| Автор: | Диккенс Ч. Д., год: 1848 |
| Категория: | Роман |
Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Домби и сын. Часть третья. Глава VIII. Образчик управления мистера Каркера-Управляющого. (старая орфография)
ГЛАВА VIII.
Образчик управления мистера Каркера-Управляющого.
Мистер Каркер-Управляющий сидел за своим письменным столом, гладкий и мягкий по обыкновению; он перечитывал письма, которые ему предоставлялось распечатывать, делал на них отметки и разделял по кучкам для разсылки по разным отделениям контор Домби и Сына. В тот день почта привезла много писем, а потому у мистера Каркера было много дела.
Вообще говоря, человек, занятый таким образом, держащий в руке несколько писем, разсматривающий их и раскладывающий вокруг себя, разбирающий внимательно их содержание, с нахмуренным лбом и сжатыми губами, похож отчасти на игрока, который сдает карты, ходит и обдумывает свою игру. Лицо мистера Каркера-Управляющого подходило как-нельзя-лучше под такое фантастическое сравнение: это было лицо человека, который ведет свою игру осторожно, постигает все её сильные и слабые стороны, следит с неусыпным вниманием за всеми случайностями, предвидит действия противников и знает каждую минуту, в каком положении весь ход его собственной игры, - лицо человека, знающого карты других игроков, по никогда себе неизменяющого.
Письма были на разных языках, но мистер Каркер прочитывал все. Еслиб в конторах Домби и Сына было что-нибудь, чего бы он не мог прочитать, то в колоде его не доставало бы одной карты. Он читал, можно сказать, одним мимолетным взглядом и также быстро соображал свои распоряжения по содержанию разных писем и по взаимным их отношениям. Хотя карточная игра не входит в число привычек домашних или диких кошек, по мистер Каркер все-таки походил на кошку с ног до головы. Безцветные волосы и бакенбарды его, длинные ногти, тщательно опиленные и заостренные; природное отвращение к малейшему пятнышку грязи; вкрадчивость приемов, острые зубы, осторожная и неслышная походка, бдительный взор, жестокое сердце, сладкоречивый язык и упорное терпение, с которым он добирался до задуманной однажды цели - все это вместе делало его как-нельзя-больше похожим на кошку, подстерегающую свою добычу.
Наконец, он разделался со всеми письмами, исключая одного, отложенного отдельно в сторону. Заперши на замок в ящик более-важную корреспонденцию, мистер Каркер позвонил.
-- Почему ты отвечаешь на этот зов? так принял он вошедшого брата.
-- Разсыльный вышел, а после него моя очередь, был покорный ответ Джона Каркера.
-- Очередь! Да! Мне это очень-весело! На, возьми!
Указав на распечатанные письма, он презрительно отвернулся и разломал печать на пакете, отложенном в сторону.
-- Я боюсь безпокоить тебя, Джемс, сказал брат его, забирая письма: - но...
-- О! тебе что-нибудь нужно. Я знал это. Ну?
Мистер Каркер-Управляющий не поднял глаз и не взглянул на брата, но разсматривал письмо, не открывая его однако.
-- Ну, что же? повторил он резко.
-- Я опасаюсь за Гарриет.
-- Что за Гарриет? Какая Гарриет? Я не знаю никого этого имени.
-- Она нездорова и очень переменилась в последнее время.
много времени тому назад. Больше этого мне нечего сказать.
-- Я думаю, что еслиб ты меня выслушал...
-- Для чего мне тебя выслушивать, брат Джон? возразил управляющий с саркастическим ударением на последних словах. - Гарриет Каркер сделала давно выбор между обоими братьями. Она может в нем раскаяваться, но отступиться от него уже нельзя.
-- Ты меня не понял. Я не говорю, что она кается в своем выборе. Намек на что-нибудь подобное был бы чернейшею неблагодарностью с моей стороны, хотя, поверь мне, Джемс, я сожалею о её самопожертвовании столько же, сколько и ты.
-- Сколько я? Сколько я!
-- Я сожалею о её выборе столько же, сколько он тебя сердит.
-- Меня сердит?
-- Или сколько ты им недоволен. Ты понимаешь, что я хочу сказать. Выбирай сам выражение, которое найдешь приличнее прочих. Я не имею намерения оскорбить тебя.
-- Меня оскорбляет все, что ты делаешь, возразил управляющий, бросив на него гневный взгляд, который тотчас же уступил место широкой улыбке. - Не угодно ли вам унести эти бумаги с собою? Я занят.
Вежливый гон его был до такой степени язвительнее гнева, что Каркер-Младший направился к дверям. Остановившись, однако, подле них и обернувшись, он сказал:
-- Когда Гарриет напрасно умоляла тебя обо мне, в первое время твоего справедливого негодования и моего посрамления, когда она оставила тебя, Джемс, чтоб последовать за мною и посвятить себя погибшему брату, у которого не осталось ничего, кроме её, она была молода и прекрасна. Я думаю, что еслиб ты мог взглянуть на нее теперь, еслиб решился навестить ее, вид её возбудил бы в тебе удивление и сострадание.
Управляющий наклонил слегка голову и оскалил зубы, как-будто отвечая: "право? так вот в чем дело!" но не сказал ни слова.
-- В те времена, Джемс, мы оба думали, что она выйдет замуж молодая и будет счастлива. О, еслиб, ты знал, как благородно она отказалась от всех этих надежд; как бодро она пошла по избранному ею пути, не оглянувшись ни раза назад, ты бы никогда не решился сказать, что имя её чуждо твоему слуху - никогда!
Управляющий опять наклонил слегка голову и оскалил зубы, как-будто говоря: "это замечательно! это меня удивляет!" однако опять не сказал ни слова.
-- Могу я продолжать? спросил кротко Джон Каркер.
-- Идти своей дорогой? Конечно, можете, если вам угодно, отвечал брат его с улыбкою.
Джон Каркер вышел со вздохом за двери, но голос брата остановил его.
-- Если она пошла и продолжает идти бодро по избранному ею пути, то можешь сказать ей, что и я также бодро и неуклонно иду своим путем. Если она ни раза не оглянулась назад, можешь сказать ей, что я это делал иногда, желая убедить ее не прилепляться к тебе, и что моя решимость прочна как мрамор. - Тут он улыбнулся с самым сладким выражением.
-- В таком случае, если вам угодно, можете сказать это самому-себе. Чем чаще вы будете это повторять, тем лучше для вас: это вам послужит уроком не говорить со мною о предмете, о котором я не желаю слышать. Я не знаю никакой Гарриет Каркер; такой особы нет на свете. У вас есть, может-быть, сестра... пекитесь о ней, как следует; но у меня нет сестры.
Мистер Каркер-Управляющий, проводив брата за двери мрачным взглядом, снова разселся в креслах и принялся внимательно читать содержание отделенного им от прочих письма.
Оно было писано его великим повелителем, мистером Домби, из Лимингтона. Хотя мистер Каркер весьма-скоро пробегал все письма, по это он читал медленно, взвешивая и обдумывая с напряжением каждое слово. Прочитав его с начала до конца, он приостанавливался на следующих местах: "Чувствую большую пользу от перемены места и до-сих-пор не имею наклонности назначить время своего возвращения". - "Я бы желал, Каркер, чтоб вы когда-нибудь приехали ко мне сюда и лично рассказали о ходе дел." - "Я забыл переговорить с вами о молодом Гэйе: если он не ушел на "Сыне и Наследнике" или если "Сын и Наследник" еще в доках, назначьте вместо его другого молодого человека, а его удержите покуда в Сити. Я еще не решился, что с ним делать."
-- Вот это несчастливо! сказал мистер Каркер, расширив улыбку: - он ужь далеко отсюда! Очень-жаль!
Он сложил письмо и поигрывал им в задумчивости, перебирая мысленно его содержание. В это время Перч скромно постучался в двери и вошел на цыпочках, наклоняясь на каждом шагу всем телом, как-будто в этом состояло главное наслаждение его жизни. Он осторожно положил на стол несколько бумаг.
-- Угодно вам будет принимать, сударь? спросил он, почтительно наклонив голову на сторону.
-- Кому до меня надобность?
-- Да в сущности, сударь, никому. Инструментальный мастер, мистер Джилльс, заходил сюда для какой-то уплаты; но я сказал ему, что вы очень-заняты, очень-заняты, сударь.
-- А еще?
-- О, сударь! Я бы и не осмелился докладывать вам о нем; но тот самый мальчишка, который был здесь вчера и на прошлой неделе, все сюда лезет.
-- Ты говорил, кажется, что он ищет себе дела?
-- Конечно, сударь; у него такой вид, что ему необходимо отъискать себе какое-нибудь место, и он бы очень желал пристроиться в доках, но...
-- Что он говорит, когда сюда приходит?
-- Он, сударь, отвечал мистер Перч, кашляя себе в руку и желая выразить этим все свое смирение: - он, сударь, говорит, что желал бы видеть одного из здешних джентльменов и добывать себе хлеб работой. Но видите, сударь, прибавил он, понизив голос: - этот мальчишка приходит сюда и рассказывает, что его мать была кормилицей нашего покойного молодого джентльмена, а потому он не теряет надежды... Как прикажете с ним поступить, сударь? прикажете ли объявить этому сорванцу, что если он вперед будет здесь скитаться, то его отправят в полицию?
-- Приведи его сюда, Перч! сказал мистер Каркер после минутной задумчивости.
-- Слушаю, сэр. Но извините, он так одет...
-- Ничего. Приведи его сюда. Я сейчас прийму мистера Джилльса; попроси его подождать.
Мистер Перч поклонился и вышел так же осторожно, как вошел. Он заставил себя ждать очень-недолго, и за ним послышался сначала в корридоре стук пары тяжелых сапогов, а потом вошел дюжий малый лет пятнадцати, с круглым, красным лицом, круглоголовый, круглоглазый и круглотелый.
по-видимому, голова не расшаталась на плечах; посетитель, вполне одуревший от такого неожиданного приема, вытаращил глаза на душившого его джентльмена с такими белыми зубами, и едва собрался выговорить:
-- Да перестаньте, сударь! оставьте меня!
-- Оставить тебя, собака! Наконец-то я до тебя добрался! Я задавлю тебя!
-- Я вам ничего не сделал, сударь! закричал со слезами бедный Байлер, иначе Роб, иначе Точильщик, и всегда Тудль.
-- Ах ты мошенник! вскричал мистер Каркер, медленно выпуская его из своих когтей. - Как ты осмелился прийдти сюда?
-- Я не разумел тут ничего дурного, сэр, всхлипывал Роб, отирая слезы кулаком. - Я никогда не прийду сюда, сударь. Я только искал себе работы.
-- Работы, молодой Каин! повторил управляющий, пристально смотря ему в лицо. - Разве ты не самый негодный бродяга в целом Лондоне?
Тудль-младший, чувствовавший себя грешным, не мог сказать ни слова в свое оправдание. С испуганным и виноватым лицом смотрел он во все глаза на джентльмена, которого взоры оцепеняли его.
-- Разве ты не вор?
-- Нет, сударь!
-- Лжешь!
-- Право нет, сударь. Я никогда не воровал! Я знаю, что сделал худо, пустившись гонять голубей и шататься. Хоть птицы и невинные животные, а вот к чему оне приводят! воскликнул Роб Тудль в свежем припадке покаяния.
Его самого оне привели, по-видимому, к оборванной куртке и до крайности истасканным шароварам, необычайно короткому грязно-красному жилету и шляпе без полей.
-- Я не был дома и двадцати раз с-тех-пор, как эти птицы мной овладели, а этому уже десять месяцев! проговорил Байлер захлебываясь и пачкая себе глаза грязным рукавом. - Как я теперь покажусь домой, и зачем я не утонул двадцать раз или не утомился!
-- Ты славный молодой джентльмен! сказал мистер Каркер, оскаля на него свои белые зубы. - Для тебя уже ростет пеньковое семя, приятель!
-- Право, сударь, я часто желал, чтоб оно уже выросло. Мои беды начались с-тех-пор, как я стал огуряться; а что мне оставалось делать, если не огуряться?
-- Если не что...?
-- Огуряться из школы, сударь.
-- То-есть, говорить, что идешь туда, и не идти?
-- Да, сударь! за мною гонялись по улицам, когда я туда шел, а там сталкивали в капавки и помойные ямы, а потом секли. Я и стал огуряться и прятаться, а с этого и пошло все.
-- Я был бы очень благодарен...
Мистер Каркер втолкнул его в угол и позвонил. Бедный Роб робко покорился, едва решался переводить дух и не сводил глаз с грозного джентльмена.
-- Попросите сюда мистера Джилльса.
Перч, явившийся на звон, вышел и немедленно ввел в кабинет дядю Солля.
-- Садитесь, мистер Джилльс! каково поживаете? Надеюсь, что вы продолжаете наслаждаться добрым здоровьем?
-- Благодарю вас, сударь, отвечал дядя Солль, вынув бумажник и подавая управляющему несколько банковых нот. - Тут двадцать пять.
-- Вы верны и пунктуальны, как один из ваших хронометров, мистер Джилльс, возразил улыбающийся мистер Каркер, записывая в книгу полученные ассигнации. - Совершенно верно.
-- О "Сыне и Наследнике" ничего не сказано в списке судов, сударь, проговорил дядя Солль трепетным голосом.
-- Его никто не встретил. Были, по-видимому, бурные погоды, мистер Джилльс, и его вероятно снесло куда-нибудь в сторону с настоящого курса.
-- Надеюсь, он не погиб?
-- Надеюсь. А что, мистер Джилльс, вы очень скучаете по своем племяннике?
Дядя Солль покачал головою и тяжко вздохнул.
-- Мистер Джилльс, сказал Каркер, откинувшись в креслах, гладя себе бакенбарды белою, мягкою рукой и глядя прямо в глаза инструментальнохму мастеру: - вам бы, я думаю, не мешало иметь у себя в лавке молодого человека, а меня бы вы обязали, еслиб взяли к себе в дом одного, на время... О, конечно нет! прибавил он поспешно, как-будто отвечая на возражение, которое прочитал на лице старика: - я знаю, у вас немного дела, но вы можете заставлять его выметать лавку, чистить инструменты, посылать за чем-нибудь и тому подобное, мистер Джилльс. Вот он, этот молодец.
Дядя Солль спустил очки на глаза и взглянул на Тудля-младшого, который стоял в углу как окаменелый; голова его казалась только-что вытащенною из ушата с водою, коротенький жилет поднимался и опускался от внутренняго волнения, и глаза были вытаращены на мистера Каркера.
-- Возьмете вы его к себе, мистер Джилльс?
Старый Солль вовсе не чувствовал себя в восторге от такого предложения, однако отвечал, что рад воспользоваться всякою возможностью оказать мистеру Каркеру хоть самую легкую услугу, и потому готов принять под сень деревянного мичмана кого ему будет угодно назначить.
Мистер Каркер поблагодарил старика в самых любезных выражениях и улыбнулся так, что обнажил десны сверху до низу, от-чего Тудль-младший задрожал как лист.
-- В таком случае, я сделаю на счет его свои распоряжения, мистер Джилльс, сказал он вставая и дружески пожимая руку старику. - А потом решу, что с ним делать и чего он заслуживает. Взяв на себя ответственность за этого мальчика, мистер Джилльс (тут он снова улыбнулся Робу, чем опять бросил его в дрожь), - я буду очень-рад, если вы станете построже присматривать за ним и уведомите меня о его поведении. По дороге домой я заеду к его родителям - людям очень хорошим - чтоб увериться, правду ли он мне сказал о себе; а потом, мистер Джилльс, перешлю его к вам завтра утром. Прощайте!
Прощальная улыбка его была так зубаста, что старый Солль сконфузился и почувствовал себя как-то не в своей тарелке. Возвращаясь домой, он помышлял о бурных морях, идущих ко дну кораблях, утопающих матросах, старинной бутылке мадеры, которой не суждено явиться на Божий свет, и других печальных предметах...
-- Да, сударь, пробормотал тот заикаясь.
-- Ты, может-быть, понимаешь, что если вздумаешь меня обманывать или хитрить со мною, так тебе лучше было бы утопиться наперед, раз навсегда, прежде, чем рискнуть приидти сюда?
Роб понял это как-нельзя-лучше.
-- Если ты мне солгал, лучше не показывайся мне на глаза; если нет, то жди меня сегодня под вечер где-нибудь около дома твоей матери. Я выйду отсюда в пять часов и поеду туда верхом. Теперь, говори адрес своих родителей.
Роб повиновался, и мистер Каркер записал адрес. Потом он указал ему на дверь, и Роб исчез до назначенного времени.
В-течение дня, мистер Каркер успел сделать много дел и несколько раз оскалить свои белые зубы в конторах, на улице и на бирже множеству людей. В пять часов он сел на приведенного ему гнедого коня и отправился в сторону Чипсайда.
Так-как около этого времени вообще трудно ехать скоро, при толкотне и множестве обозов на улицах Сити, еслиб кто и хотел прибавить рыси, а мистер Каркер вовсе не чувствовал к тому наклонности, то он подвигался вперед не торопясь, между телегами и толпами пешеходов, избегая по возможности случаев запачкать себя или своего коня. Разглядывая прохожих, он вдруг увидел устремленные на него круглые глаза Роба, который, скрутив жгутом носовой платок, перетянул им себе поясницу и показывал ясно, что готов следовать за своим новым патроном каким бы шагом он ни поехал.
Готовность эта, хотя и довольно лестная, была из числа необыкновенных и обратила на себя отчасти внимание зевак: поэтому мистер Каркер воспользовался менее-многолюдным переулком и поехал легкою рысью. Роб немедленно сделал то же самое. Мистер Каркер попробовал прибавить рыси, потом пустился в легкий галоп: Роб не отставал ни на шаг. Куда бы Каркер ни вздумал обернуться, мальчик по-видимому, без труда держался ровно с лошадью, и проталкивал себе дорогу между прохожими, действуя очень-ловко обоими локтями.
Как ни забавно было такое провожанье, оно показывало Каркеру, что власть его над мальчиком неоспорима: потому он притворился, что не замечает этого и продолжал ехать к жилищу кочегара Тудля. Убавя там шагу, он опять увидел перед собою Роба, побежавшого вперед, чтоб показывать все закоулки и извороты пути. Остановившись наконец у строений железной дороги, заменивших прежние Стэггсовы-Сады, мистер Каркер подозвал к себе первого встречного, чтоб подержать лошадь; Роб почтительно подскочил держать стремя, пока спешивался его покровитель.
-- Ну, сударь, сказал Каркер, взяв его за плечо: - пойдем!
Блудный сын приближался с видимым трепетом к родительскому дому; но как мистер Каркер толкал его вперед, то он по неволе шел к дверям и очутился в середине толпы братьев и сестер, собравшихся вокруг чайного стола. При виде пропадавшого Роба, приведенного рукою незнакомца, все семейство подняло дружный вой, который так сильно поразил в самое сердце блудного сына, что и он не вытерпел и присоединил свой голос к остальному хору.
В полной уверенности, что приведший Роба был или сам палач или кто-нибудь из его почтенной братии, все семейство заголосило еще пронзительнее, а младшие члены его, будучи не в силах удержать порывы своей горести, легли на спину на полу и принялись барахтаться руками и ногами. Наконец, бедная Полли, которая тщетно добивалась быть услышанною, спросила со страхом: "О, Роб, мой бедный мальчик! Что же ты наделал?!)
-- Право, ничего, матушка, кричал Роб жалобным голосом: - спросите этого джентльмена!
-- Не пугайтесь, сказал Каркер: - я хочу сделать ему добро.
При этом известии, Полли, до того времени еще неплакавшая, залилась слезами. Старшие из Тудлей, по-видимому, уже собиравшиеся отбить брата силою, разжали кулаки; младшие столпились вокруг матери и поглядывали на блудного брата и его неизвестного покровителя; все благословляли джентльмена с прекрасными зубами, который чувствовал надобность делать добро.
-- Этот молодец ваш сын?
-- Да, сударь.
-- Дурной сын, я боюсь, ге?
-- Для меня он никогда не был дурным сыном, сударь.
-- Он был только шалун, сударь, отвечала Полли, удерживая бывшого на руках её малютку, который порывался ухватиться за Байлера: - и связался с худыми товарищами; по я надеюсь, что он исправится после такого урока, сударь.
Мистер Каркер взглянул на Полли, на чистую комнату, опрятных детей и простодушные тудлевския лица.
-- Вашего мужа верно нет дома?
-- Нет, сударь; он кочегарит там на дороге.
Обстоятельство это было большою отрадой блудному Робу. Он все не спускал глаз с лица таинственного мистера Каркера и только но-временам взглядывал горестно на мать.
-- В таком случае я разскажу вам, продолжал Каркер: - каким образом наткнулся я на вашего молодца, кто я и что намерен для него сделать.
Мистер Каркер сделал это по-своему. Он сказал, что сначала хотел-было низвергнуть на главу Роба несчетные беды за дерзновенное появление его в конторах Домби и Сына; потом сжалился, приняв в соображение его молодость, раскаяние и семейство; хоть он и боится поступить опрометчиво, сделав что-нибудь для этого мальчика, и может за то подвергнуться осуждению людей благоразумных, но рискует этим и берет всю ответственность на себя; прежния сношения его матери с домом мистера Домби не имеют тут никакого влияния", так же как и сам мистер Домби, по тут все делает он, мистер Каркер, по собственному побуждению. Внушив таким образом всему семейству высокое мнение о своей благотворительности, мистер Каркер дал уразуметь, хотя и косвенно, но совершенно-ясно, что Роб должен ему быть совершенно предан и верен на жизнь и смерть - истина, в которой сам Роб почувствовал себя вполне-убежденным.
Полли, проведшая много безсонных ночей в слезах о развращении своего первенца, готова была преклонить колени перед мистером Каркеромь, как перед духом добра - не взирая на его острые зубы. Когда мистер Каркер поднялся, чтоб уйдти, она поблагодарила его слезами и благословениями матери, а когда он направился к дверям, Роб возвратился к ней и обхватил ее вместе с ребенком в объятиях сердечного покаяния.
-- Буду трудиться что есть силы, матушка! Клянусь душою, исправлюсь!
-- О, я в этом уверена, мой милый бедняжка! кричала Полли, цалуя его. - Но ты еще забежишь ко мне, когда проводишь этого джентльмена?
-- Не знаю, матушка... а когда воротится отец?
-- Не раньше двух часов ночи.
-- О, прийду, прийду! И он побежал вслед за мистером Каркером.
-- Что, разве у тебя злой отец? спросил мистер Каркер, слышавший последний разговор Роба с матерью.
-- Нет, сударь, на свете не найдется отца лучше и добрее моего, возразил испуганный Байлер.
-- От-чего же ты не хочешь его видеть?
-- О, сударь, между отцом и матерью всегда такая разница! Он бы сразу не поверил, что я исправлюсь... но мать... она всегда готова верить хорошему; я уверен, что моя мать точно такова, благослови ее Бог!
Мистер Каркер оскалил зубы, но не сказал ни слова, пока не сел на лошадь и не отпустил державшого ее человека. Тогда он взглянул пристально на внимательное лицо мальчика и обратился к нему:
-- Ты прийдешь ко мне завтра утром, и тебе покажут, где живет тот старый джентльмен, который был у меня сегодня утром - тот самый, у которого ты будешь жить, как я говорил.
-- Я очень интересуюсь этим старичком и, служа ему, ты будешь служить мне - понимаешь? (Круглое лицо Байлера засияло готовностью). Хорошо, хорошо, вижу, что ты меня понял. Мне нужно знать все об этом старом джентльмене: что он поделывает каждый день, и, в-особенности, кто у него бывает - я очень желаю быть ему полезным - понимаешь?
-- Понимаю, сударь.
-- Я желаю увериться, что у него есть друзья, которые его не оставляют - он, бедняжка, теперь часто остается один, - что они его любят и помнят его племянника, который теперь в море. Ты, может-быть, увидишь там одну очень-молодую барышню, которая его навешает. Мне особенно нужно знать все о ней.
-- Постараюсь, сударь.
-- И смотри, не смей никому говорить о моих делах!
-- Никому на свете, сударь.
-- Ни там, - он указал на дом, из которого они только-что вышли: - ни где бы то ни было. Я посмотрю, съумеешь ли ты быть верен и благодарен. Я тебя испытаю!
При последних словах, он оскалил зубы и взглянул на Роба так, что последнее обещание его превратилось в угрозу, отвернулся и поехал домой. Роб, которого взгляды были как-будто пригвождены к глазам Каркера каким-то волшебным обаянием, побежал опять впереди его лошади, по тот сделал ему знак остаться и поехал шагом, с самодовольным видом человека, кончившого все дневные дела самым удовлетворительным образом. Пробираясь по улицам, он даже замурлыкал на какой-то напев - точно кот, предвидящий себе лакомую добычу. Мистер Каркер действительно похож был на кота, который, свернувшись в клубок у ног своего хозяина, готов прыгнуть, царапнуть, задавить, или погладить бархатным прикосновением, смотря по тому, как бы ему вздумалось или что было бы ему выгоднее. Какая же птичка заняла до такой степени его внимание?
-- Одна очень-молодая барышня, разсуждал он, прерывая свое мурлыканье. - Гм! когда я видел ее в последний раз, она была еще маленьким ребенком. Черные глаза и волосы, сколько припомню, и очень-милое личико! Я уверен, что она прехорошенькая.
В таких размышлениях и мечтах, мистер Каркер-Управляющий продолжал ехать и напевать, и наконец поворотил в тенистую улицу, где находился дом мистера Домби. Вдруг он осадил лошадь в нескольких шагах от дверей и начал смотреть с большим изумлением. Чтоб объяснить, для чего он осадил лошадь и чему удивлялся, надобно отступить несколько назад.
Мистер Тутс, освободившись из теплицы доктора паук Блимбера и вступив во владение частию своих земных благ, которых, как он говоривал мистеру Фидер, "душеприкащики не могли у него оттянуть", приложил все усилия к изучению великой науки жизни. Горя похвальным усердием отличиться блистательно на этом поприще, он нанял себе прекрасную квартиру, которую омеблировал щегольски, устроил в ней охотничий кабинет, украшенный портретами выигравших скаковые призы лошадей, которые не интересовали его ни на волос, и завел турецкий диван, на котором ему было очень-неловко разваливаться. Главным наставником его в искусствах, услаждающих жизнь, было интересное лицо, известное в буфете "Черного Забияки" под именем Боевого-Петуха. Господин этот носил косматый белый сюртук в жаркую погоду и регулярно наделял мистера Тутса классическими кулачными ударами по три раза в неделю, за легкую плату - по десяти с половиною шиллингов за визит.
Боевой-Петух, бывший совершенным Вподдоном во храме мистера Тутса, привел к нему маркёра, для обучения бильярдной игре, конногвардейского солдата для фехтованья, берейтора для верховой езды, одного известного Корнваллиского джентльмена для гимнастики вообще, и еще двух или трех других приятелей, упражнявшихся с разным успехом в изящных искусствах.
Но как его ни интересовали все эти джентльмены, однакожь мистер Тутс чувствовал, что ему чего-то не достает. Ничто, повидимому, не было так полезно его здоровью, как безпрестанное оставление своих визитных карточек у дверей дома мистера Домби. Наверх он никогда не поднимался, но всегда исполнял эту церемонию, разодетый щегольски, в сенях.
-- О, доброго утра! говорил он слуге. - Для мистера Домби (при этом он подавал одну карточку), - и для мисс Домби (тут он вручал другую).
Потом мистер Тутс поворачивался, намереваясь уйдти, но не уходил.
-- Ах, виноват! говорил он как-будто его посещала внезапная мысль: - а молодая женщина дома?
Слуга уходил справляться и возвращался с утвердительным ответом; потом являлась мисс Сузанна Ниппер, а слуга удалялся.
-- О, как поживаете?
-- А здоров ли Диоген?
-- Здоров. Мисс Флоренса любит его с каждым днем больше и больше. Она совершенно здорова.
-- О, благодарствуйте! отвечал неизменно в таких случаях мистер Тутс и уходил очень-поспешно.
Ясно было, что мистер Тутс имел какие-то неясные виды. Еслиб он мог со-временем приобрести руку и сердце Флоренсы, то счел бы себя счастливейшим из смертных. Сердце его поражено стрелою Амура - он влюблен" и просидел раз целую ночь, стараясь написать акростих на имя Флоренсы; но рифмы ему плохо удавались. Глубокое размышление убедило наконец мистера Тутса, что для успеха его замыслов необходимо приобрести наперед дружеское расположение Сузанны Ниппер, прежде, чем рискнет от посвятить ее в тайны души своей.
несомненных в науке боксеров; приняв их за алегорическое подтверждение своих собственных идей, мистер Тутс принял геройскую решимость поцаловать мисс Ниппер на следующее же утро.
Исполняя такое дерзкое предприятие, он нарядился на другой день в блистательнейшия произведения Боргесса и Комп., и направился к дому мистера Домби. Но он до такой степени оробел, прийдя к дверям, что решился постучаться не прежде, как простояв часа три у входа в храм своего божества.
Все шло по обыкновению до того времени, когда мистер Тутс, услышав от Сузанны о здоровом состоянии мисс Флоренсы, по обыкновению, уходил; но в этот раз он мешкал и улыбался.
-- Вы, может-быть, хотите подняться наверх, сударь? спросила Сузанна.
-- Да, я думаю подняться наверх.
-- Пойдите прочь, или я вам выцарапаю глаза! кричала Сузанна.
-- Еще раз!
-- Пойдите же прочь! И эти невинные тоже! Кому теперь остается волочиться?.. Да убирайтесь же!
Сузанна не была разсержена, потому-что едва могла говорить от смеха; но Диоген услышал на лестнице шум, и, увидя чужого, позволяющого себе безчинствовать, рванулся на выручку Сузанны и в одно мгновение ока ухватил мистера Тутса за йогу.
и подрядились доставлять ему по праздникам лакомые кусочки. Оттолкнутый Диоген перевернулся раза два в пыли, но снова вскочил на ноги и бросился на ошеломленного Тутса с яростным лаем. И Каркер-Управляющий, сидя на коне, видел всю эту суматоху, выходящею из величественного дома мистера Домби!
Мистер Карьер следил за пораженным Тутсом, когда Диогена отозвали, и дверь заперлась: злополучный франт удалился, прихрамывая, в первые сени и перевязал себе щегольским носовым платком, входившим в дорогой состав его туалета, изорванные зубами Диогена панталоны.
-- Извините, сказал мистер Каркер, подъезжая к Тутсу с самою обворожительною улыбкой. - Надеюсь, вы не ранены?
-- О, нет, благодарю вас! Это ничего.
-- Но если зубы собаки вошли глубоко в тело...
-- Я имею честь знать мистера Домби.
-- Не-уже-ли? возразил Тутс, покраснев до нельзя.
-- И вы мне, вероятно, позволите извиниться, за его отсутствием, касательно теперешняго неприятного случая, сказал мистер Каркер, сняв шляпу с необычайною вежливостью.
Мистер Тутс очень обрадовался счастью познакомиться с одним из приятелей мистера Домби; он достал свою карточку с именем и адресом и вручил ее Баркеру, который с своей стороны сделал то же самое, и они разстались.
Диогена, который, не взирая ни на какие убеждения, заворчал и залаял на Карьера так сердито, как-будто сбирался спрыгнуть из верхняго этажа и растерзать его в, клочки.
Браво, Ди! молодец! Береги свою госпожу! Еще, еще раз! Славное у тебя чутье, Ди!.. Кошка, Ди, кошка!