнув внезапно из сказанного места, исчезнув так, что о нем ни слуху, ни духу. Из этого обстоятельства возникли различные предположения и заключения. В вышеупомянутом месте я услышал, что за вами и за вашей квартирой в Темпле следили и, пожалуй, еще будут следить.

-- Кто?

-- Не стану входить в подробности, ибо тут легко могут прийти в столкновение со своими служебными отношениями, - уклончиво ответил Веммик. - Я услышал это, как слышу в другое время в том же месте разные любопытные вещи. Ведь я не сказал вам, что был извещен, - нет, я просто слышал.

Говоря так, он отобрал у меня вилку и колбасу, и аккуратно разложил на маленьком подносике все принадлежности завтрака родителя. Но прежде чем отнести ему завтрак, Веммик отправился к нему в комнату, подвязал его чистой салфеткой, подпер подушками, надвинул ему колпак немного набок, вследствие чего старый джентльмен принял самый залихватский вид, потом заботливо поставил перед ним поднос и спросил:

-- Все ли ладно, почтенный родитель?

На что веселый старичек отвечал:

-- Все, ладно, Джон, все ладно, мой милый.

Так как по обоюдному молчаливому соглашению между мною и Веммиком подразумевалось, что престарелый родитель еще не в параде, и я его не вижу, то я представился, будто не заметил того, что происходило в соседней комнате, и когда Веммик вернулся, продолжал наш разговор, как будто он и не прерывался.

-- Этот надзор за мной и за моей квартирой (однажды я и сам имел некоторые основания подозревать, что за мною следят) имеет, должно быть, близкое отношение к лицу, на которое намекали?

Веммик принял очень серьезный вид.

-- На основании того, что мне известно, я не могу этого положительно утверждать. Я хочу сказать - что утверждать, будто так было с самого начала - я не могу, но, может быть, это и так, или будет так, или грозит опасность, что будет так.

Я видел, что верность Литль-Бритену мешала ему сказать все, что было ему известно. Я был благодарен ему и за то, что он изменил своим правилам и столько уже мне сказал, и требовать от него большого не решался. Но, после некоторого размышления, я сказал, что мне хотелось бы предложить несколько вопросов, на которые он может отвечать или не отвечать, как ему заблагоразсудится, я со своей стороны заранее одобряю всякое его решение. Мистер Веммик отодвинул от себя завтрак, скрестил на груди руки и, защипнув пальцами рукава рубашки (он находил более удобным и более приятным сидеть дома без сюртука), кивнул мне, чтоб я предложил желаемые вопросы.

-- Слыхали ли вы об одном человеке, пользующемся худой репутацией, которого зовут Комписон?

-- Он жив?

Другой кивок.

-- Он в Лондоне?

Веммик опять кивнул, плотно сжал губы, кивнул еще один раз, - последний, и принялся завтракать.

-- Теперь допрос кончен, - сказал он с сильным ударением и повторил эту фразу, чтобы я принял ее к сведению. - Перехожу к рассказу о том, что было мною сделано после того, как я услышал то, что мне удалось услышать. Я тотчас отправился к вам в Гарден-Корт; не застав вас дома, я пошел к Клерикеру разыскивать мистера Герберта.

-- Его вы нашли? - спросил я с безпокойством.

-- Его я нашел. Не называя никаких имен и не входя в подробности, я дал ему понять, что, если ему известно о пребывании кого-нибудь, - Тома, Джека или Ричарда, - в Гарден-Корте или по соседству от него, то лучше удалить Тома, Джека или Ричарда, пока вы находитесь в отсутствии.

-- Воображаю, в какое затруднительное положение был поставлен Герберт, не зная, что ему предпринять.

-- Да, он был в затруднении, тем более, что, по моему мнению (я счел необходимым сообщить его вашему другу), в настоящее время вовсе не безопасно спроваживать Тома, Джека и Ричарда куда-нибудь очень далеко. Заметьте, мистер Пип: при обстоятельствах, подобных существующим, нет места удобнее большого города, раз вы уже в нем находитесь. При облаве не следует спешить подыматься с логова, притаитесь и лежите себе, дождитесь, пока все успокоится, а раньше этого и не пытайтесь переступать за границу вашего убежища.

Я поблагодарил его за этот драгоценный совет и спросил, как же поступил Герберт.

-- Мистер Герберт около получаса не мог прийти в себя от изумления, но потом придумал, как пособить горю. Под большим секретом он сообщил мне; что помолвлен с одной молодой девицей, у которой, как без сомнения вам известно, есть разбитый параличем папенька. Этот папенька, служивший прежде коммисаром на судах, проводит теперь всю жизнь в постели у полукруглого окна, откуда он может видеть все корабли, проходящие по Темзе. Вы, вероятно, знакомы с этою девицей?

-- Лично не знаком, - отвечал я.

холодно, что Герберт должен был сообщить мне, как невысоко стоят мои фонды у его невесты, и посоветовать отложить на некоторое время знакомство с нею. Так как в то самое время я тайком устраивал карьеру Герберта, то меня очень позабавило это предубеждение, и я со стоицизмом философа перенес неожиданный реприманд. С другой стороны Герберт и его нареченная не слишком горячо желали, чтобы третье лицо присутствовало при их свиданиях, поэтому хотя Герберт и уверял меня, что я значительно поднялся во мнении Клары и хотя я с нею постоянно обменивался через посредство Герберта разными приветствиями и любезностями, но я ни разу еще не видел её. Впрочем, я не счел нужным утруждать Веммика всеми этими подробностями.

Веммик продолжал:

-- Дом с полукруглым окном находится у самого устья Темзы, между Лимгаузом и Гриничем; хозяйка его, очень почтенная вдова, отдает в наймы меблированную квартиру в верхнем этаже. Сообщив мне все эти подробности, мистер Герберт спросил, что я думаю о таком временном убежище для Тома, Джека или Ричарда. Я отнесся к его идее очень одобрительно по трем причинам, о которых сейчас вам доложу. Вот оне. Первое: вашей ноги никогда там не было, и кроме того это место удалено на большое разстояние от бойких, людных улиц. Второе: вы можете, не заходя никогда в пределы той местности, во всякую минуту получать оттуда, через мистера Герберта, самые точные сведения о Томе, Джеке или Ричарде. Третье: если вы захотите, конечно по прошествии некоторого промежутка времени, когда благоразумие это позволит, сплавить Тома, Джека или Ричарда на какой-нибудь иностранный пакетбот, - он у вас под рукою.

Веммик снял великую тяжесть с моей души, я усердно поблагодарил его и просил продолжать.

" - Ну-с, сэр, мистер Герберт вложил в это дело всю душу, и вчера же к десяти часам вечера Том, Джек или Ричард, кто бы там ни было, нам с вами этого не нужно знать, был благополучно водвореи-я на новом местожительстве, На старой квартире объявили, что его вызвали в Дувр, и он действительно отправился по Дуврской дороге и потом уже, сделав большой крюк, свернул в сторону. Во всей этой истории есть еще одна выгодная сторона: переезд совершился без вас, и тем, кто за вами следит, известно, что вы были за несколько миль от Лондона и занимались совершенно другими делами; это отвлечет подозрения в другую сторону и собьет с толку тех, кто за вами шпионит. Чтобы еще больше сбить их с толку, я и советовал вам вчерашний день не ходить домой, даже если бы вы вернулись очень поздно. Такой маневр окончательно поставит их в тупик, а вам это и на руку.

-- Ну, мистер Пип, я, кажется, сделал все, что мог, - проговорил он, засовывая руки в рукава сюртука. - Но если я в состоянии буду сделать еще что-нибудь с Вальвортской точки зрения, в качестве частного человека, не выходя за границы личных отношений, - я сделаю с радостью. Вот вам адрес, сегодня вечером вы, прежде чем идти домой, можете безбоязненно наведаться туда и своими глазами удостовериться, что с Томом, Джеком или Ричардом все обстоит благополучно. Вот еще одна причина, почему вам не следовало возвращаться вчера к себе в Темпль. После того, как вы явитесь домой, вам уже нельзя будет ходить туда. Здесь, конечно, вам будут рады, мистер Пип (тут руки Веммика наконец просунулись в рукава и я не преминул крепко пожать ему руку). В заключение позвольте обратить ваше внимание на один важный пункт. - Веммик торжественно положил обе руки мне на плечи и торжественно прошептал: - Постарайтесь сегодня вечером захватить в свои руки его движимую собственность. Кто знает, что может случиться? Пусть же будет спасена движимая собственность.

Будучи вполне уверен, что Веммик не поймет, если я стану выяснять ему свой взгляд на этот предмет, я и не пытался ему растолковывать.

спокойствии с моим старичком, - он сейчас встанет, и подкрепит свои силы кусочком... помните свинью?

-- Еще бы.

- весело крикнул он.

-- Все ладно, Джон, все ладно, мой милый! - пропищал из своей комнаты старичок.

Я скоро задремал, сидя у камина, и затем почти весь день у нас со старичком прошел в том, что мы мирно почивали у теплого огонька. На обед нам была подана свинина и взрощенные в поместье овощи, от времени до времени я кивал престарелому родителю, иногда по доброй воле, иногда невольно, когда начинал клевать носом.

Когда совершенно стемнело, я распрощался со старичком и оставил его поправляющим огонь в камине: скоро должно было начаться поджариванье гренков для вечерняго чаепития. По числу приготовленных чашек и по взглядам, как старичек бросал на двор, я догадался, что к чаю ожидали мисс Скиффинс.



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница