Бэрнаби Родж.
Глава XLIV.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Бэрнаби Родж. Глава XLIV. (старая орфография)

XLIV.

Когда скопище разсеялось и, разделясь на одинокия кучки, пустилось по разным направлениям, на сцене волнения оставался еще один человек. То был Гашфорд; ушибленный падением и еще больше раздраженный понесенным оскорблением, он ковылял взад и вперед с проклятиями и угрозами на устах.

Не в характере секретаря было выражать свою злобу только слоями. Истощая припадок бешенства в этих ругательствах, он пристально остановил взор на двух человеках, которые, когда разлился панический страх, скрылись вместе с прочими, но потом опять воротились, и при свете месяца видно было как они прохаживались, разговаривая друг с другом.

Он не сделал ни шагу, чтоб подойти к ним, но терпеливо выжидал на темной стороне улицы, пока они, соскучившись ходить взад и вперед, пошли вместе прочь. Он пошел за ними, но держался все в некотором разстоянии так, что имел их в виду, не будучи ими видим.

Они пустились по Парламентской улице, мимо церкви св. Мартина, мимо Сен-Жильса к Тоттенгем Курту, за которым на западной стороне находилось тогда место, известное под именем "Зеленой Лестницы". Это была отдаленная улица, не из самых опрятных, и выводила в поле. Большие кучи пыли, лужи стоячей воды, поросшия дикой травою и болотными растениями; изломанные колоды и прямо стоящие столбы заборов, давно растаскиваемые и употребляемые на топливо, грозя невнимательному прохожему своими зубчатыми ржавыми гвоздями, образовывали переднюю часть ландшафта; между тем, как местами осел и косматая кляча, привязанная к колу, кормились своею бедною пастьбою на жесткой, низкорослой траве и пополняли собою характер целой картины. Если уж не самые дома, то худоба этих животных показывала, как скудны были жители близлежавших, рухлых хижин, и как безразсудно было бы порядочно одетому человеку, с деньгами в кармане, пускаться одному ночью в эту сторону.

У бедности, как и у богатства, свои прихоти, свои затеи. Некоторые из этих хижин снабжены были маленькими башенками; у других были глухия окна, намалеванные на полинялых наружных стенах. У одной, например, были намазаны часы на развалившейся башне в четыре фута вышиною, обложенной кирипчем; при каждой хижине находилась грубая скамья или беседка. Обыватели торговали костями, лохмотьем, битым стеклом, старыми колесами, птицами и собаками. Эти последния животные наполняли своими домиками и конурами сады, и не только распространяли в воздухе запах, не отличавшийся благовонием, но и оглашали окрестность своим ворчаньем, лаем и воем.

В это-то убежище последовал секретарь за двумя человеками, с которых не спускал глаз; здесь увидел он, что они вошли в один из самых приземистых домиков, состоявший только из одной узкой и тесной комнаты. Он подождал на дворе, пока звук их голосов, слившись в нескладную песню, уверил его, что они веселились; тогда он перешел по тряской доске, брошенной через яму, и постучался рукою в дверь.

-- Мистер Гашфорд! - воскликнул человек, отворивший дверь, с явным удивлением, и вынул изо рта трубку. - Ну, кто бы ждал такой чести! Войдите, мистер Гашфорд; войдите, сэр.

Гашфорд не заставил просить себя два раза и вошел с ласковою миною. Огонь пылал на заржавелой решетке камина (ибо, несмотря на позднее время весны, ночи были еще холодны), а на скамейке подле него сидел Гог и курил трубку. Денни поставил секретарю свой единственный стул перед очагом и сел опять на скамейку, с которой встал было, чтоб впустить гостя

-- Что вы почуяли, мистер Гашфорд? - сказал он, взявшись опять за трубку и посматривая на него искоса. - Нет ли приказа из главной квартиры? Скоро ли мы примемся за работу? Что скажете, мистер Гашфорд?

-- Ничего, ничего, - отвечал секретарь, ласково кивнув головою Гогу. - Между тем, лед-то треснул. Мы нынче немножко пошутили, не правда ли, Денни?

-- Да, очень немножко, - проворчал палач. - Мне этого и вполовину не хватило.

-- И мне тоже! - вскричал Гог. - Давайте нам что-нибудь такое, в чем была бы жизнь... жизнь, сударь! Ха, ха, ха!

-- Ведь, однакож, вы не захотите ничего, - сказал секретарь с самым злобным выражением лица и самым кротким тоном: - ничего такого, в чем... в чем была бы смерть?

-- Этого я не знаю, - отвечал Гог. - Я жду только приказа. Какая мне нужда разбирать, что это за приказ будет!

-- И мне также! - воскликнул Денни.

-- Молодцы! - сказал секретарь таким пастырским голосом, как будто хвалил их за самую необыкновенную, самую благородную храбрость. - Кстати (тут он остановился и погрел руки; потом продолжал, быстро подняв глаза), кто бросил нынче камень?

Мистер Денни закашлялся и покачал головою, будто говоря: "это уж, право, загадка!" Гог молча сидел и курил.

-- Славно было сделано! - примолвил секретарь и опять погрел руки. - Хотелось бы мне знать этого молодца.

-- В самом деле? - сказал Денни, взглянув ему в лицо, чтоб увериться, вправду ли он говорит. - В самом деле, вам хотелось бы его знать, мистер Гашфорд?

-- Разумеется, - отвечал секретарь.

-- Ну, так уж Бог с вами, - сказал палач, с хохотом указывая трубкою на Гога: - вот он сидит. Вот он сидит, сэр! Тьфу, ты петля и виселица, мистер Гашфорд! - шепнул он, придвинув скамейку и толкнув его локтем: - что за лихой негодяй этот детина! Его надо держать на цепи, как самого задорного бульдога! Не будь нынче меня, он ведь подмял бы под себя католика и в минуту наделал бы беды.

-- Отчего ж и не так? - воскликнул грубым голосом Гог, услышавший последния слова. - Что толку откладывать дело? Куй железо, пока горячо - моя пословица.

-- Да! - возразил Денни, качая головою с видом сострадания к простоте своего молодого приятеля. - А если железо-то еще не горячо, брат? Сперва надо подготовить, разгорячить народ, а уж потом начинать. Нынче его нечем было разгорячить, уверяю вас. Еслиб тебе дать волю, ты испортил бы нашу будущую потеху, и мы совсем пропали бы.

-- Денни совершенно прав, - ласково заметил Гашфорд: - совершенно прав. Денни хорошо знает свет.

Секретарь от души улыбнулся этой остроте и потом сказал, обращаясь к Гогу:

-- Я и сам держался политики Денни, как вы, верно, это заметили. Вы видели, например, как я упал наземь, когда на меня бросились. Я не оказал никакого сопротивления. Я не сделал никакой попытки, чтоб взбунтовать народ, никакой, решительно!

-- Нет, клянусь Каином! - вскричал Денни с громким хохотом. - Вы совершенно покойно повалились, мистер Гашфорд, совершенно ровно растянулись. Я уж думал себе: ну, прощай теперь мистер Гашфорд! Еще мне не случалось видеть, чтоб живые люди так гладко лежали на брюхе, как вы. С ним плохия шутки, с папистом-то, - право...

Гримаса, какую сделал секретарь, когда Денни, расхохотавшись, мигал Гогу, также хохотавшему, послужила бы прекрасною моделью для портрета дьявола. Он сидел молча, пока они перестали хохотать, и потом сказал, оглядываясь кругом:

чем оно: если нам когда-нибудь придет крайность, а знать ведь конечно этого нельзя... на свете все так неверно...

-- Согласен с вами, мистер Гашфорд, - сказал палач, важно кивнув головою. - Неверности, какие мне уж доводилось видеть, в разсуждении жизни на сем свете... Сколько бывало неожиданных случаев... О, Боже мой... - И, почувствовав, что великость предмета была невыразима, он опять выпустил несколько облаков дыму, и досказал остальное взглядом.

-- Я говорю, - продолжал секретарь медленно и выразительно: - нам нельзя знать, что еще случится; и если придется, против воли, прибегнуть к силе, то милорд (который нынче невыразимо пострадал), вспомнив, что я рекомендовал ему обоих вас за людей набожных, храбрых, неподлежащих никакому сомнению и подозрению, милорд намерен вам двоим поручить приятную обязанность проучить этого Гэрдаля. Вы можете делать с ним, что хотите только не оказывать ни малейшого сожаления, никакой пощады, не оставлять в его доме камня на камне. Можете жечь дом его и опустошать, грабить, сколько душе угодно, только не оставлять целым; его должно сравнять с землею, чтобы Гэрдаль и все, принадлежащие к нему, остались без крова, как новорожденные младенцы, покинутые матерью. Понимаете? - сказал Гашфорд, потирая руки.

-- Как не понимать! - воскликнул Гог. - Наконец-то вы ясно сказали все. Вот так-то лучше, откровеннее!

-- Я знал, что вам это понравится, - сказал Гашфорд и потряс ему руку: - я так и думал. Доброй ночи! Не безпокойся, Денни: я найду дорогу один. Может быть, мне случится и опять заходить сюда; мне приятно было бы приходить и уходить, не тревожа вас. Я сам найду дорогу. Доброй ночи!

-- Ну, разумеется! - воскликнул Гог. - Это мне по сердцу!

-- Я слыхал, - сказал задумчиво палач: - что у мистера Гашфорда чудесная память и удивительное постоянство: он никогда ничего не забывает и не прощает. Выпьем же за его здоровье!

Гог был очень рад выпить; при этом тосте он уж не плескал вина на пол; а как секретарь был человек по душе им, то они выпили его здоровье в больших, полных стаканах.