Бэрнаби Родж.
Глава XXXVII.

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Диккенс Ч. Д., год: 1841
Категория:Роман

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Бэрнаби Родж. Глава XXXVII. (старая орфография)



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

XXXVII.

Секретарь держал руку перед глазами, заслоняя их от света лампы, и несколько мгновений смотрел на Гога, наморщив лоб, как будто припоминал, что недавно его видел, но не знал, где и по какому случаю. Неизвестность его не была продолжительна; не успел еще Гог вымолвить слово, как он сказал ему ласково:

-- А, помню. Хорошо. Джон, тебе здесь нечего дожидаться. Погоди уходить, Денни.

-- К вашим услугам, сэр, - сказал Гог, когда Грюбэ вышел.

-- Здравствуй, любезный друг, - отвечал секретарь своим вкрадчивым тоном. - Что тебя привело сюда? Мы ничего, ведь, не забыли, надеюсь?

Гог усмехнулся, засунул руку за пазуху и вытащил один из листков, измокший и загрязнившийся на земле ночью, разгладил его на колене своею тяжелою рукою, разогнул и положил на бюро секретаря.

-- Ничего, кроме этого, сэр. Видите, оно попало не в дурные руки.

-- Что это? - воскликнул секретарь, вертя листок с притворным удивлением. - Откуда ты это взял, любезный? Что это значит? Я ничего не понимаю.

Смущенный несколько этим приемом, Гог глядел то на секретаря, то на Денни, который встал и также стоял у стола, украдкою разсматривая незнакомца, которого наружность нравилась ему, повидимому, чрезвычайно. Денни видел, что секретарь молча как бы ссылался на него, и потому покачал три раза головою, будто говоря о Гашфорде: - Нет. Он решительно ничего не знает. Я это вижу. Готов побожиться, что он ничего не знает; и закрыв свой профиль от Гога длинным концом худого платка, он за этою ширмою одобрительно киваль и улыбался секретарю.

-- Тут велено придти, кто найдет, так ли? - спросил Гог. - Я сам не ученый, не умею ни читать, ни писать, но я показывал одному приятелю, который мне прочел.

-- В самом деле так, - сказал Гашфорд и вытаращил глаза сколько мог больше: - право, это самый удивительный случай, какой только мне встречался. Как попал туда этот лоскуток, любезный?

-- Мистер Гашфорд, - шептал палач: - стоит целого Ньюгета. - Слышал ли его Гог или увидел, что над ним смеются, или догадался, куда клонит дело секретарь, только он по своему грубо пошел прямо к цели.

-- Ну, - сказал он, протянув руку и взяв назад листок: - да что уж вам в записке, что там написано или чего не написано? Ведь вы об ней ничего не знаете, сэр, так же как я, или он, - прибавил Гог, показав глазами на Денни. - Никто из вас не знает, что она значит и откуда взялась: так и конец истории. А хотелось бы мне против католиков: я человек - "прочь папство", и готов присягнут. За тем-то я было и пришел.

-- Внесите его в список, мистер Гашфорд, - сказал Денни. - Делать дело, так делать, - прямо к цели и нечего мешкать.

-- Что толку стрелять около цели, не правда ли, старик? - воскликнул Гог.

-- У меня сердце не на месте! - отвечал палач. - Вот настоящий человек, для моего отряда, мистер Гашфорд. Давайте мне его! Вносите его в список. Я готов пойти к нему в крестные отцы, хоть бы его крестили в потешном огне, зажженном развалинами английского банка.

С такими выражениями дружбы, ударил его Денни ласково по плечу, и Гог не замедлил отвечать тем же.

-- Прочь папство, брат! - вскричал палач.

-- Папство, папство, - сказал секретарь с своей обыкновенной ласковостью.

-- Так или этак, все равно! - вскричал Денни. - Все так. В список его, мистер Гашфорд. В список всех и каждого! Ура, протестантская религия! По рукам, мистер Гашфорд!

Секретарь очень приветливо смотрел на их обоих, пока они предавались этим и другим патриотическим восторгам, и только что хотел сделать какое-то замечание, как Денни подошел к нему и, толкнув его локтем, закрыл рот рукою, прошептав:

-- Не проговоритесь о ремесле конституционного служителя, мистер Гашфорд. Знаете, в народе есть предразсудок против этого; может быть, он не любит... Погодите, мы станем покороче. А ведь складный детина, не правда ли?

-- Видали-ль вы, мистер Гашфорд, - шепнул Денни, зверски любуясь, как любуется какой-нибудь каннибал, когда он голоден и видит своего задушевного друга, - видали-ль вы где (тут он протянулся еще ближе к уху Гашфорда и закрыл рот обеими ладонями): - видали-ль вы где такую глотку? Взгляните только. Вот шея-то для виселицы!

Секретарь кивнул утвердительно на это замечание с самым дружеским видом, какой только мог принять (трудно подделаться под чисто художнический вкус, который по большей части бывает восторжен), ы, сделав кандидату несколько незначительных вопросов, внес его в список членов великого протестантского союза. Радость Денни при успешном окончании этого дела мог превзойти только восторг, с которым он узнал, что новый член не умеет н читать, ни писать; эти два искусства (как уверял Денни) были самой ужасною язвою благоустроенного общества, и его художническим интересам, как и цели великой конституционной должности, которую он имел честь отправлять, вредили больше, чем самые неблагоприятные обстоятельства, какие могла вообразить его фантазия.

Пока совершалось принятие, и Гашфорд, с свойственною ему манерою, рассказывал Гогу о мирной и совершенно законной цели общества, в которое он вступил, мистер Денни весьма часто толкал его локтем и делал разные удивительные гримасы. Секретарь дал им понять, что хочет остаться один. Они немедленно раскланялись и вышли вместе из дому.

-- Не хочешь ли немного пройтись вместе, брат? - сказал Денни.

-- Вот что называется обходительность! - сказал его новый приятель, - Куда же мы пойдем? Не хочешь ли пойти взглянуть на дом, в двери которого мы скоро громко застучимся, а?

Гог отвечал утвердительно, и они тихими шагами отправились в Вестминстер, где происходили заседания обоих парламентов. Они вмешались в толпу карет, лошадей, слуг, носильщиков, носилок и факелов, лентяев всякого рода, и начали зевать по сторонам. Новый знакомец Гога с важным видом показывал ему слабые стороны здания, где легко пройти в сени или в коридор, а оттуда прямо к дверям Нижней Палаты; толковал, как явственно, когда они пойдут в боевом порядке, слышен будет их крик и вопли членам парламента; Гог слушал все с явным восторгом.

Он назвал ему также имена некоторых лордов и депутатов, выходивших в это время; рассказывал, благоволят ли они к папистам или нет; советовал ему заметить их ливреи и экипажи, чтоб в случае нужды он узнал их. Иногда он поспешно подводил его к окну проезжавшей кареты, чтоб при свете фонарей он разглядел лицо ехавшого; словом, в разсуждении особ и местностей, он показал столько сведений, что видно было с его стороны внимательное изучение; он действительно признался в этом Гогу, когда, они подружились короче.

Самое поразительное во всей сцене было множество людей, разделенных на особенные группы, много что из двух или трех человек, которые толкались между народом с теми же, казалось, намерениями, как и наши приятели. Большая часть этих господ довольствовалась легким киваньем головы или взглядом Гогова товарища; но иногда тот или другой подходил, становился в толпе возле него и шептал, не повертывая головы и не обращаясь, повидимому, к нему, слово или два, на которые тот отвечал также осторожно. Потом они расходились, как будто незнакомые друг с другом. Некоторые из этих людей часто вдруг подходили в толпе к Гогу, пожимали ему руку мимоходом или заглядывали в лицо; но ни они с ним не говорили, ни он с ними не говорил ни слова.

или в карман, и отдергивалась так проворно, что нельзя было угадать, кто положил бумажку; оглянувшись, он ни на одном из множества лиц не мог заметить ни малейшого смущения или оторопелости. Часто они наступали ногами на бумагу, похожую на ту, которая была у него за пазухой, но товарищ шептал ему, чтоб он не поднимал её и не дотрагивался, даже не смотрел на нее; так они оставляли ее и проходили далее.

- "Чем жарче, тем лучше" отвечал Гог: "я на все готов". - Я тоже, сказал приятель, как многие из нас; затем они ударили по рукам, прибавив еще несколько страшных проклятий на папистов.

Так как, между тем, им захотелось пить, то Денни предложил зайти в лавку, где есть добрые товарищи и крепкий джин. Гог охотно согласился, и они отправились туда, не теряя времени.

Лавка эта была уединенная харчевня, находившаяся на поле, по ту сторону воспитательного дома, месте, в то время очень пустынном и после сумерек будто вымершем. Она стояла в стороне от всех улиц и была доступна только с темной, узкой тропинки, так что Гог очень удивился, нашедши там много пьющих и шумное веселье. Еще больше удивился он, узнав в собеседниках почти все лица, поразившия его в толпе; но как товарищ еще у дверей шепнул ему, что неловко обнаруживать в лавке даже малейшее любопытство касательно гостей, то он молчал и не подавал вида, что узнавал кого-нибудь.

Прежде, чем поднес он к губам поданный джин, Денни громким голосом вскричал: "здоровье лорда, Джорджа Гордона, президента великого протестантского союза!" и Гог с приличным энтузиазмом выпил тост. Скрипач, присутствовавший в звании менестреля общества, тотчас заиграл шотландскую песню, и заиграл так одушевленно, что Гог и его приятель (оба они уж выпили прежде), будто заранее сговорившись, вскочили со стульев и, к великому удовольствию всех гостей, проплясали экспромтом танец "прочь папство".



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница