Домби и сын.
Часть четвертая.
Глава II. Странные вести о дяде Солле.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Домби и сын. Часть четвертая. Глава II. Странные вести о дяде Солле. (старая орфография)

ГЛАВА II.
Странные вести о дяде Солле.

Капитан Коттль, хоть и не лентяй, поднялся, однакожь, на следующее утро не раньше шести часов. Опершись в своей койке на локоть и протирая глаза, он вдруг раскрыл их необычайно-широко, увидя в дверях Роба-Точильщика, стоявшого с раскрасневшимся и встревоженным лицом.

-- Э-гой! проревел капитан. - В чем дело?

Прежде, чем Роб успел выговорить слово, капитан Коттль выскочил из койки и наложил руку на уста его:

-- Стоп, приятель! Погоди немножко.

После этого, он выпроводил его в другую комнату, запер за ним двери и через несколько секунд явился к нему в знаменитой синей паре платья. Подняв руку в знак того, что запрещение говорить еще не снято, капитан Коттль подошел к шкапику, налил себе грок, проглотил его и поподчивал Роба таким же приемом жидкости; потом прислонился в угол, устремив на вестника взоры, бледный, как только лицо его могло побледнеть, и сказал:

-- Ну, приводи к ветру!

-- То-есть, начать говорить?

-- Эй, эй!

-- Ну, сударь, рассказывать мне приходится немного, а взгляните сюда!

Роб вытащил связку ключей. Капитан осмотрел их остался в своем углу и продолжал смотреть на Роба.

-- И сюда!

Он вынул из кармана запечатанный пакет, на который капитан вытаращил глаза с таким же изумлением, как на ключи.

-- Когда я проснулся сегодня утром, капитан, около четверти шестого, то нашел все это у себя на подушке. Дверь лавки была отперта, а мистер Джилльс уже ушел.

-- Ушел! проревел капитан.

-- Пропал, сударь, возразил струсивший Роб, невольно отступая назад в другой угол.

-- "Капитану Коттлю", сударь, написано на ключах и на пакете. Клянусь вам совестью, капитан Коттль, больше я не знаю ничего! Хоть тут же умереть, капитан, ничего не знаю!..

Капитан Коттль взял пакет, открыл его и прочел:

"Друг Нед Коттль. Тут моя последняя воля"... капитан сомнительно взглянул на нее: - "и мое завещание." Где завещание? Что ты с ним сделал?

-- Я не видал его, капитан. Не подозревайте невинного малого, капитан. Я не дотрогивался до завещания!

Капитан Коттль покачал головою, выражая, что кто-нибудь должен же был взять его, и важно продолжал читать вслух:

"...Которого не открывай раньше, как через год, или пока не получишь верного известия о моем милом Валтере, который мил и тебе, Нед, я уверен." Капитан снова покачал головою, очевидно тронутый, но потом, как-будто желая сохранить свое наружное достоинство, строго взглянул на Роба. "Если ты меня больше не увидишь, Нед, или если обо мне ее узнаешь ничего, то вспомни старого друга, который будет помнить и любить тебя до последней минуты. Побереги в старом доме хоть с год времени место для Валтера. Долгов нет. Домби все заплачено, а ключи посылаю тебе. Не рассказывай об этом и не разведывай обо мне: безполезно. Итак, друг Нед, вот тебе все от твоего старого друга Соломона Джилльса."В приписке было сказано: "Мальчик Роб, как я говорил тебе, жил у меня по хорошей рекомендации из дома Домби. Если все остальное будут продавать с молотка, Нед, позаботься о маленьком деревянном мичмане."

потом, видя перед собою одного только Роба, он почувствовал большое облегчение, вообразив его существом подозрительным, что выразил так ясно устремленным на бедного Точильщика взором, что тот воскликнул:

-- О, перестаньте, капитан! Как вы можете? За что вы на меня так смотрите?

-- Любезный, не пой, пока тебя не ушибли!

-- Да я, право, ни в чем не виноват!

-- Ну, так держи канат чисто и отстаивайся как следует.

Глубоко чувствуя возложенную на него ответственность и желая изследовать дело в подробности, капитан решился идти в лавку пропавшого инструментального мастера и взять Роба с собою. Во всю дорогу он придерживал его за плечо, в готовности сшибить с ног при малейшей попытке к побегу; но как подобных покушений не было, то они пришли в лавку благополучно.

Отворив ставни, капитан уселся в кресла, как президент грозного трибунала. Первым делом его было велеть Робу лечь под залавком, точь-в-точь в том самом положении, в каком он увидел на подушке ключи и пакет, потом отворить двери и показать, как он тронулся, чтоб идти к нему в Бриг-Плэс, предостерегая, однако, Роба, чтоб он не переступил через порог. Когда все это было сделано и повторено несколько раз, капитан покачал головою и решил, что обстоятельства затруднительны.

Потом, помышляя о возможности найдти где-нибудь труп бедного дяди Солля, капитан произвел тщательный объиск по всему дому: осматривал со свечою погреба, запускал свой железный крючок за двери, стукался головою о балки и покрылся весь паутиною. Поднявшись в спальню старика, они нашли, что дядя-Солль не ложился под одеяло, но, по-видимому, только прилег на покрышку, на которой еще оставался след его тела.

-- А мне сдается, капитан, сказал Роб, оглядываясь вокруг: - что когда мистер Джилльс входил сюда и выходил из дома так часто в эти последние дни, то потихоньку выносил с собою разные маленькия вещи, чтоб не обратить на себя внимания.

-- Гм! Это почему?

-- Да, видите, туте нет его бритвенного прибора. Нет щеточек, капитан. Нет рубашек. Нет башмаков.

Капитан Коттль осмотрел с особенным вниманием весь туалет Роба, чтоб удостовериться, нет ли на нем которого-нибудь из исчисленных им предметов. Но Роб еще не употреблял бритв, не был ни вычищен, ни причесан, и носил костюм, уничтожавший всякое подозрение.

-- А ты как думаешь, когда он вышел сегодня отсюда?

-- Я думаю, капитан, он ушел вскоре после того, как я начал храпеть.

-- А в котором часу это случилось?

-- А почему я знаю, капитан! Я сначала всегда сплю очень-крепко, а потом очень-легко. Еслиб мистер Джилльс прошел через лавку около разсвета, так хоть или он на ципочках, я бы непременно услышал, как он отворял двери.

Обдумав должным образом это показание, капитан разсудил, что инструментальный мастер исчез в-следствие принятого заранее намерения, но куда и зачем? Припоминая странные приемы старика и прощание его с ним самим... непостижимо жаркое тогда, но совершенно понятное теперь... капитан дошел до ужасной мысли, что дяда Солль, подавленный горестью об отъезде Валтера и измученный безпокойством на-счет его теперешней участи, покусцлся, в припадке помешательства, на самоубийство.

Огорченный и разстроенный до крайности, он счел справедливым освободить Роба из-под ареста, который наложил на него. Наняв сидельца из лавки ростовщика Брогли, чтоб смотреть за инструментальною лавкой в их отсутствии, капитан взял Роба с собою, и они пошли вместе отъискивать бренные останки Соломона Джилльса.

Жосткая лакированная шляпа заглядывала во все закоулки Лондона: у пристаней, между судами, на отмелях, вверх по реке, вниз по реке, в рабочие домы, в магазины костей, везде и всюду. Целую неделю капитан читал все объявления о найденных утопленниках и самоубийцах, а потом отправлялся осматривать маленьких юнгов, свалившихся, вероятно, за борт, или темнобородых иностранцев, отравивших себя ядом, - всех осматривал, чтоб убедиться "точно ли это не старый Солль?"

Наконец, капитан Коттль оставил эти попытки, как безнадежные, и стал придумывать, к чему прибегнуть теперь? Перечитав еще несколько раз письмо своего пропавшого друга, он остановился на просьбе его "сберечь место Валтеру в старом доме". Но как для этого необходимо было покинуть квартиру в доме мистрисс Мэк-Стинджер, чему эта решительная женщина непременно сильно воспротивится, то капитан принял отчаянное намерение убежать от нея.

-- Слушай, молодец, сказал он Робу, решаясь исполнить этот замысел: - завтра до ночи я не буду на здешнем рейде... может-быть, до полуночи. Но ты стой на вахте, пока не услышишь мой стук... тогда сию же минуту беги отворить дверь.

-- Очень-хорошо, капитан.

-- Ты останешься здесь на порции и можешь дождаться производства, если мы будем дружно грести заодно. Но только-что ты услышишь стук в двери, смотри же, не зевай!

-- Ты понимаешь, прибавил он, воротясь назад, чтоб напечатлеть свои инструкции еще глубже: - очень может быть погоня: меня могут захватить, пока я стану ждать у дверей, если ты опоздаешь отворить их.

Роб снова уверил капитана в своей неусыпной бдительности, и капитан, сделав такия предусмотрительные распоряжения, пошел домой в последний раз под кров мистрисс Мэк-Стинджер.

Чувствуя, что это в последний раз, капитан ощущал смертельный страх при одной мысли о мистрисс Мэк-Стинджер; один шум шагов её по лестнице бросал его в дрожь. Мистрисс Мэк-Стинджер как-будто нарочно была в самом обворожительном расположении духа, кротка, как агнец. Совесть капитана терзалась невыносимо, когда она пришла к нему с вопросом, чего он желает себе к обеду.

-- Хорошенький пуддинг из почек, кэптен Каттль, или кусок баранины? Не думайте о моих трудах.

-- Нет, благодарствуйте, мэм.

-- Или жареную курицу с начинкой и соусом из яиц? Говорите-ка, кэптен Коттль! Угощайте себя.

-- Нет, благодарствуйте, мэм, возразил капитан очень-смиренно.

-- Вы что-то не в духе и вам нужно возбудительное: почему бы не выпить бутылочку шерри?

-- Прекрасно, мэм. Если вы будете так добры, что выпьете рюмку или две, то можно попробовать. Не сделаете ли вы мне одолжение, мэм, спросил капитан, растерзанный в клочки совестью: - не приймете ли за квартиру вперед?

-- А зачем, кэптен Коттль?

Капитан струсил до смерти. - Да, знаете, вы меня этим очень обяжете: у меня деньги плохо держатся, и я был бы вам благодарен.

-- Извольте, кэптен Коттль. Как хотите. Я не могу отказать вам ни в чем.

-- И не будете ли вы так добры, мэм, не позволите ли предложить вашим маленьким по полтора шиллинга на брата? Еслиб вы могли позвать этих детей сейчас же, я бы очень был рад видеть их.

Появление невинных маленьких Мэк-Стинджеров вонзило тысячу кинжалов в виновную грудь капитана. Они явились толпою и окружили его с доверчивостью, которой он так мало заслуживал. Взгляд Александра Мэк-Стинджера, его любимца, был невыносим капитану; а голос Джюльены Мэк-Стинджер, похожей как две капли воды на мать, превратил его в труса.

Не смотря на то, капитан выдерживал себя и в-продолжение целого часа предоставил свою особу игривости детей, которые с нею. Нисколько не церемонились. Даже лакированная шляпа не была ими забыта; двое из младших Мэк-Стинджеров уселись в нее как в гнездо и барабанили внутри ножками. Наконец, капитан отпустил от себя эти невинные создания с печалью и едким угрызением совести, как человек, которого ведут на казнь.

чтоб прийдти и спросить его. Легкий багаж он связал в узелок, а серебро положил в карманы. Наконец, в час полуночный, когда Бриг-Плэс покоилось в сладостном сне, а мистрисс Мэк-Стинджер почивала, окруженная своими малютками, преступный капитан прокрался на ципочках в сени, отпер в потьмах дверь, затворил ее без шума и пустился бежать сколько доставало сил.

Преследуемый образом мистрис Мэк-Стинджер, которую представлял себе выскочившею из постели и пустившеюся, не взирая на легкость костюма, в погоню; преследуемый также сознанием в своем преступлении, - капитан отмеривал страшные шаги на пути от Бриг-Плэса до вывески деревянного мичмана. Дверь отворилась по первому его стуку - Роб караулил неусыпно - и капитан почувствовал себя сравнительно в безопасности не прежде, как когда за ним заперлись железные затворы.

-- У-у-ух! Слава Богу!

-- Что случилось, капитан? кричал оторопевший Роб.

-- Нет, нет! отвечал капитан Коттль, изменившись в лице и прислушиваясь к стуку послышавшихся по троттуару шагов. - Но заметь себе, приятель: если какая-нибудь дама, кроме тех двух, которых ты здесь видел, прийдет сюда и станет спрашивать кэптена Коттля, говори, что такого человека здесь нет и такого имени здесь никогда не слыхали. Слышишь?

-- Можешь сказать, если хочешь, что прочитал в газетах о каком-то кэптене Коттле, который отправился в Австралию вместе с целым грузом переселенцев, и что все они поклялись никогда не возвращаться в Англию, слышишь?

На другой день, каждая проходившая мимо шляпка приводила его в страх, и он убегал из лавки наверх, спасаясь от воображаемых мистрисс Мэк-Стинджер. Фальшивые тревоги эти повторялись так часто, что капитан провел в них большую часть дня. Среди таких утомительных движений, он нашел однако время осмотреть товары инструментального мастера, которые велел Робу чистить без пощады; потом выставил у окна несколько привлекательных вещей с билетиками, на которых были выставлены цены от десяти шиллингов до пятидесяти фунтов.

После таких улучшений в лавке, капитан Коттль, окруженный инструментами, почувствовал себя человеком ученым. Как торговец Сити, он стал интересоваться лордом-мэром, шерифами и коммерческими компаниями; также точно счел обязанностью прочитывать в газетах выписки из отчетов государственного банка, хотя и не мог дать толку в цифрах, которыми они были испещрены. Флоренсу он ожидал с того самого Дня, как принял во владение деревянного мичмана, но она была далеко в гостях.

о Валтере, Соломоне Джилльсе и даже о самой мистрисс Мэк-Стинджер, как о предметах, перешедших уже в область прошлого.