Автор: | Диккенс Ч. Д., год: 1841 |
Категория: | Роман |
Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Бэрнаби Родж. Глава ХХXV. (старая орфография)
ХХXV.
Улыбаясь, но все с видом глубочайшого смирения и покорности, пошел Гашфорд в комнату своего господина, пригладил дорогою волосы и стал про себя напевать псалом. Подходя к дверям лорда Джорджа Гордона, он откашлялся и запел громче.
Поразительна была противоположность его занятия в эту минуту с выражением его физиономии, чрезвычайно злым и неприятным. Выдавшийся лоб почти совершенно закрывал глаза его; вздернутая губа образовала презрительную улыбку; даже приподнятые плечи будто перешептывались украдкою с длинными, отвислыми ушами.
-- Тс! - прошептал он тихо, заглянув в дверь спальни. - Он, кажется, спит. Дай Бог, чтоб он в самом деле спал! Излишнее бодрствование, излишния заботы, излишнее размышление - о! Сохрани его небо за его мученичество! Вот праведник, если на этом развратном свете живали когда-нибудь праведники.
Он поставил свечу на стол и на цыпочках подошел к огню; сел в кресла, спиною к постели, и продолжал, будто думая вслух, говорить сам с собою:
-- Избавитель отечества и отечественной веры, друг бедных соотчичей, враг гордых и жестоких; любимый отверженными и угнетенными, обожаемый сорока тысячами смелых и благочестивых английских сердец - как счастлив он, как счастлив сон его... - Тут он вздохнул, погрел руки и потряс головою, как человек, у которого сердце переполнено, вздохнул еще раз и опять погрел руки.
-- Э, Гашфорд? - сказал лорд Джордж, который вовсе не спал, весело лежал на боку и смотрел на него с тех пор, как тот вошел в комнату.
-- Ми... милорд, - сказал Гашфорд, вскочив с места и осматриваясь вокруг, будто и Бог знает, как изумленный. - Я разбудил вас?
-- Я не спал.
-- Не спали! - повторил он с видимым замешательством. - Чем могу извиниться, что в вашем присутствии обнаружил мысли... Но оне были искренни, оне были искренни! - воскликнул секретарь, проведши поспешно рукавом по глазам. - Зачем жалеть, что вы их слышали?
-- Гашфорд, - сказал бедный лорд, протягивая к нему руку и явно тронутый: - тебе не о чем жалеть. Ты любишь меня - я знаю - слишком любишь. Но я не стою этой любви.
Гашфорд не отвечал, но схватил его руку и прижал в губам; потом встал, вынул из ящика портфель, поставил его на столе подле огня, отпер его ключом, который носил в кармане, сел перед ним, достал перо, обсосал его прежде, чем обмакнуть в чернила - может быть для того, чтоб распрямить рот, искривленный еще улыбкою.
-- Каково-то наше число с последняго набора? - спросил лорд Джордж. - В самом деле, у нас сорок тысяч человек, или мы все еще говорим только "круглыми числами" о силе союза?
-- Вся сумма превосходит теперь это число двадцатью тремя человеками, - отвечал Гашфорд, посмотрев на бумагу.
-- А капитал?
-- Не в очень цветущем положении; но мы имеем немного манны в пустыне, милорд. Гм! В пятницу, вдовы принесли свои лепты. Сорок подметальщиков улиц - три шиллинга, четыре пенса. Старая церковная ставильщица стульев из прихода св. Мартина - шесть пенсов. Новорожденный протестантский младенец - полпенни. Общество факелоносцев - три шиллинга (из них один не годился). Антипанисты, заключенные в Ньюгете, - пять шиллингов, четыре пенса. Соревновател из Бедлэма - полкроны. Денни, палач, - один шиллинг.
-- Этот Денни, - сказал его превосходительство: - степенный и усердный человек. Я заметил его между народом в Уэльбекской улице, в прошедшую пятницу.
-- Хороший человек, - отвечал, секретарь: - дельный, прямой и истинно усердный человек.
-- Его надо ободрить, - сказать Джордж. - Отметь у себя Денни. Я хочу поговорить с ним
Гашфорд исполнил приказание и продолжал читать список: - Друзья разума --полгинеи. Друзья свободы - полгинеи. Друзья мира - столько же. Друзья благотворительности - столько же. Друзья сострадания - столько же. Общество воспоминателей о кровожадной Марии - столько же. Общество бульдогов - столько же.
-- Общество бульдогов, - сказал лорд Джордж, страшно кусая между тем ногти: новое общество, не так ли?
-- Прежний орден учеников-ремесленников, милорд. Так как сроки ученических свидетельств прежних сочленов миновались мало-по-малу, то они, кажется, переменили имя, хотя членами попрежнему ученики, как и мастера.
-- Как зовут их президента? - спросил лорд Джордж.
-- Помню. Маленький человечек, который приводит иногда пожилую сестру на наши собрания и часто также другую женщину особу благочестивую без сомнения, но дурной наружности?
-- Точно так, милорд, он самый.
-- Тэппертейт усердный человек, - сказал лорд Джордж, задумавшись. - Не правда ли, Гашфорд?
-- Один из первых, милорд. Он чует издалека сражение, как боевой конь. На улице бросает он шляпу вперед, как человек, на которого сошло вдохновение, и говорит очень выразительные речи с плеч своих товарищей.
-- Заметь Тэппертейта, - сказал лорд Джордж Гордон. - Мы можем доверить ему важный пост.
-- Тут, - начал опять секретарь, сделав все, что было приказано: - кроме семи шиллингов и шести пенсов серебром и медью, и полугинеи золотом из сборного ящика мистрисс Уарден (открытого теперь в четырнадцатый раз), и от Меггс один шиллинг три пенса (сбереженные из третного жалованья).
-- Меггс? - сказал лорд Джордж, - Это мужчина?
-- Имя в список внесено как женское, - отвечал секретарь. - Мне кажется, это та высокая, тощая женщина, о которой вы, милорд, сейчас сказали, что она дурной наружности, и которая приходит иногда слушать речи с Тэппертейтом и мистрисс Уарден.
-- Так мистрисс Уарден эта пожилая дама, не правда ли?
Секретарь кивнул утвердительно головою и почесал у себя переносицу верхним концом пера.
-- Она усердная сестра, - сказал лорд Джордж. - Её сбор идет успешно и производится с ревностью. Вступил ли муж её в союз?
-- Неблагонамеренный человек, - возразил секретарь, складывая бумагу. - Недостойный такой жены. Он коснеет в глубокой тьме и продолжает упорствовать.
-- Следствия обрушатся на его голову!.. Гашфорд!
-- Что прикажете, милорд?
-- Ведь ты не думаешь, - сказал он, поворотись безпокойно в постели: - чтоб эти люди покинули меня, когда настанет время? Я смело говорил при них, на многое отважился, не замалчивал ничего. Вед они не отстанут, а?
этого нельзя опасаться.
-- Также и того, что они, - сказал он, ворочаясь еще безпокойнее прежнего: - что они ведь не могут ничего потерять за то, что соединились для этой цели. Право на нашей стороне, хоть сила и против нас. Уверен ли ты в этом столько же, как я? Скажи откровенно, уверен ли?
Секретарь начал было: "Ведь вы не сомневаетесь..." как лорд перебил его и продолжал нетерпеливо:
-- Сомневаюсь? Нет! Кто сказал, что я сомневаюсь? Еслиб я сомневался, разве я пожертвовал бы родственниками, друзьями, всем этой несчастной стране... Несчастная страна! - вскричал он и вскочил с постели, повторив про себя слова "несчастная страна" раз двенадцать. - Страна покинутая Богом и людьми, преданная во власть страшного союза папистских держав, добыча разврата, идолопоклонства и деспотизма! Кто сказал, что я сомневаюсь? Разве я не призван, избран и верен? Отвечай мне: да или нет?
-- Таков я есмь и таким останусь. Говорю: таким останусь до гроба. Кто это скажет? Ты или кто другой на свете?
Секретарь наклонил голову с видом полного согласия со всем, что тот говорил или стал бы говорить; лорд Джордж тихо опустился на подушку и заснул.
тотчас бы пожалел и почти раскаялся, что уступил первому впечатлению. Лорд был так же искренен в своей решимости, как и в своей нерешительности. Наклонность к ложному энтузиазму и суетная страсть играть роль народного предводителя были несчастные свойства его характера. Прочее было слабость, чистая слабость; и таково несчастие совершенно слабых людей, и даже их симпатии, их любовь и искренность, - все свойства, составляющия добродетели в душах сильных, становятся у них слабостями или даже пороками.
Гашфорд продолжал сидеть и лукаво поглядывать на постель, внутренно смеясь над глупостью своего господина, пока сильное и тяжелое дыхание лорда возвестило ему, что он может удалиться. Он запер свой портфель, положил его опять в ящик (вынув наперед из футляра два печатные листика) и осторожно вышел. Уходя, он еще раз оглянулся на бледное лицо спящого, над головою которого пыльные пуки перьев парадной постели "Майского-Дерева" висели угрюмо и печально, как на одре похоронном. На лестнице секретарь остановился, прислушиваясь, все ли тихо, чтоб в случае нужды разуться и не разбудить никого; потом спустился вниз на двор и положил один из своих листков под ворота дома. Сделав это, он осторожно прокрался к себе в комнату и другой листик, тщательно обернув около камня, чтоб его не унесло ветром, бросил за окно на двор.
"Всякому протестанту, которому это попадется в руки", а внутри находилось следующее воззвание:
"Мужи и братья! Кто из вас получит это послание, да приймет его, как увещание немедленно присоединиться к друзьям лорда Джорджа Гордона. Великия события готовятся; "настали опасные и тревожные времена. Прочтите это внимательно, сохраните и бросьте где-нибудь в другом месте за короля и отечество! Союз".
-- Это еще только посев, - сказал Гашфорд, затворяя окно. - Когда-то наступит жатва!