Большие ожидания.
Глава LI.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Большие ожидания. Глава LI. (старая орфография)

Глава LI.

Какую цель имел я в виду, когда так горячо стремился раскрыть и доказать происхождение Эстеллы? На этот вопрос я ничего не могу ответить. Читатели вскоре увидят, что он не представлялся мне в определенной форме до тех пор, пока его не предложил мне человек, у которого было больше здравого смысла, чем у меня.

После краткого, но многозначительного разговора с Гербертом, мною овладело лихорадочное убеждение, что я непременно должен разследовать до конца вопрос о происхождении Эстеллы, и я хотел немедленно бежать к мистеру Джаггерсу, узнать наконец всю истину. Не знаю, право, почему я этого добивался, - потому ли, что дело близко касалось Эстеллы, или же я был рад перенести несколько лучей романического ореола, так долго меня окружавшого, на человека, о безопасности которого столько заботился. Последнее предположение, быть может, ближе к истине.

Я чуть было не отправился в тот вечер в Джерард-Стрит; к счастью, Герберт отговорил меня, доказав, что я рискую заболеть и слечь в постель как раз в то время, когда от меня будет зависеть спасение нашего беглеца. Только один этот довод мог подавить мое нетерпение. Повторив несколько раз, что завтра утром я, во что бы то ни стало, поеду к мистеру Джаггерсу, я наконец согласился остаться и заняться лечением своих ожогов. На следующее утро мы очень рано вышли из дома, вдвоем дошли до Смитфильда и тут на перекрестке разстались: Герберт отправился в Сити, я - в Литль-Бритен.

Через определенные промежутки времени мистер Джаггерс с Веммиком занимались поверкой и погашением счетов, сличением росписок, словом, приведением в порядок конторских дел. В таких случаях Веммик со всеми своими шнуровыми книгами и документами перебирался в контору, а вместо него в первой комнате водворяли кого-нибудь из клерков верхняго этажа. Застав в это утро на обычном месте Веммика такого клерка, я догадался в чем дело, но меня не огорчило, что Веммик будет присутствовать при нашей беседе; напротив, я обрадовался, так как теперь Веммик имел возможность убедиться, что я не скажу ничего такого, что могло бы его скомпрометировать.

Мое появление в виде калеки с подвязанной рукой, в накинутом на плечи сюртуке, благоприятствовало моим целям. Хотя по прибытии в город я послал мистеру Джаггерсу краткий отчет о случившемся происшествии, но теперь меня заставили рассказать все подробности. Необычайность случая сделала то, что разговор наш был менее сух, чопорен и не так строго заключен в тесные рамки юридического этикета, как бывало до сих пор.

Когда я описывал катастрофу, мистер Джаггерс по обыкновению стоял у камина, а Веммик сидел, откинувшись на спинку стула, руки его были засунуты в карманы, перо торчало горизонтально из почтового ящика. Два ужасных слепка на полке, принимавшие, как мне всегда сдавалось, живейшее участие во всем, что происходило в конторе, казалось, нюхали - не пахнет ли гарью.

Окончив свой рассказ, ответив на все вопросы, предложенные мне мистером Джаггерсом и Веммиком, я вынул записку мисс Гевишам о выдаче мне девятисот фунтов для Герберта. Когда я подал таблетки, глаза мистера Джаггерса глубже ушли в орбиты, но он тотчас же передал таблетки Веммику с приказом изготовить чек. Пока исполнялась эта процедура, я смотрел на писавшого Веммика, а мистер Джаггерс смотрел на меня, раскачиваясь на носках своих лакированных сапог,

-- Мне очень жаль, Пип, что мы ничего не делаем для вас, - сказал он, когда я прятал в карман чек, на котором он поставил свою подпись.

-- Мисс Гевишам предлагала что-нибудь сделать для меня, но я отказался, - ответил я.

-- Конечно, каждому из нас его дела известны лучше, - сказал мистер Джаггерс, и я видел, как с губ Веммика готовы были слететь слова: "движимая собственность".

-- Будь я на вашем месте, я бы не отказался, - сказал мистер Джаггерс. - Но, конечно, каждый должен знать лучше, как ему поступать.

-- Движимая собственность - дело каждого, - заметил Веммик тоном упрека.

Мне показалось, что теперь самый удобный момент направить разговор на предмет, занимавший все мои мысли, и, обратившись к мистеру Джаггерсу, сказал:

-- Но я обратился с другой просьбой к мисс Гевишам. Я просил ее дать мне некоторые сведения об её приемной дочери, и она сообщила мне все, что сама знала.

-- Да? - процедил мистер Джаггерс, наклоняясь вперед, чтобы бросить взгляд на свои блестящие сапоги, и затем снова выпрямился и произнес: - Гм! Будь я на месте мисс Гевишам, я вероятно этого не сделал бы, но, конечно, всякий из нас знает лучше, как ему поступать.

-- О приемыше мисс Гевишам мне известно даже больше, чем самой мисс Гевишам. Я знаю её мать.

Мистер Джаггерс вопросительно посмотрел на меня и повторил: - Мать?

-- Я видел её мать не дальше, как три дня тому назад.

-- Да? - повторил мистер Джаггерс.

-- Из истории Эстеллы мне известно, вероятно даже больше чем вам, сэр. Я знаю её отца.

На одно мгновение мистер Джаггерс перестал быть самим собою, - нельзя сказать, чтобы он изменил своему обычному безстрастию, выдал бы себя каким-нибудь движением, - нет, для этого у него было слишком много самообладания; но я заметил, как он весь насторожился, и убедился, что он не знал, кто был отец Эстеллы. Я и раньше это предполагал, так как из слов Герберта мне было известно, что Провис скрывался во время процесса и сделался клиентом мистера Джаггерса по крайней мере четырьмя годами позже, когда ему не было никаких оснований объяснять мистеру Джаггерсу свое тождество с тем лицом, о котором шла речь на суде. Но до сих пор я только подозревал, теперь же я был убежден, что мистер Джаггерс об этом ничего не знает.

-- Гм! Так вы знаете отца молодой леди. Пип?

При этих словах сам мистер Джаггерс вздрогнул. Правда, это было чуть заметное движение; он тотчас же сдержался и ловко его замаскировал, сделав вид, будто лезет в карман за носовым платком, но несомненно он вздрогнул. Не могу сказать, как принял Веммик это известие: я боялся глядеть на него, чтобы мистер Джаггерс по своей проницательности не смекнул, что между нами были переговоры, ему известные.

-- А на каких доказательствах основывается Провис, предъявляя свои права? - хладнокровно спросил мистер Джаггерс, развертывая свой магический платок и поднося его к носу.

-- Провис никаких прав не предъявляет и не предъявлял; он не знает, даже не подозревает, что его дочь находится в живых.

В единственный раз всемогущий платок оказался безсильным: мой ответ был так неожидан, что мистер Джаггерс, не исполнив обычной церемонии, спрятал платок обратно в карман, скрестил на груди свои руки и устремил на меня строгий, пронизывающий взор. Ни один мускул в его лице не шевельнулся.

Я вкратце передал ему все, что мне было известно, объяснив, как история Эстеллы дошла до моего сведения, но рассказал это так, чтоб заставить его думать, будто я узнал от мисс Гевишам то, что на самом деле было мне сообщено Веммиком.

Я приложил особенные старания, чтобы оставить его при этом убеждении, нарочно ни разу не взглянул на Веммика, а когда окончил свой рассказ, храбро встретился глазами с мистером Джаггерсом и несколько минут спокойно выдерживал его испытующий взгляд.

Когда наконец я счел возможным обратить взор на Веммика, я увидел, что перо было вынуто из почтового ящика, и Веммик все свое внимание посвятил бумагам, разложенным перед ним на столе.

-- Ну, - произнес наконец мистер Джаггерсь, подходя к своему бюро, - на чем мы остановились, Веммик, когда вошел мистер Пип?

Чаша моего терпения переполнилась: я не мог помириться на том, чтоб меня отстранили таким безцеремонным образом. Я обратился к мистеру Джаггерсу со страстным, даже негодующим воззванием, я заклинал его быть со мной откровеннее, отнестись ко мне с большей сердечностью. Я напомнил ему, как увлекался ложными надеждами, как долго длилось мое заблуждение, какое жестокое разочарование меня постигло; довольно прозрачно намекнул на тяжесть, лежавшую у меня на душе. Я сказал, что считаю себя достойным некоторой откровенности с его стороны, хотя бы вследствие того безграничнато доверия, с которым я всегда к нему относился. Я ни в чем не винил его, не имел против него никаких подозрений, никогда в нем не сомневался, я только лишь хотел, чтоб он засвидетельствовал истину полученных мною сведений. Если он спросит меня, почему я так страстно желаю это узнать, по какому праву я этого добиваюсь, я отвечу ему, - хотя он презрительно относится ко всем таким пустым мечтаниям, - что я давно уже горячо люблю Эстеллу, и хоть она потеряна для меня навеки, но все, что её касается, дороже мне всего на свете.

Мистер Джаггерс, казалось, навеки замкнулся в ледяном спокойствии и повидимому, оставался совершенно глух ко всем моим мольбам. Я отвернулся от него и обратился к Веммику с такими словами:

-- Веммик! Я знаю, вы человек добрый; я видел ваш милый домик, старого отца, те невинные развлечения, которыми вы скрашиваете свою деловую жизнь. Умоляю вас, замолвите за меня словечко мистеру Джаггерсу, убедите его, что при существующих обстоятельствах я имею право на большую откровенность с его стороны.

Никогда я не видывал, чтобы два человека обменялись таким странным взглядом, каким после моего воззвания обменялись мистер Джаггерс и Веммик!

Когда я посмотрел на них, у меня сначала явилось опасение, что Веммику тотчас будет отказано от места, но это опасение разсеялось, когда я заметил, что на лице мистера Джаггерса мелькнуло нечто похожее на улыбку, а Веммик приосанился.

-- Что я слышу! - произнес мистер Джаггерс, - старый отец, невинные развлечения?..

-- Так что ж такое? Ведь я не таскаю их за собой сюда! - расхрабрился Веммик.

-- Пип, - медленно проговорил мистер Джаггерс. - Этот человек, как мне кажется, первый плут во всем Лондоне.

-- Я думаю, что вы мне не уступите, - отвечал Веммик, набравшись еще больше храбрости.

Опять эти два человека странно посмотрели друг на друга: очевидно, каждый из них боялся, как бы не уронить перед другим своего достоинства.

-- У вас милый домик, - проговорил наконец мистер Джаггерс.

-- Если он не мешает мне заниматься своим делом, так отчего бы ему и не быть? - отрезал Веммик. - Как погляжу на вас, мне право сдается, что и вы подумываете завести себе в скором времени свой милый домик, где бы вы могли отдыхать от трудов.

Мистер Джаггерс несколько раз задумчиво покачал головой и, - уверяю вас, как ни удивительно это покажется, - вздохнул.

-- Пип, - обратился он ко мне. - Не станем говорить о "пустых мечтаниях", вы больше меня знаете о таких вещах: ваша опытность свежее. Что же касается другого вопроса, я попробую изложить его вам в виде предположения. Только помните: что я ничего не утверждаю, я высказываю гипотезу.

Он сделал паузу, чтобы дать мне возможность заявить, что я, конечно, понимаю, что он хочет сказать.

ходатаю, так как он объявил, что ему, чтобы вести её защиту, необходимо знать, какая участь постигла ребенка. Предположите также, что в то же время одна богатая эксцентричная леди поручила тому же лицу отыскать ребенка, которого она могла бы воспитывать и усыновить. Вы следите за мною?

-- Да, сэр.

что он нередко видел на скамье подсудимых таких детей, которых приходилось поднимать на руки, чтобы их было видно; что он слышал постоянно о детях, посаженных в тюрьмы, о детях высеченных, сосланных, о детях заброшенных, презираемых, обладающих всеми качествами, за которые можно угодить на виселицу, на которую рано или поздно они и попадали. Предположите, что он имел много оснований смотреть почти на всех детей, с какими ему случалось сталкиваться в его профессиональной деятельности, как на икру, из которой вылупляются рыбки, попадающия в конце концов в его сеть; ему приходилось их преследовать, защищать, делать клятвопреступниками, сиротами, губить их так или иначе.

-- Предположите, что из этой массы обреченных ему попадается прелестная малютка, которую есть возможность спасти, - отец считается умершим, а мать судебный ходатай держит в руках, так как в его власти сказать ей: я знаю, что вы совершили, вы действовали вот таким образом, вы сделали то то, чтобы отвести от себя подозрение; я вас проследил и могу рассказать, как по пальцам, все с начала до конца. Разстаньтесь с ребенком, - если он понадобится для вашего спасения, его представят; отдайте его мне, я употреблю все усилия, чтобы вас оправдали. Будете вы спасены, - и ваш ребенок будет спасен; погибнете, - он все-таки будет спасен. Предположите теперь, что все это было сделано, и женщину суд оправдал.

-- Понимаю, сэр.

-- Но помните, я ничего не утверждаю.

-- Вы ничего не утверждаете,

-- Ничего не утверждаете.

-- Предположите, что бурные страсти, ужас грозившей ей страшной смерти потрясли разсудок обвиняемой, и когда ее выпустили на свободу, жизнь на людях внушала ей такой страх, что она пришла к своему защитнику просить приискать ей тихий приют. Предположите, что он взял ее, укротил её дикий нрав, пуская в ход всякий раз, как прорывалась её прежняя необузданная дикая натура, прежний прием. Вы можете себе представить такой воображаемый случай?

-- О, да.

-- Предположите, что девушка выросла и вышла замуж по разсчету, что мать еще жива, что отец также жив, и что оба они не знают о существовании друг друга, хоть и живут один от другого в разстоянии нескольких миль, или нескольких сажен, допустим даже, нескольких футов. Предположите, что тайна до сих пор не нарушена, и вы один проникли в нее. Я прошу вас представить себе этот последний пункт как можно яснее.

-- И Веммика тоже прошу это себе представить.

Веммик в свою очередь отозвался:

-- Представляю.

-- Ради кого будете вы разоблачать тайну? Ради отца? Мне кажется, что лучше не растравлять его старых ран. Ради матери? Но после такого дела, которое она совершила, мне кажется, ей всего безопаснее оставаться там, где она теперь находится. Ради дочери? Но я думаю, что вы окажете ей плохую услугу, разоблачив её происхождение, набросив на нее позорное пятно, от которого удалось ее избавить двадцать лет тому назад, от которого теперь она на всю жизнь свободна. Если ко всему этому прибавить, что вы ее любите, Пип, что вы сделали ее предметом тех "пустых мечтаний", которых не чужды были в свое время головы многих других людей, - хотя теперь иной раз и трудно этому поверить, - я скажу вам, что вам сделать, и вы, по зрелом размышлении, непременно это сделаете. Так вот вам мой совет: возьмите топор и отрубите себе левую руку, что висит у вас на повязке, потом передайте топор Веммику с просьбой отрубить вам и правую; этак будет, право, всего лучше.

-- Ну, Веммик, - проговорил он, принимая свой обычный вид, - на чем мы остановились, когда вошел мистер Пип?

Работа вновь закипела; но я заметил, что среди своих занятий они нет-нет да и взглянут друг на друга так же странно, как и раньше, с тою только разницей, что теперь они, казалось, сознавали, что обнаружили свои слабые стороны и уронили свое профессиональное достоинство, по крайней мере этим я объяснял тот факт, что их отношения как-то сразу обострились: мистер Джаггерс принял необыкновенно повелительный тон; Веммик при всяком малейшем поводе упрямо огрызался. Мне ни разу не приходилось видеть их в таких дурных отношениях, обыкновенно они хорошо ладили между собою.

К счастью, на выручку подоспел Майк, клиент в меховой шапке, имевший привычку утирать нос рукавом, тот самый, которого я застал в конторе в день своего первого визита в Литль-Бритен. Теперь его появление вышло очень кстати. Повидимому, этот индивидуум купно с членами своего семейства постоянно находился в затруднительных обстоятельствах (в Литль-Бритене под затруднительными обстоятельствами подразумевался Ньюгет). Он пришел с известием, что его старшая дочь взята под арест по подозрению в краже из магазина. Мистер Джаггерс в величественной позе безучастно стоял у камина, пока Майк рассказывал Веммику эту грустную историю. Как на грех, у бедного малого к концу речи на глазах навернулась слеза.

-- Это что такое? Ты зачем сюда пришел? - хныкать? - спросил Веммик с величайшим негодованием.

-- Как ты смел хныкать? Тебе не следовало приходить сюда, если ты не в приличном виде. Брызжет, как расщепившееся перо! Что ты этим хочешь доказать?

-- В чем? Повтори-ка! - закричал Веммик, разсвирепев окончательно.

-- Слушай, молодчик, убирайся-ка по добру по здорову, - проговорил мистер Джаггерс, делая шаг вперед и указывая на дверь. - Здесь не место чувствам. Вон!

Нечего делать, Майк смиренно удалился. Доброе согласие было возстановлено. Джаггерс и Веммик со свежими силами принялись за работу, словно только что хорошо позавтракали.