Домби и сын.
Часть первая.
Глава II, В которой заранее приняты предосторожности против случаев, бывающих иногда в наилучшим образом устроенных семействах.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Домби и сын. Часть первая. Глава II, В которой заранее приняты предосторожности против случаев, бывающих иногда в наилучшим образом устроенных семействах. (старая орфография)

ГЛАВА II,
В которой заранее приняты предосторожности против случаев, бывающих иногда в наилучшим образом устроенных семействах.

-- Я никогда не перестану поздравлять себя с тем, что все простила бедной, милой Фанни, сказала мистрисс Чикк в гостиной, куда спустилась после осмотра работ трудившихся наверху похоронных подрядчиков. - Замечание это адресовалось к мистеру Чикку, толстому, лысому джентльмену с прешироким лицом, который вечно держал руки в карманах и имел непреодолимую наклонность насвистывать и мурлыкать разные напевы. В теперешнем случае, чувствуя, как это неприлично в доме плача, оц с трудом превозмогал себя.

-- Ты не слишком напрягайся, Лу (Луиза), сказал он своей супруге: - иначе с тобою опять сделаются спазмы. Трай-тал-де-ром! Ах, Боже мой, я забылся! Видишь, мы сегодня здесь, а завтра на том свете!

Мистрисс Чикк ответила ему недовольным взглядом, а он, замечтавшись снова, забормотал арию: "Жил некогда сапожник", но вдруг замолчал и сконфузившись заметил, что во всяком горестном обстоятельстве заключается особенного рода мораль.

-- Я полагаю, что лучше думать о ней, чем надоедать безпрестанными глупыми жужжаньями, напевами или подражанием школьному рожку, сказала мистрисс Чикк с гневным пренебрежением.

-- Это только привычка, моя милая.

-- Привычка? Вздор! Если в тебе есть разсудок, то не приводи таких нелепых извинений!

-- Ну, а каков младенец, Лу? спросил мистер Чикк, желая переменить предмет разговора.

-- Какой младенец? Я сегодня видела тьму-тьмущую младенцев.

-- Как так?

-- Не мудрено понять, что так-как бедной Фанни уже нет на свете, то надобно нанять хорошую кормилицу.

-- О! А! Тур-рол-дол... то-есть я хотел сказать, вот какова наша жизнь.

Потом, желая блестящею мыслью поправить свои промахи, о которых напомнила ему гневная физиономия жены, он прибавил:

-- Нельзя ли покуда, на время, употребить чайник?

Мистрисс Чикк посмотрела на него с безмолвным отчаянием, величественно подошла к окну и выглянула на улицу, где послышался в то время стук колес. Мистер Чикк, чувствуя, что он побежден, отошел в сторону. Однако, он не всегда покорялся так кротко своей участи: часто случалось и ему удерживать верх и тогда он вымещал на своей супруге все её прежния торжества. Случалось, что когда он казался уже совершенно разбитым, он вдруг делал отчаянное усилие и одолевал свою непокорную половину; но за то и у нея бывали нечаянные порывы, против которых он сам не в силах был устоять. Одним словом, семейные сцены их имели совершенно-особенный, весьма-интересный характер.

Гремевшия на улице колеса привезли мисс Токс, которая влетела запыхавшись в комнату.

-- Милая Луиза, воскликнула она, переводя дух: - не-уже-ли еще не нашли никого?

-- Никого, представьте себе!

-- О! в таком случае я надеюсь и уверена... Но, постойте, я сейчас приведу их.

Спустившись бегом по лестнице, она вызвала и привела наверх сидевших в наемном экипаже: то была здоровая, краснощекая, полная молодая женщина, с грудным младенцем на руках; другая молодая женщина, такая же краснощекая, которая вела двух жирных детей; жирный мальчик, шедший сам-собою, и наконец дюжий, круглолицый, краснощекий мужчина, который нес на руках еще жирного мальчика и поставил его в комнат на пол с хриплым увещанием:

-- Смотри, держись за Джонни.

"Контору замужних женщин королевы Шарлотты", но там мне сказали, что нет ни одной, которая была бы годна для вас. Я пришла в совершенное отчаяние, но меня утешили известием, что одна женщина, самых прекрасных качеств и безукоризненного поведения, недавно возвратилась домой. Я взяла её адрес и поскакала к ней.

-- О, милая, добрая мисс Токс!

-- Вовсе нет, не говорите этого. Приехав к дому чистому и опрятному, так-что можно хоть обедать на полу, я застала все семейство за столом и, полагая, что лучше показать их всех вам и мистеру Домби, взяла их с собою. Вот этот джентльмен отец. Не угодно ли вам выйдти немножко вперед, сударь?

Круглолицый мужчина неловко выдвинулся вперед с самою бараньею физиономией и остановился, оскаля зубы.

-- Вот его жена, продолжала мисс Токс, указывая на краснощекую женщину с грудным младенцем. - Здоровы ли вы, Полли?

-- Покорно вас благодарю, мэм {Ma'am, сокращенное madam.}.

-- Очень-рада. Вот эта молодая женщина, её незамужняя сестра, живет у них в доме и смотрит за детьми. Пятеро детей. Младшему шесть недель. Вот этот здоровый мальчик с обжогою на носу, старший. Я надеюсь, что это случилось нечаянно?

Круглолицый мужчина проворчал:

-- Полосовое железо.

-- Извините, сударь, вы сказали?

-- Полосовое железо.

-- О, да, понимаю! Этот мальчик, в-отсутствие матери, понюхал горячого полосового железа. Вы, кажется, сказали мне, что вы ремеслом...

-- Кочегар {Кочегары - те, которые мешают и подкладывают уголь в печах паровых машин.}.

-- Что такое?

-- Кочегар. Паровая машина.

-- О-о-о! Да! возразила мисс Токс, глядя на него с задумчивостью и, по-видимому, поняв его весьма-несовершенно. - А как вам это нравится?

-- Что, мэм?

-- Ваше ремесло.

-- О, ничего, мэм! Иногда зола попадает сюда (указывая себе на грудь), и тогда человек хрипнет, как я теаерь; но это зола, а не нагар.

Мисс Токс казалась еще менее просвещенною этим объяснением. Мистрисс Чикк принялась разсматривать в подробности Полли и её детей, акт о её свадьбе, аттестаты и тому подобное, и осталась совершенно-довольна; потом отправилась со всеми этими сведениями к мистеру Домби и в подкрепление взяла с собою двух самых розовых и жирных маленьких Тудлей (Фамильное прозвание этого круглолицого семейства было - Тудль).

Мистер Домби остался в своей комнате после смерти жены, погруженный в видения юности, воспитания и будущей участи своего новорожденного сына. На дне его прохладного сердца было бремя холоднее и тяжеле обыкновенных; но оно представлялось ему больше в вид лишения для сына, чем потерею для него самого, и возбуждало в нем нечто в роде сердитого огорчения. Он оскорблялся мыслью, что будущность фирмы Домби и Сына зависит некоторым образом от наемной кормилицы, которая на время будет для его сына тем же, чем было бы существо, соединенное брачными узами с нам.

-- Дети кажутся здоровыми, сказал мистер Домби: - но подумай, Луиза, они будут co-временем иметь притязание на некоторый род родства с моим Полем! Уведи их и покажи мне эту женщину и её мужа.

-- Послушай, добрая женщина, сказал он обернувшись к ней вместе с креслом, с которым составлял как-будто один кусок: - я слышал, что ты бедна и хочешь приобрести деньги, взявшись кормить моего сына, который так безвременно лишился того, чего нельзя ничем заменить. Я не имею сказать ничего против этого средства приобретения комфорта твоему семейству. Но должен объявить тебе некоторые условия прежде, чем ты будешь жить в моем доме. Во-первых, пока ты здесь, я хочу, чтоб ты была известна не иначе, как под именем... хоть Ричардс: имя обыкновенное и приличное. Согласна ли ты называться Ричардс?.. Не лучше ли тебе посоветоваться с мужем?

Так-как муж её только скалил зубы и по-временам помусливал ладонь своей правой руки, то мистрисс Тудль, после нескольких безполезных знаков и подмигиваний, присела и отвечала, что если ее хотят звать чужим именем, то это надобно принять в разсчет при определении жалованья.

-- О, разумеется, отвечал мистер Домби. - Я желаю, чтоб весь этот вопрос был разрешен жалованьем. Теперь, Ричардс, если ты будешь кормить моего сына, я требую, чтоб ты всегда помнила следующее: ты будешь щедро вознаграждена за исполнение известных обязанностей, в-продолжение которых я хочу, чтоб ты виделась как-можно-реже с своим семейством. С окончанием этих обязанностей и выдачею награждения, кончаются все сношения между нами. Поняла ты меня?

Мистрисс Тудль была как-будто в некотором сомнении, а муж её и не старался разгадать, в чем состояло дело.

-- У тебя есть свои дети, продолжал мистер Домби: - а потому я нисколько не требую, чтоб ты сохранила какую-нибудь привязанность к моему сыну, или чтоб он питал какую-нибудь привязанность к тебе. Этого вовсе не нужно. Когда ты отойдешь отсюда, то можешь совершенно забыть о ребенке, а он забудет о тебе.

Мистрисс Тудль, покраснев, сказала, что она надеется, что знает свое место.

-- Надеюсь, что так, Ричардс: это так ясно, что тут нечего и распространяться. Луиза, друг мои, уговорись с Ричардс относительно денег, и пусть она получит их когда захочет. Мистер... как тебя зовут? на одно слово!

Остановленный таким-образом Тудль, который последовал-было за женою, остался наедине с мистером Домби. То был малый дюжий, размашистый, небрежно одетый, переваливающийся, обросший волосами, с лицом, почернелым от угольного дыма и пыли, с жесткими руками и четвероугольным лбом, шероховатым как дубовая кора. Он во всех отношениях представлял самую резкую противоположность с мистером Домби, гладко-выбритым, коротко-остриженным, натянутым и педантски-опрятным денежным джентльменом, - а такие джентльмены, известно, лоснятся и хрустят как новая банковая ассигнация и, по-видимому, кажутся зашнурованными в корсеты и укрепленными действием золотых дождевых ванн.

-- У тебя, кажется, есть сын? спросил мистер Домби.

-- Четверо, сэр. Четыре самца и одна самка. Все живы!

-- Тебе, я думаю, тяжело содержать их?

-- Да, мне бы только одна вещь показалась еще тяжелее.

-- Что?

-- Потерять их.

-- Умеешь ты читать?

-- Да, не очень-хорошо.

-- А писать?

-- Мелом, сэр?

-- Чем бы то ни было!

-- Я думаю, что мог бы написать кое-что мелом, еслиб понадобилось.

-- А между-тем, тебе ужь тридцать-два или тридцать-три года?

-- Я думаю, около того, сэр.

-- Я хочу учиться, сэр. Когда один из моих мальчишек подростет и выучится в школе, он будет учить меня.

-- Прекрасно! сказал мистер Домби, глядя на него внимательно и не очень-милостиво, а Тудль между-тем глазел на потолок и безпрестанно муслил свою руку. - Ты слышал, что я сейчас говорил твоей жене?

-- Полли слышала. Все хорошо.

-- Так-как ты, по видимому, все предоставляешь ей, то мне нечего и говорить с тобой, сказал разочарованный мистер Домби, который задержал его нарочно с тем, чтоб глубже напечатлеть свои виды в уме мужа, как главы семейства.

-- Нисколько, сэр. Полли слышала. Она не спит.

-- В таком случае я не стану тебя задерживать. Где ты работал всю свою жизнь?

-- Больше под землею, сэр, пока не женился. А как женился, вылез на свет. Я буду на одной из этих железных дорог, когда она совсем разьиграется.

Это подземное известие доконало мистера Домби. Выпроводив из дверей будущого молочного отца своего сына, он повернул ключ и стал ходить взад и вперед в одиноком отчаянии. Не смотря на всю свою туго-накрахмаленную, непроницаемую важность, он отирал слезы и повторял часто, с чувством, которому бы ни за что на свете не желал иметь посторонняго свидетеля: "бедный малютка!"

Гордость мистера Домби была замечательна тем, что он жалел о себе через сына. Он не говорил: бедный я, бедный вдовец, доверяющий против воли сына, своего жене невежественного работника, трудившагося больше под землею, - но "бедный малютка!"

Когда он произносил эти слова, ему вдруг мелькнула мысль, что женщина эта должна ощущать большое искушение: её собственный младенец был также мальчик: что, если она вздумает обменить их? Но он скоро успокоился и разсудил, что такая романтическая идея несбыточна, хотя и возможна; однако твердо решился наблюдать за Ричардс как-можно-пристальнее.

Между-тем, мистрисс Чикк и мисс Токс договаривались с мистрисс Ричардс, и, когда все условия были кончены, ей поднесли весьма-церемонно маленького Домби, как-будто высочайший государственный орден, а она со слезами вручила своего малютку сестре своей Джемиме. Потом принесли вина и рюмок, чтоб поддержать унывающее семейство.

-- Не угодно ли и вам взять рюмку? сказала мисс Токс входящему Тудлю.

-- Благодарю вас, мэм.

-- Не-правда-ли, вы очень-рады, что оставляете свою жену в таком комфорте?

Полли расплакалась от этого до-нельзя. Мистрисс Чикк, опасаясь, чтоб такая непомерная горесть не испортила молока у кормилицы маленького Домби, поспешила на помощь.

-- Вашему ребенку будет очень-хорошо у милой Джёмимы, мистрисс Ричардс. Вам надобно только одолеть себя, и вы будете счастливы. С вас уже сняли мерку для траурного платья, Ричардс?

-- Да-а, мэм, всхлипывала Полли.

-- Оно будет вам очень к-лицу и сошьется из лучшей материи.

-- Я узнаю ее везде и во всем, грубо прохрипел Тудль.

-- О, конечно! подхватила мисс Токс. - А касательно портера - в волю! Не-правда-ли, Луиза?

-- Разумеется, Только зелень надобно ей будет употреблять в умеренном количестве. Впрочем, она может наслаждаться всем, чем хочет. Вот, моя милая, вы видите, она чувствует себя уже как-нельзя-лучше и готовится проститься с сестрою, малютками и своим добрым, честным мужем.

вслед за нею на руках и на ногах по лестнице, а старший, известный в семействе под именем Байлера {Biler - искажение слова Boiler - паровой котел машины.} и окрещенный таким-образом в честь паровой машины, принялся выражать свою горесть воем и страшною дробью каблуками; к нему немедленно присоединились все остальные члены семейства Тудлей.

Множество апельсинов и полупенсов, розданных без разбора маленьким Тудлям, приостановило первый порыв их скорби, и семейство поспешно отвезено было домой в том же наемном экипаже, в котором привезли его. Дети, под надзором Джемимы, высовывались в окошки дверец, а мистер Тудль предпочел сесть сзади, между колесами, как на месте, к которому он больше привык.