Домби и сын.
Часть шестая.
Глава II. Мисс Токс возобновляет старинное знакомство.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Домби и сын. Часть шестая. Глава II. Мисс Токс возобновляет старинное знакомство. (старая орфография)

ГЛАВА II.
Мисс Токс возобновляет старинное знакомство.

Злополучная мисс Токс, покинутая своим другом, Луизою Чикк, и лишенная милостей мистера Домби - так-как пары щегольских карточек новобрачных, перевязанной серебряной ниткой, не было видно за каминным зеркалом Принцесс-Плэса, или на клавикордах, или на каком бы то ни было праздничном месте выставки - мисс Токс упала духом и значительно страдала от меланхолии. Птичьяго вальса на время не было слышно на Принцесс-Плэсе; растения были запущены, и пыль покрыла миньятюрный портрет её предка с напудренною головою и косой.

Масс Токс, однако, не была еще в таких летах или такой комплекции, чтоб могла долго предаваться безполезной скорби. Две только ноты клавикорд не действовали от недостатка практики, когда птичий вальс защебетал снова в тесной гостиной; один только куст гераниума пал жертвой небрежения до того времени. когда она снова собралась поливать и лелеять свои растения регулярно по утрах; напудренный предок оставался запыленным только шесть недель, по истечении которых мисс Токс снова подышала на его лицо и отполировала его куском замши.

А все-таки мисс Токс жила в одинокой грусти. Привязанности её, как смешно оне ни проявлялись, были искренни и сильны; она была, по её собственному выражению, "глубоко удивлена незаслуженным жестокосердием Луизы". Но в состав мисс Токс не входило злопамятство. Если она прошла не жизненному пут сладкоречиво и без собственных мнений, то не имела и буровых страстей. Один вид Луизы Чикк, которую она подглядела однажды на улице, в значительном разстоянии, подействовал до того на её мягкую натуру, что она бросилась искать убежища в случившейся по близости лавке пирожника, и там, в темной горенке, посвященной поглощению супов и пропитанной атмосферой бульйона из бычьих хвостов, облегчила свою грудь ручьями слез.

Мисс Токс не находила никаких причин жаловаться на мистера Домби. Благоговение её к нему было так велико, что однажды, удалясь у него из вида, она вообразила будто и всегда была в неизмеримом разстоянии от этого джентльмена, который оказывал ей необыкновенное снисхождение, позволив приблизиться к своей особе. По искреннему убеждению мисс Токс, никакая жена не могла быть для него слишком-прекрасною или слишком-важною; она проливала слезы при таком предположении и допускала его вполне, по двадцати раз в день. Ей никогда не приходила на ум надменность, с которою мистер Домби подчинил ее своему удобству и прихотям, дозволив быть одною из нянек его маленького сына; она помнила только, до её собственным словам, что "провела в этом доме много счастливых часов, за которые должна быть благодарна", и что "никогда не перестанет считать мистера Домби одним из достойнейших и замечательнейших людей".

Отрезанная от немилосердой Луизы и робея майора - на которого вечер смотрела она с некоторою недоверчивостью - мисс Токс находила весьма-неприятным свое теперешнее неведение о происходящем в доме мистера Домби. Так-как она действительно считала "Домби и Сына" в роде оси, около которой вообще вращается мир, то решилась, в надежде приобрести какие-либо известия о столь-интересном для нея предмете, отьискат свою старую знакомку мистрисс Ричардс; она знала, что мистрисс Ричардс, после её последняго достопамятного появления перед дивом мистера Дорби, видится иногда с его прислугою. Может-быть, мисс Токс, отъискивая Тудлей, следовала тайному влечению сердца найдти Кого-нибудь, хотя из самого смиренного звания, с кем бы можно было потолковать о мистере Домби.

Как бы то ни было, мисс Токс направилась однажды вечером к Тудлям. Мистер Тудль, в это время, пропитанный сажею и пеплом, освежал себя чаем в недрах своего семейства. Мистер Тудль знал только три разряда существования: или они освежался и подкреплялся в вышеупомянутых недрах, или проносился по земной поверхности с быстротою от двадцати-пяти до пятидесяти миль в час, или спал после трудов. Он был всегда или в вихре или в затишьи, и в том и другом случае человеком мирным и незаносчивым, передав, по-видимому, бурливость житейскую своим машинам, которые горячились, фыркали, пыхтели, рвались, дымились и выбивались из сил безпощадно, тогда-как сан он вел жизнь смирную и ровную.

-- Полли, сразил он, имея на каждом колене по юному Тудлю, тогда-как двое других готовили ему чай, да еще множество было разсыпано вокруг - у мистера Тудля был всегда хороший запас детей: - ты давно не видала вашего Байлера?

-- Нет, да он наверно прийдет сегодня вечером. Сегодня его вечер, и он его не пропустит.

-- Я полагаю, ваш Байлер теперь на хорошей дороге, а? Полли?

-- О, конечно!

-- А не до каким-то скрытным делам - а?

-- Нет! возразила мистрисс Тудль увесисто.

-- Очень-рад, Полли, что он не во скрытным делам, заметил мистер Тудль с разстановкой и ковыряя складным ножом в своем хлебе и масле, как в топке паровоза: - а то это смотрит нехорошо; так ли, Полли?

-- Конечно, отец. Как можешь ты спрашивать об этом!

-- Видите, вы, ребятишки, сказал мистер Тудль, обратясь ко всему своему семейству: - надобно делать все честно и открыто. Если вы будете в разрезах или туннелях, то не возитесь там в-тихомолку, а свищите во все пары, чтоб знали где вы.

-- Да от-чего ты говоришь это на-счет Роба, отец? спросила с безпокойством жена.

-- Полли, моя старуха, я не знаю, чтоб говорил особенно на-счет Роба, право. Я "тронулся" начиная с него; потом подъехал к "ветви"; там взял, что нашлось, а вот явился целый поезд мыслей, которые прицепились к нему прежде, чем я узнал, где я и откуда оне. Что за удивительная "прицепка" человеческия мысли! Пра...во!

Такое глубокомысленно разсуждение мистер Тудль промыл вниз вместительною кружкою чая и продолжал упрочивать его тяжеловесным количеством хлеба с маслом. При этом случае, он посоветовал дочерям смотреть, чтоб было больше кипятку, так-как он чувствует в глотке большую сухость и опорожнит "целый вид" кружек для утоления жажды.

Удовлетворяя себя, однако, мистер Тудль не забывал своих младших "ветвей", которые хотя уже и поужинали, но все-таки были не прочь от иррегулярных кусков, всегда чрезычайно-приятных. Отец услаждал ими детей, выставляя массивные ломти хлеба с маслом, от которых все семейство откусывало поочереди, в законной последовательности, и раздавая им также правильно чай по ложечкам: гостинцы эти доставляли юным Тудлям такое удовольствие, что они после каждого вкушения принималась прыгать, плясать, скакать на одной ножке и выражать своя чувства разными гимнастическими доказательствами. Уходившись, они снова сталпливались вокруг мистера Тудля и глядели пристально, как он уписывал еще ломти хлеба и маслом; притворяясь, впрочем, как-будто они не имеют никакого дальнейшого порыва на эти съестные вещества, но разговаривают о посторонних предметах и сообщают друг другу мысли свои по доверенности, шопотом.

Мистер Тудль, среди своего семейства, которому подавал превосходный пример касательно аппетита, мысленно перевозил и Бирмингэм двух сидевших у него на коленях младших Тудлей, с отдельным поездом, и созерцал остальных через бруствер из хлеба и масла, как вдруг явился Роб-Точильщик в своей зюдвестке и траурном наряде, и был встречен общим стремлением к нему братьев и сестер.

-- Ну, что, мать? Здорова ли ты? сказал Роб, цалуя ее почтительно.

-- Вот мой мальчик! закричала Полли, обнимая и трепля его по спине. - Секреты! Бог с тобою, отец, какие у него секреты!

Это замечание адресовалось к мистеру Тудлю, для его частного сведения; но Роб-Точильщик, чувствовавший себя не без греха, поймал эти слова на лету.

-- Как! Отец опять говорил что-то про меня? воскликнул он с видом обиженной невинности. - Ох, какое горе, когда раз залетишь вкось! А потом жди каждый раз, что родной отек станет попрекать тебя этим за стеною. Право, этим можно заставить сизака пропасть и сделать что-нибудь с досады! кричал Роб, прибегая к своим обшлагам в знак горести.

-- Мой бедный мальчик! возразила Полли; - отец не думах ничего худого!

-- А если отец не думал, хныкал обиженный Точильщик: - так зачем толковать такия вещи, мать? Никто не думал обо мне и вполовину так дурно, как мой родной отец. Ну, право, я бы хотел, чтоб мне кто-нибудь отхватил голову! Отцу, я думаю, было бы мало горя и я бы лучше хотел, чтоб это сделал он, а не тот.

От таких отчаянных слов, все юные Тудли поддали единогласный визг - Точильщик усилил эффект этого визга, уговаривая их иронически, чтоб они не плакали за него, так-как они должны его ненавидеть, если они добрые мальчики и девочки. Этим он до того растрогал второго Тудля с конца, что тот, весьма-чувствительный вообще, поперхнулся и побагровел. Мистер Тудль, растерявшись от отчаяния, поднес его к ушату, с водою и верно сунул бы туда, еслиб тот не оправился от воззрения на этот инструмент.

Когда дела дошли до этого, мастер Тудль объяснился; добродетельные чувства его сына успокоились; они пожали друг другу руки, и гармония воцарилась снова.

-- Хочешь делать по-моему, Байлер, мои милый? спросил отец, принявшись за чай с новым усердием.

-- Нет, отец, благодарю. Мы пили чай с хозяином.

-- Я что хозяин, Роб? сказала Полли.

-- Да, право, не знаю, мать. Им нечего похвастать. Дело не идет на лад, видишь. Он ничего не понимает в деле, этот кэп'н. Сегодня еще приходил в лавку кто-то и говорит: мне нужно то и то, говорит... какое-то мудреное имя. - "А что такое?" спрашивает кэп'н. - То и то, отвечает другой. - "Почтенный" говорит кэп'ни?: "не хотите ли вы сделать обсервацию по всей лавке?" - Ну, говорит тот, я осмотрел. - "Нашли вы, что вам нужно?" говорит кэп'н. - Нет, не нашел, говорит тот. - "А вы узнаете ту вещь, которую вам нужно, когда ее увидите? и говорит кэп'н. - Нет, говорит тот. - "Ну, приятель" говорит кэп'н; "так вы лучше ступайте да спросите у добрых людей, какова она с виду, потому-что и я этого не знаю!"

-- Ну, этак мудрено разбогатеть! заметила Полли.

-- Не остаться на этом месте, Роб! воскликнула мать, между-тем, как мистер Тудль вытаращил глаза.

-- Но на этом месте, может-быть, возразил подмигивая Точильщик. - Ничего нет мудреного... друзья при дворе, знаешь... но не заботься, мать. Все ладно!

В этих намеках и в таинственности Точильщика было столько неосторожных доказательств недостатка, о котором говорил его отец при самом начале, что ему бы опять пришлось обижаться, а семейству его визжать; но, к счастию всех, показалась в ту. самую минуту в дверях посетительница, которой появление изумило Полли до нельзя, и которая улыбалась всем присутствующим с видом ласкового покровительства.

-- Каково поживаете, мистрисс Ричардс? сказала мисс Токсь.

-- Я пришла к вам в гости. Можно войдти?

Доброе лицо Полли засияло гостеприимным ответом, и мисс Токс, приняв, поданный ей стул и поздоровавшись благосклонно с мистером Тудлем, развязала ленты своей шляпки и сказала, что, во-первых, она должна просить милых детей, от первого до последняго, прийдти и поцаловать ее.

Второй Тудль с конца, родившийся, по-видимому, под влиянием злополучной планеты, не мог принять законного участия в том всеобщем цаловании: он, забавляясь "зюдвесткою" Роба, надел ее задом наперед и надвинул себе на голову до того, что никак не мог снять; случай этот, представляя его испуганному воображению печальную картину того, как он проживет остаток дней своих во мраке и в безнадежной разлуке с друзьями и родными, заставил его отчаянно барахтаться и испускать задушенные крики. Когда его высвободили, то нашли, что лицо его было очень-разгорячено, красно и влажно; мисс Токс посадила его к себе на колени, сильно утомленного.

-- Вы, я думаю, почти забыли меня? сказала мисс Токс ласково мистеру Тудлю.

-- Нет, мэм, нет, возразил тот. - Но все мы стали с того времени немножко-постарее.

-- А как вы поживаете, сэр?

-- Хорошо, мэм, благодарю вас. А вы каково поживаете, мэм? ревматики до вас не добрались, мэм? Всем нам приходится их бояться, когда делаемся старее.

-- Благодарствуйте; я еще не чувствую этой болезни.

-- Вы очень-счастливы, мэм. В ваши лета, мам, много народу мучится ими. Вот, была моя мать... Но тут, поймав взор жены, мистер Тудль, весьма-разсудительно утопил остаток своей речи в другой кружке с чаем.

-- Вы верно не скажете, мистрисс Ричардс, вскричала мисс Тойс, глядя на Роба: - что это ваш...

-- Старший, мэм. Да, так точно. Это тот самый маленький приятель, который был невинной причиной таких бед.

Воспоминание об этом чуть не одолело мисс Токс. Роб немедленно сделался в её глазах предметом особенного участия; она, попросила позволения пожать ему руку и поздравила Полли с его открытым, чистосердечным лицом. Слыша такую похвалу, Роб старался дать своей физиономии соответственное выражение, но довольно-неудачно.

-- А теперь, мистрисс Ричардс, сказала мисс Токс: - и вы, сударь, также, - адресуясь к Тудлю, - я скажу вам прямо я откровенно, за чем сюда пришла. Вы, может-быть, знаете, мистрисс Ричардс - вероятно, это и вам известно, сударь - что сделалось маленькое разстояние между мною и некоторыми из друзей, и что тех, у кого прежде я бывала часто, теперь я уже не посещаю.

Полли, сразу понявшая женским инстинктом в чем дело, выразила ей это одним скорым взглядом. Мистер Тудль, не имевший ни малейшого понятия, о чем толкует мисс Токс, вытаращил ей глаза в знак того же.

-- Разумеется, продолжала мисс Токс: - нет нужды рассказывать, каким-образом и почему произошла наша маленькая холодность. Довольно, если я скажу, что чувствую величайшее какое только можно уважение и участие к мистеру Домби (голос её несколько задрожал)... и ко всему, что до него касается,

Просвещенный этими словами, мистер Тудль покачал головою, сказал, что слыхал об этом, и с своей стороны считает мистера Домби человеком мудреным.

-- Прошу вас, сударь, не говорить этого, возразила мисс Токс. - Позвольте просить вас, сударь, не говорить таких вещей ни теперь, ни вперед. Подобные замечания мне больно слышать, а джентльмену с таким умом и сердцем, как ваши, они не могут, я уверена, доставить большого удовольствия.

Мистер Тудль, никак невоображавший, что замечание его прийдется не впопад, значительно смутился.

-- Я желаю сказать, мистрисс Ричардс, начала опять мисс Токс: - и я адресуюсь также к вам, сударь, вот что: всякое известие о семействе мистера Домби, о благоденствии этого семейства, о здоровье этого семейства, какое только может дойдти до вас, будет очень-много интересовать меня; мне всегда будет очень-приятно поболтать с мистрисс Ричардс об этом семействе и о временах прошлых; а так-как между мною я мистрисс Ричардс никогда небыль разногласия, хоть я бы и желала быть с нею гораздо-знакомее, но в недостатке этого виновата я одна - то надеюсь, что она согласятся сблизиться со мною, позволит мне приходить сюда, когда мне вздумается, и не станет смотреть на меня, как на чужую. Теперь, право, я надеюсь, мистрисс Ричардс, сказала мисс Токс с чувством: - что вы приймете мое предложение, как доброе и милое существо, каким вы всегда были.

Полли была ей благодарна и обнаружила свою благодарность. Мастер Тудль сам не знал, доволен ли он или нет, а потому сохранил на лице ненарушимое спокойствие.

-- Видите, мистрисс Ричардс, сказала мисс Токс: - я надеюсь и вы также, сударь... есть много неважных вещей, в которых я могу зам быть полезною, если вы не станете меня чуждаться, и, право, я с радостью готова сделать для вас все, что могу. На-пример, я могу научит чему-нибудь ваших детей. Я прийду когда-нибудь вечером, принесу кой-какие детския книжке, если вы позволите, или какую-нибудь работу, и каждый раз буду учить их... О, Боже мой! дети ваши выучатся премногому и сделают честь своей учительнице.

Мистер Тудль, питавший к наукам глубокое уважение, подмигнул одобрительно жене и помуслил себе руки с явным удовольствием.

-- Тогда, не будучи у вас чужою, продолжила мисс Токс: - я не помешаю никому, и у вас все будет идти, как-будто меня тут и нет. Мистрисс Ричардс станет шить, или гладить, или няньчиться, не обращая на меня внимания; а вы, сударь, можете курить трубку, если захотите; будете курить, сударь?

-- Благодарствуйте, мэм. Да, я не прочь, закурю.

-- Вы очень-добры, сударь. Право, уверяю вас, мне это доставит большую отраду; если я буду так счастлива, что окажусь хоть сколько-нибудь полезною вашим детям, то вы больше чем вознаградите меня, если согласитесь на этот маленький договор радушно, добросердечию, без возражении.

и потом записала их имена, лета и познания на листке бумаги. Эта церемония с сопровождавшею ее болтовнею продляли время позже того часа, когда семейство Тудлей имело обыкновение ложиться спать, да и мисс Токс была задержана, так-что ей было уже слишком-поздно возвращаться во-свояси одной. Вежливый Точильщик выручил ее из беды, предложив проводить до её дверей; а так-как месс Токс находила утешительным быть доведенною до своего жилища юношей, которого мистер Домби облек в первый раз в мужественный кожаный наряд, редко называемый по имени, она охотно воспользовалась любезностью Роба,

Пожав руку мастеру Тудлю и Полли, и перецаловав всех детей, мисс Токс вышла из их жилища, оставя после себя блистательное впечатление и чувствуя на сердце так легко, что мистрисс Чикк верно бы этим обиделась.

Роб-Точильщик хотел-было из скромности идти за нею, но мисс Токс желала иметь его подле себя для разговоров. Он оказался таким чистым, светлым и блестящим, что совершенно обворожил мисс Токс, которая сочла его юношей безподобным - нежным сыном, малым благоразумным, сметливым, добропорядочным, честным, мягкосердым, откровенным - словом, юношей, подававшим, самые блистательные надежды.

-- Я чрезвычайно рада, что узнала вас, сказала ему мисс на разставаньи у своих дверей. - Надеюсь, вы будете считать меня своим другом и посещать меня, когда только вздумаете. Вы держите денежный ящичек?

-- Как же, мэм! я коплю деньги, пока их, не наберется столько, чтоб положить в банк, мэм.

-- О, благодарю вас, мам; но, право, я не могу решиться лишить вас...

-- Мне очень нравится ваш независимый характер; но тут нет никакого лишения, уверяю вас. Вы меня обидите, если не приймете этого, как знак моего доброжелательства. Покойной ночи, Робин.

-- Покойной ночй, мэм, и очень-благодарен! отвечал Роб.

Ухмыляясь побежал он разменять свое приобретение у пирожника. Но в школе Точильщиков никто еще не научился честности, тогда-как господствующая там система воспитания порождала в гораздо-сильнейшей степени лицемерие. Многие из друзей, или хозяев, или господ прежних Точильщиков говаривали, что если таков результат народного воспитания, то гораздо-лучше обойдтись без него вовсе. Некоторые более-разсудительные говорили: "давайте воспитание лучше". Но лица, управлявшия заведениями Точильщиков, вступались тогда за них и упрочивалась слава заведения.