Домби и сын.
Часть третья.
Глава V, Валтер отправляется в Вест-Индию.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Домби и сын. Часть третья. Глава V, Валтер отправляется в Вест-Индию. (старая орфография)

ГЛАВА V,
Валтер отправляется в Вест-Индию.

Деревянный мичман инструментального мастера, безчувственный от природы, оставался совершенно равнодушным к близкому отплытию Валтера - даже в последний вечер пребывания молодого человека в кабинете Солля Джилльса. Деревянный мичман, погруженный в свои астрономическия обсервации, не ощущал ни малейшого сочувствия к делам сего света и думал обо всем происходившем вокруг него столько же, сколько Архимед о взятии Сиракуз.

Валтер ласково взглядывал на деревянного мичмана каждый раз, когда входил в лавку дяди или выходил из нея; бедный старый Солль, когда Валтера не было дома, выходил на улицу и прислонялся к дверному столбу, успокоивая свой унылый валлийский парик у самых пряжек башмаков гения-хранителя своей торговли и лавки. Но еще не бывало свирепого идола, с пастью от уха до уха и страшнейшею образиной, украшенною попугаячьими перьями, который обнаружил бы столько безжалостного равнодушия к мольбам своих поклонников, сколько обнаруживал деревянный мичман ко всем знакам привязанности дяди Солля и Валтера.

Сердце Валтера сжалось, когда он оглядывал сверху до низу свою маленькую каморку и думал, что через ночь, которая уже приближалась, он разстанется с нею, может-быть, навсегда. "Еще несколько часов" говорил он мысленно: "и меня здесь не будет. Ребяческие сны мои могут возвратиться и перенести меня сюда, но его будут только сны."

Он, однако, вспомнил, что дядя оставался один в своем кабинетике, откуда капитан Коттль, деликатный при всей своей наружной грубости, нарочно вышел, желая дать дяде и племяннику провести несколько времени наедине.

-- Дядюшка Солль, сказал Валтер весело, спустившись вниз и положив руку на плечо старика: - чего вам прислать из Барбадоса?

-- Надежды, милый Балли, надежды, что мы встретимся с тобою но сию сторону могилы. Пришли её сколько можешь.

-- О, непременно, дядюшка! Этого добра у меня довольно и я скупиться не намерен. А что до живых черепах, зеленых лимонов для пунша капитана Когтля, и вареньев для ваших воскресных лакомств - я пришлю вам целые грузы, когда поразбогатею.

Старый Солль отер свои очки и слабо улыбнулся.

-- Вот так, дядюшка! вскричал с живостью Валтер и потрепал его раз пять по плечу. - Вы меня ободряете, а я буду ободрять вас! Завтра утром, дядюшка, мы будем веселее жаворонков и взлетим выше их! Что до моих ожидании, они поют выше облаков.

-- Валли, мой милый, я сделаю все, что могу, все, что могу.

-- Значит, вы сделаете лучше, чем кто-нибудь. Вы ведь не забудете, дядюшка, о том, что должны присылать мать?

-- Нет, Валли, пег. Все, что только узнаю о мисс Домби, которая теперь осталась совершенно одна, бедняжка, я сообщу тебе. Боюсь, Валли, что о ней прийдется писать немного.

-- А знаете, дядюшка, ведь я сейчас был там?

-- Эге-ге-ге!

-- Не за тем, чтоб увидеть ее, хотя бы это было очень-легко, так-как мистера Домби нет в городе, а только сказать Сузанне Ниппер слова два на прощанье. Я не считал этого неприличным при теперешних обстоятельствах, и помня, когда видел мисс Домби в последний раз.

-- Да, мой дружок, да.

-- Итак, я ее видел, то-есть Сузанну, и сказал ей, что завтра иду в море. Я сказал, дядюшка, что вы всегда интересовались мисс Флоренсой с того вечера, когда она была здесь, всегда желали ей всякого счастья и всегда были бы очень-рады и гордились, еслиб хоть в чем-нибудь могли служить ей. Ведь это можно было сказать, дядюшка, в теперешних обстоятельствах.

-- Да, мой дружок, да.

напишете мне об этом, дядюшка? Честное слово! Я думал целую ночь, как-бы это сделать и, право, был бы пренесчастным человеком после, еслиб этого не сделал.

Выражение лица и голоса Валтера вполне подтверждали истину его слов.

-- Так если вы ее увидите, дядюшка - теперь я говорю о мисс Домби - ведь это может случиться! - так передайте, что я принимаю в ней самое искреннее участие; что я очень-часто думал о ней; что говорил о ней со слезами на глазах, дядюшка, в последний вечер перед своим отправлением. Скажите ей, что я никогда не мог забыть её кроткого обращения, её прекрасного личика, её милой дружбы. А так-как я снял башмаки не с женщины или молодой девицы, а с ножек невинного ребенка, то можете также передать ей, что я сберег её башмаки - она вспомнит, как часто они у нея спадывали - и взял их с собою как воспоминание!

В это самое время выносились из дверей достопамятные башмаки в одном из чемоданов Валтера. Носильщик, взваливший весь его багаж на тележку, для доставления в доки на "Сына и Наследника", увозил их под самым носом безчувственного деревянного мичмана.

Но теперь этого старинного обсерватора можно еще было извинить за равнодушие к укатывавшемуся перед его октантом сокровищу, потому-что в это самое время явились прямо на луче его зрения Флоренса и Сузанна Ниппер. Флоренса с робостью глядела на него и встретила глазами полный удар его деревянного взгляда. Обе вошли в лавку инструментального мастера и потом в кабинет, незамеченные никем, кроме деревянного мичмана. Валтер, стоявший спиною к дверям, не знал бы ничего, еслиб не увидел, как вдруг вскочил со своего стула старик-дядя.

-- Дядюшка Солль! Что с вами?

-- Мисс Домби, Валли!

-- Может ли быть! воскликнул Валтер оглянувшись и вздрогнув в свою очередь, - Здесь!

Возможность этого была так несомненна, что прежде, чем он успел ее выразить словами, Флоренса промелькнула мимо его, схватила обеими ручками дядю Солля за лацканы фрака табачного цвета и поцаловала старика в щеку; потом, обернувшись, протянула Валтеру руку с невинным радушием, к которому никто кроме её не мог бы быть способен.

-- Уезжаете, Валтер! сказала она.

-- Да, мисс Домби, мне предстоит путешествие.

-- А ваш дядюшка? Я уверена, что ему жаль разстаться с вами. О, я это вижу! И мне жаль, что вы уезжаете, Валтер.

-- Слава Богу! воскликнула Сузанна. - Много бы нашлось, кого бы можно было отправить подальше, хоть бы начиная с мистрисс Пипчин или этих Блимберов!

С этими словами она развязала ленты своей шляпки, посмотрела несколько секунд на стоявший на столе чайник и принялась готовить чай.

Флоренса в это время снова обратилась к инструментальному мастеру, который смотрел на нее с удивлением и восторгом.

-- Как выросла! бормотал старый Солль. - Как похорошела! А между-тем, нисколько не переменилась! Все та же, что и прежде!

-- Не-уже-ли! возразила Флоренса.

-- Да... да! Это же самое выражение было и на том личике!

-- Вы помните какая я была тогда маленькая?

-- Ах, Боже мой! Милая моя мисс, как мог бы я вас забыть, когда так часто думал и слыхал о вас! В эту самую минуту даже, Валли говорил со мною о вас и давал мне к вам поручения, и...

-- Не-уже-ли? Благодарю вас, Валтер! О, благодарю вас! Я боялась, что вы отправитесь в море и не подумаете обо мне. И она снова протянула ему руку с такою искренностью, с таким чистосердечием, что Валтер держал ее несколько секунд в своих и нескоро решился выпустить.

Прикосновение руки её не возбудило однако в Валтере прежних мечтаний, которые тогда так часто проносились в его детском воображении и смущали пылкого мальчика своими неясными и смутными видениями. Чистота и невинность её ласковой приветливости, полная доверчивость и открытое дружество, выражавшееся так глубоко в её глазах и группой улыбке - все это было совершенно в другом роде: Валтер невольно вспомнил безвременный смертный одр, от которого она так недавно не отходила ни днем, ни ночью; вспомнил нежную любовь, которую питал к ней умерший ребенок - и она показалась ему выше всех его старинных вздорных Фантазий.

-- Милая моя мисс! Ах, Боже мой, если позволю!

-- Мы всегда называли вас этим именем и часто говорили о вас, возразила Флоренса, оглядываясь вокруг и тихо вздыхая. - Этот миленький старый кабинетик! Совершенно тот же, что прежде! Как хорошо я его помню!

Старый Солль посмотрел сперва на нее, потом на племянника, потер себе руки, вытер очки и сказал вполголоса: "О, время, время, время!..."

Настало краткое молчание.

-- Я хочу сказать дяде Валтера, начала Флоренса, робко положив руку на руку старика: - об одном, что меня безпокоит. Вы остаетесь здесь, сударь, и еслиб вы позволили - не занять место Валтера, это было бы невозможно, но быть вашим верным и искренним другом, пока он будет в отсутствии, то я была бы вам очень благодарна. Согласны ли вы, дядя Валтера?

Инструментальный мастер, не говоря ни слова, прижал её руку к своим дрожащим губам.

-- Вы позволите навещать вас, когда мне будет возможно? продолжала Флоренса. - Вы мне тогда разскажете все о себе и Валтере; вы не станете секретничать с Сузанною, когда она прийдет к вам без меня, но доверитесь нам и положитесь на нас? Вы постараетесь, чтоб мы по-возможности были вам отрадою в разлуке с Валтером? Согласны ли вы?

Милое личико, обращенное к старику, кроткий, упрашивающий взгляд и скромная почтительность к его летам совершенно одолели бедного инструментального мастера, и он только мог проговорить:

-- Балли, скажи за меня спасибо, дружок. Я очень, очень благодарен.

-- Нет, Валтер, возразила Флоренса со своею спокойною улыбкой: - не говорите за него ни слова. Я понимаю его очень-хорошо, и нам с вами надобно приучиться говорить заодно.

Грустный тон её голоса проник до души Валтера.

-- Мисс Флоренса, сказал он, принуждая себя казаться бодрым и веселым: - я так же мало, как и дядя, чувствую себя в силах выразить свою благодарность.

-- О, Валтер! прежде, чем вы отправитесь, я бы желала сказать вам еще одно; но наперед прошу вас называть меня просто Флоренсою и не говорить со мною как с чужою.

-- Как с чужою! О, нет! Ни на словах, ни в чувствах.

-- Да; но этого не довольно. Он вас очень любил, Валтер, - слезы полились из её глаз - и сказал перед смертью: "Помните Валтера!" Если вы будете мне братом, Валтер - его нет и у меня не осталось на земле никого! - то и я буду вам сестрою, и во всю жизнь не перестану любить вас как сестра. Вот что я хотела сказать вам, хотя и не могу выразить свою мысль как бы желала - сердце мое слишком полно!

Она протянула ему обе руки с самым искренним и трогательным чистосердечием. Валтер взял их, наклонился к увлаженному слезами личику и поцаловал его. Она не вздрогнула, не покраснела, не отворотилась, но смотрела на него с доверенностью и невинностью. Малейшая тень безпокойства или сомнения исчезла в душе Валтера. Ему показалось, что он отвечает её невинному призыву, обратившемуся к его сердцу у постели умиравшого малютки, и он внутренно поклялся хранить её милый образ в отдаленной разлуке и любить его братскою любовью, оправдать её чистую доверчивость и не присоединять к ней никогда другой мысли, кроме той, которая побуждала ее ему ввериться.

Сузанна Ниппер, кусавшая во все это время ленты своей шляпки и посматривавшая с чувствительном видом в люк, освещавший комнату сверху, переменила разговор вопросом, кто будет пить чай с молоком и кто без молока? Просветившись ответами присутствующих, она принялась разливать чай, и все дружески уселись за круглый столик. Присутствие Флоренсы как-будто озаряло лучем особенного света висевшее на стене изображение фрегата "Тартар".

Полчаса назад, Валтер не решился бы ни за какие блага в мире называть Флоренсу просто по имени; но теперь она сама этого желала, и он не мог обращаться к ней иначе. Он мог думать о её присутствии в комнатке без тени идеи, что оно могло бы кому-нибудь показаться неприличным; он мог спокойно думать о её красоте, о её ангельских качествах и о счастьи того, кто со-временем найдет себе приют в этом нежном сердце. Он был убежден, что имеет в этом сердце место, думал о том с гордостью и твердо решился не щадить никаких усилии для сохранения её дружбы.

Маленькое общество беседовало, не замечая времени. Время однако текло, и неизменный хронометр дяди Солля, на который он случайно взглянул, напомнил гостям инструментального мастера, что их уже давно ждет за углом наемная карета.

На прощаньи, Флоренса повторила старику все, о чем его просила, и присоединила дядю Солля к своему союзу. Он с отеческою заботливостью проводил ее до деревянного мичмана и потом передал Валтеру, готовившемуся сопутствовать Флоренсе и Сузанне Ниппер до их экипажа.

-- Валтер, сказала Флоренса дорогою: - я боялась спрашивать об этом при вашем дяде: долго ли вы думаете быть в отсутствии?

-- Считать ли это милостью, Валтер? спросила Флоренса после краткой нерешимости, глядя ему боязливо в лицо.

-- Назначение?

-- Да.

Валтер отдал бы все на свете, чтоб только ответить ей утвердительно.; но лицо его выразило противное, а Флоренса смотрела так внимательно, что не могла не понять его мысли.

-- Я опасаюсь, что вы едва-ли в милости у папа, сказала она робко.

-- Нет причины, почему бы я был у него в особенной милости.

-- Нет причины, Валтер!

-- Не было причины. У вашего папа служит множество народа. Между мистером Домби и молодым человеком, как я, разстояние слишком-велико. Если я исполняю свои обязанности, то делаю что должен делать, и делаю не больше всех остальных.

Имела ли Флоренса мысль безотчетную и неясную, зародившуюся в ней после недавняго ночного посещения в кабинет отца, что случайно-оказанная ей Валтером услуга и обнаруженное им участие к ней навлекли на него могущественную нелюбовь мистера Домби? Мелькнула ли в уме Валтера внезапная идея, что она в ту минуту именно об этом думает? Никто из них не высказал ничего и они шли несколько времени молча. Сузаина пристально поглядывала на них, и её мысли остановились на этом пункте с уверенностью.

-- Может-быть, вы воротитесь и скоро, Валтер, сказала Флоренса.

-- Я могу воротиться стариком и найдти вас пожилой дамой. Но я надеюсь на лучшее.

-- Папа, вероятно, поправится после своей горести и... и... может-быть, сделается со мною откровеннее: если это сбудется, я скажу ему, что очень желаю видеть вас снова здесь и попрошу его вызвать вас сюда для меня.

В словах её было особенно-трогательное ударение, когда она говорила об отце, и Валтер вполне ее понял.

Карета была близехонько и он бы желал разстаться с нею не говоря ни слова, ибо чувствовал, что значит разставанье; но Флоренса, усевшись в экипаже, держала его за руку и вложила в нее что-то.

-- Валтер, сказала она, глядя ему прямо в лицо своими кроткими глазами: - и я надеюсь на лучшее, так же как вы. Я буду молиться и уверена, что все переменится. Этот маленький подарок я вручаю вам от имени Поля. Возьмите его и не разсматривайте, пока не уйдете в море. А теперь, благослови вас Бог, Валтер! Не забывайте меня, вы мой милый брат!

Валтер радовался присутствию Сузаипы - иначе он мог бы проститься с Флоренсою так, что оставил бы по себе грустное воспоминание. Он радовался и тому, что она после этого не выглянула из кареты, а только махала ему в знак прощанья своею ручкой, пока он мог это видеть.

Не смотря на её просьбу, он не мог удержаться, чтоб не взглянуть на её подарок перед тем, как лег спать. То был маленький кошелек и в нем были деньги.

Ярко взошло солнце на следующее утро, и Валтер поднялся вместе с ним принять капитана Коттля, уже дожидавшагося у дверей. Капитан снялся с якоря пораньше, располагая воспользоваться сном мистрисс Мэк-Стинджер, прикинулся необычайно-веселым и принес в кармане весьма копченый язык для завтрака.

-- Ну, Вал'р, сказал капитан, когда они уселись втроем за стол: - если дядя твой таков, как я думаю, то вынесет при теперешнем случае последнюю бутылку своей знаменитой мадеры.

-- Нет, нет, Нед, возразил старик. - Нет! она откупорится, когда Валтер к нам воротится.

-- Она лежит там в погребке, покрытая грязью и паутиной. Может-быть, грязь и паутина будут и над нами с тобою, Нед, прежде, чем ей суждено явиться на Божий свет.

-- Слушай его, Вал'р! Славная мораль: воспитывай смоковницу, как следует, а потом, когда состареешься, сиди под её тенью. Поищи это в катехизисе, Вал'р, а когда найдешь, запиши на память. Солль Джилльс, наполняй снова паруса!

-- Но там или где бы ни было, Нед, а бутылка пролежит на месте, пока Валли не воротится за нею. Вот все, что я хотел сказать.

-- И это было славно сказано. А если мы втроем не осушим этой бутылки, позволяю вам обоим выпить мою порцию!

Не взирая на удивительную веселость капитана, он плохо трудился над копченым языком, хотя и старался показывать, будто ест с самым необычайным аппетитом. Он боялся оставаться наедине с дядею или племянником, полагая единственным способом сохранить наружное спокойствие - одно: если все трое будут вместе. Вот почему капитан весьма-замысловато побежал к двери, когда дядя Солль вышел надеть теплый сюртук, уверяя, что он увидел в окно необычайно-странный наемный экипаж; он устремился на улицу, когда Валтер пошел прощаться с другими жильцами дома, рассказав, будто ему показалось, что выкинуло из соседней трубы. Все эти уловки казались капитану совершенно непроницаемыми для всякого непосвященного наблюдателя.

Простившись с жильцами на верху и возвращаясь в кабинет через лавку, Валтер увидел у дверей одно знакомое ему истощенное и унылое лицо, к которому он сейчас же бросился.

-- Очень-вероятно, что мы можем никогда не встретиться, Валтер, отвечал Каркер-Младшии с грустною улыбкой, кротко противясь приглашению молодого человека. - Я рад, что могу теперь говорить с вами и взять вас за руку перед самою разлукой. Теперь, мне кажется, не прийдется больше бороться с увлекательностью вашего открытого обращения, Валтер.

-- О, мистер Каркер! зачем вы не следовали вашим ласковым побуждениям? Вы бы, конечно, не сделали мне этим ничего кроме добра.

-- Еслиб я мог сделать что-нибудь доброе на земле, Валтер, то сделал бы это для вас. Вид ваш был мне каждый день счастием и упреком, но удовольствие перевесило душевную боль. Я это знаю теперь, постигая вполне свою потерю.

-- Войдите, мистер Каркер, и познакомьтесь с моим добрым стариком дядею. Я часто говорил с ним о вас и он вам очень обрадуется. Но будьте уверены, я не сказал ему ни слова о пашем последнем разговоре - даже ему!

-- Если я когда-нибудь познакомлюсь с ним, Валтер, то с единственною целью узнать что-нибудь об вас. У меня кроме вас нет ни друзей, ни знакомых, и вряд ли они у меня будут, даже ради вас.

-- Я бы желал, чтоб вы дозволили мне быть вашим другом: вы знаете, как я этого добивался, мистер Каркер; особенно теперь, когда мы разстаемся на долго.

-- Довольно и того, что вы были другом глубины моей души, Валтер: когда я избегал вас тщательнее всего, сердце мое увлекалось к вам сильнее чем когда-нибудь и было наполнено вами. Прощайте, Валтер!

-- Прощайте, мистер Каркер. - Благослови вас Бог! вскричал растроганный Валтер.

на мою могилу. Подумайте тогда, что и я мог быть таким же честным и счастливым, как вы! Прощайте, Валтер!

Исхудалая Фигура потянулась как тень вдоль освещенной солнцем улицы и медленно исчезла.

Неумолимый хронометр возвестил наконец Валтеру, что ему пора обратиться спиною к деревянному мичману. Валтер, дядя Солль и капитан поехали в извощичьей карете к верфи, где сели на пароход, отправившийся вскоре вниз по реке к одному месту, куда накануне перешел с попутным течением "Сын и Наследник". Там их окружила бездна перевощиков и в числе прочих один грязный циклоп, знакомец капитана, который разглядел его своим единственным глазом еще за милю и перекрикивался с ним непонятным ни для кого хриплым ревом. Циклоп этот, по-видимому хриплый от природы и немытый с самого дня рождения, перевез всех троих на "Сына и Наследника", представлявшого хаос неимоверный; запачканные паруса валялись на мокрой палубе; раскиданные снасти запутывали ноги людей; матросы в красных рубашках бегали босиком взад и вперед; бочки загромождали всю палубу, и среди самой жаркой суматохи виднелся негр-повар, в черном камбузе {Камбуз - корабельная кухня. Прим. переводчика.}, погрязший до глаз в зелени и ослепленный дымом.

-- Вал'р! сказал он, подавая их молодому человеку и дружески пожимая ему руку: - вот тебе подарок на прощанье, приятель. Переводи стрелку назад на час каждое утро, да еще на четверть часа после полудня, и смело гордись этими часами.

-- Капитан Коттль, перестаньте! кричал Валтер, ухватившись за него, потому-что тот уже побежал прочь. - Прошу вас, возьмите их назад. У меня уже есть часы.

-- Ну, Вал'р! сказал капитан, внезапно нырнув в один из своих карманов и вытаскивая две чайные ложечки и сахарные щипчики: - так возьми вместо них хоть это.

-- Нет, нет, капитан! Право, не могу! Благодарю вас тысячу раз, капитан Коттл! Не бросайте их (капитан уже готовился швырнуть свое серебро за борт), оне вам наверно пригодятся больше чем мне. Подарите мне лучше вашу палку, она мне давно нравится. Ну, прощайте, капитан! Берегите моего дядю! Дядюшка Солль, благослови вас Бог! Прощайте, прощайте!

и обнадеживал, советуя лечь ближе к ветру, с выразительными жестами. Встретившись взглядами с Валтером, капитан снял свою лакированную шляпу и принялся размахивать ею, пока не скрылся из вида "Сына и и Наследника". В это время суматоха на палубе, постепенно возраставшая, достигла крайняго предела; еще две или три шлюпки отвалили от борта с прощальными ура! паруса были поставлены и наполнились попутным ветром; брызги полетели перед водорезом "Сына и Наследника", и он бодро направился в дальния моря.

День за днем дядя Солль и капитан Коттль вели счисление пути его, и прокладывали по раскинутой на круглом столе кабинета карте его курсы и плавания, разсчитывая скорость хода по вероятной силе и направлению ветра. По ночам, когда одинокий старик поднимался в каморку, где часто слышался рев ветра, между-тем, как внизу все было тихо, он смотрел на звезды, прислушивался и бодрствовал дольше, чем бы ему пришлось, еслиб он сам стоял на вахте под парусами. Последняя бутылка старой мадеры, которая много походила по морю и испытала многия опасности, лежала в это время спокойно под пылью и паутиной.