Домби и сын.
Часть первая.
Глава V. Крестины маленького Поля.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Домби и сын. Часть первая. Глава V. Крестины маленького Поля. (старая орфография)

ГЛАВА V.
Крестины маленького Поля.

Младенец Домби укреплялся и здоровел с каждым днем. Пламенная любовь к нему мисс Токс возрастала в той же прогрессии, так-что сам мистер Домби наконец оценил её трогательное участие и начал смотреть на нее, как на особу с большим природным разсудком. Снисходительность его простерлась до того, что он даже кланялся ей иногда с особенною любезностью и удостоивал выражаться, говоря с сестрою: "Скажи, прошу тебя, Луиза, своей приятельниц, что она очень-добра"; или: "заметь мисс Токс, Луиза, что я ей признателен" - милости, которые производили глубокое впечатление на отличенную таким-образом мисс Токс.

Мисс Токс часто уверяла мистрисс Чикк, что ничто в свете не интересует её столько, как развитие этого очаровательного дитяти. Она с наслаждением присутствовала при невинных трапезах юного наследника фирмы, и с энтузиазмом при его туалете и омовениях. Однажды, когда мистер Домби был введен сестрою в детскую, она скрылась из скромности за шкап, видя, что он одет весьма легко, в белой летней куртке; но, не могши удержать овладевшого ею восторга, она закричала из своей засады: "О, мистер Домби, не правда ли, как он мил! Совершенный купидон! Не правда ли, сэр?" После такого взрыва она чуть не упала в обморок от смущения.

-- Луиза, сказал раз мистер Домби сестре своей: - я право думаю, что надобно сделать твоей приятельнице какой-нибудь подарок в знак памяти, по случаю будущих крестин Поля. Она с самого рождения его обнаруживает к нему такое теплое участие и так хорошо понимает свое собственное положение - вещь довольно редкая в наше время - что мне будет приятно заметить ей это чем-нибудь.

К глазах мистера Домби было важным достоинством в людях: знать свое место и понимать его величие.

-- Милый Поль, отвечала сестра: - ты отдаешь мисс Токс полную справедливость, чего и следовало ожидать от твоей проницательности. Я уверена, что если есть на английском языке три слова, к которым уважение доходит у нея до благоговения, то слова эти: Домби и Сын.

-- Прекрасно. Это делает ей честь.

-- А что до подарка, Поль, я могу сказать только одно: все, что бы ты ни вздумал дать ей, будет ею получено и сбережено с самым религиозным почтением. Но теперь представляется тебе случай осчастливить ее несравненно-больше и лестнее...

-- Каким-образом?

-- Крестные родители, милый Поль, вообще люди, которых влияние признано важным...

-- Не вижу, почему оно может быть важным для моего сына, прервал мистер Домби холодно.

-- Конечно, милый Поль! возразила Луиза с большим одушевлением: - ты сказал, как истинный Домби. Я знала, что таково будет твое мнение. Может-быть, собственно по этому ты можешь избрать мисс Токс крестною матерью милому малютке, хоть в виде представительницы кого-нибудь другого. Считаю лишним прибавлять, что она приймет это как величайшее и почетнейшее отличие.

-- Луиза, сказал мистер Домби после краткого молчания: - не должно полагать...

-- О, конечно, нет! вскричала мистрисс Чиккс, торопясь предупредить отказ. - Я никогда этого не думала!

Мистер Домби взглянул на нее с нетерпением.

Мистер Домби взглянул на носовой платок, который она подняла к глазам, и снова начал:

-- Не должно полагать, говорю я...

-- И я говорю, что я никогда этого не думала.

-- Ах, Боже мой, Луиза!

-- Нет, милый Поль, позволь мне высказать! Хотя бы это были мои последния слова, я все-таки скажу, что конечно нет, и что я этого никогда не думала! проговорила она слезливым голосом, с плачем.

Мистер Домби прошелся раз по комнате.

-- Не должно полагать, Луиза... (мистрисс Чиккс прибила к мачте гвоздями свои сигнальные флаги и опять повторила: "конечно нет", и пр.; но он не обратил на это внимания), не должно полагать, что найдется много людей, которые имели бы в моих глазах больше прав на отличие, чем мисс Токс и которые бы въпоследствии думали иметь влияние на своего крестника. Мы с Полем не нуждаемся и не будем нуждаться ни в ком. Я в состоянии пренебрегать помощью и связями, за которыми многие люди гонятся для детей своих. Желаю одного: чтоб Поль благополучно достиг возраста, когда будет в-состоянии поддержать честь фирмы и увеличить её достоинство, если это возможно. Для него до того времени довольно одного меня. Пусть мисс Токс будет крестною матерью ребенка - я ею вообще очень-доволен; а твой муж и я, мы будем остальными свидетелями.

Мистер Домби высказал себя в этой речи, произнесенной с большим величием: он имел неописанную недоверчивость ко всякому, кто мог бы стать между его сыном и им, - это было надменное опасение найдти себе соперника в почтении сына. Во всю жизнь свою он не сдружился ни с кем: его холодная и отталкивающая душа не искала и не находила дружбы.

Таким-образом мисс Токс, в силу своей незначительности, была возведена в высокое звание крестной матери маленького Поля; мистер Домби объявил, что желает немедленно совершить эту церемонию, и без того долго откладываемую; сестра его, вовсе не ожидавшая такого блистательного успеха, удалилась как-можно-скорее, чтоб сообщить радостную весть лучшему своему другу, и мистер Домби снова остался один в кабинете.

В детской, в тот вечер, мистрисс Чикк и мисс Токс наслаждались приятностью дружеской беседы, которая до того не нравилась огнедышущей Сузанне Ниппер, что она безпрестанно делала им гримасы из-за дверей и других засад. Приятельницы, нисколько неподозревавшия итого, благополучно присутствовали при разоблачении маленького Поля и укладывании его в постель; потом оне принялись пить чай перед огнем камина. Стараниями доброй Полли дети спали в одной комнат, и об подруги заметили о существовании маленькой Флоренсы не прежде, как усевшись за чайный столик и бросив нечаянный взгляд на обе кроватки.

-- Как она крепко спит! заметила мисс Токс.

-- Вы знаете, моя милая, возразила митрисс Чикк: - что она делает большой моцион играя около маленького Поля.

-- Она престранный ребенок.

-- Знаете, моя милая, совершенная мать!

-- Не-уже-ли?

-- Флоренса никогда, никогда в жизни не будет настоящею Домби, хотя бы прожила тысячу лет!

Брови мисс Токс поднялись в знак сочувствия.

-- Не знаю, что мне с нею делать; я выбиваюсь из сил! произнесла мистрисс Чикк со вздохом скромного достоинства. - Право, tie понимаю, какое положение она займет со-временем в свете, когда ныростет. Она нисколько не старается понравиться отцу, да и чего ждать, когда она так далеко не Домби?

-- Видите, моя милая, у девочки все недостатки покойной Фаипи: она никогда не обовьется вокруг сердца своего отца, как...

-- Как плющ?

-- Как плющ. Никогда! Бедная Фанни! А между-тем, как я ее любила!

-- О, не проходите в отчаяние, мой ангел, вы слишком-чувствительны!

-- Все мы имеем свои недостатки, возразила мистрисс Чикк, качая головою и проливая слезы. - Могу сказать, что все. Я никогда не была слепа к её недостаткам, хоть и не говорила этого. А между-тем, как я ее любила!

Мистрисс Чикк все еще отирала глаза носовым платком и все качала головою, когда Ричардс скромно подошла к собеседницам и осмелилась предостеречь их, что мисс Флоренса проснулась и сидит в постели. Кормилица сказала, что глаза девочки, когда она проснулась, были в слезах; по их никто не замечал, исключая доброй Полли; никто кроме её не наклонился над малюткой с ласковыми словами; никто, кроме её, не слышал, как билось её сердце.

-- О, милая мистрисс Ричардс, положите меня подле брата! сказала девочка, обратя к ней заплаканные, умоляющие взоры.

-- Зачем, мой ангельчик?

-- Я думаю, что он меня любит! Положите меня к нему, прошу вас!

Мистрисс Чикк вмешалась с материнским участием, увещавая Флоленсу уснуть, как следует умному дитяти; но Флоренса повторила свою мольбу с испуганным лицом и голосом, прерываемым слезами и рыданием...

-- Я не разбужу его, я дотронусь до него только рукою и потом лягу спать. О, прошу вас, положите меня на эту ночь подле брата! мне кажется, что он меня любит!

Ричардс взяла ее на руки, перенесла на кроватку младенца и положила подле него. Малютка придвинулась к нему сколько могла ближе, стараясь не нарушать его сна; протянув руку и нежно касаясь его головы, она закрыла лицо свое другою рукою и осталась неподвижною.

-- Бедная крошка! сказала мисс Токс. - Ей верно что-нибудь приснилось.

Это маловажное обстоятельство прервало нить разговора, так-что его уже нельзя было возобновить, в-следствие чего обе подруги допили молча свой чай и послали слугу за наемным кабриолетом для мисс Токс. Надобно сказать, что мисс Токс имела большую опытность в извощичьих кабриолетах, а потому каждая поездка её требовала предварительных и систематических распоряжений.

-- Прошу вас, Тоулинсон, сказала она позванному слуге: - взять с собою перо и чернила, и записать четко нумер кабриолета.

-- Да, мисс.

-- Прошу вас, Тоулинсон, также, переверните подушку. У них всегда подушки сыры, прибавила она на ухо мистрисс Чикк.

-- Да, мисс.

-- Я также утружу вас, Тоулинсон, этою карточкой и этим шиллингом. Он повезет меня по адресу карточки и должен понять, что получит никак не больше шиллинга.

-- И... мне жаль, что я вас столько безпокою, Тоулинсон.

-- Вовсе нет, мисс.

-- Потрудитесь в таком случае сказать кучеру, что дядя дамы, которую он повезет, член магистрата, и что за малейшую дерзость ей он будет ужасно наказан. Вы можете сообщить ему это так, по-дружески, Тоулинсон, и потому-что вы знаете, как такое обстоятельство случилось с другим извощиком, который умер.

-- Непременно, мисс, сказал лакей, уходя.

-- Теперь доброй ночи моему милому, милому, милому крестнику! А вы, друг мой, Луиза, обещайте выпить на ночь чего-нибудь горячого и не тревожьтесь!

Огнедышущая Сузанна, присутствовавшая при сцен трогательного прощания подруг, едва могла удержать порыв чувств своих; но за то, по уход мистрисс Чикк, она дала им полную волю.

-- Слыхал ли кто в жизнь свою двух других подобных этим уродов! воскликнула она.

-- И еще он уверяют, что бедной девочке снилось! возразила Ричардс.

-- Ах, вы, красавицы! Она никогда не будет настоящею Домби, не так ли? Должно надеяться, что не будет; нам не надобно таких: и одного такого сокровища довольно!

-- Не разбудите детей, милая Сузанна.

-- Очень вам благодарна, мистрисс Ричардс! Считаю за особенную честь принимать от вас приказания: ведь я ваша черная невольница! Нет ли еще каких-нибудь приказаний?

-- Какой вздор! приказания...

-- О, какое, мистрисс Ричардс! Временные здесь всегда командуют постоянными, в этом доме ужь так заведено!

-- Перестаньте, перестаньте, возразила Полли кротко. - Вы сердитесь, потому-что вы добрая девушка и любите мисс Флоренсу; а теперь вы бросились на меня, потому-что больше нё на кого.

-- Очень-легко удерживаться, мистрисс Ричардс, и говорить спокойно, когда за вашим ухаживают как за принцем крови, и гладят и лижут его до того, что он желал бы поменьше нежности; другое дело, когда бедную малютку, добрую, тихую, кроткую, которая никогда бы не должна была слышать сердитого слова, просто топчут в грязь! Ах, Боже мой, мисс Флой! да если вы не закроете глаза сейчас же, я позову всех домовых, которые живут на колокольне, и они съедят вас живую!

Тут мисс Ниппер завыла диким голосом, в подражание домовым, и накрыла голову девочки одеялом, после чего просидела остаток вечера в самом недовольном расположении духа.

Хотя маленький Поль, как обыкновенно уверяют кормилицы, и был умен не по росту, однакожь он не обратил ни малейшого внимания на всю эту сцену, так же, как и на приготовления к его крестинам, долженствовавшим торжествоваться через день. Когда настало назначенное для этого утро, он не обнаружил ни малейшого сознания его важности, чувствуя большую наклонность ко сну и большое неудовольствие на прислужниц, наряжавших его для поездки в церковь.

То был железно-серый осенний день с резким восточным ветром. Мастер Домби олицетворял своею особой и ветер, и пасмурность, и осень. Он принимал общество в кабинете и был холоден, тяжел, как погода; когда он взглядывал сквозь стеклянную дверь на чахлые деревья садика, с них сыпались дождем желтые и коричневые листья, как-будто падение их ускорялось от тлетворного влияния его морозных взоров.

Комнаты были холодные, пасмурные и казались в траур, подобно всем обитателям дома. Книги, подобранные под ранжира как солдаты, стояли чинно и угрюмо в замкнутом шкафу и невидимому зябли в своем заточении. Бронзовый бюст Питта, венчавший это хранилище, казался заколдованным мавром, стерегущим недосягаемый клад. Две пыльные урны, стоявшия на высоких пьедесталах по углам и отрытые из какой-нибудь древней могилы, как-будто проповедывали печаль и безнадежность. Зеркало камина, отражавшее самого мистера Домби и портрет его, повешенный на противоположной стене, казалось погруженным в грустные размышления. Железные приборы камина, по своей жесткости и холодности, казались предметами, имевшими самые справедливые притязания на родственное сходство с хозяином.

-- Милый Ноль, пробормотала мистрисс Чикк, обнимая брата: - надеюсь, сегодняшний день будет началом многих счастливых годов!

-- Благодарю, "Луиза, отвечал мистер Домби угрюмо. - Как вы поживаете, мистер Джон?

-- Как вы, сударь, поживаете? сказал Чикк.

Он протянул мистеру Домби руку с такою осторожностью, как-будто боялся, что она наэлектризована. Мистер Домби взял ее, как бы взял рыбу или морскую траву, или вообще какое-нибудь слизистое вещество, и немедленно возвратил зятю с самою смертоносною вежливостью.

-- Может-быть, Луиза, сказал мистер Домби, слегка повернув к ней голову в своем накрахмаленном галстухе: - ты бы предпочла затопить камин?

-- О, нет, нет! для меня не безпокойся! возразила нежная сестра, которая между-тем делала невероятные усилия, чтоб предупредить стук своих зубов, порывавшихся трястись от холода.

-- А вы, мистер Джон, не зябнете?

Мистер Джон, запустивший уже обе руки в карманы, объявил, что чувствует себя как нельзя комфортабельнее и чуть не начал своего любимого: "тур-рол-деролл, долл!" но был, к-счастию, прерван входом слуги, возвестившого:

-- Мисс Токс!

Она влетела с посинелым носом, одетая в воздушный костюм, составленный из разных газовых обрезков и лент.

-- Как вы поживаете, мисс Токс?

Она отвесила глубочайший реверанс и сказала нежнейшим голосом:

-- Никогда, никогда не забуду я сегодняшняго дня, сэр! Это невозможно! Милая Луиза, я едва верю, что это не сон!

Потом она принялась отогревать замерзший нос свой трением об него носового платка, чтоб младенец не удивился неприятным образом его низкой температур, когда она его поцелует.

Младенец вскоре явился, внесенный торжественно кормилицею, в сопровождении маленькой Флоренсы и Сузанны Ниппер. Хотя вошедшая из детской публика была не в таком глубоком траур, как прежде, однако вид осиротелых детей нисколько не развеселял сцены. Младенец, может-быть, от прикосновения к лицу его холодного носа мисс Токс, заплакал. Обстоятельство это помешало мистеру Чикку исполнить весьма-доброе намерение: он хотел приласкать маленькую Флоренсу. Вообще, этот джентльмен, безчувственный к притязаниям истинных Домби, действительно любил девочку, что показывал ей при всяком удобном случае; он хотел сделать это и теперь, но был прерван супругою, воскликнувшею резким голосом:

-- Я ты что задумалась, Флоренса? Покажись ему, милая, развесели его!

Атмосфера делалась все холоднее и холоднее от замороженного взгляда, с которым мистер Домби смотрел на хлопоты своей маленькой дочери, хлопавшей в ладоши и старавшейся обратить на себя внимание его сына и наследника. Добрая Полли, вероятно, помогла ей каким-нибудь манером, потому-что питомец её взглянул на сестру и перестал кричать. Он следил за нею, когда она бегала вокруг няньки, искал глазами, когда она скрывалась, и радостно шевелил ручонками и смеялся, когда она с веселым криком снова являлась перед ним и покрывала его личико поцелуями.

Радовало ли это зрелище мистера Домби? Ни один мускул не шевельнулся на лице его. Он смотрел так холодно и пристально, что когда взоры маленькой Флоренсы встретились с его взглядом, то всякое одушевление исчезло из веселых глаз разъигравшейся девочки.

-- Мистер Джон, сказал он, взглянув на часы и взявшись за шляпу и перчатки. - Не угодно ли вам подать руку сестре моей? моя рука принадлежит сегодня исключительно мисс Токс. Ты бы лучше пошла вперед с маленьким Полем, Ричардс. Будь осторожна.

По дороге к церкви, мистер Домби раз только похлопал в ладоши для развлечения своего наследника, чем возбудил неописанный энтузиазм мисс Токс. Вообще, этот крестинный поезд разнствовал от похоронного только уборами кареты и лошадей.

Подъехав к церкви, общество было встречено торжественным сторожем. Мистер Домби, вышед из кареты прежде всех, чтоб помочь дамам, остановился у дверец и казался точь-в-точь другим экземпляром церковного сторожа.

Рука мисс Токс дрожала, когда ее взял мистер Домби. Они поднялись по крыльцу и вошли в церковь, предшествуемые треугольною шляпой и каким-то вавилонским воротником.

-- Внесите сюда скорее ребенка с холодного воздуха, шепнул сторож, отворяя внутреннюю дверь церкви.

Маленький Поль мог бы спросить, как Гамлет: "в мою могилу?" Так холодна и земляниста была внутренность храма. Сырость, пустота, холод, странный могильный запах, мертвенный свет, разные погребальные принадлежности в одном углу - все вместе придавало необычайную унылость сцене, и без того обданной морозом.

-- Там теперь свадьба, сударь, сказал сторож с поклоном мистеру Домби. - Но она сейчас кончится, а покуда не угодно ли вам будет войдти в ризницу?

Свадьба, которую наше общество увидело, проходя мимо алтаря, смотрела вовсе-нерадостно. Невеста была слишком-стара, жених слишком-молод; устарелый щеголь, с лорнетом, вставленным в один огорченный бельмом глаз, передавал ее жениху, а присутствующие друзья и свидетели дрогли от холода. В ризнице горел огонь камина, и старый, тощий писец отъискивал что-то в большом томе, одном из многих, составлявших церковные реестры, которого длинные пергаментные страницы были испещрены похоронными записями.

Через краткий холодный промежуток времени, вошла маленькая, сопящая, страждущая кашлем и насморком отворяльщица загороженных скамеек, и пригласила общество в крестильницу. Тут они подождали еще несколько минут, пока не отправилась свадебная публика, вокруг которой отворяльщица вертелась с удвоенным кашлем, стараясь напомнить о своей особе.

Наконец, вошел клерк (единственное весело-смотрящее существо, да и он был похоронным подрядчиком) с кувшином горячей воды; выливая ее в купель, он сказал что-то о необходимости согреть воду, чего бы не могли сделать целые мильйоны галлонов кипятку в теперешнем случае. Пастор, добродушный и кроткий молодой человек, но очевидно испугавшийся младенца, явился, как главное лицо в сказке о привидениях: это была высокая Фигура вся в белом. При виде его маленький Поль поднял сверхъестественный вопль, который не прекратился до-тех-пор, пока ребенка не вынесли совершенно-почернелого.

В-продолжение всей церемонии, мистер Домби смотрел безчувственнее и джентльменистее чем когда-нибудь; один вид его усиливал холод до того, что у пастора, когда он говорил, изо рта выходил весьма-заметный пар. Один только раз лицо его насколько осклабилось: это случилось, когда пастор, в простой и безпритязательной речи, произносил окончательное увещание, чтоб крестные родители наблюдали за дитятей в будущия времена, и взор его случайно остановился на мистере Чикке. Величественный взгляд мистера Домби выразил тогда, что он очень бы хотел посмотреть, как мистер Джон за это приймется.

Когда все кончилось, мистер Домби взял мисс Токс под руку и отвел ее в ризницу, где извинялся перед пастором в невозможности воспользоваться честью видеть его за своим обедом, по причине поразившого его семейного несчастия. Когда реестр был подписан, все должное заплачено, сторож и отворяльщица награждены, и даже не забыт вошедший в это время могильщик, - все общество возвратилось прежним мрачным порядком в дом мистера Домби.

Там был приготовлен холодный завтрак, на холодном хрустале и серебре, скорее похожий на мертвый обед, чем на крепительную трапезу для живых людей. Приехав, мисс Токс вынула серебряную кружку для своего крестника, а мистер Чикк для него же ящичек с таким же ножиком, вилкою и ложкой. Мистер Домби вручил мисс Токс браслет, при получении которого восторг и благодарность её не знали границ.

-- Мистер Джон, сказал мистер Домби: - не угодно ли вам будет сесть на том конце стола? Мисс Токс, не сделаете ли вы мне честь выпить со мною рюмку вина? Подать шампанского, мисс Токс!

рынке. Господствующее за столом влияние было даже не под силу мистрисс Чикк, которая отказалась от привычки своей говорить лесть и разные нежности брату.

-- Ну, сударь, выговорил мистер Чикк после отчаянного усилия и долгого молчания, налив рюмку хереса: - если вы позволите, я выпью за здоровье маленького Поля!

-- О, ангельчик! воскликнула мисс Токс, отпив из своей рюмки.

-- Милый маленький Домби! отозвалась в-полголоса мистрисс Чикк.

-- Мистер Джон, отвечал мистер Домби строго-серьёзным голосом: - еслиб сын мой мог оценить честь, которую вы ему делаете, то был бы вам очень-благодарен. Я уверен, что он со-временем будет в состоянии нести всякую ответственность, которою могут обременить его друзья и родственники в частной жизни, или отрадное положение наше в жизни публичной.

восклицанием в-полголоса: "Какое красноречие!"

Мистер Домби, между-тем, велел позвать к себе Ричардс, которая вошла с низкими приседаньями, но без своего питомца: маленький Поль крепко спал после утреней утомительной для него поездки. Мистер Домби, предложив рюмку вина вассалке, обратился к ней с следующею речью:

-- Вот уже шесть месяцев или около того, Ричардс, ты живешь в моем доме и всегда исполняла свои обязанности как должно. Желая по случаю сегодняшняго дня сделать и для тебя что-нибудь особенное, я думал об этом и посоветовался с моею сестрою, мистрисс...

-- Чикк! подсказал её супруг.

-- О, замолчите, прошу

-- Я хотел сказать тебе, Ричардс, начал снова мистер Домби, бросив на мистера Джона уничтожающий взгляд: - что я был подкреплен в моей решимости разговором с твоим мужем, в тот день, когда тебя наняли, и узнал, что все твое семейство, начиная с головы его, погрязло в самом грубом невежестве.

Ричардс смиренно потупила глаза.

-- Я далеко не одобряю того, что люди называют "общим воспитанием", но нахожу полезным, чтоб нисшие классы понимали свое положение и вели себя прилично; вот в каком отношении я считаю школы полезными. Имея право определить одного воспитанника в древнее заведение, основанное богоугодным обществом "Милосердых Точильщиков", - где дети получают не только воспитание, но даже и отличительную одежду, - я, снесшись наперед с твоим семейством через мистрисс Чикк, назначил твоего старшого сына на очистившуюся вакансию. Меня уведомили, что он сегодня уже ходит в костюме этого заведения. Нумер её сына, кажется, прибавил мистер Домби, обратясь к сестре и говоря о мальчике, как об извощичьем кабриолете: - сто-сорок-девятый. Луиза, ты можешь рассказать ей.

-- Сто-сорок-седьмой, сказала мистрисс Чикк. - Одежда, Ричардс, теплая и приличная: синий фризовый кафтан с фалдами и шапка, отороченные оранжевым; красные шерстяные чулки и прекрепкое кожаное исподнее платье. Лучше этого и желать нечего!

можете гордиться! Милосердые Точильщики!

-- Я вам очень-благодарна, сударь, проговорила Полли слабым голосом: - и считаю большою милостью, что вы вспомнили о моих малютках. Тут представился воображению её Байлер в вид Милосердого Точильщика, с коротенькими ножками, облеченный в описанные мистрисс Чикк кожаные футляры, и глаза её наполнились слезами.

-- Я очень-рада видеть, что у вас так много чувствительности, Ричардс, заметила мисс Токс.

Полли приседала на эти комплименты и благодарила едва-внятным шопотом; чувствуя себя не в силах поправиться от волнения, произведенного видением Байлера в кожаных панталонах, она мало-по-малу приближалась к дверям и была очень-рада, когда ей удалось исчезнуть.

Краткая надежда на временную оттепель, прибывшая вместе с нею, погасла с её уходом, и мороз воцарился между присутствующими по-прежнему. Мистер Чикк два раза мурлыкал на своем конце стола какой-то напев, но это был похоронный марш из "Саула". Все общество казалось застывающим более и более и переходящим в совершенно-окоченелое, замороженное состояние. Наконец, мистрисс Чикк и мисс Токс, обменявшись выразительным взглядом, встали и сказали, что решительно пора отправиться. Мистер Домби принял это известие с совершеннейшим равнодушием, и дамы, простившись с ним, вышли в сопровождении мистера Чикка, который, усевшись в карету вместе с женою, запустил преглубоко об руки в карманы и засвистал мотив охотничьей песни с таким непреклонно-грозным выражением лица, что мистрисс Чикк и не подумало рискнуть помешать ему.

Полли, державшая на руках маленького Поля, никак не могла забыть о своем первенце. Она чувствовала, что это неблагодарно, но не могла удержаться от горестных размышлений и несколько раз повторила в детской: "бедные его ноги!"

-- Не знаю, чего бы я не дала, сказала она Сузанне Ниппер: - чтоб мне можно было видеть бедняжку прежде, чем он привыкнет к этому проклятому мундиру!

-- Мистер Домби разсердится!

-- О, не-уже-ли? А я думаю, что он будет очень-доволен, если вы у него попроситесь.

-- Вы бы верно не стали у него спрашиваться?

-- Разумеется, нет, мистрисс Ричардс. Я сегодня слышала, как наши красивые инспекторши говорили, что оне завтра сюда не приидут; поэтому я пойду гулять с мисс Флой завтра же утром, а вы ступайте с нами, возьмите с собою маленького Поля, и мы вас посетим, мистрисс Ричардс. Ведь все же равно, где ни гулять!

Когда дело было таким образом решено, маленький Поль принялся плакать самым жалобным голосом, как-будто желая выразить, что он не предвидит тут ничего хорошого.

-- Что с ребенком? спросила Сузанна.

-- Я думаю, ему холодно, отвечала Полли, начав ходить с ним взад и вперед.и убаюкивать его.

Вечер был холодный, пасмурный, ветренный, сырой, и осенние листья дождем сыпались с дерев.