Домби и сын.
Часть пятая.
Глава I. Свадьба.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Домби и сын. Часть пятая. Глава I. Свадьба. (старая орфография)

ЧАСТЬ ПЯТАЯ.

ГЛАВА I.
Свадьба.

Разсвет, с своим бледным и безстрастным лицом, крадется продрогнув к церкви, под которою покоится прах маленького Поля и его матери, и заглядывает в окна. Холодно и темно. Ночь медлит еще на мостовой и сидит пригорюнившись в углах и закоулках угрюмого здания. Колокольня с часами возвышается над окрестными строениями, как серый маяк, поставленный тут, чтоб замечать скорость течения моря времени; но во внутрь дверей разсвет может сначала заглянуть только ночью, как-будто для того, чтоб удостовериться, действительно ли она там.

Порхая слабо вокруг церкви и заглядывая в нее, разсвет горюет о своем кратковременном владычестве, и слезы его стекают по стеклам оконниц; прислонившияся к церковной стене деревья склоняют головы и крутят свои многочисленные руки из сочувствия. Ночь, бледнея перед ним, исчезает постепенно из церкви, по все медлит внизу под сводами склепов и упрямо сидит на гробницах. Но вот приходит светлый день, полирует башенные часы, румянит шпиц колокольни, высушивает слезы разсвета и задушает его толкования; спугнутый разсвет, следуя за ночью, которую выгоняет из её последняго убежища, спасается сам под своды могильных склепов и скрывает испуганное лицо свое между мертвецами, пока не возвратится* ночь с свежими силами и не выгопит его в свою очередь.

И теперь мыши, которые хлопотали около молитвенников больше, чем их хозяева, и около подушек, на которых зубки их оставили больше следов, чем человеческия колени, мыши прячут свои блестящие глазки в норы и толпятся в страхе при громовом стуке церковных дверей. Их отворил сторож, человек важный, пришедший в церковь рано утром вместе с могильщиком; туда же пришла и мистрисс Мифф, маленькая, престарая и пресухая отворяльщица загороженных скамей, которая прождала у дверей целые полчаса, как и следует, пока не явился церковный сторож.

У мистрисс Мифф уксусное лицо, огорченная шляпка, скудно выкроенный костюм, и душа, мучимая жаждою к шиллингам и шестипенсовикам. Привычка приглашать выразительными знаками разбредшихся богомольцев, чтоб они помещались на загороженных скамьях, придала мистрисс Мифф таинственный вид; в глазах её всегда выражается мысль о сбереженном местечке с мягкими подушками, но вместе с тем и намек на денежное вознаграждение. Такого факта, как мистер Мифф, нет на свете; его нет уже целые двадцать лет, и мистрисс Мифф говорит о нем неохотно. По-видимому, он был заражен вольнодумством касательно порожних мест в церкви; хотя мистрисс Мифф и надеется, что он отправился на верх, в селения праведных, но не берется утверждать этого положительно.

Хлопочет в это утро мистрисс Мифф у церковных дверей, выколачивая пыль из покрова алтаря, из ковра и подушек, и стараясь дать всему этому самый пристойный вид; много у нея рассказов о свадьбе, которая совершится сегодня. Мистрисс Мифф слыхала, будто новая мебель и переделки в доме жениха стоили полные пять тысячь Фунгов стерлингов; да, кроме того, ей рассказывали верные люди, что у невесты нет и шести пенсов для её собственного благоденствия. Мистрисс Мифф помнит, как-будто это случилось вчера, похороны первой жены, и потом крестины, и потом опять похороны. Церковный сторож, мистер Соундс, сидевший во все это время на ступенях паперти, одобряет речь мистрисс Мифф и спрашивает, слыхала ли она, что невеста преудивительная красавица? Утвердительный ответ мистрисс Мифф произвел приятное впечатление на мистера Соундса, человека весьма-добродетельного и тучного, но записного любителя прекрасного пола.

В доме мистера Домби суета и суматоха, особенно между женщинами: ни одна из них не сомкнула глаз с четырех часов утра, и все были уже в полном параде в шесть часов. Тоулинсон кажется интереснее обыкновенного служанке дома, а кухарка замечает, что одна свадьба влечет за собою многия. Тоулинсон скрывает свои чувства и только сердится на усатого иностранца-лакея, нанятого для сопровождения счастливой четы в Париж, уверяя, будто от иностранцев никто еще не видал добра. В доказательство, он приводит пример Бонапарте: а до чего он дожил?

Кондитер трудится неутомимо в похоронной столовой зале Брук-Стрита, а весьма-высокие молодые люди смотрят на его приготовления весьма-внимательно. От одного, из них уже сильно пахнет хересом, и речи его становятся сбивчивы.

Звонари и оркестр странствующих музыкантов также пронюхали свадьбу и практикуются с величайшим усердием. Ожидание и треволнения распространились на далекое разстояние. Конторский разсыльный Перч привез мистрисс Перч, чтоб доставить ей удовольствие видеть свадьбу и провести день в обществе прислуги мистера Домби. Мистер Тутс наряжается на своей квартире, как-будто и он по мёньшей мере жених: он решился смотреть на церемонию из потаенного уголка галереи и привести туда Чиккена, которому хочет во что бы ни стало показать Флоренсу; а Чиккен, между-тем, уписывает на его кухне бифстекс целыми Фунтами. На Принцесс-Плэсе, мисс Токс уже встала, и, не смотря на свою горькую печаль, также готовится дать шиллинг мистрисс Мифф и получить от нея местечко в каком-нибудь уединенном уголку. Под вывескою деревянного мичмана все на ногах: капитан Коттль, в парадных сапожищах с кисточками, сидит за завтраком и слушает Роба-Точильщика, которому велел читать вслух брачное богослужение, чтоб понять вполне торжественность предстоящей церемонии, при чем он предоставил "амини" себе и произносит их громко с самодовольным видом.

Кроме всего этого и многого другого, двадцать молодых кормилиц из улицы мистера Домби обещали двадцати молодым матерям, только-что разрешившимся от бремени, посмотреть свадьбу и рассказать все до малейших подробностей. Действительно, церковный сторож, мистер Соундс, имеет основательную причину чваниться, поместившись торжественно и в полном параде на паперти, в ожидании свадебного поезда! Действительно, мистрисс Мифф имеет основательную причину гневаться на неугомонных ребятишек, дерзающих появляться слишком-близко около церкви!

Кузен Финикс приехал на свадьбу нарочно из-за границы. Кузен Финикс был уже взрослым юношей, лет за сорок; но приемы и наружность его так юношественны, он так хорошо сохранился, что незнакомые с ним люди удивляются, когда открывают морщины на лице милорда, или замечают в нем несовершенную уверенность, туда ли он идет, куда нужно, когда он переходит через комнату. Но кузен Финикс в начале своего утренняго туалета и кузен Финикс по окончании туалета - люди совершенно-непохожие друг на друга.

Мистер Домби выходит из уборной и разгоняет своим появлением собравшуюся на лестнице толпу женщин; одна только мистрисс Перч, находясь в "интересном положении", не в силах удалиться, и очутилась перед ним; она низко приседает в невыразимом смущении и подвергает значительной опасности будущого члена дома Перча. Мистер Домби переходит в гостиную, для ожидания назначенного часа, и смотрит необыкновенно-великолепно в новом синем Фраке и лиловом жилете; по всему дому разносится шопот, что волосы его завиты.

Двойной стук в двери возвещает приезд майора Бэгстока, также разряженного до нельзя, посинелого еще более, с чудовищным букетом "в петличке Фрака и также круто-завитого.

-- Домби! восклицает он, протягивая обе руки: - как вы себя чувствуете?

-- Здравствуйте, майор.

-- Клянусь Юпитером, сэр! Джое Б. сегодня утром в таком расположении духа, что, годдэм! он чуть не намерен съиграть двойную свадьбу, сэр, и жениться на матери.

Мистер Домби улыбается - но слабо даже для него: мистер Домби чувствует, что вступает в родство и с матерью, над которою, при настоящих обстоятельствах, подшучивать непозволительно.

-- Домби, обещаю вам счастие! восклицает майор, заметивший это. - Поздравляю вас, Домби! Клянусь Богом, сэр, вам сегодня можно позавидовать больше, чем кому-нибудь в целой Англии!

Мистер Домби допускает и это с некоторым ограничением: он делает даме своего выбора большую честь и, без сомнения, ей должно завидовать еще больше.

-- А что до Эднои Грэнджер, сэр - нет во всей Европе женщины, которая бы не отдала охотно свои уши и серьги, чтоб только быть сегодня на месте Эдифи Грэнджер!

-- Домби, вы это сами знаете. Между нами не должно быть ложной деликатности. Вы это знаете... Знаете ли вы это, или нет, Домби? возразил майор почти с гневом.

-- О, право, майор...

-- Годдэм, сэр! Известен ли вам этот Факт, или нет? Домби! Джое ваш друг или нет? Позволяется ли крутому и тугому Джое Б. говорить прямо, или ему держаться в стороне, на церемониях?

-- Любезный майор Бэгсгок, сказал мистер Домби с самодовольным видом: - вы начинаете горячиться.

-- Годдем, сэр! Я разгорячился. Джош Б. не опровергает этого, Домби. Он расходился. Такой случаи, сэр, должен вызвать наружу все чувства симпатии, какие только остались в этом старом, изношенном, адском, разбитом туловище тугого Джое. Я вам скажу вот что, Домби: в такия эпохи, человек должен выболтать долой с души все, или надеть намордник, а Джозеф Бэгсток говорит вам в глаза, Домби, так же, как говорит в своем клубе у вас за Спиною, что он никогда не наденет намордника, когда дело идет о Поле Домби. Теперь, годдэм, сэр, заключил майор с грозною твердостью: - что вы на это скажете?

-- Майор, уверяю вас, я вам премного благодарен. Я вовсе не имел в мыслях удерживать вашу слишком-пристрастнуго дружбу.

-- Вовсе не пристрастную, сэр! Нет, Домбц, я этого не признаю!

-- Тогда я скажу: вашу дружбу, любезный майор. Я очень помню, как много ей обязан.

-- Домби, вот рука Джозефа Бэгстока - простого, старого Джое Б., сэр! Вот рука, о которой его королевское высочество покойный герцог Йоркский осчастливил меня замечанием, сэр, его королевскому высочеству покойному герцогу кептскому, что это рука Джоша, крутого и тугого старого забияки. Домби, да будет это мгновение наименее-несчастным в нашей жизни! Благослови вас Бог!

Входит мистер Каркер, разодетый и улыбающийся как истинный свадебный гость. Он едва может решиться выпустить руку мистера Домби, которую пожимает с самыми теплыми поздравлениями; потом жмет руку майора так искренно, что голос его дрожит, скользя по белым зубам.

-- Самый день радуется нашей радости, говорит мистер Каркер. - Погода ясная и веселая! Надеюсь, _# я не опоздал ни одним мгновением?

-- Пунктуальны до-нельзя, сэр, отвечает майор.

-- Очень-рад. Я боялся, что опоздал несколько секунд - меня задержала целая процессия телег, и я взял смелость объехать кругом через Брук-Стрит, чтоб оставить несколько редких цветов для мистрисс Домби. Человек в моем положении, отличенный честью приглашения, приносит с гордостью какой-нибудь знак своего верноподданничества; так-как мистрисс Домби, наверно, одарена без счета всем дорогим и великолепным - он бросил странный взгляд на своего патрона - то надеюсь, что самая бедность моего приношения доставит ему милостивый прием.

-- Мистрисс Домби, то-есть, будущая, мистрисс Домби, возразил снисходительно мистер Домби: - наверно будет вам признательна за такое внимание, Каркер.

-- А если ей суждено быть мистрисс Домби сегодня утром, то нам пора ехать, сэр! заметил майор.

Мистер Домби, майор Бэгсток и мистер Каркер поехали в церковь вместе. Церковный сторож, мистер Соундс, встретил их на паперти, держа свою треугольную шляпу в руке. Мистрисс Мифф приседает и предлагает стулья в ризнице, но мистер Домби предпочитает подождать в самой церкви. Когда взор его обратился к органу, мисс Токс на галерее отшатнулась назад и спрятала лицо заколонной. Капитан Коттль, напротив, встает и махает своим крючком в знак приветствия и одобрения. Мистер Тутс извещает Боевого-Петуха, что важный джентльмен отец предмета его страсти, а гот отвечает хриплым шопотом, что по его мнению, хоть этот господин и смотрит "надежно", но наука боксёрства предлагает ресурсы, которыми его можно"сдвоить" хорошим тычком "в жилет".

Мистер. Соундс и мистрисс Мифф смотрят на мистера Домби в почтительной дистанции. Раздался стук колес на улице, и мистер Соундс вышел. Мистрисс Мифф, встретя взгляд мистера Домби после того, как он останавливался на мгновение на юродивом капитане Коттле, раскланивавшемся с такою любезностью, отвешивает книксен и сообщает ему, что это, вероятно, приехала его "добрая лэди". Народ столпился и шепчется у дверей, и "добрая лэди" входит.

На лице её не видно ни малейшого следа страданий прошлой ночи; в осанке и приемах её нет и тени той женщины, которая опустилась на колени и успокоила свою бурную голову в прекрасном самозабвении, на подушке спящей девушки. Девушка эта, прелестная, кроткая, невинная, подле нея - резкая противоположность с её собственною презрительною и горделивою фигурой, которая стоит прямо, спокойно, с непреклонною волей, блестящая и величественная в зените прелестей, но презрительно попирающая возбуждаемый ими восторг.

Настает краткая пауза, пока мистер Соундс пошел за пастором и его помощником. Мистрисс Скьютон воспользовалась этим и говорит мистеру Домби выразительнее обыкновенного, придвигаясь ближе к Эдифи: - Мой милый Домби, я боюсь, что должна отказаться от нашего ангела Флоренсы и отпустить ее домой, как она сама желала. После моей сегодняшней утраты, милый Домби, у меня не достанет сил даже для её общества.

-- Разве ей все-таки не лучше оставаться у вас? возразил жених.

-- Не думаю, милый Домби. Нет. Мне лучше оставаться одной. Кроме того, Эдифь будет в претензии. А, Эдифь?

а жмет руку дочери, может-быть, для того, чтоб обратить хорошенько её внимание на слова свои.

-- Нет, милый Домби. Я откажусь от нашего обворожительного дитяти, чтоб на него не пала часть моей грусти. Мы это сейчас решили. Она понимает это вполне. Эдифь, мой ангел, она понимает это вполне?

Нежная мама опять жмет руку дочери. Мистер Домби не делает возражений, потому-что являются пастор и его помощник. Мистрисс Мифф и церковный сторож идут на свои места к решетке.

-- Кто отдает эту женщину в замужство за этого мужчину? произнес пастор.

Это лорд Финикс, приехавший нарочно для свадьбы из Баден-Бадена. - Чорт возьми! говорил там лорд Финикс, существо очень-добродушное: - когда богатый малый из Сити поступает к нам в родню, ему надобно оказать кой-какое внимание.

-- Я отдаю эту женщину в замужство за этого мужчину, отвечает он пастору, про чем в разсеянности чуть не подвел к жениху одну старую девицу, только десятью годами моложе мистрисс Скьютон, дальнюю родственницу, взятую в свидетельницы бракосочетания.

-- И будут ли они, пред лицом неба, любить..?

Да, будут. Мистер Домби говорит, что будет. А Эдифь?.. И она также.

Итак, с сего дня на будущее время, в радости и горе, в богатстве и бедности, в здоровьи и болезни, они клянутся пред лицом Всевышняго любить друг друга неизменно, пока смерть не разлучит их. Все кончено. Они обвенчаны!

Твердою, свободною рукою невеста подписывает свое имя в свадебном реестре, когда они перешли в ризницу. У Флоренсы рука дрожит во время подписи. Наконец, подписываются все присутствующие, и лорд Финикс после всех: он изображает свое вельможное имя не там, где нужно, и свидетельствует, будто-бы он родился в это самое утро.

По принятому старинному обычаю, все подходят цаловать молодую супругу. Майор делает это с воинственною любезностью; примеру его следуют кузен Финикс и даже мистер Домби. Наконец, подходит к Эдифи мистер Каркер, которого зубы блестят, как-будто он располагает укусить ее скорее, чем вкусить сладость с уст её.

На гордой щеке Эдифи зарделся румянец, и глаза сверкнули огнем, который должен бы был остановить мистера Каркера, но не остановил его, и он сделал свое дело как все прочие, и пожелал ей всякого счастия.

-- Если желания, прибавил он в-полголоса: - не будут излишними, когда дело идет о таком браке.

-- Благодарю вас, сударь, отвечала она, сжав губы и с волнующеюся грудью.

Не чувствует ли Эдифь по-прежнему, как в ту ночь, когда она знала о намерении мистера Домби просить её руки, что Каркер постигает ее насквозь, читает в её сердце, и что она унижена его проницательностью больше, нежели чем-нибудь? Не по этой ли причине надменность её упадает перед его улыбкой и повелительный взгляд опускается, встречая его взгляд, и невольно смотрит в землю?

-- Вижу с гордостью, говорит мистер Каркер с подобострастным наклонением головы, которое уличает во лжи его глаза и зубы: - вижу с гордостью, что мое смиренное приношение осчастливлено рукою мистрисс Домби и пользуется таким завидным местом при таком радостном случае.

подле и разговаривал с майором, и снова горда, неподвижна и безмолвна..

Кареты подъезжают к церковной паперти. Мистер Домби ведет под руку молодую супругу через густую толпу зрителей и зрительниц. Клеопатра и кузен Финикс садятся в ту же карету. В следующей помещаются Флоренса, дальняя родственница, чуть непопавшая в невесты, майор и мистер Каркер. Лошади играют и горячатся; кучера и лакеи блестят новыми богатыми ливреями, букетами и бантами. Экипажи с громом покатились по улицам; тысячи голов оборачиваются, чтоб взглянуть на поезд, и тысячи моралистов-холостяков утешают себя в безбрачном состоянии мыслью, что такое счастие не может быть долговременно.

Мисс Токс выходит из-за колонны, когда все затихло, и медленно спускается с галереи. Глаза её красны, а носовой платок мокрёхонек. Она огорчена, но не озлоблена, и надеется, что новая чета будет счастлива. Она внутренно допускает преимущество красоты Эдифи перед своими собственными увядшими прелестями; но величавый образ мистера Домби в лиловом жилете все рисуется перед её мысленными взорами, и она снова плачет под вуалью, направляясь домой к Принцесс-Плэсу. Капитан Коттль, которого хриплый голос присоединялся ко всем "аминям", очень доволен собою и проходит через церковь с миром в душе и лакированною шляпой в руках. Щеголеватый Тутс оставляет храм в сопровождении Чиккена, терзаемый страданиями любви. Чиккен еще не изобрел способа овладеть сердцем Флоренсы, но крепко держится за первоначальную мысль касательно "сдвоения" мистера Домби посредством классического тычка "в жилет". Прислуга мистера Домби вылезает из своих обсервационных пунктов и готовится отправиться в Брук-Стрит; по ее задержало внезапное нездоровье мистрисс Перч, которая возбуждает серьёзные опасения; однако мистрисс Перч скоро поправилась и уведена благополучно. Мистрисс Мифф и мистер Соундс садятся на ступенях паперти и считают приобретенное в этот достопамятный день, а могильщик начинает похоронный звон в колокола.

Кареты подъезжают к дому невесты; странствующая музыка гремит, марионетки действуют на-пропалую; народ зевает, толпится и толкается, чтоб не упустить случая взглянуть, как торжественно мистер Домби ведет мистрисс Домби в чертоги Финиксов, куда следует за ними все остальное свадебное общество. Но от-чего мистер Каркер, проходя через толпу к дверям, подумал о старухе, с которою встретился в роще около Лимингтона? Или от-чего Флоренса, идучи за отцом, подумала с трепетом о своем детстве, когда она заблудилась, и о лице "доброй" мистрисс Броун?..

В доме поздравления возобновляются; число гостей прибывает, но не очень; все оставляют гостиную и располагаются в темно-коричневой столовой зале, которую никакия усилия не могут осветить или заставить смотреть веселее. Там в совершенной готовности роскошный завтрак. В числе прочих гостей, к обществу присоединились мистер и мистрисс Чикк. Мистрисс Чикк удивляется, что Эдифь создана самою природой такою совертенною Домби; она любезна и разговорчива с мистрисс Скьютон, которая свалила с плечь гору и не отказывается от шампанского. Все общество, однако, холодно и спокойно, и избытком веселости не оскорбляет почернелых картин и гербов. Кузен Финикс и майор Бэгсгок веселее всех, а мистер Каркер улыбается всему обществу; но для молодой супруги у него особенная улыбка, которую она встречает очень, очень-редко.

-- Клянусь честью, начинает он: - хоть такия вещи и довольно-необыкновенны в доме частного джентльмена, но я должен просить позволения пригласить вас выпить, что называется... то-есть, я предлагаю тост!

-- То-есть, что называется, но в сущности это не... тут кузен Финикс замолчал.

-- Слушайте его, слушайте! воскликнул майор тоном глубокого убеждения.

-- То-есть, оказия, в которой общепринятые обыкновения можно несколько оставить в стороне, заговорил опять кузен Финикс: - хоть я и никогда не был оратором, даже сидя в нижнем парламенте, где имел честь поддерживать своим голосом адрес, после чего захворал на две недели с полным убеждением в неудаче...

Майор и мистер Каркер пришли в такой восторг от этого отрывка индивидуальной истории, что кузен Финикс засмеялся и, обращаясь собственно к ним, продолжал:

-- В сущности, я был чертовски болен. А между-тем, знаете, чувствую, что на мне лежит обязанность. А когда обязанность лежит на истинном Британце, то, по-моему, он обязан исполнить ее как может. Прекрасно! Сегодня наша Фамилия имела приятность соединиться родством, через особу моей прелестной кузины, которую, что называется, я теперь вижу перед собою...

-- Перед собою. Родством... с человеком, что называется... то-есть, который... я хочу сказать, на которого палец презрения никогда... в сущности, с моим почтенным другом Домби, если он позволит мне называть его таким образом.

Кузен Финикс поклонился мистеру Домби, который торжественно ответил тем же.

-- Я не имел случая познакомиться короче с моим другом Домби, которого качества делают одинаковую честь его голове и, то-есть, в сущности, его сердцу; это от-того, что несчастие привело меня - как мы говаривали в мое время в шикнем парламенте, когда не было обычая подшучивать над верхним и парламентския дела шли получше теперешняго - то-есть, я был в другом месте!

С майором сделались судороги от восторга.

мне будет особенно приятно принять моего друга Домби и всех здесь присутствующих, в Баден-Бадене, где я имею случай представить всех великому герцогу. Однако, я знаю достаточно мою прелестную родственницу и убежден вполне, что она обладает всеми качествами, которые могут осчастливить мужа, и что брак её с моим другом Домби по склонности и взаимной привязанности с обеих сторон...

Мистер Каркер участил свои улыбки.

-- А потому я поздравляю фамилию, которой имею честь быть членом, с приобретением моего друга Домби. И поздравляю моего друга Домби с браком с моею прелестною кузиной, и беру смелость пригласить всех вас, то-есть, в сущности, поздравить моего друга Домби и мою прелестную родственницу!

Речь лорда Финикса заслужила общее одобрение, и мистер Домби благодарит его за себя и за мистрисс Домби. Вскоре после того Джое Б. предлагает выпить за здоровье мистрисс Скьютон. Когда это кончилось, краткое оживление завтрака замерло снова, оскорбленные гербы отомщены, а Эдифь встала и пошла одеваться по-дорожному.

Между-тем, вся прислуга завтракала внизу; шампанское сделалось там до невероятной степени обыкновенным и не обращало на себя ни чьего особенного внимания. Все развеселились, особенно дамы, на лицах которых господствовала значительная краснота. Кухарка мистера Домби предложила отправиться после завтрака в театр, на что согласились все, не исключая туземца, которого вино превращает в тигра, и которого глаза паводят ужас на дам. Один из превысоких молодых лакеев предлагает после театра бал, и никто, даже не исключая мистрисс Перч, раскрасневшейся больше прочих, не находит тому препятствий. Наконец, среди тостов, речей и веселья, приходит известие, что молодые уезжают, и все бегут на крыльцо.

Флоренса спешит к ней, чтоб проститься.

Разве Эдифь озябла, что она так дрожит? Разве есть что-нибудь сверхъестественное или злокачественное в прикосновении Флоренсы, от чего прекрасные Формы молодой как-будто скорчиваются судорогами? Не-уже-ли Эдифь до того торопится ехать, что успевает только махнуть рукой, пробежав через сени в экипаж, который быстро умчал ее из глаз с новым супругом?

Мистрисс Скьютон, которую одолели материнския чувства, опускается на софу в позе Клеопатры и проливает несколько слез, услыша стук колес отъезжающей кареты. Майор старается успокоить ее, но она ни за что не хочет быть успокоенною, и потому майор откланивается и уходит. Кузен Финикс и мистер Каркер также откланиваются и уходят; за ними и все гости. Клеопатра, оставшись одна, чувствует легкое головокружение и засыпает крепким сном.

Головокружение начинает господствовать и внизу; все пировавшие мужчины и женщины упадают духом. Мысль дурного дела преследует всех, и каждый смотрит на сотоварища в веселии, как на сотоварища в преступлении; все избегают друг друга и думают, как бы разстаться и потом вовсе не сходиться. Никто и не помышляет о театре, а еще менее о бале. Наконец, все уплетаются во-свояси.

блестящий наряд, она надевает свое простое траурное платье но милом Поле, и садится читать; Диоген разлегся на полу подле и подмигивает. Но чтение не iiдет ей на ум. Дом кажется ей новым и чужим, и в нем раздаются громкие отголоски. На сердце её бремя; она не знает, почему и что это такое - но ей тяжело. Флоренса закрывает книгу, и косматый Диоген начинает к ней ласкаться. Но несколько времени она видит его как-то неясно: между ним и её глазами носится туман, в котором сияют, как ангелы, образы её покойной матери и маленького Поля. Валтер также, бедный, странствующий, терпевший кораблекрушение Валтер... о, где он?

анекдоты о Бэгсгоке, сэре, на свадьбе у Домби, и о лорде Финиксе, чертовски джентльменистом приятеле старого Джое Б. А лорд Финикс, которому следовало бы спать спокойно в отели Лонга, очутился, сам не зная как, перед игорным столом, к которому его привели своенравные ноги, может-статься, даже наперекор его собственному желанию.

Ночь, как исполин, наполняет церковь от помоста до крыши и владычествует в часы тишины и общого спокойствия. Бледный разсвет снова заглядывает в окна; потом уступает место дню, видит, как ночь скрывается под сводами склепов, следует за нею, выгоняет ее, и прячется между мертвецами. Робкия мыши снова толпятся между собою, когда церковная дверь отворяется с громом, и входят мистер Соундс и мистрисс Мифф. Опять треугольная шляпа одного и огорченная шляпка другой стоят поодаль во время свадебной церемонии, и опять этот мужчина берет в замужство эту женщину, на торжественном условии:

"С сего дня на будущее время, в радости и горе, в богатстве и бедности, в здоровьи и болезни, перед лицом Всевышняго, любить друг друга неизменно, пока смерть не разлучит их."

Эти уже самые слова повторяет мистер Каркер, едущий верхом по городу, с зубами, оскаленными до-нельзя.