Бэрнаби Родж.
Глава XII.

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Диккенс Ч. Д., год: 1841
Категория:Роман

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Бэрнаби Родж. Глава XII. (старая орфография)



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

XII.

Мистер Гэрдаль, захлопнув за собою дверь и замкнув ключем и пошел прямо к камину и остановился пред сидевшим в креслах мистером Честером.

Если внутренния чувства этих людей были так же несходны между собою, как несходна была их наружность, то свидание это, казалось, не могло кончиться мирно и спокойно. Летами они были почти одинаковы, но за то во всех отношениях не имели решительно ничего общого, и вряд ли можно было встретить других двух человек, которые бы так мало походили друг на друга. Один отличался светскою вежливостью и изысканностью в манерах и одежде, - другой грубою простотою и небрежностью в обращении; один вечно улыбался, другой был мрачен и угрюм. Гэрдаль, казалось, твердо решился не скрывать чувств своих и выказал всю неприязнь свою человеку, к которому пришел; Честер, напротив, казалось, хотел действовать совсем иначе и, увидевши всю выгоду, которая могла произойти от того собственно для него, втайне радовался этому.

-- Мистер Гэрдаль, - сказал он, не обнаружив ни малейшей неприязни и не изменив нисколько своего спокойно улыбающагося лица: - мне чрезвычайно приятно вас видеть.

-- Оставим пустые учтивости; оне между нами совершенно неуместны, - возразил Гэрдаль: - выскажем друг другу прямо и без всяких обиняков то, что нам надобно высказать. Вы желали видеться со мною: я здесь... Зачем, для чего мы свиделись?

-- Все тот же крутой и неуклончивый нрав, как и прежде!

-- Хорош ли, дурен ли я, сэр, - отвечал Гэрдаль, прислонясь спиною к камину и бросив на сидевшого в креслах гордый взгляд: - но я таков, каким быть хочу; я не переменился нисколько ни в своей любви, ни в своем отвращении; намять моя осталась при мне. Вы требовали свидания, повторяю вам, я здесь.

-- Наше свидание, сэр, - сказал мистер Честер, ударив пальцами по табакерке и заметив с усмешкой, что мистер Гэрдаль, может быть безсознательно, схватился за шпагу: - наше свидание, вероятно, будет иметь самые мирные последствия.

-- Я пришел сюда, - отвечал Гэрдаль но вашему требованию, считая себя обязанным увидеться с вами всегда и везде, где вам это будет угодно; но пришел не за тем, чтоб разсыпаться в пустых фразах; в этом отношении вы, как человек светский, будете иметь передо мною всегда большое преимущество. Уверяю вас, что мистер Честер в целом мире был бы последним из тех, с кем я решился бы затеять борьбу на комплиментах и притворстве. Признаю себя гораздо слабее его в искусстве владеть таким оружием и думаю, что в этом отношении он не найдет достойных себе соперников.

-- Вы делаете мне слишком много чести, сэр, - возразил Честер с величайшим спокойствием; - благодарю вас и буду с вами чистосердечен.

-- Извините, я не понял вас: - каким хотите вы быть?

-- Чистосердечным, откровенным...

-- Право? - воскликнул мистер Гэрдаль с язвительной усмешкой. - Впрочем, я не хочу прерывать вас...

-- Я так твердо решился на это, - продолжал мистер Честер, взяв стакан и выпив немного вина: - что вменил себе в обязанность не спорить с вами и не оскорбляться ничем, что бы вы могли сказать в жару разговора.

-- В этом случае, вы опять будете иметь большое предо мною преимущество; ваше уменье владеть собою...

-- Непоколебимо, когда оно может послужить мне к достижению цели, хотели вы сказать... Соглашаюсь, пусть будет по вашему; теперь я именно в таком положении и думаю, что цель наша одинакова; будем же стремиться к ней, как люди разсудительные, которые давно уже перестали быть ребятами... Пьете ли вы вино?

-- С друзьями... - отвечал Гэрдаль.

-- Сядьте по крайней мере, - сказал Честер.

-- Я хочу стоять, - возразил Гэрдаль с нетерпением: - продолжайте...

-- Как вам угодно, - отвечал мистер Честер, перекинув одну ногу на другую и взяв стакан с вином, который он разсеянно начал разсматривать: - но позвольте вам заметить, что вы не совсем правильно смотрите на вещи; конечно, мы с вами не то, что свет называет друзьями, однакож в этом самом свете из десяти человек, которые величают себя этими именами, девять верно похожи на нас. У вас есть племянница, у меня сын - славный, но странный малый. Эти молодые люди вздумали влюбиться друг в друга, и свет толкует, что между ними существует то, что он называет связью... хоть этого еще и вовсе нет... Но это может случиться, и неужели потому что этот же самый свет называет нас врагами, должны мы оставаться в отдалении и смотреть спокойно, как они бросятся друг другу в объятия, тогда как, сблизясь и действуя согласно, мы можем поправить зло и разлучить их.

-- Я люблю племянницу, - сказал Гэрдаль после минутного молчания; - это должно казаться вам несовсем понятным, однакож я люблю ее.

-- Непонятным? - воскликнул Честер, наливая стакан и вынув из кармана зубочистку. - Нисколько; я также расположен не дурно к моему Нэду или, как вы говорите, люблю его... Он славный малый и к тому же красавец - право! Но дело в том, - я уже сказал, что буду с вами чистосердечен, - дело в том, что, отложив в сторону взаимное наше нежелание породниться и различие наших вероисповеданий, - а это не безделица, - я не могу согласиться на этот брак... Не могу, понимаете ли вы? И он не состоится.

-- Нельзя ли вам оставить подобные выражения и укротить свой язык! - воскликнул с запальчивостью мистер Гэрдаль. - Я уже сказал вам, что люблю племянницу, и неужели вы думаете, позволю ей отдать свое сердце человеку, в жилах которого течет ваша кровь?

-- Вот видите! - возразил мистер Честер, не обнаружив ни малейшого гнева на подобную выходку. - Как выгодно и как хорошо говорить с такою откровенностью. Клянусь честью, я думал именно то, что мы сказали... Я очень люблю своего Нэда, я без ума от него и скажу прямо, что глупая страсть его могла б уже помешать нам сойтись дружелюбно, еслиб это нам когда-нибудь вздумалось. Не хотите ли выпить стакан вина?

-- Выслушайте меня! - воскликнул Гэрдаль, подступив ближе и ударив по столу рукою. - Если кто-нибудь мог подумать или сказать, что мне когда-нибудь приходила в голову мысль позволить Эмме Гэрдаль отвечать на любовь человека, который хоть несколько сродни вам, тот солгал самым безстыдным образом!

выражать этого с такою силою, как вы. Ведь вам известна моя застенчивость, и вы вероятно извиняете меня...

-- Я желал бы лишить Эмму возможности не только видеть вашего сына, но даже думать о нем, хотя б это стоило ей жизни... - сказал мистер Гэрдаль, который, между тем, стал ходить но комнате. - Но я желал бы, чтоб это сделалось само собою, без насильственных мер.

-- Вы не можете себе представить, как я радуюсь, видя, что вы разделяете мое мнение, - продолжал мистер Честер с величайшею ласковостью. - Вы видите, как мы хорошо сделали, что объяснились лично; теперь мы понимаем друг друга и знаем, чего должны держаться. Зачем не пьете вы вина вашего арендатора? - Оно недурно.

-- Прошу вас, - возразил Гэрдаль: - скажите, кто помогал Эмме и сыну вашему в их отношениях?.. Знаете ли вы это?

-- Все добрые люди здешняго околодка, - отвечал Честер с своею вечною улыбкой... - а более всех тот посланец, который доставил вам мою записку.

-- Вас удивляет это? И меня также... Я выведал это у его матери - очень почтенной женщины, от которой узнал, как было дело. Немедленно решился я приехать сюда, чтоб повидаться с вами... Вы пополнели, сэр, и, кажется, вполне наслаждаетесь здоровьем.

-- Кажется, мы кончили все? - сказал Гэрдаль с нетерпением, которого не старался даже скрыть. - Положитесь на меня, мистер Честер; племянница моя отныне совершенно переменится... Я обращусь к её сердцу, постараюсь пробудить в ней гордость и припомнить ей её обязанности.

-- То же самое сделаю я с моим Нэдом, - возразил мистер Честер, поправив носком своего сапога уголья в камине. - Если в мире есть что-нибудь положительного, так это, конечно, отношения отца к сыну; я представлю ему, что низкая страсть эта не приведет его ни к какому результату; что я всегда разсчитывал для него на богатую партию, которая могла бы успокоить мою старость и удовлетворить мои справедливые требования, состоящия в том только, чтоб все долги мои были заплачены из кошелька будущей жены его; словом, что обязанности сына и чувства благодарности к моим благодеяниям непременно требуют, чтоб он околдовал какую-нибудь богатую наследницу, увез ее...

-- И растерзал бы её сердце, бросив ее как можно скорее? заметил мистер Гэрдаль, задевая перчатки.

Неужели вы не дадите уговорить себя и не выпьете стаканчика?.. Нет?.. Ну, как вам угодно, прибавил он, наливая себе еще вина.

-- Честер! сказал мистер Гэрдаль после минутного молчания и взглянув на его улыбающееся лицо. - Честер! Там, где речь идет об обмане и хитрости, голова и сердце ваше истинные дьявольския...

-- За ваше здоровье! - воскликнул Честер, кивнув головою... - Извините меня, я прервал вас...

-- А если мы встретим затруднения, стараясь разлучить этих молодых людей? - сказал Гэрдаль. - Если вы, например, с вашей стороны будете в таком положении, к какому предмету прибегнете вы тогда, мистер?

-- К самому легкому и простому, любезнейший мистер, - ответил Честер, развалясь в креслах. - Я прибегну к тем качествам, которые вы так благосклонно мне приписываете, хотя, сказать по чести, заслуживаю только в половину ваше доброе обо мне мнение... употреблю два весьма обыкновенные домашния средства - хитрость и коварство; постараюсь возбудить и с той и с другой стороны ревность...

-- Избави нас Бог от этого!.. - воскликнул Честер, понюхав табаку. - Нет, предательство, ложь, обман тут не нужны... нужны только тонкость и дипломатика... словом, надобно уметь немного интриговать и больше ничего.

-- Мне бы хотелось, чтоб все это устроилось как-нибудь полегче, сказал Гэрдаль, прохаживаясь по комнате в сильном волнении: - Впрочем, если дело зашло уж так далеко, что мы должны действовать, то постараюсь помогать вам; это единственный случай, в котором мы можем быть согласны... Надеюсь, однакоже, что мы видимся теперь в последний раз, и намь не встретится уже надобности опять говорить друг с другом.

-- Вы хотите идти? - сказал мистер Честер, приподнявшись с кресел. - Позвольте проводить вас и посветить на лестнице.

-- Благодарю, не безпокойтесь; я найду дорогу и один, - отвечал Гэрдаль и, надев шляпу, пошел к двери, которую сильно захлопнул за собою.

Джон Уиллит и приятели его, прислушивавшиеся к малейшему шуму, в ожидании шпажного звука или пистолетного выстрела, и готовые броситься в залу по первому крику, были чрезвычайно удивлены, увидев мистера Гэрдаля, который жив и здрав сошел с лестницы, спросил очень спокойно свою лошадь, сел на нее с задумчивым видом и поехал прямо домой. После довольно продолжительного прения, все эти добрые люди решили, что Гэрдаль верно убил наповал своего противника и оставил его в зале плавающого в крови. Они готовились уже отправиться в залу церемониальным порядком, заранее устроенным, как громкий звук колокольчика, раздавшагося из верхней комнаты, поверг всех в величайшее недоумение; наконец, Джон Уиллит, оправившись от этой неожиданности, решился идти сам; но из предосторожности на всякий случай взял с собою двух свидетелей Гога и Бэрнеби.

Под защитой такого сильного прикрытия, Джон, отворив дверь, с трепетом переступил порог и увидел мистера Честера, сидящого попрежнему в креслах.

-- Ну, Джон, - сказал Честер, - готова ли та комната, которую ты назначал мне спальнею? Меня что-то клонит ко сну, и я хочу посмотреть точно ли постель твоя так хороша, как ты говорил...

-- О! Что до этого, сэр, вы будете совершенно довольны! - воскликнул Джон, посматривая с недоверчивостью на своего гостя и надеясь отыскить на нем где-нибудь рану...

-- Милости просим, сэр...

Мистер Честер встал и в сопрвождении Джона, Гога и Бэрнеби отправился в спальню, которая была так же пуста и холодна, как зала, и в одном углу которой стояла старинная огромная кровать с грязным пуховиком. Честер, посмотрев на нее, улыбнулся и сел в кресла. Джон, уверенный, что гост его ранен, подумал, что ему сделалось дурно, и хотел уже заать на помощь; но Честер преспокойно сказал ему:

-- Доброй ночи, Джон; я здесь усну прекрасно. Прощай, Бэрнеби; прощай, Гог!

С этим словом он сделал знак, чтоб его оставили одного, и скоро в верхнем этаже "Майского-Дерева" воцарилось мертвое молчание.



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница