Бэрнаби Родж.
Глава XIV.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Бэрнаби Родж. Глава XIV. (старая орфография)

XIV.

Преданный отчаянию, Джой Уиллит ехал тихо, мечтая о прекрасной дочери слесаря, как услыхал за собою лошадиный топот; обернувшись, увидел он какого-то молодого джентльмена, который, остановив своего коня, назвал его по имени. Джой в эту минуту ударил свою клячу и подскакал к всаднику.

-- Я так и думал, что это вы, сэр Эдвард, - сказал он, сняв свою шляпу. - Какой прекрасный вечер! Как я рад, что вижу вас опять здоровым!

-- Ну, что нового? - спросил мистер Эдвард. - Все ли она так же хороша, как прежде? Зачем же краснеть, друг?

-- Если я покраснел, то, конечно, от стыда, что мог так глупо верить моим надеждам, сэр Эдвард... Мне до мисс Долли так же далеко, как до неба!

-- Полно, Джой, что за отчаяние! Все еще может устроиться... - отвечал мистер Эдвард.

-- Ах! - сказал Джой, с глубоким вздохом. - Вам хорошо так говорить... Но оставим это; куда вы едете, сэр? Не к нам ли, в "Майское-Дерево"?

-- Да; так-как я еще не совсем оправился, то хочу переночевать там, чтоб завтра потихоньку пуститься домой.

-- Если вы не торопитесь, и если вам будет не скучно ехать, соображаясь с бегом моей клячи, то я готов проводить вас до "Кроличьей-Засеки" и подержать вашу лошадь во время вашего отсутствия; это избавит вас от труда идти пешком из "Майского-Дерева"... У меня довольно времени, и как бы поздно я ни приехал домой, мне все будет казаться еще очень рано.

-- Рад быть твоим товарищем; но, пожалуйста, перестань грустить; все еще может поправиться; не надобно только терять надежды, и Долли может еще быть твоею...

Джой грустно покачал головою; однакож, слова сэра Эдварда несколько ободрили его; он дал шпоры своей кличе, и она пошла довольно скорою рысью, как-будто хотела показать тем, что о ней напрасно думали так дурно.

Ночь была прекрасная; полный месяц разливал свой таинственный свет на окрестные поля. Тихий, прохладный ветерок качал вершины деревьев, которыми была обсажена дорога; путники ехали рядом и по временам, переставая разговаривать, погружались в тихую задумчивость.

-- "Майское-Дерево" сегодня что-то особенно освещено, - сказал сэр Эдвард, когда трактир показался из-за деревьев.

-- Да, - заметил Джой и приподнялся на стременах, чтоб лучше видеть. - Большая зала освещена, и кажется в верхней комнате затоплен камин. Желал бы я знать, для кого все это?

-- Моэет-быть, какой-нибудь проезжий, которого перепугали рассказами о разбойнике, напавшем на меня, и который не решился ехать ночью.

-- Это должен быть какой-нибудь знатный проезжий: ему отдали даже вашу спальню...

-- Ничего, Джой; всякая комната будет хороша для меня... Но поедем скорее; уж бьет девять часов.

Они пустили лошадей своих в галоп и остановились у той самой рощицы, в которой Джой утром оставлял свою лошадь. Мистер Эдвард соскочил на землю, отдал лошадь Джою и пошел с величайшею осторожностью к дому.

Служанка, дожидавшаяся у калитки, впустила его безпрепятственно. Он прошел скоро чрез террасу, взбежал по лестнице и достиг, наконец, старинной, мрачной комнаты, стены которой были расписаны разными охотничьими сценами. Удивленный, что служанка не пошла за ним, мистер Эдвард остановился; но вдруг дверь соседней комнаты отворилась; прекрасная молодая девушка, с черными локонами, выбежала оттуда и бросилась к нему на шею; но почти в ту же самую минуту какая-то сильная рука оттолкнула Эдварда: м-р Гэрдаль стоял между им и ею.

Он взглянул строго на молодого человека, не сняв даже шляпы; одною рукою обхватил он за талию свою племянницу, а другою, в которой был хлыст, указал на дверь. Сер Эдвард не испугался, однакож, и гордо смотрел ему прямо в лицо.

-- Вы прекрасно поступаете, сэр! - воскликнул мистер Гэрдаль. - Подкупив людей, прокрадываетесь в дом, как вор!.. Оставьте нас сию же минуту и не переступайте никогда моего порога.

-- Как благородный человек, вы бы не должны были пользоваться присутствием мисс Гэрдаль и родством с нею, чтоб оскорблять меня так, как теперь оскорбляете, - возразил молодой человек. - Вы сами принудили меня избрать эту дорогу, и вся вина лежит на вас, не на мне.

-- Как благородному и честному человеку, - сказал мистер Гэрдаль: - вам бы не следовало обольщать сердце молодой, неопытной девушки и, чувствуя всю низость своего поступка, скрываться от того, кто служит ей защитником и покровителем. После всего этого мне остается только запретить вам вход в дом свой и требовать, чтоб вы немедленно его оставили.

-- Не знаю, - возразил Эдвард: - благородно ли принимать на себя роль шпиона, которой вы не постыдились; знаю только, что слова ваши не заслуживают ничего более, кроме презрения.

-- Напрасно величаете бы меня шпионом, сэр, - отвечал спокойно мистер Гэрдаль: - я случайно увидел, как вы вошли в калитку, и еслиб вы не спешили так, то, конечно, могли бы услыхать голос мой в саду... Но все это не идет к делу. Повторяю вам, присутствие ваше здесь оскорбительно для меня и обидно для моей племянницы.

При этих словах, он еще сильнее обхватил плачущую девушку, и хотя в этом движении было что-то строгое и угрожающее, однакож лицо его выражало все участие, которое он принимал в её страданиях.

-- Мистер Гэрдаль, - сказал Эдвард: - я люблю ее. С радостью пожертвовал бы я жизнию, еслиб мог искупить её счастие... В ней одной заключается все бытие мое; она поклялась мне, а я поклялся ей в вечной верности... Что же сделал я, что вы обращаетесь со много таким образом и говорите со мною таким тоном?

-- Вы сделали то, сэр, чего бы никогда не должно было делать, - отвечал, мистер Гэрдаль: - вы сплели здесь любовную сеть, которая должна быть разорвана, слышите ли - должна! По-кранейй мере я разрываю ее, отвергаю вас и весь род ваш, в котором нет ни чести, ни совести.

-- Это только слова! - возразил Эдвард гордо.

-- Слова, которые сказаны безвозвратно; заметьте это, сэр.

заставили нас окружить любовь свою тайною. - Я не дурной, не безнравственный человек; намерения мои чисты, и вы напрасно приписывали мне качества, которые скорее приличны вам, чем мне. Вы не в состоянии разорвать союз, скрепленный любовью и взаимным уважением. - Я не откажусь от своих прав; полагаюсь на её верность и не страшусь вашего влияния и вашей власти; оставляю ее с полною уверенностью, что она никогда не переменится ко мне, и скорблю только о том, что оставляю ее в таком доме, где никто не утешит ее участием в горести.

Сказав это, он прижал холодную руку девушки к устам своим, взглянул гордо на мистера Гэрдаля, и вышел из комнаты.

В коротких словах рассказал он Джою о всем случившемся; в глубоком молчании поворотили они лошадей своих к "Майскому-Дереву" и остановились у ворот его с сердцами, полными скорби и отчаяния.

Старый Джон, сидевший у окна, выскочил на двор в ту самую минуту, когда они стали кликать Гога, и сказал с величайшею поспешностью сэру Эдварду:

-- Он давно уж в постели... в лучшей моей постели... и, кажется, уж започивал...

-- Ваш почтенный батюшка, сэр.

-- Батюшка? - воскликнул Эдвард, взглянув на Джоя, полный испуга и сомнения.

-- Что вы говорите? Разве вы не видите, что сэр Эдвард не понимает вас? - сказал Джой.

ушел отсюда не более часа.

-- Да, сэр, ваш батюшка; он там, наверху, в вашей комнате. Вы, верно, можете еще поговорить с ним; он, кажется, еще не спит... Да; так точно, - прибавил Джон, взглянув вверх на окна: - он не загасил еще свечей.

Эдвард также взглянул на окна, вскочил на лошадь и, сказав, что забыл что-то в Лондоне, поскакал назад. Джон и Джой стояли на крыльце, как вкопанные, и смотрели другт на друга с безмолвным изумлением.