Домби и сын.
Часть третья.
Глава II. Что безпрестанно говорили волны.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Домби и сын. Часть третья. Глава II. Что безпрестанно говорили волны. (старая орфография)

ГЛАВА II.
Что безпрестанно говорили волны.

Поль с самого приезда домой не вставал с своей кроватки. Он спокойно лежал, прислушиваясь к шуму на улице, не заботясь о том, как шло время, но наблюдая все вокруг себя.

Когда солнечные лучи пробивались к нему сквозь шторы и играли на противоположной стене, как золотая вода, он знал, что наступает вечер, и что небо багрово и прекрасно; когда отражение света на стене исчезало и мрак начинал всползать вверх, он следил за постепенным его водворением до наступления ночи. Тогда он думал о том, как на улицах горит бездна огней, а над головою мирно мерцают звезды. Воображение Поля имело странную наклонность переноситься к реке: он знал, что какая-то река протекает через этот большой город; думал, как она должна быть черна и глубока и как в ней отражались безчисленные звезды; но более всего его занимала неутомимость, с которою она все катилась и катилась к морю.

Когда делалось позже и ходьба на улицах редела до того, что Поль мог слышать шаги пешеходов и считать их, он лежал, смотрел на огонь ночника и ждал разсвета. Его тревожила только быстрая река. Иногда ему хотелось остановить её течение своими детскими руками, завалить ее песком, и когда он видел, что она все идет да идет к морю без замедления и отдыха, он вскрикивал! Но одно слово Флоренсы, непокидавшей его ни днем, ни ночью, приводило больного малютку в себя. Он успокоивал голову на её груди, рассказывал ей свой сон и улыбался.

Когда снова разсветало, он ждал солнца. Когда веселый свет его начинал озарять комнату, он воображал себе - воображал! - нет, видел высокия башни церквей, поднимавшияся в утренния небеса; видел, как город пробуждался, оживал, а река неслась и неслась-себе к морю. Знакомые ему голоса и звуки начинали раздаваться на улице; лица слуг заглядывали в двери и спрашивали добродушно о его здоровье, Поль всегда отвечал им: "Мне лучше, мне гораздо-лучше; благодарю вас. Скажите это папа".

Но мало-по-малу ребенок утомлялся суетою на улице, иумом экипажей и телег, говором и восклицаниями людей. Он засыпал или тревожился безпокойным чувством (Поль сам едва мог сказать, бывало ли это во сне, или наяву), которое возбуждала в нем текущая река.

-- Не-уже-ли она никогда не остановится, Флой? спрашивал он иногда у сестры. Мне кажется, она меня уносит.

Но Флой всегда умела успокоить и утешить его. Величайшим наслаждением Поля во все продолжение дня было уговорить ее положить голову на его подушку и отдыхать.

-- Ты все не спишь надо мною, Флой. Дай и мне покараулить тебя.

Его окружали подушками в углу кровати и там он сидел, глядя на спящую сестру; часто наклонялся над нею, чтоб поцаловать ее, и шептал окружающим, что она очень устала проведя подле него столько безсонных ночей.

Таким-образом проходил светлый, теплый день, и золотая вода снова начинала играть на стене.

Поля навещали три важные медика; они собирались в сенях и входили все вместе; комната была так тиха и он так наблюдал их, хоть и не спрашивал ни у кого о их совещаниях, что мог даже отличить звук часов каждого. Но больше всего он интересовался сэром Паркером Пепсом, который всегда садился подле его кровати: Поль слыхал давно еще, что этот джентльмен был тут, когда его мама обняла Флоренсу и умерла. Он и теперь не мог этого забыть, любил за то доктора и не боялся его.

Окружавшие Поля переменялись так же непостижимо, как в первую ночь болезни его у Блимбера, - все переменялись и превращались, кроме одной Флоренсы: то, что было сейчас только доктором Пепсом, вдруг делалось его отцом, который сидел, подперши рукой голову. Старая мистрисс Пипчин, дремавшая в креслах, превращалась в мисс Токс, или его тётку: Поль закрывал тогда глаза и ждал спокойно, что будет дальше. Но Фигура, подпершая голову рукою, возвращалась так часто, оставалась на месте так долго, сидела так молчаливо и неподвижно, редко поднимая лицо, что Поль начал сомневаться в её существенности. Фигура эта не говорила ни с кем и никто не говорил с нею. Увидя ее опять подле себя ночью, Поль спросил со страхом:

-- Флой! что это такое?

-- Где, мой друг?

-- Там, у кровати.

Фигура подняла голову, встала, подошла к больному и сказала:

-- Дитя мое! Не-уже-ли ты меня не узнаёшь?

Поль посмотрел ему в лицо и подумал, не-уже-ли это его отец? На лице отца, так переменившемся в его глазах, выражалось душевное страдание; прежде, чем ребенок успел высвободить руки, обнять его и притянуть к себе, он быстро отвернулся и вышел.

Поль смотрел на сестру, с трепетным сердцем; зная, что она хотела сказать, он остановил ее, прижавшись лицом к её губам. В следующий раз, увидя ту же безмолвную и неподвижную фигуру, Поль закричал ей:

-- О, не горюйте обо мне, папа. Я, право, совершенно счастлив!

Отец подошел и наклонился над ним; Поль обхватил его шею обеими ручонками и несколько раз повторил эти слова с большим чувством. После того, каждый раз, что он видел отца, днем или ночью, он кричал ему: "не горюйте, папа! я, право, счастлив!" Вот с которых пор он начал говорить каждое утро, что ему гораздо-лучше, и просил передавать это отцу.

Сколько раз играла на стене золотая вода и сколько ночей река катилась да катилась к морю, наперекор его желанию - Поль этого не считал и не заботился знать.

Однажды ночью он думал о матери и о портрете её, висевшем внизу в гостинной: ему пришло в голову, что она верно любила его милую Флоренсу больше, чем отец, потому-что не хотела выпустить ее из своих объятий, чувствуя приближение смерти; сам он, брат её, любивший Флоренсу больше всего на свете, не имел другого пламеннейшого желания, как умереть таким же образом. Мысли эти навели его на вопрос: видел ли он когда-нибудь свою мать? потому-что он не помнил, сказали ли ему на это прежде да или нет: река помешала - она текла очень-быстро и сбила его мысли.

-- Флой, видел я когда-нибудь мама?

-- Нет, мой друг. А что?

-- Не видывал ли я чьего-нибудь доброго лица, которое было бы похоже на нее и смотрело бы на меня, когда я еще был очень-мал?

Он спрашивал с недоверчивостью, как-будто перед глазами его уже носилось чье-то лицо,

-- О да, мой друг.

-- Чье же оно было?

-- Твоей прежней кормилицы. Ты часто видел ее.

-- А где она? Тоже умерла? Флой, разве мы все умерли, кроме тебя?

В комнате засуетились; на минуту - но казалось, что. испуг прошел и Снова все утихло. Флоренса, бледная как полотно, но с улыбающимся лицом, поддерживала ему голову. Рука её сильно дрожала.

-- Её здесь нет, дружок, она приидет завтра.

-- Благодарю тебя, Флой!

Поль закрыл глаза и заснул. Когда пробудился, солнце было уже высоко, и день был ясный и теплый. Он посмотрел на открытые окна, в которых ветерок шелестил шторы, и сказал:

-- Флой, пришло уже завтра? А она здесь?

были-вокруг кровати. Перед глазами ребенка уже не было серого тумана, как иногда бывало прежде. Он узнавал всех и называл каждого по имени.

-- А это кто? Это моя кормилица? спросил он, лучезарно улыбаясь входящей Фигуре.

Да, да! Чужая не заплакала бы, увидя его; не назвала бы его своим милым, красавчиком, родным, своим бедным чахнущим малюткой. Никакая другая женщина не наклонилась бы над ним как она, не взяла бы его исхудалую рученку, не прижала бы ее к губам и сердцу, как-будто имея право на такия материнския ласки. Никакая другая женщина не забыла бы так все и всех, кроме его и Фдорсисы, не была бы так исполнена нежности и жалости.

-- Флой! какое у нея доброе лицо! как я рад, что опять ее вижу! Не уходи от меня, прежняя кормилица! Побудь здесь!

Все чувства его теперь вдруг изощрились и ему послышалось знакомое имя.

"Валтер"? спросил Поль, оглядываясь вокруг себя. - Кто-то назвал Валтера. Он здесь? Я бы очень хотел его увидеть!

Никто не отвечал, но мистер Домби вскоре велел Сузанне позвать Валтера. Через короткий промежуток времени, в который Поль смотрел с улыбкою на добрую Полли и радовался, что она не забыла Флоренсу, привели в комнату Валтера. Открытость его лица и манер и веселые глаза всегда нравились Полю; увидя его, ребенок протянул руку и сказал: "Прощайте, Валтер!"

-- Прощайте? воскликнула мистрисс Пипчин. - Нет, не прощайте, дружок.

Поль взглянул на нее так же лукаво, как часто посматривал из своего угла у камина и сказал кротко: "Да, прощайте! прощайте, милый Валтер!" обратив к нему голову и снова протягивая руку. "А где папа?"

Он почувствовал на щеке своей дыхание отца прежде, чем успел выговорить.

меня снова, продолжал он: - Флой, подойди ко мне ближе, я хочу видеть твое лицо!

Брат и сестра обвили друг друга руками и золотой свет озарил группу обнявшихся детей.

-- Как быстро течет река между своими зелеными берегами и камышами, Флой! Но она очень-близка к морю. Я слышу, как его волны шумят! Они это всегда говорили!

Вскоре после, он сказал ей, что движение лодки на реке наводит на него сонь. Как зелены берега её теперь! какие свежие цветы растут на них! Какие высокие камыши! Теперь лодку уже вынесло в море, но она плавно скользит вперед. А вот и берег! Кто стоит на берегу?

-- Мама похожа на тебя, Флой. Я узнаю ее по твоему лицу! Но скажи им, что картинка, которая на лестнице в школе, не довольно божественна. Сияние, которое там вокруг головы, светит теперь на меня!

Золотое мерцание заиграло опять на стене, но ни что, кроме его, не шевелилось в комнате.

Быстрая река унесла погасшого малютку в океан вечности!

-----

-- Ах, Боже мой, Боже мой! сказала мисс Токс с новым взрывом горести, как-будто сердце её надорвалось. - Кто бы подумал, что наконец из Домби и Сына выйдет только дочь.