Домби и сын.
Часть четвертая.
Глава VI. Открытие глаз мистрисс Чикк.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Домби и сын. Часть четвертая. Глава VI. Открытие глаз мистрисс Чикк. (старая орфография)

ГЛАВА VI.
Открытие глаз мистрисс Чикк.

Мисс Токс, незнавшая ничего касательно лесов, подмосток, лестниц и людей, у которых головы были повязаны носовыми платками, и которые глазели в окна дома мистера Домби, как летучие гении или чудные птицы, и стучали, работали и сорили на пропалую - мисс Токс, позавтракав в одно утро этого достопамятного периода, по своему скромному обыкновению, поднялась наверх, с намерением съиграть на клавикордах птичий вальс, полить цветы, стереть отвсюду пыль и, вообще, по ежедневной привычке, сделать маленькую гостиную свою образцом изящного вкуса во всем Принцесс-Плэсе.

Мисс Токс надела пару древних перчаток, употреблявшихся собственно с этою целью, и во всякое другое время тщательно скрытых в ящике столика, и принялась за дело систематически. Она начала с птичьяго вальса; потом, по естественному ходу идей, перешла к канарейке, весьма голосистой, хотя далеко не молодой и значительно вылинявшей после этого она занялась фарфоровыми украшеньицами своего жилища и, наконец, в свое время, цветами и растениями, которые подстригала весьма тщательно ножницами, по какой-то ботанической причине, пользовавшейся её особенным верованием.

Мисс Токс в это утро не скоро добралась до своих растений и вообще действовала как-то медлительно. Погода была теплая, ветр южный, и дыхание лета невольно обращало мысли мисс Токс к природ. Луч солнца завернул на Принцесс-Плэс из-за угла широкой соседней улицы, и закопченые дымом трубы запрыгали радостно под его животворным влиянием; мальчик из гостиницы Принцессиных-Гербов полил улицу и сообщил ей свежий запах, "совершенно растительный", как выражалась мисс Токс. Благоухание свежого сена, достигшее Принцесс-Плэса после столкновений по пути с другими благоуханиями, неизбежными в большом городе, достигал обоняния мисс Токс и настроил мечты её к еще большей восприимчивости впечатлений, порождаемых красотами природы.

Мисс Токс уселась на окне и задумалась о своем покойном папа ~ мистере Токс, некогда служившем отечеству в таможне, и о своем детстве, протекшем в приморском городе, среди значительного количества смолы и первобытной приморской простоты нравов. Она замечталась о лугах, покрытых полевыми цветами, из которых в прежние годы сплетала она гирлянды и венки для своих юношеских поклонников, клявшихся ей в вечной верности и ходивших в нанковых костюмах, а также и о том, как скоро завяли эти венки и гирлянды, и как неверны были клятвы юношей, ходивших в нанковых костюмах.

Сидя на подоконнике и глядя на воробьев, прыгавших на солнышке, мисс Токс подумала также о своей покойной мама, о её добродетелях и ревматизме. Когда проходил разнощик цветов с неуклюжими ногами, неся на голове корзину, от которой шляпа его сплющивалась в блин, и кричал хриплым голосом о своем товаре, мысли мисс Токс приняли такое меланхолическое направление, что она начала качать головою и подумала о том, как незаметно она может состареться.

В таком расположении духа мысли мисс Токс направились к мистеру Домби, вероятно потому-что майор уже воротился домой и сейчас только поклонился ей из своего окна. Какая другая причина могла бы заставить мисс Токс перейдти от гирлянд полевых цветов и дней своей юности к мистеру Домби? Сделался ли он веселее? Примирился ли он с приговорами судьбы? Вступит ли он когда-нибудь во второй брак, и если да, то с кем? Кому суждено быть его второю супругой?

Лицо мисс Токс зарделось внезапным румянцем - погода была жаркая - в то время, как, размышляя таким образом, она увидела в зеркале отражение своего задумчивого лица. Румянец этот вспыхнул снова, когда она увидела маленькую карету, въезжавшую на Принцесс-Плэс и направившуюся прямо к её дверям. Мисс Токс встала, поспешно взяла ножницы и чрезвычайно-прилежно подстригала свои растения в момент появления мистрисс Чинк.

-- Здорова ли, моя милая, обожаемая подруга? воскликнула мисс Токс, встречая гостью с распростертыми объятиями.

В поступи обожаемой подруги была заметна некоторая величавость, но она поцаловала мисс Токс и сказала: - Лукреция, благодарю вас. Я чувствую себя хорошо.. Надеюсь, и вы также. Гем!

У мистрисс Чикк был какой-то особенный, односложный кашель, нечто в роде предисловия к настоящему кашлю.

-- Как рано вы сегодня приехали и как это мило с вашей стороны! продолжала мисс Токс. - Вы завтракали?

-- Благодарю, Лукреция. Я завтракала. Я позавтракала рано... (Тут она как-будто почувствовала особенную любознательность касательно Принцесс-Плэса и все глядела вокруг себя) вместе с моим братом, который возвратился из Лимингтона.

-- Надеюсь, что ему лучше, мой ангел?

-- Гораздо-лучше, благодарю вас. Гем!

-- Моей милой Луизе надобно быть осторожною с этим кашлем.

-- Ничего. Это не больше, как от близкой перемены погоды. Мы должны ожидать перемены.

-- Погоды? спросила простодушно мисс Токс.

-- Во всем. Разумеется, должны. Свет очень-переменчив. Всякий, кто бы стал утверждать противное, удивил бы меня значительно и заставил бы даже усомниться на-счет своего разсудка. Перемены! воскликнула мистрисс Чикк тоном строго-назидательным. - Ах, Творец! Что на свете не переменяется! Даже шелковичный червь, которого, без сомнения, можно полагать равнодушным ко всему, вокруг него происходящему - даже атом, я уверенна, переменяется постоянно в разные неожиданные вещи.

-- Вы очень-добры, Лукреция, возразила мистрисс Чикк, несколько-смягченная. - Надеюсь, что ни одной из нас не прийдется сомневаться в другой.

-- О, я уверена в этом!

Мистрисс Чикк кашлянула раза два по-прежнему и принялась чертить на ковре разные линии кончиком парасоля. Мисс Токс, знавшая довольно-хорошо свою обожаемую подругу, которая, будучи от чего-нибудь не в духе, обыкновенно предавалась многосложной раздражительности, решилась воспользоваться этою паузой и переменить предмет разговора.

-- Извините меня, милая Луиза, но мне кажется, будто я заметила в карете мужественное лицо мистера Чикка?

-- Он там; но, пожалуйста, оставьте его в покое. У него есть газета, следовательно, он счастлив на целые два часа. Продолжайте заниматься вашими цветами. Лукреция, а мне позвольте сидеть здесь и отдохнуть.

-- Моя Луиза знает, что между такими друзьями, как мы, не может-быть вопроса о церемонии. Я потому... а потому мисс Токс заключила фразу делом, надев снова перчатки, взяв ножницы и начав подстригать свои растения с самым микроскопическим трудолюбием.

-- Флоренса также возвратилась домой, сказала мистрисс Чикк после некоторого молчания, в-продолжение которого сидела, склонив голову на одну сторону и не переставая выводить парасолем узоры: - Флоренса уже так выросла, что не может продолжать одинокую жизнь, к которой привыкла. Без сомнения, так. Конечно. Я готова чувствовать очень-мало уважения к тому, кто бы стал утверждать противное. Как бы я этого ни желала, но не могу уважить таких лиц. До этой степени мы не в состоянии приневоливать свои чувства...

Мисс Токс согласилась, хоть и не понимала, к чему все это клонится.

-- Если она девушка странная и мой брат Поль не может чувствовать себя совершенно-спокойным в её обществе, после всех горестных происшествий и ужасных огорчений, чем на это ответить? Он должен сделать усилие. Он обязан сделать усилие. Семейство наше всегда было замечательно по усилиям, которые оно делало над собою. Поль глава семейства, почти единственный, оставшийся представитель его - я себя не считаю: что такое я? Я тут особа неважная...

-- Мой милый ангел...

Мистрисс Чикк отерла глаза, которые были переполнены слезами и продолжала:

-- Значит, он непременно обязан сделать над собою усилие. Хоть это и будет для меня ударом - у меня натура такая слабая, я такая безумная, я бы скорее желала иметь вместо сердца кусок мрамора или камень из мостовой...

-- Мой ангел Луиза...

-- Но все для меня будет торжеством знать, что он не изменил себе и своему имени Домби, хотя, разумеется, я в этом всегда была убеждена. Я только надеюсь, прибавила она после новой паузы: - что и она сделается достойною этого имени.

Мисс Токс, переливавшая в это время воду из глиняного кувшина в лейку, взглянула случайно на подругу и была изумлена выразительностью, которую мистрисс Чикк придала своему лицу и с которою смотрела на нее. Мисс Токс поставила на стол лейку и села подле нея.

-- Милая Луиза, успокоит ли вас сколько-нибудь мое скромное мнение, если я скажу, что ваша юная племянница подает самые приятные надежды?

-- Что вы под этим разумеете? возразила мистрисс Чикк с удвоенною величавостью. - О каком моем замечании говорите вы?

-- О том, что она сделается достойною своего имени, мой ангел.

-- Если, сказала мистрисс Чикк с торжественною терпеливостью: - я выразилась не довольно-ясно, Лукреция, то вина в этом моя. Нет, может-быть, никакой причины, по которой мне бы нужно было выражаться о таком предмете, исключая разве существовавшей между нами короткости... надеюсь, Лукреция, ничто не нарушит её; я даже позволяю себе быть убежденною в этом. Но я желаю выразиться ясно, Лукреция, а потому, возвратившись к моему последнему замечанию, прошу вас понять, что оно вовсе не касалось Флоренсы... никак!

-- Нет, отвечала мистрисс Чикк резко и решительно.

-- Так извините меня, друг мой, я не поняла ваших слов. Боюсь, что я стала непонятливою.

Мистрисс Чикк оглядела всю комнату, потом посмотрела на улицу, на канарейку, на растения, на лейку и кувшин - словом, на все, что было в комнате, не взглянула только на хозяйку дома; наконец, взор её остановился на мисс Токс и она произнесла с величаво-поднятыми бровями:

-- Лукреция, когда я говорю о том, будет ли она достойна этого имени, то подразумеваю вторую жену моего брата Поля. Мне кажется, будто я сказала, или дала уразуметь, что брат мой намерен вступить во второй брак.

Мисс Токс поспешно встала со стула и возвратилась к своим растениям, у которых принялась остригать ветки и листья без разбора и милосердия.

-- Почувствует ли она вполне всю важность отличия, которым ее осчастливили - это другой вопрос, продолжала мистрисс Чикк также торжественно.

-- Я не теряю надежды. Мы обязаны думать хорошо друг о друге, и я не отчаяваюсь. Моего совета не спрашивали. Еслиб со мною посоветовались, то мнение мое было бы принято, конечно, очень-безцеремонно, а потому дела лучше, как они есть. Я предпочитаю это.

Мисс Токс, не поднимаясь из наклонного положения, все еще обстригала ветки и листки. Мистрисс Чикк, энергически покачивая по-временам головою, продолжала речь, как-будто грозно вызывая кого-нибудь попробовать опровергнуть ее.

-- Еслиб мой брать Поль посоветовался со мною, что он иногда и делает - или, вернее, иногда делывал: теперь уже это кончено, с меня снята ответственность (тут она начала всхлипывать истерически) благодаря Бога, я не завистлива! Еслиб брат мой пришел ко мне и спросил: Луиза, каких качеств посоветуешь ты мне искать во второй жене? Я бы, конечно, сказала: тебе нужна жена хорошей фамилии, с красотою, с достоинством, связями. Вот именно этими самыми словами я бы и выразилась, хоть везите меня на плаху! Клянусь всем священным, я бы сказала: "Поль! Тебе жениться во второй раз не на знатной! Тебе жениться не на красавице! Тебе жениться не имея в виду связей! Надобно быть совершенно без ума, чтоб осмелиться подумать, будто такия вещи возможны!"

Слова эти приостановили подстригание растений; мисс Токс, скрывая между ними свое лицо, стала прислушиваться очень-внимательно. Может-быть, ей мелькнул луч надежды в самой горячности мистрисс Чикк.

-- Я не съумасшедшая, продолжала она: - хоть и не смею считать себя женщиною высокого ума, не смотря на странность некоторых людей, которые приписывали мне это качество. И уверять меня, будто брат мой мог подумать о втором браке, который не был бы основан на этих требованиях, - он, Поль Домби! Нет, это было бы слишком-дерзко!

В-продолжение мгновенного молчания, наставшого после этих возгласов, ножницы мисс Токс слабо стригнули раза два; но лицо её оставалось незримым, а утреннее платье трепетало. Мистрисс Чикк смотрела на нее исподтишка, сквозь промежутки в листьях.

-- Брат мой, Поль, сделал, разумеется, то, чего все от него ожидали. Сознаюсь, он удивил меня, хотя вместе с тем и обрадовал. Когда Поль выехал отсюда, я никак не воображала, чтоб у него могла родиться какая-нибудь привязанность вне Лондона, и, конечно, он не был здесь влюблен ни в кого. Как бы то ни было, но партия, по-видимому, очень-приличная. Мать, без сомнения, женщина знатная и тонкая, а я не в праве разсуждать, хорошо или дурно она делает, собравшись жить в доме моего брата: это дело Поля, не мое; что же до предмета его выбора, я видела только портрет, и она должна быть красавица. Имя у нея прекрасное - Эдифь: оно необыкновенно и поразительно, продолжала мистрисс Чикк, энергически тряся головою: - следственно, Лукреция, я нисколько не сомневаюсь в ваших чувствах, если скажу, что свадьба будет очень-скоро... вы, конечно, будете от этого очень-счастливы (опять сильная выразительность в лице и голосе мистрисс Чикк). О, конечно! вы должны быть в восторге от близкой перемены в судьбе моего брата, который часто оказывал вам много любезности!

Мисс Токс не сказала ни слова, но взяла дрожащею рукою лейку и глядела вокруг себя, как-будто разсчитывая, какую часть своей мебели улучшить излиянием на нее содержавшейся в этом сосуде влаги. В момент такого кризиса чувств мисс Токс, дверь отворилась, она вздрогнула, захохотала громко и дико, и упала в объятия вошедшого, к-счастью, равно безчувственная к негодованию мистрисс Чикк и к мефистофелевской радости майора, глядевшого на эту сцену из своего окна в двойную театральную трубочку.

Не то было с бедным туземцем, испуганною опорой упавшей в обморок девицы, который, входя по поручению майора для осведомления о здоровье прекрасной соседки, очутился тут в самый момент катастрофы, повергшей на его коричневые руки нежное бремя, и налившей ему в башмак целое наводнение. Озадаченный туземец прижимал мисс Токс несколько времени к сердцу, с энергиею, сильно противоречившею его оторопелой наружности. Наконец, мистрисс Чикк, достаточно пришедшая в себя, велела ему опустить мисс Токс на софу и выйдти; лишь-только он исчез, она принялась приводить в чувство свою злополучную подругу.

При этих заботах, наружность мистрисс Чикк вовсе не показывала того трогательного участия, которым отличаются дщери Еввы, когда помогают друг другу в подобных случаях; тут не было того Франмасонства обмороков, которым оне вообще бывают таинственно связаны - нет! мистрисс Чикк скорее походила на палача, приводящого в чувство свою жертву перед началом новых пыток, когда подносила к носу мисс Токс соли, брызгала в лицо холодную воду и употребляла все испытанные воскресительные средства. Когда, наконец, мисс Токс открыла глаза и постепенно ожила, мистрисс Чикк отошла от нея, как от преступника, и смотрела на нее с величавым негодованием.

-- Как смешно падать в обморок, проговорила запинаясь мисс Токс. - Но мне сейчас будет лучше.

-- Вам сейчас будет лучше, Лукреция! возразила мистрисс Чикк с невыразимым презрением. - Вы воображали, кажется, что я слепа? Вы воображали, что для меня уже настало второе детство? Нет, Лукреция! Я вам очень обязана!

Мисс Токс устремила на свою подругу умоляющий, безнадежный взгляд, и закрыла лицо носовым платком.

_у

-- О! на что вы намекаете так жестокосердо, мой ангел? спросила мисс Токс сквозь слезы.

-- Лукреция, спросите ваше собственное сердце. Я должна просить вас перестать адресоваться ко мне в этих фамильярных выражениях. У меня осталось еще уважение к самой-себе, хотя вы, может-статься, и думаете противное.

-- О, Луиза! Как вы можете говорить со мною таким образом?

-- Как могу я говорить с вами таким образом? Таким образом! О!

-- Вы свернулись, как змея, у очага моего брата; обвились вокруг него, вкрались через меня почти в его доверенность, Лукреция, чтоб после втайне иметь на него замыслы и осмелиться подозревать возможность брачного союза с ним! Да, нелепость такой идеи почти искупает её коварство! прибавила мистрисс Чикк с насмешливым достоинством.

-- Луиза, умоляю вас, не говорите таких ужасных вещей!

-- Ужасных вещей? Ужасных вещей! Разве не положительный Факт, Лукреция, одно то, что вы сейчас не могли победить ваших чувств передо мною, набросив так искусно на глаза мои покрывало?

то, конечно, Луиза, вы не будете осуждать меня.

-- Она хочет сказать, возразила мистрисс Чикк, адресуясь ко всей мебели: - она хочет сказать, я это вижу, что я поощряла её сумасбродные замыслы!

-- Я не хочу делать упреков, милая Луиза. Не хочу жаловаться. Но в свое оправдание...

-- Да! воскликнула мистрисс Чикк с улыбкой: - вот, что она хочет выразить! Я это знала. Вы бы лучше высказали все откровенно. Говорите прямо! говорите прямо, Лукреция Токс, что бы вы ни были.

-- Есть предел, за которым снисходительность делается ее только смешною, но даже виновною. Я могу снести многое, но не слишком-многое. Не знаю, что привлекло меня сегодня в этот дом; но я имела предчувствие, мрачное предчувствие чего-нибудь особенного. Теперь, когда я постигла вас вполне, Лукреция, лучше для нас обеих, если мы не станем распространяться. Я желаю вам добра и всегда буду желать. Но как сестра моего брата, как будущая родственница его невесте и её матери, - могу ли я прибавить, как одна из Домби? - я теперь не могу пожелать вам ничего больше, кроме доброго утра!

Слова эти, произнесенные с язвительною любезностью и чувством высокого нравственного самосознания, были последними со стороны мистрисс Чикк. Она направилась к дверям, у которых голова её склонилась, как у грозного призрака, и села в карету, чтоб найдти отраду и утешение в объятиях супруга, мистера Чикка.

То-есть, говоря аллегорически: руки мистера Чикка были заняты газетою, почему объятия его не могли быть свободными. Джентльмен этот решался взглядывать на свою супругу только украдкою и не произнес ни слова в её утешение. Одним словом, он продолжал читать, мурныкая отрывки разных арий, по своей всегдашней привычке, и только no-временам посматривал на жену исподтишка, не говоря ни хорошого, ни дурного, ни равнодушного слова.

Мистрисс Чикк, между-тем, обнаруживала страшное волнение. Наконец, она не выдержала и воскликнула: "О, как широко открылись сегодня мои глаза!"

-- О, не гове^и со мною! Если у тебя достает духа видеть меня в таком положении и не спросить в чем дело, тебе лучше замолчать раз навсегда.

-- Только подумать, сказала мистрисс Чикк в роде монолога: - что она могла иметь подлый замысел породниться с нашею фамилией посредством брака с Полем! Подумать, что когда она играла в лошадки с милым ребенком, который теперь лежит в могиле - мне эти игры и в то время никогда не нравились - она скрывала такия двуличные намерения! Удивляюсь, как она не боялась какого-нибудь несчастия в наказание за свое коварство. Право, ей бы следовало ожидать этого!

-- Да и мне казалось до сегодняшняго утра, мой друг, возразил с разстановкою мистер Чикк, потирая себе переносье газетою: - будто и ты сама была однех мыслей с нею, и не считала этого ни несбыточным, ни неприличным.

-- Но с Лукрецией Токс я кончила все, сказала мистрисс Чикк, предавшаяся снова на несколько минут своим чувствам, к большому ужасу мистера Чикка. - Я могу отречься от доверенности Поля в пользу той, которая может этого стоить, и которою он намерен заменить бедную Фанни; я могу перенести извещение об этом, сделанное в обыкновенном холодном тоне моего брата, хотя он и не спрашивал моего совета, а объявил о перемене своих планов, когда все было уже решено; но обмана я не могу перенести, и с Лукрецией Токс у меня все кончено. Рука Провидения видна во всем: все на свете делается к лучшему. Обе оне из знати, и знакомство какой-нибудь мисс Токс могло бы меня компрометтировать. Я сегодня подверглась тяжкому испытанию, но, вообще говоря, не жалею об этом.

В таком истинно-христианском расположении духа, мистрисс Чикк отерла себе глаза, поправила платье и сидела как прилично женщине, которая покорна Провидению среди ударов рока и спокойна в своих горестях. Мистер Чикк, чувствуя без сомнения свою недостойность, велел кучеру остановиться на первом перекрестке, вышел из экипажа и побрел пешком, посвистывая с поднятыми превысоко плечами и запустив руки в карманы.

Между-тем, несчастная мисс Токс, которая, не смотря на страшные обвинения в измене своей "подруге", была действительно искренно привязана к ней и поглощена благоговением к величию мистера Домби, - отверженная мисс Токс орошала свои растения слезами и чувствовала, что на Принцесс-Плэсе воцарилась уже зима.