Бэрнаби Родж.
Глава XXXVIII.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Бэрнаби Родж. Глава XXXVIII. (старая орфография)

XXXVIII.

Еще не утихли клики одобрения танцу Гога и его нового приятеля, еще танцоры задыхались от несколько сильного и напряженного движения, как число собеседников увеличилось прибытием новых гостей, которые, как отряд общества бульдогов, приняты были с самыми лестными знаками особенного внимания и отличия.

Предводитель этого отряда, - он состоял всего-на-все только из трех человек, - был наш старый знакомец, мистер Тэппертейт, который, говоря медицински, с летами, казалось, уменьшился (особливо ноги его стали удивительно малы), но, взятый с моральной точки зрения, в личном достоинстве и самоуверенности вырос до исполина. И для самого поверхностного наблюдателя было не трудно угадать этот дух бывшого ученика, потому что он не только резко и безошибочно проявлялся в его величественной походке и пламенном взгляде, но еще разительнее обнаруживался в высоко поднятом, вздернутом носе, который на все земные предметы смотрел с глубоким презрением и стремился к родственным ему небесам.

Мистер Тэппертейт, как глаза или генерал бульдогов, явился в сопровождении двух лейтенантов: один был давнишний долговязый товарищ; другой, ученик-рыцарь в прежнее время, по имени Марк Джильберт, живший некогда в ученье у Фомы Курцона в Золотом Руне. Подобно ему, эти джентльмены освободились теперь от своего ученического рабства и жили в подмастерьях, но, в решительное подражание своему великому образцу, были головы смелые и предприимчивые, стремившияся к возвышению посредством великих политических событий. Отсюда проистекала связь их с протестантским союзом Англии, освященным именем лорда Джорджа Гордона; отсюда и теперешнее их посещение.

-- Джентльмены! - сказал мистер Тэппертейт, сняв шляпу, как полководец, говорящий войску. - Хорошо, что мы встретились. Милорд делает мне и вам честь, поручив мне кланяться вам.

-- Вы также сегодня видели милорда, а? - сказал Денни. - Я видел его нынче после обеда.

-- Обязанность призвала меня в его переднюю, когда мы заперли мастерския; там я и видел его, сэр, - отвечал мистер Тэппертейт, садясь со своими лейтенантами. - Как вы поживаете?

-- Весело, сэр, весело, - отвечал палач. - Вот новый брат, законно, письменно принятый мистером Гашфордом; не испортит дела, из покроя - сорви-голова, человек по моему вкусу. Видите? Таким ли он смотрит, который годится, как вы думаете? - воскликнул он, ударив Гога по спине.

-- Смотрю или не смотрю, - сказал Гог, махнув рукою, как пьяный: - а я гожусь вам. Я ненавижу всех папистов одинаково. Они меня ненавидят, и я их ненавижу. Они делают мне всякое зло, какое могут, и я им делаю все, что могу. Ура!

-- Ну, бывал ли где, - сказал Денни и оглянулся по комнате, когда раздался его шумный голос: - бывал ли где этакий боевой петух! Я думаю, братья, еслиб мистер Гашфорд прошел сотни миль и набрал бы пятьдесят человек обыкновенного покроя, все они вместе не стоили б одного этого.

Большая часть собеседников, не обинуясь, согласилась с этим мнением и показала Гогу свое расположение весьма значительными взглядами и киваньями. Только мистер Тэппертейт сидел неподвижно и молча смотрел на него несколько времени, как будто не хотел еще произнести своего решения; потом подошел к нему и отвел его в темный угол.

-- Не видал ли я тебя когда-нибудь прежде? - сказал он, задумавшись.

-- Мудреного нет, - отвечал беззаботно Гог. - Не знаю; тут нет никакого дива.

-- Погоди-ка, это легко решить, - возразил Сим. - Погляди-ка на меня. Видал ли ты меня когда-нибудь? Ты не мог легко забыт, если видел меня когда-нибудь. Погляди на меня. Не бойся, я тебе ничего не сделаю дурного. Вглядись хорошенько в меня, вот так, попристальнее.

Слова, которыми мистер Тэппертейт ободрял его и уверяль, что ему нечего бояться, чрезвычайно забавляли Гога, столько забавляли, что он вовсе не видал маленького человека, стоявшого перед ним; он расхохотался так усердно, что закрыл глаза и схватился за свои широкие бока.

-- Ну! - сказал мистер Тэппертейт, досадуя несколько на это непочтительное поведение. - Знаешь ли меня, приятель?

-- Нет, не знаю, - воскликнул Гог. - Ха, ха, ха! Не знаю. А очень рад с вами познакомиться.

-- А я так готов поспорить на семь шилингов, - сказал мистер Тэппертейт, скрестив руки и стоя перед ним с широко раздвинутыми, крепко упертыми в землю ногами: - что ты был конюхом в "Майском-Дереве".

Гог вытаращил глаза, услышав это, и смотрел на него в изумлении.

-- Точно, ты был там, - сказаи мистер Тэппертейт, толкая его с снисходительною шуткою. - Мои глаза никого не обманывали, то-есть никого другого, кроме молоденьких женщин! Узнал меня теперь?

-- Нет, все-таки не знаю, - отвечал, запинаясь, Гог.

-- Все не знаешь, - сказал мистер Тэппертейт. - Полно, уверен ли ты в этом? Помнишь ли еще Габриеля Уардена? Нет?

Разумеется, Гог вспомнил его, вспомнил и Долли Уарден; но этого он ему не сказал.

мистер Тэппертейт

-- Конечно, помню! - воскликнул Гог. - Там я и вас видел.

-- Ты меня там видел! - сказал мистер Тэппертейт. - Да, я знал, что ты меня видел. Как же бы дом остался без меня? Помнишь ли, как я тебя почел за приятеля бродяги и оттого поссорился было с тобою; а когда узнал, что ты его не терпишь, как я пил с тобою. Не забыл еще?

-- Разумеется! - воскликнул Гог.

-- Хорошо! А теперь прежних ли еще ты мыслей? - сказал мистер Тэппертейт.

-- Конечно! - заревел Гог.

-- Ты говоришь как надобно мужчине, - сказал мистер Тэппертейт; - ударим же по рукам. - За этим примирением, он привел слово в дело; и как Гог охотно принял его предложение, церемония исполнилась с видом большой искренности.

-- Я заметил, - сказал мистер Тэппертейт, обратясь к собранию: - что мы с этим братом старые знакомые. - Ты уж ничего больше не слыхал о бездельнике, а?

-- Ни слова, - отвечал Гог. - Да и не ручаюсь, и не думаю, что когда-нибудь услышу. Он, верно, уж давно умер.

-- Надобно надеяться, как для блага человечества вообще, так и для блага общества в особенности, что он умер, - сказал мистер Тэппертейт, потирая ладонью по ногам и смотря на нее от времени до времени. - Не почище ли у тебя другая рука? Все такая же грязь. Ну, один удар пусть будет за мною. Мы сочтем, что он сделан, если ты согласен.

Тот опять захохотал и на этот раз до такой степени предался своему безумному смеху, что, казалось, вывихнет себе все члены, и все тело его разломится на части. Но мистер Тэппертейт, отнюдь не оскорбляясь этою необыкновенною веселостью, смотрел на него с величайшею благосклонностью, даже удостоивал смеяться вместе с ним, сколько это мог делать человек его ранга, не теряя из виду приличия и гордости, которых требуют от людей знатных.

Мистер Тэппертейт не остановился на этом, как сделали бы многие обыкновенные характеры, а подозвал своих двух лейтенантов, представил им Гога и рекомендовал, объявляя, что это такой человек, которого нельзя довольно оценить во времена, какие они теперь переживают. Далее оказал он ему честь замечанием, что Гог - приобретение, которым могло бы гордиться даже общество бульдогов, и по некотором испытании, нашедь его совершенно к тому готовым и расположенным (Гог был ни мало не разборчив и в этот вечер связался бы со всяким для какой угодно цели), начал тут же необходимые предварительные обряды. "Заслуга получила свой венец", и это очень обрадовало мистера Денни, как сам он уверял с разными редкими и необыкновенными проклятиями; в самом деле, это доставило всему обществу искреннее удовольствие.

-- Делайте из меня что хотите! - вскричал Гог, выпивая кружку, которую уже не раз опорожнил. - Давайте мне какую хотите должность. Я ваш. Я готов. Это мой капитан, - мой начальник. Ха, ха, ха! Пусть он только мне скомандует, так я один пойду на целый парламент! - При этих словах он так сильно ударил мистера Тэппертейта по спине, что маленькая фигурка его обратилась, казалось, в чистое ничто, и опять заревел так, что дети соседняго Дома Призрения попросыпались в своих колыбельках.

В самом деле, мысль, что в их товариществе было нечто странное, совершенно, казалось, овладела его грубым умом. Уж одно то обстоятельство, что покровителем был у него великий муж, которого он мог раздавить одной рукою, представлялось ему до того странным и смешным, что им овладел род дикого веселья, которому его грубая природа поддалась совершенно. Он кричал и ревел, сто раз пил за здоровье мистера Тэппертейта, клялся, что он бульдог от всего сердца, и обещал быть верным ему до последней капли крови.

Все эти комплименты мистер Тэппертейт принимал, как вещи, которые сами по себе разумеются и которые хоть и лестны, но в сущности, однакож, не более, как должная дань его громадному превосходству. Его гордая уверенность еще более потешала Гога; одним словом, великан и карлик заключили между собою дружбу, которая обещала быть продолжительною, потому что один считал повелевание своим правом, а другой забавлялся повиновением. Но Гог отнюдь не был просто сострадательным партизаном, который бы задумался действовать без приказу; напротив, когда мистер Тэппертейт влезь на порожнюю бочку, стоявшую, подобно ораторской кафедре в комнате, и начал говорить вольную речь о страшном кризисе, Гог стал подле оратора, и хоть сам едва не лопался со смеха при каждом его слове, однако помахивал своею дубиною на насмешников так значительно, что те, которым сначала всего больше хотелось прервать оратора, заменою становились внимательнее и громко рукоплескали.

Между тем, в харчевне не все шутило и шумело и не все общество слушало речь. На другом конце залы (длинной комнаты с низким потолком), несколько человек все время занимались серьезным разговором, и как скоро одни из этих людей уходили, тотчас подходили другие и занимали их место, как будто сменяясь между собою на часах; смены происходили постоянно каждые полчаса, по бою часов. Люди эти очень много шептались между собою, держались поодаль и часто озирались будто опасаясь быть подслушанными: двое или трое из них вносили, повидимому, в книги известия прочих; а когда не были этим заняты, то обыкновенно один из них брал лежащия на столе газеты и из "St. Jame's Chronicle", ,,Herald", "Chronicle" или "Public Аdvertiser" читал прочим тихим голосом какое-нибудь место, имевшее связь с предметом, в котором все они принимали столько участия. Но наибольшую привлекательность имел, повидимому, памфлет, под названием "Громовержец", который занимал их и, как полагали тогда, выходил непосредственно от общества. Его безпрестанно спрашивали, и как скоро он был прочитываем перед усердной толпою слушателей, или кем-нибудь про себя, всегда за этим следовали шумные речи и дикие взгляды.

Среди всей этой веселости, занятый удивлением к своему капитану, Гог, однако, по этим и по другим признакам, заметил присутствие какой-то таинственной деятельности, похожей на ту, которая прежде столько поразила его на улице. Нельзя было удержаться от мысли, что тут происходит нечто важное, и что за шумным пированьем трактира скрываются вещи невидимые и подозрительные. Впрочем, он об этом мало заботился и так был доволен беседою, что остался бы тут до утра, еслиб товарищ его не собрался вскоре по полуночи домой; так как мистер Тэппертейт последовал его примеру, то ему не было предлога оставаться. Таким образом, они все трое вышли из харчевни и заревели песню "Прочь папство" так, что вся окрестность задрожала.

-- Смелей, капитан! - кричал Гог, когда они останавливались перевести дух. - Еще куплет!

Мистер Тэппертейт был не ленив и начинал снова; так они шли трое, рука в руку, кричали как сумасшедшие и храбро издевались над ночными сторожами. Правда, для этого не нужно было необыкновенного мужества, потому что тогдашние ночные сторожа были люди, которые получали это место за глубокую старость и дряхлость, и при каждом нарушении спокойствия крепко запирались в своих будках, где оставались до тех пор, пока все утихало. Мистер Денни, имевший грубый голос и чрезвычайно здоровые легкия, особенно отличался в этой экспедиции и стоял очень высоко в мнении двух товарищей.

-- Что ты за чудак! - сказал мистер Тэппертейт. - Ты так лукав и скрытен. Зачем ты не скажешь, что у тебя за ремесло?

-- Мое ремесло так тонко, как ни чье другое во всей Англии; такая легкая работа, какой только может пожелать джентльмен.

-- Был ты в ученьи? - спросил мистер Тэппертейт.

-- Нет. Это природный дар, - сказал мистер Денни. - Этому не учатся. Это дается от природы. Мистер Гашфорд знает мою должность. Взгляните на эту руку: много и много дел сработала эта рука с опрятностью и ловкостью, какой еще не видано. Когда я посмотрю на руку, - продолжал мистер Денни, потрясши ею в воздухе: - и подумаю, сколько прекрасной материи она наделала, то мне станет сильно грустно, что она современем состареется и ослабеет. Так уж ведется на свете!

Он глубоко, вздохнул при этом размышлении и в какой-то забывчивости взял Гога пальцами за горло, особенно под левое, ухо, как будто изучая анатомическую соразмерность этой части села; потом отчаянно покачал головою и от души заплакал.

-- Да, - отвечал Денни: - да, я могу назваться художником мастером; искусство поправляет натуру - моя пословица.

-- А это что? - спросил мистер Тэппертейт, взяв у него из рук палку.

-- Это мой портрет, - сказал Денни: - похож ли, как думаете?

-- Ну, немного слишком красив, - отвечал мистер Тэппертейт. - Кто это делал? Ты?

на память. "Я умру" сказал он, мой друг: "пусть мои последния минуты пойдут на то, чтоб сделать Денни его портрет". Так-то!

-- Странная была мысль, не правда ли? - сказал мистер Тэппертейт.

-- Это была странная мысль, - отвечал тот, дыша на свой портрет и протирая его рукавом кафтана, пока он стал лосниться: - да, это вообще был странный малый, род цыгана один из самых забавных петухов, каких вы только видали Ах! Он рассказал мне на ухо пару историй, в то утро, как умирал, - историй, которые вас немножко испугали бы.

-- Так ты был тогда у него, что ли? - сказал мистер Тэппертейт.

славные ребята.

-- Верно, они любили тебя? - заметил мистер Тэппертейт, взглянув на него искоса.

-- Не знаю наверное, любили ли они меня, - сказал Денни нерешительно: - но я был подле всех них, когда они отправлялись на тот свет. Мне достались и их гардеробы. Даже этотт галстук, что на мне, принадлежит тому, о котором я рассказываю, - тому, что сделал портрет.

Мистер Тэппертейт посмотрел на этот галстук и подумал, казалось, сам в себе, что покойник, верно, имел очень особенные и не слишком затейливые понятия о гардеробе. Впрочем, он не позволил себе никакого замечания на этот предмет, и таинственный товарищ его без остановки продолжал:

-- Эти штаны, - говорил он, погладив себе ноги: - эти самые штаны - они принадлежали одному моему приятелю, который навсегда оставил отяготительную ветошь; а этот кафтан... часто хаживал я за этим кафтаном по улицам и думал, попадет ли он ко мне когда-нибудь; эти чулки перед моими глазами по крайней мере полдюжины раз плясали хорнпайп {Hornpipe, - род мужицкой или матросской пляски.} на других ногах; а шляпа, - сказал он, сняв ее и повертывая на кулаке: - Господи Боже мой! Я не раз видел, как эта шляпа ездила в Ольборн на козлах наемной кареты!

все померли, кто носил эти вещи? - сказал мистер Тэппертейт, отступив от него шага два назад.

-- Все, - отвечал Денни. - И притом все на один манер, любезнейший!

В этом обстоятельстве было что-то страшное и столь странным, ужасным образом объяснявшее, повидимому, полинялый, изношенный вид одежды палача, которая, представясь в этом новом свете, казалось, окрашена могильною землею, - что мистер Тэппертейт вдруг вспомнил, что ему надобно идти другою дорогою. Итак, он остановился и с величайшею искренностью пожелал ему доброй ночи. Так как они были неподалеку от Ольд-Бэлей и мистер Денни знал, что в квартире тюремщика было несколько арестантов, с которыми он мог провести ночь, болтая перед веселым огоньком, за стаканом, о предметах своего ремесла и об общих интересах, то разстался без большого сожаления с своими товарищами. Он горячо пожал руку Гогу и оставил их, условившись, когда им встретиться в харчевне.

-- Любопытный человек, - сказал мистер Тэппертейт, смотря вслед кучерской шляпе, как она покачивалась по улице. - Не знаю, что у него за вкус. Неужели он не может сделать штанов на заказ или купить себе кафтан и чулки?

-- Ведь верно он не заставляет их делать завещания и не режет им потом голов, - сказал мистер Тэппертейт, теряясь в раздумье. - Однакож, пойдем. Общество бульдогов ждет меня. Вперед! Что ты?

-- Я совсем было позабыл, - отвечал Гог в испуге, когда услышал бой часов на ближней башне. - Мне надобно еще сходить к одному человеку сегодня вечером... Надобно сейчас вернуться. За попойкой и песнями у меня совсем это из головы вонь. Хорошо, что еще вспомнил!

Мистер Тэппертейт посмотрел на него, будто сбираясь произнесть несколько начальнических замечаний на этот побег, но как Гогова торопливость ясно показывала, что дело не терпит отсрочки, то он милостиво снизошел и дал ему позволение тотчас удалиться, которое Гог принял с громким смехом.

-- Доброй ночи, капитан! - вскричал он. - Я ваш до смерти. Помните это!

-- Прочь папство, капитан! - проревел Гог.

-- Скорей Англия потонет в крови! - воскликнул его отчаянный предводитель. Гог с кликом одобрения и хохотом помчался, как гончая собака.

-- Этот человек сделает честь моему корпусу, - сказал Симон задумчиво пускаясь в путь. - Там увидим. Когда общественное состояние переменится, - а перемены будут, когда мы взбунтуемся и победим - когда слесарева дочь будет моею, мне надобно будет так или сяк отделаться от Меггс; не то она когда-нибудь отравит чайник в мое отсутствие. Он мог бы жениться на Меггс, когда покрепче напьется. Быть так. Заметим это.