Домби и сын.
Часть третья.
Глава I. Необычайная сметливость капитана Коттля и новое занятие для Валтера.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Домби и сын. Часть третья. Глава I. Необычайная сметливость капитана Коттля и новое занятие для Валтера. (старая орфография)

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ.

ГЛАВА I.
Необычайная сметливость капитана Коттля и новое занятие для Валтера.

Валтер долго не мог решить, что ему делать в Барбадосе и даже иногда надеялся, не переменит ли мистер Домби своего намерения. Но как ничего подобного нельзя было предвидеть, а время утекало и ему нужно было торопиться, он почувствовал, что пора действовать и что медлить нечего.

Главным затруднением Валтера была необходимость сообщить дяде Соллю о настоящем положении своих дел. Он чувствовал, что это известие будет старику страшным ударом и медлил тем более, что дядя Солль в последнее время значительно приободрился и повеселел. Инструментальный мастер уже уплатил мистеру Домби часть своего долга и мужественно трудился над одолением остального, а потому добрый Валтер сильно огорчался необходимостью повергнуть его снова в уныние.

Покинуть старика, не предупредив его наперед, он не хотел. Надобно было сказать ему все, но как? - вот в чем состоял вопрос. Отказаться от путешествия в Вест-Индию не было возможности: мистер Домби сказал правду, что он молод и здоров и что обстоятельства его дяди не в цветущем положении; взгляд, которым мистер Домби заключил этот намек, показывал ясно, что если Валтер откажется ехать, то может оставаться дома, но никак не в его конторах. Дядя и племянник были оба много обязаны мистеру Домби, по собственным стараниям Валтера, хотя он и отчалвался приобрести себе когда-нибудь благорасположение надменного представителя фирмы; но как бы то ни было, Валтер чувствовал, что долг его отправиться по назначению.

Когда мистер Домби, объявляя ему о назначении в Барбадос, сказал, что он молод и крепок, а обстоятельства его дяди плохи, на лице его выражалось презрение: оно как-будто говорило, что Валтер был бы не прочь жить в праздности на-счет старика в стесненном положении, и это глубоко уязвило благородную душу молодого человека. Решившись уверить мистера Домби, что он в нем ошибся, Валтер обнаруживал перед ним после вест-индского свидания больше бодрости и веселости, чем когда-нибудь. Он не понимал, что это самое качество и не нравилось в нем гордому патрону.

"Ну, а наконец все-таки дядя Солль должен узнать все!" подумал Валтер со вздохом. Боясь, что голос его дрогнет или физиономия изменит, если он сам скажет об этом старику, он решился употребить в дело посредничество капитана Коттля. В первое же воскресенье он пошел к нему.

На пути туда, Валтер вспомнил с удовольствием, что грозная мистрисс Мэк-Стинджер уходит каждое воскресное утро внимать далеко от дому поучения Мельхиседека-Гоулера. Этот святой муж, изгнанный из вест-индских доков но ложному подозрению (нарочно возбужденному против него коварным врагом добродетели), будто он имел привычку просверливать буравчиком винные бочки и прикладывать уста свои к этому отверстию, объявил преставление света в тот самый день через два года, в десять часов. В-следствие того он открыл в кабинете своем собрания, где принимались джентльмены и дамы "выспренняго" религиозного убеждения. Слова Мельхиседека произвели в первый же день такой могущественный эффект на слушателей, что они, увлекшись жаром священного джигга, прорвались целою паствой в кухню и изувечили каток, принадлежавший одному из сектаторов.

Капитан сообщил все это Валтеру и его дяде в тот вечер, когда заплатили ростовщику Брогли. Сам капитан присутствовал постоянно при всех богослужениях в одной соседней церкви, на которой каждое воскресное утро поднимался флаг: он был даже так добр, что держал в порядке мальчишек, которые очень боялись его таинственного железного крючка. Зная неизменные привычки капитана, Валтер торопился, сколько мог, и наконец имел удовольствие разсмотреть в отворенном окне вывешенные для просушки на солнце широчайший синий сюртук и жилет.

Валтер стукнул скобою раз.

-- Стинджер, сказал капитан у себя, как-будто дело вовсе его не касалось. Тогда Валтер стукнул два раза.

-- Коттль, отозвался капитан и показался у окна в шляпе, чистой рубашке и с повязанным одним шлагом шейным платком.

-- А, Вал'р!

-- Я, капитан Коттль.

-- В чем дело, молодец? спросил капитан с большою заботливостью. - Ужь нет ли опять чего-нибудь с Джилльсом?

-- Нет, нет, капитан! С дядей Соллем все благополучно.

-- Очень-рад. Сейчас отворю.

Капитан отворил двери и все еще смотрел на Валтера с сомнительным выражением.

-- Ты пришел что-то рано, Вал'р.

-- Получишь его. Не хочешь ли чего-нибудь?

-- Ничего, капитан, кроме вашего мнения.

-- Изволь. В чем дело?

Валтер рассказал ему все о предстоящем путешествии в Вест-Индию, о затруднении своем, как сообщить об этом дяде, и просил капитана Коттля взять на себя труд помочь ему.

Капитан Коттль совершенно растерялся от изумления.

-- Видите, капитан. Что до меня, я молод, как выразился мистер Домби, значит, обо мне толковать нечего. Я должен пробить себе дорогу в свете - это я знаю; но есть две вещи, которые меня сильно затрудняют. Во-первых, хотя я этого и не заслуживаю, я единственная в жизни радость и гордость старика; если я буду жив и здоров, то, оставя Англию, наверно не увижусь с ним больше. Он стар, и если смерть его ускорилась бы потерею деревянного мичмана и инструментов, к которым он привык с давних лет, то очень может быть, что он умер бы несколько раньше, лишась...

-- Племянника? Так!

-- Значит, надобно уверить его, что разлука наша будет только временная. Мне этого не сделать: я изменю себе; а потому я хочу просить вас...

-- Гм! Мудрено!

-- Теперь, другой пункт, капитан. К-сожалению, я не нравлюсь мистеру Домби. Как я ни старался заслужить его благосклонность, но он меня не любит - это несомненно. Он посылает меня в Вест-Индию не потому, что мне там будет хорошо, а всего вероятнее хочет только сбыть меня с глаз. Об этом ни слова дяде, капитан. Надобно выставить ему мою будущность в самом блестящем виде: если я говорю об этом вам, так для того только, чтоб оставить за собою хоть одного друга, которому было бы известно мое настоящее положение.

Капитан протянул ему свою широкую руку с такою искренностью, которая выражала больше, чем целые томы.

-- Капитан Коттль, сказал Валтер, сжав ее в обеих руках, которых на это только-что было достаточно: - после дяди Солля, я больше всего люблю вас. Нет человека, к которому бы я мог иметь больше доверенности. Повторю еще раз: о себе я не забочусь нисколько! Еслиб я был свободен, готов идти охотно хоть на край света, хоть простым матросом! Но дяде моему этого не хотелось и я остался. Как бы то ни было, я уверен, что у мистера Домби мне далеко не подняться...

-- Э-ге, Виттингтон!

-- Как бы не так! отвечал Вальтер смеясь. - Я не жалуюсь. Моя жизнь обезпечена. Оставляя дядю, я передаю его на ваши руки - в лучших руках он не может быть. Я говорил вам все это не потому, чтоб отчаявался: я хотел только убедить вас, что в торговом доме Домби и Сына мне нельзя быть разборчивым, а надобно идти куда посылают. Дяде моему будет лучше, если я уйду: мистер Домби уже доказал ему свою дружбу, и наверно, если перестанет иметь перед глазами Фигуру, которая ему не нравится, он будет ему еще полезнее. Итак, капитан, ура Вест-Индия! Как поют матросы?

Ура в порт Барбадос, ребята,

Ой--о--го!

За нами Британния, ребята,

Ой--о--го!

Тут капитан не выдержал и подтянул во все горло:

Ой--о--го!!...

Ой--о--го--о--о!!!...

После чего, дружески приветствовав соседей таким же громким: "Эгой!" он затворил окно и снова уселся за свой грог.

-- Теперь, капитан Коттль, сказал Валтер, подавая ему сюртук и жилет: - если вы пойдете сейчас же к дяде Соллю и объявите ему все, я провожу вас до дверей, а сам буду гулять по улицам до обеда.

Капитану не очень нравилось это поручение и он не вполне надеялся, что выполнит его удовлетворительным образом. Он забрал себе в голову, что Валтеру предстоит совершенно другая будущность: женитьба на Флоренсе и жизнь мильйонера, а потому ему трудно было выгрузить из себя эти идеи и заменить их совершенно различным грузом. В-следствие того он отклонил от себя жилет и сюртук, и сказал Валтеру, что в таком серьезном обстоятельстве ему непременно надобно наперед покусать себе ногти.

-- Это у меня старинная привычка, Вал'р. Ей ужь лет пятьдесят. Когда ты увидишь, что Нед Коттль кусает себе ногти, значит, он на мели.

Капитан взял в зубы свои железный крючок и принялся размышлять.

-- Есть у меня приятель, бормотал он, как-будто про-себя: - да он теперь в море; а ужь он сказал бы такое мнение, что весь парламент спустил бы перед ним Флаг. Его два раза смывало за борт и все ни-по-чем. Его сначало сшибло с штыкболта, когда брали рифЫ в океане, но его выудили из воды - а ужь был умен!

Валтер не мог удержаться, чтоб внутренно не порадоваться отсутствию этого мудреца.

-- Да! Спросил бы ты, Вал'р, что он думает о бакане, который у Нора, так он бы сказал тебе мнение. Умнее этого человека я^не видывал!

-- Как его звали, капитан Котлль? спросил Валтер, решившийся казаться заинтересованным.

-- Бонеби. Клянусь Богом, он бы нас спас!

Капитан снова погрузился в раздумье и но-видимому не видел и не слышал ничего.

В сущности же, капитан Коттль перевертывал б голове своей планы, которые скоро сняли его с мели и привели на отличную глубину. Ему вообразилось, что тут есть какая-нибудь ошибка; что молодой и неопытный Валтер понимает вещи не так, как должно; что его посылают в Вест-Индию не зачем иным, как желая доставить случай разбогатеть с необычайною скоростью. "Если даже и есть что-нибудь между Вал'ром и его "губернатором", так можно поправить все дело одним словом, которое бы взялся сказать друг их обоих и тогда все пойдет "как по салу". Капитан дошел до следующих умозаключений: - он имеет удовольствие быть знакомым с мистером Домби, после проведенного им у него весьма-приятного получаса в Брайтоне, когда они занимали деньги для дяди Солля; между двумя человеками, понимающими друг друга, ничего не может быть легче, уж добраться до истинных фактов; наконец, лучше всего будет, если он, не сказав ни слова Валтеру, пойдет в дом мистера Домби, велит слуге доложить о "кэптене Коттле", зацепит потом крючок за петлю фрака самого "губернатора", переговорит о деле по-дружески, устроит все и возвратится с торжеством!

Лицо капитана Коттля мало-по-малу прояснивалось; прищуренные во время глубокомысленных соображений глаза открылись во всю ширину; нахмуренные щетинистые брови расправились; он сделал гримасу в роде улыбки, перестал грызть свои ногти и сказал Валтеру:

-- Ну, Вал'р, теперь можешь дать мне мои непромокаемые.

Валтер не мог понять, почему капитан так хлопочет со своим шейным платком, который старался повязать как можно красивее; почему он вытянул накрахмаленный воротник рубашки до нельзя; почему снял башмаки и надел неподражаемые сапожищи с кисточками, в которые наряжался только по экстренным случаям. Наконец, когда капитан нарядился к полному своему удовольствию, он взял палку и объявил, что готов.

Походка капитана, когда он вышел на улицу, была самодовольнее обыкновенного; но Валтер не обратил на это внимания, приписывая ее эффекту сапогов с кисточками. Когда они отошли несколько, им встретилась женщина, продававшая цветы. Капитан вдруг остановился, как-будто пораженный счастливою мыслью, и купил огромнейший пучок, какой только оказался в её корзинке: великолепный букет, в виде веера, фута в два с половиною в окружности, составленный из самых ярких и веселых цветов растительного царства.

-- Вы войдете, капитан?

-- Да.

-- И не забудете ничего?

-- Нет.

-- Так я начну свою прогулку.

-- Гуляй дольше! закричал ему вслед капитан, очень-довольный, что сбыл его с рук; сам же он решился посетить дядю Солля после.

Валтер не имел никакого определительного плана прогулки; но ему хотелось выбраться из города в поля, где бы можно было думать на свободе о новой предстоявшей ему жизни. Он избрал поля близ Гемпстеда, дорога к которым шла мимо дома мистера Домби.

Дом был мрачен и величествен по-прежнему; жалузи опущены, но окна верхняго этажа открыты настеж и ветерок, шевеливший гардинами, был единственным знаком жизни, проявлявшимся в наружности дома. Валтер убавил шага и оглянулся, когда прошел мимо, двери на две. Он смотрел с особенным чувством на верхния окна, интересовавшия его всегда, после приключения с заблудившеюся Флоренсой. В это время подъехал к крыльцу кабриолет, и из него вышел величавый джентльмен в черном, с тяжелою часовою цепочкой. Валтер пошел дальше, думая о разных вещах, и уже после, отойдя довольно-далеко, вспомнил, что джентльмен в черном должен быть непременно медик: кто же там болен?

Валтер мечтал, что, может-быть, настанет время, когда прелестное дитя, сохранившее к нему столько благодарности и привязанности, и всегда радовавшееся встречам с ним, выростет, заинтересует брата в его пользу и дела его поправятся: - идея эта не имела поводом себялюбивых денежных разсчетов, но представлялась ему в виде усладительной надежды, что Флоренса всегда будет о нем помнить. Но другая и более разсудительная мысль шепнула ему, что если он доживет до этого времени, то не иначе, как за океаном и забытый; а она будет замужем, богата, горда и счастлива: ей нет причины помнить о нем дольше, чем о любой из своих детских игрушек.

Он однако так привык идеализировать милое дитя, найденное им блуждающим в лохмотьях, в которые нарядила ее "добрая мистрисс Броун", что покраснел от стыда, позволив себе думать, будто она может когда-нибудь загордиться и не останется навсегда кротким, ласковым, привлекательным ребенком, каким была в первый день их знакомства. Вообще, Валтер заключил, что разсуждения его о Флоренсе никогда не могут быть разсудительными, а потому она должна оставаться в его памяти, как существо безценное, недосягаемое, неизменное и неопределенное.

Валтер долго бродил по полям, прислушиваясь к пенью птиц, воскресным колоколам и отдаленному шуму многолюдной столицы. Во все это время ему ни разу не пришла в голову отчетистая мысль об отправлении в Вест-Индию.

Поля оставались уже за ним, когда он побрел домой в том же разсеянном расположении духа; вдруг раздался за ним возглас мужчины и вскоре потом женский голос, звавший его по имени. Обернувшись, он увидел наемную карету, остановившуюся на ближайшем позади его перекрестке; кучер глядел на него и делал бичем знаки, а молодая женщина, высунувшись из окошка, звала его к себе с необычайною энергией. Подбежав к карете, Валтер узнал в ней мисс Сузанну Ниппер, которая была совершенно вне себя.,

-- Стэггсовы Сады, мистер Валтер! О, ради Бога, скажите!

-- Что такое, в чем дело? кричал Валтер.

-- Вот! кричал в отчаянии кучер. - Эта молодая дама ездит уже со мною больше смертельного часа и все заставляет заворачивать в глухие закоулки. Такого седока у меня еще до-сихънор не было, пока я жив!

-- Вы хотите попасть в Стэггсовы Сады? спросил ее Валтер.

-- Да! Ей туда хочется. Где они? ворчал кучер.

-- Я не знаю где они, отвечала дико Сузанна. - Мистер Валтер, я была там раз в жизни, вместе с мисс Флой и нашим бедняком Полем, в тот день, когда вы ее нашли в Сити. Мистрисс Ричардс и я... бешеный быв... я была там после, но не помню дороги... они провалились сквозь землю! О, мистер Валтер, не оставляйте меня! Стэггсовы Сады, ради Бога! Любимец мисс Флой... наш любимец... милый, маленький Поль... О, мистер Валтер!

-- Боже мой, разве он так болен?

Валтер, поняв о чем так хлопочет Сузанна Ннписр, бросился вперед с такою пылкостью, что кучер едва мог за ним следовать, и принялся спрашивать у всех встречных, не знает ли кто где Стэггсовы Сады.

Но Стэггсовых Садов уже не было на свете: они исчезли с лица земли и их заменили гранитные столбы и массивные арки железной дороги. Жалкий пустырь уничтожился и на месте его величались амбары с разным дорогим добром. Старые закоулки кипели теперь толпящимися пассажирами и экипажами всех родов. Новые улицы, образовавшияся там, где был свален мусор и громоздились телеги, составили отдельный город, исполненный комфорта. Мосты, не ведшие никуда, вели теперь к дачам, садам, церквам и здоровым аллеям. Остовы домов и зародыши новых закоулков унеслись неизвестно куда на быстрых парах.

Все прежние противники железной дороги умолкли и смирились. Везде были железно-дорожные трактиры, гостинницы, кофейные домы, планы, омнибусы, газеты, виды, плащи, сюртуки, фляги; железно-дорожные улицы, здания, прихлебатели и льстецы всякого рода. В числе побежденных был трубочистный мастер, живший прежде в Стэггсовых Садах и пророчивший железной дороге верное банкротство: он жил теперь в трех-этажном, вновь выстроенном доме, с позолоченною вывескою, на которой было сказано, что он подрядился по контракту чистить трубы машин и печей посредством патентованного механизма. День и ночь шумели и гремели машины паровозов, работая неутомимо; электрический телеграф сообщал вести о их отправлении. Толпы народа и груды товаров переносились волшебством из места в место.

Но Стэггсовы Сады были уничтожены с корнями. Их не оставалось и следа!

Наконец, после долгих и безплодных разспросов, Валтер, за которым ехала карета, встретил человека, который некогда жил на исчезнувшем месте, именно, прежнего скептика трубочистного мастера, который теперь растолстел и заважничал. Он знал Тудля хорошо.

-- Принадлежал он к железной дороге, ге?

-- Да, сударь, да! кричала Сузанна из окошка.

-- Где он живет? спросил торопливо Валтер.

Тудль жил в строении, принадлежащем самой компании акционеров, на втором повороте направо, через двор наискось и опять направо, нумер одиннадцатый: ошибиться нельзя; спросить Тудля, старшого машинного кочегара - всякий покажет. Обрадованная неожиданным успехом, Сузанна выскочила из кареты, схватила за руку Валтера и пустилась пешком, сколько было сил; карета осталась дожидаться.

-- Скажите, Сузанна, уже давно бедный малютка болен? спросил Валтер, когда они шли.

-- Блимберы?

-- Я бы не простила себе, мистер Валтер, что теперь говорю так о людях, о которых этот милый малютка вспоминает с такою кротостью; но я бы послала все семейство проводить новые до

После этого мисс Ниппер перевела дух и пошла еще скорее. Валтер спешил в запуски с нею, не делая вопросов, и они вскоре очутились в маленькой опрятной квартире, битком набитой детьми.

-- Где мистрисс Ричардс! воскликнула Сузаина Ниппер, осматриваясь кругом. - О, мистрисс Ричардс, мистрисс Ричардс! Поедемте со мною, мое доброе творенье!

-- Не-уже-ли Сузанна! кричала добрая Полли, поднявшись с изумлением из окружавшей ее группы.

-- Да, мистрисс Ричардс, это я! Наш бедняжка Поль очень болен и сказал своему на, что хотел бы увидеть свою прежнюю кормилицу; он и мисс Флой надеются, что вы со мною приедете... а мистер Валтер... забудьте все прошлое и покажитесь милому малютке, который просто гаснет. О, мистрисс Ричардс, гаснет с каждым часом!

встал, сам подал Полли висевшия за дверью шляпку и шаль, потрепал ее по спине и сказал:

-- Давай ход! Полли!

Сузанна и мистрисс Ричардс поместились в карете, а Валтер сел на козлы подле кучера, показывать дорогу, чтоб опять не сбиться с нея. Таким-образом он доставил их благополучно в залу дома мистера Домби, где между прочим увидел страшнейший букет, напомнивший ему о том, который купил капитан Коттль, когда шел вместе с ним по дороге к дяде Соллю. Валтер охотно промедлил бы еще несколько времени в надежде узнать больше о больном малютке, или найдти случаи оказать еще какую-нибудь маленькую услугу; но чувствуя, что это может показаться мистеру Домби навязчивою дерзостью, он вышел медленно, грустно и неохотно.

Не шел он и пяти минут, как его бегом догнал лакей и просил воротиться. Валтер поспешил назад сколько было сил и вошел в мрачный дом, с печальным предчувствием.